Начало здесь:http://www.proza.ru/2013/01/22/1065
Продолжаю рассказ о превращении мальчика в монстра. Дело происходило в лихие девяностые.
Глава 2 Трудное детство
По жизни, успешному бизнесмену Дмитрию Станиславовичу, издевавшемуся в морге над дорожной проституткой Катенькой, не повезло еще до рождения.
Отец был алкоголиком, мать поздно забеременела, вдобавок, роды были тяжелыми, а когда он с трудом все-таки появился на свет, врачи поставили диагноз: родовая травма. В результате мальчик уже из роддома был выписан больным и доставал родителей беспричинными криками и воплями. Еще больше нервы его расшатывались от ругани вечно пьяного отца и регулярных побоев, начиная с четырехлетнего возраста. Дмитрий великолепно помнил первую зверскую расправу за разбитую чашку.
– Правильно, – поддержала мама отца. – Розга для непослушных мальчиков лучший подарок!
Папа ненадолго вышел и вернулся с длинными и тонкими прутьями.
С того дня папа, скупясь на родительскую ласку, никогда не скупился на крапиву и розги, благо росли они прямо за домом. Теперь, став взрослым Дмитрию перенял папину воспитательную методику для разложенной на крышке гроба проститутке.
– На, вот и все, то есть почти все! – Дима налил в руку дешевого одеколона и щедрой рукой обработал лобок, не забыв при этом и половые губы.
– Вместо благодарности он услышал душераздирающий крик. Девушка, только-только начала оправляться с начала от бритья, но тут Катеньке показалось, что между ног оказался горящий факел.
– А-ааа… – Из глаз девушки вновь потекли слезы, которые, как казалось, уже давно кончились. Ноздри мучителя раздувались, вдыхая блаженный запах страха, исходивший из юного тела.
«А все-таки гроб – великая сила! – подумал он, теребя пальцами розовые лепестки. – Стоило привести красоточку в мою мертвецкую, да показать покойников и слегка пригрозить, что для нее уже приготовлен ящичек, так тело этой юной особы стало источать удивительный аромат, которого не так легко добиться. Как восхитительно дрожали коленки, распространяя благоухание ужаса! А теперь продолжим то, что начал!»
Зад запрыгал и завертелся как бешеный. Нанести прицельный удар было просто не возможно. Дмитрий пожалел, что не привязал негодяйку к гробу еще за талию. Прибавив на магнитофоне громкость, и отойдя от скамьи уже на метр, Дмитрий начал пороть ближние полушария, не обращая внимания на скачки. Дикое скачка на гробу и взвизгивание девицы... Четыре, пять, шесть... десять!
Иногда он тешил себя поркой без привязывания, угрожая увеличением силы и количества ударов, что действовало среди покойников и гробов безотказно.
Зад Катеньки, весь уже в розово-вишневых полосах, толстых и припухших, подпрыгивал скачками. Но сжимался не так сильно как раньше. Он не удержался, и отошел в угол мертвецкой, чтобы полюбоваться великолепной картиной. Сейчас одежда лежала в углу, а хозяйка была за руки и ноги привязана к ручкам шикарного «полутороспального» гроба, стоявшего на демонстрационном пьедестале. В такой позе все прелести юного тела были к услугам мучителя, а жертва могла только вздрагивать настолько, насколько позволяла привязь и желание господина «Повелителя».
— О-о-о-о-й! Ай-ай-ай-ай-а-а! — Девушка сучила ногами, и конвульсивные броски бедер стали не столь резкими, как в начале порки. Движения полушарий становились все бол эротичными, как это показывают в некоторых фильмах при сценах лесбийских игр.
«Пожалуй, пока хватит!» – Дмитрий остановился, решив полюбоваться движениями Иссеченного Катенькиного зада. Самая Большая припухлость с багровым оттенком образовалась вдоль ложбинки на краю левого полушария. Любимый поляроид помог запечатлеть картину во всех деталях. Вечерами Дмитрий любил просматривать свою коллекцию.
«Наследство досталось мне от родителей то еще досталось! Старая квартира, да страсть к воспитанию малолетних!» – Дима подошел к Катеньке спереди и потребовал открыть рот. От такой возбуждающей картины член давно стоял колом и требовалась немедленная разрядка.
