Глава 5
О! Понедельник – горькая пилюля человечества, отравляющая жизнь и низводящая к грустной церемонии насилия над собой. Что может быть хуже понедельника? Наверное, следующий понедельник. Всякий работающий человек начинает его ненавидеть уже в воскресенье, успев за два выходных дня вкусить радость от сладкого сна и неспешного поглощения обильных яств, не говоря уже о других радостях. И вот они - хмурые и злые лица прохожих повсюду, будь то хоть летняя жара, осенняя слякоть или зимняя пурга. Мало кто испытывает эйфорию от первых аккордов понедельничной увертюры.
- Бабоньки! Караул! Кавалерия наступает!
- Одна или опять с комиссией?
- Чужих пятеро, двое наших.
- Ну, тогда не страшно. Наша Калерия своих никогда не обижает, и чужим в обиду ни за что не даст.
- Зато подруга ее, Татьяна Сергеевна если разозлится, трындец полный, загрызёт, сожрёт и не подавится. Не смотри, что улыбается лошадиным оскалом…
- Та ещё штучка, настоящая монстра!
- Воли себе много взяла, чего-то всё выискивает, вынюхивает. А кухня её любимое место обитания.
- Самая голодная бедняга и самая прожорливая.
- И самая толстая. Все сплетни собрала по группам.
- Думаете, стучит Калерии?
- Конечно, всем на всех клепает, нехорошая она. Всё, бабоньки, по местам и молчок!
По длинному вестибюлю, ступая по ковровой дорожке словно королева, шествовала в сопровождении небольшой группы людей Калашникова Калерия Николаевна. Она была поистине великолепна: высокая, статная, с гордо поднятой головой, с манерами великосветской дамы. Её красивое надменное лицо с большими тёмно-синими глазами освещалось приветливой полуулыбкой ровно настолько, чтобы не быть подобострастным. Удивительные густые волосы, уложенные в замысловатую причёску были обрамлёны несколькими завитками, слегка претендующими на небрежность. Светло-серое с жемчужным отливом платье полуприлегающего силуэта, сшитое в дорогом ателье, подчёркивало все достоинства её стройной фигуры. И довершали всё это великолепие черные лаковые туфли на высоких каблуках. Смотреть, не насмотреться. Калерия Николаевна повела рукой вправо, предлагая обратить внимание на стенд, на котором была отражена работа с родителями, и на безымянном пальце её руки засверкал рубин, обрамлённый золотой сканью. На левой руке этой, всеми признанной истинной женщины, горел, переливаясь то сиреневым цветом, то фиолетовым, перстень с александритом и узкое витое колечко с вкраплёнными в него тремя маленькими бриллиантами.
Какой там стенд, проверяющие глаз не могли оторвать от Калашниковой, а она, что-то говоря и показывая, всех их просто заворожила. И продолжая двигаться всё дальше и дальше к своей справедливой цели, очаровательная Калерия Николаевна, как будто бы уводила гостей в страну грёз. Она преднамеренно всё больше и больше усыпляла своим нежным голосом их агрессивную в самом начале осмотра бдительность. И вот уже, скорее похожие на послушных детей, нежели на строгих инспекторов, они смотрели влюблёнными глазами на Калерию и согласно кивали.
Акт проверки был подписан не глядя, что и требовалось доказать. Гости попили кофейку с коньячком и с умопомрачительными миниатюрными пирожными, заручились поддержкой и дружбой на долгие годы и с милостивого разрешения радушной хозяйки удалились восвояси довольные и великодушные.
- Ну что, Калерия Николавна, отстрелялась? – Татьяна Сергеевна стояла на пороге кабинета заведующей и лениво щурилась, - отвалили ироды, теперь чай нескоро заявятся.
- Всё нормально прошло, как всегда.
- Да ты у нас - та ещё штучка, любого проверяющего за пояс заткнёшь. Вон колец специально нацепляла, чтобы задурить пришельцев. Они уши то и развесили, олухи. И как у тебя только это получается?
Татьяна закрыла дверь и, изображая Калерию, прошла от стены к стене и обратно, вульгарно виляя бёдрами, затем предельно преувеличенно улыбнулась, помахала руками с растопыренными пальцами и сделала реверанс, подхватив подол своей широкой деревенской юбки. Всё это выглядело так уморительно и топорно, что Калерия рассмеялась от души, встала и обняла Татьяну за плечи.