– Открой рот и соси! – Дима приставил браунинг к виску несчастной. – Понимаешь, что тебя ждет, если мне не понравится?
– Хорошо! – От прикосновений ловкого язычка Дима расслабился, и вновь вспомнил далекое детство.
С первой же порки маленький Димка понял, что сопротивление ведет за собой только усиление наказания, но долгое время добровольно под розги не ложился: маме постоянно приходилось помогать папочке в нелегком деле воспитания ребенка. Отдушины, что дает таким детям улица и друзья, у него не было. Ребята не любили Диму, дразнили «недоноском» и не хотели вместе с ним играть.
«На Маринку совсем не похожа! – Подумал он, зажигая первую свечу. – Проглотила, как положено!» Капли воска упали на спину девушки. Отчаянный визг жертвы, не тронул сердца мучителя. Много лет назад он понял, как сладко слушать такие вопли в гостях у Маринки – одноклассницы в школе. С ней он сравнивал всех своих женщин. А началось с того, что в школе его, троечника по жизни посадили для буксира к Марине за одну парту. Целых полгода они терпеть друг друга не могли, пока один раз, после особенно жестокой порки, Дима с трудом сел на стул.
– Наказали? – тихо спросила девочка.
Димка только кивнул головой. Девочка протянула ему жевательную резинку.
– Меня тоже дома... наказывают! – и тяжело вздохнула. – Папа ремнем!
– А мой папа говорит, что ремень только для самых маленьких годится! От розог боль сильнее и помнится дольше! – честно сказал Дима. – Иногда про три дня зудит, и садиться больно!
– Розгами? – голос у девочки дрогнул. – Ужас!
С этого момента стена непонимания и вражды между ними рухнула, и они часто предавались обсуждению способов порки, как себя вести, что бы облегчить страдания, а самое главное – способов, позволяющих как можно быстрее избавиться от неприятных ощущений после экзекуции.
Как-то раз Димка неделю просидел дома с высокой температурой, и пошел к Марине переписать домашнее задание. Его встретил на пороге квартиры Маринкин папа, одетый по-домашнему: в тренировочных штанах, майке и тапочках на босу ногу. Отвислый живот особенно гармонировал с полуспортивным видом папаши.
– А, к нам Дима в гости пожаловал! – Папа сжимал в руках брючный ремень, сложенный вдвое. – Проходи, гостем будешь! "Неужели бить меня будет? За что?" – Душа у Димки упала в пятки, но он все же пошел в комнату. То, что он увидел, повергло паренька в шок. Маринка, отличница, лежала на диване со спущенными до щиколоток трусиками и колготками, а платье было завернуто до подмышек. Худенькая детская шейка лежала на диванном валике, а под живот была положена подушка. Полуобнаженное тело мелко вздрагивало. Белые ягодицы были уже украшены несколькими красными полосами.
"Ее явно драли! – понял он. – На диване! А меня чаще на кровати, если мама помогает держать, а если папа один, так просто зажмет голову между ног!" Но не только вид обнаженной попки так поразил его, но и запах, запах наполнивший всю комнату. Он тогда еще не понял, что именно так пахнет ужас, Боль и страх, который вместе с частицами пота сочился из тела наказываемой подружки.
– Папа, не надо! Пусть он уйдет! – девочка, увидев Диму, попыталась прикрыть ягодицы руками.
– Лежать! – приказал папа. – Иначе начну с самого начала!
В его словах чувствовалась глубокая сила и настоящее величие. Провинившаяся девочка сразу стихла и повернулась лицом к стенке.
– Двоечница! – Папа взмахнул ремнем. Раздался хлопок, а вслед за ним отчаянный визг.
Девочка вздрогнула, подпрыгнула, и согнула ноги в коленях.
Папа прижал рукой детскую шейку к валику. Такое приспособление помогало не слишком сильно наклоняться к несчастной дочке и напрягать толстый живот. Он подождал, пока вопли стихнут, распрямил девочке ноги и снова поднял ремень.
– Будешь вертеться – еще добавлю! – папа полюбовался работой ремня и подождал, пока у дочери выровняется дыхание. – Ты думаешь, что стояние в очереди за колбасой освободит тебя от уроков?
(Кто забыл, в те времена колбаса была большим дефицитом и когда привозили в город – выстраивались огромные очереди. – Прим. Авт.) Вопрос был подкреплен очередным ударом ремня.
– Папа, пожалуйста, не надо, – провинившаяся подпрыгнула на диванной подушке, я Больше не буду-у-у-у...
– Не будешь в очереди стоять? – Папа слегка запыхался и ненадолго прекратил порку. – Или не будешь получать двойки?
– Двойки-и-а-а... – Визг перешел в плач. – Умоляю-у-у-у...
– Никогда не говори никогда! – Папа вновь поднял ремень. От прикосновения полоски из толстой кожи девочка вздрагивала всем телом. "А если чуть-чуть сдавить эту шейку сильнее? – подумал мальчик, глядя на то, как извивается девочка. – Визг перейдет в хрип а потом..." По его телу прошла сладкая судорога. Годы спустя эта мысль не раз возвращалась к нему, особенно в тот момент, когда он чувствовал полную безнаказанность.
– Папа! Не надо! Хватит! – успевала сказать девочка между ударами.
Видимо, отец порол Больно: каждый удар заканчивался отчаянным воплем.
– За двойку – тридцать ударов, – папа обернулся к Диме, – по русскому или математике – сорок! – Папочка не торопился: ремень методично опускался на вздрагивающие от боли половинки. – Так что терпи!
В воздухе стоял тихий гул: папочка, виртуозно владея ремешком, заставлял ременную кожу петь, но не так, как свистит розга, а тихим, низким тембром.
И тут в голове паренька что-то коротнуло. В эту минуту он понял, что ничто в мире не может быть приятнее ликующей песни ремня. И ремень, раскручиваясь, впивался в нежную плоть одноклассницы. Неудержимо и методично, с песней на лету, разбрызгивая Боль.
Мальчик стоял, заворожено глядя на песню ремня, и впитывал в себя тот самый запах ужаса. Он ловил открытым ртом брызги Боли и, покатав их на языке, глотал, прикрывая от удовольствия глаза. Удары ремня задавали ритм, и с каждым глотком Боли его тело становилось легче. Оно начинало наполняться неудержимым восторгом, ничем не замутнённым наслаждением. Воспаряя над криком и Болью.
Когда папа начал угощать Маринку ремнем, Дима покраснел и почувствовал, как начали гореть огнем кончики ушей. Каждый сочный удар, каждый Маринкин визг, каждый новый рубец на попке действовали на него как сладострастный поцелуй или нежное поглаживание в самом интимном месте. Вдруг его маленькому члену стало тесно в трусиках. Ему очень захотелось поправить его, но не лезть же в штаны!
Тем временем попка Марины покрывалась все новыми полосками, а запах становился все сильнее.
– Ай! – После одного из самых жестоких ударов папа на мгновение ослабил захват шеи, и девочка умудрилась повернуться на бок, показывая мальчику то, что девочки стараются не показывать ни при каких обстоятельствах. Но тут было не до стыда: тело хотело спастись от ремня любой ценой, а папа раскручивал ремень в воздухе и кратко приказал:
– Назад!
Девочка покорно легла в прежнюю позицию и приняла серию жестоких ударов.
– Ну, вот и все! – сказал папа, опуская ремень. – Вставай!
Папино лицо было красным, но довольным от качественно проведенной работы. Марина отвернулась к стенке, чтобы не видеть разгоряченного Димкиного лица, натянула колготки вместе с трусиками и одернула платье.
– У-у-у! – никаких слов Больше она сказать не могла.
«Ремень хуже розог! – Почему-то Дима пожалел, что все закончилось так быстро. – Но разве можно девчонок так бить?»
– Вставай! Разлеглась тут! – скомандовал папа. – А ты что стоишь? Пришел задание списывать? Правильно! Маринка, иди, умойся и дай ему дневник!
Девочка встала, и, размазывая слезы по лицу, пошла в ванну. Вернувшись, протянула Димке дневник. Там среди пятерок и четверок выделялась крупная двойка по русскому языку.