- Скоморох ты мой! – сказала она.
- Шут.
- Что?
- У каждой королевы обязательно должен быть шут. Читай классику, Каля!
- Иди уже…
- Ну-ну, подруга, - сверкнула как-то странно глазами Татьяна и вышла, слегка хлопнув дверью.
Оставшись одна, Калерия задумалась: «Татка изменилась, стала дерзкой, злой. И всё потому, что нет у неё любимого человека. Некому приголубить эту нерастраченную душу, зачерствевшую в житейских невзгодах».
***
А Татьяна Сергеевна, буквально корчась от раздирающих её противоречащих чувств: любви и трезвого понимания её невозможности, не знала куда направить свою деятельную энергию, которая известно каким образом зародилась в ней и не давала покоя. Переходя из одной группы в другую, она придирчиво выискивала недостатки и промахи воспитателей и нянечек и с наслаждением «тыкала их носом в грязь», отыгрываясь за неразделённую любовь, за выброшенные на помойку чувства. «Уж коли я страдаю, пусть и они помучаются со мной за компанию, - злорадно всматривалась она в бледнеющие и краснеющие лица своих жертв, - Господь велел делиться, вот я и делюсь».
Раздав «всем сестрам по серьгам», она ушла с работы не попрощавшись с Калерией, что было из ряда вон. Дождавшись трамвая, который ходил по городскому кольцу, Татьяна уселась у окна и уткнула взгляд в никуда. Это путешествие в дебри своих внутренних переживаний и размышлений осуществлялось особенно плодотворно и остро под непрекращающийся стук колёс и звонкий резонирующий голос суетливо спешащего красненького вагончика. Трамвай наматывал круг за кругом – менялись пассажиры, дома за окном и мысли неуёмной, вечно диссонирующей со всем миром Татки. Постепенно они стали обретать некий порядок в её голове. День незаметно уступал место вечеру и становилось спокойнее и легче на душе.
«Будем считать, что болезнь прошла и это временное помешательство уже позади. Где Калюша и где я? Ведь по сути мне совсем никто не нужен, потому что я – одиночка, - скорбно думала Татьяна, - надо помириться с Полем и с самой собой, признать и принять безропотно своё поражение».
Выбравшись из теплого, ставшего почти родным, трамвая, Татьяна Сергеевна направилась к своему дому. Неожиданно и как-то слишком резко заблажил телефон.
- Да, Калюша, слушаю тебя.
Татьяна прижимала телефон к уху и не могла поверить в то, что слышала:
- Что, тварь, очухалась, страшно тебе? – чуть в отдалении, но достаточно громко слышался грассирующий, низкий голос Наташки Орешкиной, - а мне каково было, когда ты у меня из-под носа увела Серёжку. Я его четыре года заманивала и вот наконец он согласился ко мне придти… И надо же именно в этот день тебе, сопле несчастной приспичило его позвать на помощь! И всё! Всё рухнуло сразу, в один час! Вот за это я буду сейчас тебя убивать, причём по-настоящему… медленно… с наслаждением…
- О! Господи! Нет! – завыла Татьяна и понеслась что было мочи к дому Калерии, - только бы успеть, я ведь знала, что эта Орешкина – гадина, ведь говорила Калюше… Господи, только бы успеть…
***
- Значит, это ты – тот товарищ, к которому тогда спешил Серёжа? Что же ты столько лет ждала? – задыхаясь от слабости и головной боли, с трудом спросила Калерия, которая никак не могла прийти в себя после полученного удара по голове.
- Нет, я не ждала, я действовала. Старалась его вернуть. А он вцепился в тебя, в замухрышку несчастную, в доходягу последнюю, как клещ. А меня, красивую, роскошную женщину вышвырнул из своей жизни на помойку. А ведь я ему больше подходила, чем ты. Ничего, он сдох, ты с ребёнком обломилась.
- Это ты позвонила тогда ему и мне?
- Я! Сначала тебе, а потом и ему. И успокоилась! Смотрела, как ты корчишься от горя и наслаждалась. Потом не до тебя было.
- А что же случилось сегодня?