Мальчик ушел, потрясенный до глубины души. Ночью ему снова снилась порка, крики Маринки и запах, запах, который он запомнил на всю жизнь. "Привязывать надо! – Решил он во сне. – И обязательно раздевать полностью! Ему снилась одноклассницы, отпускающие в его адрес разные шутки, растянутые на диване, а себя, конечно, в роли воспитателя. – Всех девчонок надо пороть!"
Оказывается, понял он годы спустя, гроб и мертвецкая – удобное место для развлечений. Только вид помещения приводит женщин в ужас, а к ручкам удобно привязывать руки и ноги! Теперь гробовая пляска стала любимой игрой извращенца. «Гроб и юное тело – что еще нужно для возбуждения!» – думал он, глядя на то, как морщится, мотает головой голая девушка, от каждого прикосновения. Постепенно знакомая теснота в штанах снова, как тогда в детстве, дала о себе знать. А много лет назад после пикантного зрелища устроенного папой Маринки, утром на простыне он с удивлением обнаружил пятно спермы. Первая в жизни поллюция совпала, как на грех с увиденной поркой и в голове у ребенка что-то замкнулось раз и навсегда.
Много лет спустя, получив в распоряжение проститутку ему захотелось немного развлечься.
В штанах снова вздыбился огромный член. Не торопясь, он расстегнул брюки, выпустил его на свободу.
– Мне надо говорить, что тебе сейчас делать или сама догадаешься?
Девушка посмотрела на Дмитрия, зажмурила глаза и открыла рот.
– Вот и славненько, только глазоньки-то открой! – Дмитрий Станиславович несколько раз ударил по лицу. – И старайся, если не хочешь с крышки гроба перебраться внутрь. Еще один способ унизить женщину, считал Дмитрий Станиславович – заставить делать то, что она не хочет: оральный или анальный секс – для кого удовольствие, а для кого и наказание похлеще порки.
Тогда, после яркого впечатления от наказания подружки он не стал рассказывать об увиденном: во-первых, друзей у него, чтобы поделиться впечатлениями не было, да и сам он в первый же школьный день схлопотал все-таки двойку и нарвался на розги, взвешенные справедливой отцовской рукой. Первый прут просвистел, плюхнулся, прочертив пурпурную полосу поперек попы.
– Па-а-а-па-а-а! – кричал парень потрясенно.
Парнишка подергался между папиных ног. Папа, ловко зажав голову сына между колен продолжал пороть.
– Па-а-па-а! Пожалуйста! Прости! – Дима плакал, и где-то в глубине его души появилось желание рано или поздно отмстить родителю.
– Поздно просить прощения – проговорил папа. – Надо уроки учить как следует!
Прут полосовал полушария вдоль и поперек, в там, где полосы перекрещивались, появились капельки крови. Казалось попка – пылала.
Пытка продолжалась почти полчаса. Когда порка прекратилась, мальчик упал на пол и не сразу смог подняться.
Маленький Дима горько плакал.
«неужели я вырасту и папа перестанет меня бить? Скорей бы!»
– Встал и пошел прочь! – Папа собрал разбросанные прутья. – Не будешь учиться – крепче влетит!
Дима, убрался в свою комнату потирая попу.
«Главное – подобрать к женщине ключ! – понимал мучитель годы спустя. – Первым ключом, что он подобрал в школе, было молчание! Истинно: молчание – золото!»
– Спасибо, что не разболтал! – Марина сама поцеловала мальчика в щеку два дня спустя после порки. Это был его первый поцелуй.
– Мне и самому от отца досталось! – вздохнул Димка. – Скорей бы стать взрослым! «А вот теперь я взрослый! – Дмитрий отогнал детские воспоминания, почувствовав, что член начинает мелко вздрагивать. – Но как я мог, как я мог упустить тогда возможность с моей Маринкой?»
На некоторое время воспоминания прекратились. В последний мгновения Дмитрий схватил девушку за затылок и загнал член глубоко в горло.
Девушка поперхнулась, замотала головой и выплюнула подарок, при этом слегка укусив его зубами.
– Ах, ты так! – Дмитрий Станиславович не ограничился пощечинами. – Матку вырву!