- Не понимаешь? Ты для меня столько сделала добра, что я возненавидела тебя за это с новой силой. Эти твои подачки и униженное положение служанки в твоём доме я бы ещё вытерпела. Но когда вчера я увидела тебя с этим мужиком… Нет, это уже было выше моих сил. Что же, тебе и богатство, и красавчик, а мне - голодный выводок и одинокая постель? Не будет этого. Ответишь теперь за всё. И хватит уже трепаться, вставай, сволочь, пора с лоджии прыгать, а то мне ещё в твоём барахле порыться охота.
- Сейчас вместе пороемся! – заорала вбежавшая в комнату взъерошенная Татьяна и огрела Орешкину по голове своей тяжёлой сумкой, в которой несла для мамы в банках супчик, гуляшик и компот. Посмотрев с грустью на свою продырявленную в нескольких местах сумку, из которой вытекала комбинированная смесь, с удовлетворением на павшую жертву и с нежностью на живую подругу, она улыбнувшись сказала:
- Извини, я без приглашения зашла. Просто забыла попрощаться после работы.
- Таточка, родная моя, - Калерия заплакала.
Татьяна бросилась к подруге, обняла её и прижала к себе. Никогда ещё она не испытывала такой нежности к ней и желания защитить.
- Как же я за тебя испугалась, когда услышала по телефону угрозы этой тупой бабы.
- По телефону? – удивилась Калерия, - но как? Хотя, что-то пискнуло у меня под рукой, когда она швырнула меня на диван. Наверное ещё не пришло время мне отправляться к Серёженьке.
- Пришло, Лерка! Ещё как пришло, - раздался за спиной Татьяны картавый голос и рука с ножом взметнулась вверх в замахе.
- Ах ты, коза драная, мало получила, - Татьяна вывернулась и схватила Орешкину за руку, - устроила тут бразильский сериал…
Две крепких женщины повалились на пол, борясь друг с другом.
- Я тебе сейчас по-русски, прямо по морде так отвешу, за всех ответишь: и за папку, и за Калюшу и за братика не родившегося.
Калерия нащупала рукой телефон, набрала 02 и потеряла сознание.
***
Через неделю, когда Калерию и Татьяну, одну с сотрясением мозга, другую с лёгким ножевым ранением выписали из больницы, Поль, бледный от волнения и счастливый от того, что всё закончилось благополучно, привёз их домой к Калерии и, немного успокоившись, предложил поговорить обо всём случившемся.
- А что тут говорить, Поль… Татка спасла мне жизнь. Если бы не она, ты бы меня больше никогда не увидел.
Поль взял Татьянину руку в свои и поцеловал:
- Тата, я виноват перед тобой, ведь я решил, что это ты – угроза для Калерии и перед отъездом позвонил Артуру, чтобы он выяснил кое-что для меня. Теперь я знаю всё. Эта самая Орешкина работала в роддоме вместе с твоим отцом и добивалась его долгое время. И у неё почти получилось, но в самый последний момент он её всё-таки отверг. Тогда из мести она затеяла махинации с лекарствами, желая его подставить, но всё раскрылось. Дело тихо приспустили на тормозах, а Орешкину уволили. Озлобившись окончательно, эта несчастная женщина придумала план и стала его осуществлять. Приходя по-соседски в гости, как выяснилось на следствии, и пользуясь каждым удобным случаем, Орешкина незаметно подсыпала в сахарный песок порошки. Это и повлияло на сердце Сергея и на твою беременность, Калерия. Позвонив в тот роковой день Сергею на работу, она точно знала, какой будет результат.
Калерия всхлипнула и закрыла глаза. Слёзы, непрошенные гости, так и покатились по щекам. Тяжело было вспоминать прошлое, но что ещё хуже…
- Татуся, а ведь я думала, что это ты позвонила мне и отцу.
- И столько лет молчала? Ну да, я тогда очень разозлилась на тебя, аж мозги вскипели. Потом просветлело в башке. А когда папка умер, тоже тебя винила первое время. А потом дошло до меня, как ты его любила. Тем более, ты столько лет одна и у меня на виду. Я ведь знала, что у тебя никого нет и что с Максимом ничего не было никогда. Он мне в жилетку-то плакался и не один раз. Это я тебя так просто подзадоривала, для прикола. Знала, что ты не обидишься.
- Калерия, это правда? – Поль удивлённо посмотрел ей в глаза.
- Да.