Он засунул Большой палец в прямую кишку, а три во влагалище. – Простите! Я не хотела! Пощадите! – Девушка орала и пыталась сжать мышцы тазового дна, чтобы не пустить в себя всю огромную страшную руку.
Вдруг оргазм невероятной силы, не сравнимый с тем, что она получала, лаская себя од одеялом, заставил тело вздрагивать. Боль куда-то ушла. Вслед за Болью сознание покинуло тело.
«Знаем мы эти обмороки! – Дмитрий вынул руку и посмотрел на девушку. – Ничего, скоро очнется!»
Дмитрий вслушался в неожиданную тишину и наклонился, разглядывая исполосованное женское тело. От шеи до маленьких ступней оно было сплошным переплетением полос. Кое-где блестели темные капельки. В нем шевельнулось неясное беспокойство. Но девушка дернулась, кашляя, застонала пошевелилась на гробу, и беспокойство исчезло. Можно было продолжать.
– Был, пожалуй, прав маркиз де Сад, говоря, что люди — тоже звери!
Дмитрий процитировал любимого поэта и вспомнил, как четыре года спустя жестокой порки в его присутствии, Маринка превратилась в хорошенькую девушку, а он – в нескладного прыщавого парня. Именно с ней у него была первая неудачная попытка стать мужчиной. Им было всего по четырнадцать лет. Однажды, когда родители Димки уехали на дачу, они вместе играли в детский бильярд у него дома.
– Помнишь, как отец меня порол? – неожиданно спросила Марина. Я тогда была маленькой и почти голой!
– Помню, очень хорошо! – Дима загнал шарик в лунку с пометкой 500 очков и вышел вперед. – Ты так извивалась под ремнем на диване! Мне было тебя очень жалко!
– Да мне и сейчас время от времени попадает! – Вздохнула девочка, и шарик вылетел за борт и укатился под кровать.
Димка полез его доставать, выставив попу вверх.
– Ты видел тогда мою попу, а слабо тебе показать свою?
– Нет, не слабо! Мне тоже достается! – Димка положил шарик на стол, снял штаны, забыв строгий материнский запрет показывать девочкам то, что находится у него в штанах.
– Какие полосы! – Марина погладила следы от прута. – От ремня совсем другие синяки! Повернись ко мне лицом!
Дима увидел, что щеки девушки стали румяными как два наливных яблочка. – Надо же, какая штучка! Ну, его, этот бильярд! Сейчас я покажу тебе новую, очень интересную игру! – Марина потеряла к детской игрушке всякий интерес. – В нее играют взрослые дяди и тети! Папа обожал играть в нее с мамой, особенно после того, как всыплет мне ремня! Каждый раз после порки они ложатся спать на час раньше.
Неожиданно Марина сняла с себя платье, толкнула Димочку на диван, стала гладить мальчика по разным местам.
– Помнишь, у меня там совсем не было волосиков! – Маринка, помедлив секунду, сняла лифчик, а потом и трусы. – А теперь?
Перепуганный Дима не сразу справился с ситуацией.
– Мариночка, от этого бывают дети! – закричал он.
Он пытался вырваться, но девочка удерживала его силой.
– Ты чего, струсил? – она села на паренька верхом и стала прыгать на нем, издавая странные звуки. Правда, член в себя вставлять не стала.
То ли от избытка чувств, толи от нехватки воздуха, но Марина упала в обморок. "Умерла!" с ужасом думал он, глядя на бесчувственное тело.
– Ну, ты козел! – Девочка быстро очнулась, оделась и ушла, хлопнув дверью.
С тех пор Марина предпочитала с Димкой не разговаривать, а сам он потом еще долго боялся подходить к девочкам ближе, чем на десять метров. Этот неудачный опыт перевернул всю дальнейшую жизнь подростка.
Теперь, в мервецкой прошло три, пять минут, а девушка в сознание не приходила.
«Умерла! – решил мучитель, и от этой мысли член вновь застыл по стойке смирно. – Сердечко слабое оказалось! Надо пользоваться моментом!»
– Даже не думай рыпаться птичка, – больше предупреждений не будет! – Я все равно возьму тебя, как хочу и где хочу! Расслабься и не вздумай орать, сама будешь виновата, – с этими словами он наклонил Катеньку, раздвинул руками половинки моего зада и налил на него гель.
В попе оказался сначала один палец, а потом два пальца.
– Не распробованная попалась! – Дима почувствовал, как пальцы начали ходить свободней.
– Узкая! – Дмитрий загнал член лишь с третьей попытки.
Правда, когда проходила в огромная головка, Кате казалось, что он порвал. Было по настоящему Больно, всю выгнуло дугой и потемнело в глазах.
Когда пришла в себя, то поняла что в анусе уже во всю ходит член. Боль была уже ни такой резкой, не надо было сдерживать себя, что бы не закричать, она только тихо подвывала при каждом новом толчке.
– так-то лучше! – Он с улыбкой поднялся, явно любуясь проделанной работой, надел брюки и тихо вышел из ванны. В дверях он обернулся и шепотом сказал, – Умница детка.
Дмитрий лег на безжизненное тело, принялся удовлетворять звериную похоть, и это оказалось лучшим лекарством: жертва открыла глаза. Катенька старалась не вскрикивать от боли и хоть как-то расслабиться, но после жестокой экзекуции это было не так просто.
Получив желанную разрядку Дмитрий обошел вокруг гроба, пропустил руку под живот «жертвы», и стал нежно ласкать клитор пальцами. Вся киска была влажной...
– Что вы делаете? – Стонала девушка.
Дима понял, что при таком многообразии движений и от прилива крови к ягодицам, она, если добавить хоть немного, может испытать легкий оргазм, а после него новая порция мучений будет еще слаще.
Именно поэтому, а не только от усталости, движения тела на крышке гроба и стоны стали так эротичны. Почувствовав пальцы, Катенька ускорила движения, как бы желая поскорее вытеснить Боль экстазом наслаждения. «Все! С этой Больше выжать нельзя! Хотя, одну шутку я с ней еще сыграю!»
Девушка с трудом слезла с гроба и, морщась от боли, потянулась за одеждой. Было видно, что каждое движение дается ей с трудом...
– Возьми тряпку, ведро, и прямо так, как есть голая, вымой мертвецкую! – приказал он, усаживаясь на кресло. – Останется грязь – высеку еще раз!
Катя покорно встала на четвереньки и поползла наводить идеальную чистоту.
Знаешь, привезли одного юношу ко мне в заведение. Юноша худенький-худенький. Hа ремне повесился. Привезли его, положили на стол. Мои работинчки сели ужинать
неподалеку. И тут у мальчика... слюна побежала изо рта... Работники сжалились, водки налили в рот. Порозовел удавленник, руки, вроде, потеплее стали. А все лежит... Приручили его моргоробы, стал он
любимцем нашего заведения. А что? Лежит, есть не просит, слюна только бежит... Hо
вот однажды морг переехал в другой район. А юношу оставили. Забыли. И вот
ночью сидят сотрудники, ужинают, вдруг слышат – вроде, скребется кто в
окошко. Глядят – а это ж Васька-мертвяк! Сам, через десять километров, через
весь город добрался! Вон, в том гробике лежит… Кстати, хочешь колбаски?
– Нет! – Девушка, подавляя тошноту, продолжала работать тряпкой.
«Вот так-то лучше!» – Дмитрий, поигрывая пистолетом, не без удовольствия смотрел на работу пленницы и вспоминал боевую армейскую молодость.
Призывная комиссия выполняла план, и тщедушного паренька взяли в стройбат, а Марина, явившись к нему на призывной пункт, поцеловала в щеку, украдкой смахнула слезу обещала писать письма.
"Дембель неизбежен, как крах капитализма!" – не раз думал Димка, вытирая слезы половой тряпкой. Спустя месяц после присяги он получил телеграмму: отец умер от отравления суррогатом алкоголя.
«Меня должны отправить в отпуск, – подумал Дима, – по семейным обстоятельствам!» На похороны из части не отпустили: командир только разрешил позвонить домой из своего кабинета. Так рухнула надежда попрощаться с отцом и встретить Марину, свою школьную любовь.