Татьяна нетерпеливо заёрзала в кресле:
- И что же дальше, Поль? Давай, рассказывай.
- А дальше… Орешкина успокоилась, наслаждаясь страданиями соперницы, втёрлась в доверие и всё время была рядом, строя из себя жертву. Но, когда Калерия обрела достаток, некоторую известность и статус, завистнице стало невмоготу. На работе она настраивала многих против вас обеих, писала анонимные письма, жаловалась родителям на плохие условия в детском саду, на поборы, вообщем шкодила по полной программе. Этим и жила долгие годы. Хорошо ещё, что она не знала тогда обо мне. Помнишь, мы ведь с тобой первое время встречались вне дома и работы? Да и после старались не афишировать наши отношения, чтобы не обидеть память Таты об отце.
- Вот это да! - Татьяна округлила от удивления глаза, - Ну вы даёте! И что же потом?
- А потом эта несчастная Орешкина увидела нас вместе. Помнишь, когда мы в театр поехали и столкнулись с ней на улице. Она сразу же начала действовать, вошла к тебе с помощью дубликата ключа и спрятала в спальне открытую банку со ртутью. А вечером я уронил запонку, которая улетела под кровать. Трудно было не заметить посторонний предмет, когда в доме идеальный порядок.
- Мы-то думали Орешкина ходит убираться, а она, оказывается, гадила, как последняя, не уважающая себя собака, - грустно произнесла Татьяна, - она мне всегда не нравилась, но чтобы до такой степени навредить…
- Да, это очень опасно, - Калерия покачала головой и посмотрела на Поля, - именно поэтому ты устроил сквозное проветривание в квартире в тот день, а потом уехал так неожиданно?
- Да, увёз улику. Мало того, я ещё прихватил с собой, прости, Тата, ради Бога, бокал, из которого ты пила вино, чтобы сличить отпечатки пальцев.
- Понимаю… И что потом?
- А потом я чуть не потерял Калерию… И если бы не ты, Тата… А как же ты узнала?
- У меня был звонок на телефон, я услышала угрозы и узнала этот мерзкий голос. Я ведь говорила Калюше, эта Наташка мне никогда не нравилась, змея! Ну вот я поняла, что могу не успеть… и побежала, как бешеная. Хорошо, что у меня в сумке банки были.
- Какие банки, Тата?
- Это не важно, Поль, были и сплыли. Сумку жалко, порвалась.
- Мы тебе новую купим, самую лучшую, да Калерия?
- Конечно. Сколько Орешкиной дадут теперь?
- Много. Клевета, покушение на убийство, хранение наркотиков…
- Не фига себе! Калюша, наркодиллер у тебя над головой. А она не боялась, что ртутные пары её детей отравят?
- Детей она ещё два года назад к своей матери отправила.
- Ну и ну… А жаловалась, что ей кормить их нечем. У меня просто нет слов. И вообще! Я не знаю почему, но моя жизнь точно перевернулась с ног на уши, - неожиданно заявила Татьяна, - теперь я уже не смогу, да и не хочу жить как раньше.
- Тата, ты спасительница моей будущей жены. Да, Калерия, не удивляйся, на моём разводе поставлена точка. Я свободен и снова хочу жениться. Ты ведь мне не откажешь, дорогая моя? А что касается тебя, Тата… Так вот, я рассказал своему брату Этьену о твоём удивительно смелом поступке. Он был восхищён и заинтригован. А когда я рассказал ему о твоей начитанности, оригинальности и прочих качествах твоей непредсказуемой особы, он загорелся желанием познакомиться с тобой.
- Поль, ты водишь меня за нос. Так шутить не надо. Это нехорошо.
- Вовсе нет, я совсем не шучу. Через месяц мы вчетвером отправляемся в путешествие. И лишь только вам обеим станет получше, мы пойдём в модный салон покупать наряды. И никаких возражений!
- А как же мама? Я не могу её оставить.
- А твоя мама поедет в санаторий, путёвка уже куплена.
- Поль, скажи, а твой брат похож на тебя? – побледнев, спросила Татьяна тихим голосом.
- Не отличишь, Тата, один к одному.
Татьяна вспыхнула и закрыла лицо руками. Поль посмотрел на Калерию и загадочно улыбнулся.
- Родная моя! А ты что скажешь?
- Если бы ты только знал, как я счастлива!
Декабрь 2012г.