Когда я служил уже почти год в стройбате, у меня появился друг. То не было, не было друга – а тут рраз – и появился. Звали его Абубакир Абдукаримов, и был он родом из города Андижана, что в солнечном Узбекистане. Вообще почти все джигиты, что служили в нашем батальоне – были родом из Андижана, поэтому я после года службы с ними твёрдо был убеждён, что Андижан – лучшее место для жизни на на всей земле. Во всей Средней Азии, во всяком случае.
Но не все джигиты были согласны с этим. Несколько из них (человека всего 3) были родом из Самарканда, а в соседнем батальоне самаркандских было много – человек 100, и андижанские джигиты почему-то не любили сильно самаркандских – не любили, и всё тут. Как встретятся – и давай отношения выяснять – не только мирно, но и по разному… В чём суть дела, в чём была причина их споров – мне было непонятно, а на мои вопросы андижанские отвечали уклончиво… Мол, не твоё дело, так надо, русский – так всегда было… что самаркандских все не любят, и всё…
Но поскольку все джигиты нашей 5-й роты были андижанцами – то, по понятиям стройбата, я тоже должен был быть против самаркандских джигитов и не любить их. Хоть я и инженер из столицы Украины – но я ведь тоже из 5-й роты – значит, я должен быть естественным недругом «самаркандских», и быть на стороне «андижанских».
Я так и вёл себя – с волками жить – по волчьи выть. Тем более что с джигитами из своей пятой роты я традиционно был в самых лучших отношениях, абсолютно со всеми. Кое-кто, прочитав это – не поверит, скажет – врёт Крамер, приукрашает прошлое. Не мог он быть в прекрасных отношениях с джигитами, да ещё и со всеми шестьюдесятью. Но я – мог. На это были свои причины.
Так вот, когда я ещё только пришел в 5-ю роту из учебки – ко мне подошел здоровенный джигит, с плоским смуглым лицом, улыбнулся во весь рот, хлопнул меня что есть силы по плечу и глядя на меня узкими чёрными весёлыми глазами, рявкнул гортанно:
-«Прывэт, ынженэр! Как дэла?»
-«Нормально! А у тебя как дела?» - спросил я его в ответ и тоже вдарил его по плечу что есть силы и весь напрягся, предчувствуя подвох. Но подвоха не было.
-«Харашо дэла!» - ответил джигит, постоял рядом со мной, покурил, ничего не сказал и ушел.
Так и повелось потом – встречаясь на гарнизонном плацу примерно раз в две-три недели (служили мы в разных ротах и работали на разных заводах) – мы обменивались такими немногословными приветствиями и расходились по своим делам. Потом только я понял, что причиной немногословия моего друга Абдукадырова было незнание им русского языка – понимал он всё, а говорить по-русски почти не умел – он был парень из провинции, где, видимо, до армии ему не с кем было говорить по-русски в своём ауле.
Через месяц-другой службы я мысленно зачислил Абдукадырова в число своих друзей, и поверьте - там он числится до сих пор. Но по иронии судьбы, я его, своего нового друга, однажды чуть случайно не убил!
А дело было так. Рано утром из ворот нашего военного городка в одно и то же время быстрым шагом, одна за другой выходили роты военных строителей в рабочей форме (тёплые фуфайки, стёганые ватные штаны) и быстрым шагом расходились по территории прилежащих заводов и складов.
Подойдя к территории завода, такая ротная колонна распадалась на взвода человек по 30, затем – на отделения человек по 8 – 10, затем – на группки солдат численностью 2-3 человека, и вся эта масса народу мигом рассасывалась по гигантской территории военных заводов, так что через пятнадцать минут от монолитных ротных колонн не оставалось и следа…
По специфике моей службы я, как специалист с высшим инженерным образованием, но по ряду причин не имевший офицерского звания – в звании рядового был прикомандирован к дирекции одной из производственных зон (назовём её Восточная Зона) и каждое утро обязан был являться к главному инженеру Восточной Зоны полковнику-инженеру Баринову, в распоряжении которого я находился. В мои обязанности входил контроль за безопасностью хранения и использования взрывоопасных химических веществ, обращающихся на территории зоны.
Чтобы попасть в двухэтажное здание дирекции Восточной Зоны, я каждый день проходил путь длиною около километра вдоль подъездных путей химкомбината, по железнодорожной насыпи высотою метров 20. Так я и ходил на службу изо дня в день, из месяца в месяц.
И вот однажды холодным, сырым, туманным осенним утром я, втянув горову в плечи и засунув руки в карманы по локоть от холода, брёл полусонным по этой нескончаемой железнодорожной насыпи. Не шел, а именно брёл – потому что ужасно, нереально хотел спать и фактически спал на ходу. Не падал я только потому, что голубые глаза мои были всё-таки открыты и невероятным усилием воли я заставлял эти свои глаза смотреть всё-таки себе под ноги – чтобы не упасть.
И так мне удавалось мерным шагом продвигаться к месту службы.
Такое моё состояние вызвано было тем, что накануне я не спал всю ночь – просидел её в каптёрке у Алика Бариева в компании андижанских джигитов вокруг большого казана с невероятно вкусным пловом, который они сварили ночью из риса и бобов, присланных кому-то из них в посылке с родины. Компания наша была большая, поэтому плова всем досталось всего по одной - две горсти, зато джигиты угостили меня ещё и анашой, поэтому я с непривычки был совсем не в себе и на работу брёл как в тумане.
Бреду я, бреду… И вдруг кто-то внезапно, со страшной силой хлопает меня по правому плечу!
Опыт годичной службы в стройбате выработал у меня безусловную реакцию – мгновенного ответного удара. Не ответил мгновенно на удар в спину – сам виноват… ты покойник…
Даже не обернувшись ещё, не посмотрев, не увидев, не спросив – кто ударил и зачем, я нанёс ответный мгновенный резкий удар локтем на предполагаемом уровне лица нападавшего, услышал его гортанный крик – и только тогда, обернувшись наконец – увидел моего друга Абдукадырова, кувырком летящего вниз с высоченной железнодорожной насыпи!
Мгновенно протрезвев, я кинулся вниз по крутой насыпи выручать друга, но не сразу его настиг – так как он успел пролететь вниз метров на двадцать, а то и более… Весь чумазый от угольной пыли, с разбитым носом, без шапки – он сидел на снегу, потирая ушибленную голову… и смеялся!
Радость от того, что он жив после этого ужасного падения – переполнила меня, и я сел прямо в снег рядом с ним, обнял его за плечи, дал ему подзатыльник и сказал:
-«Абдукадыров, как дела?»
-«Атлична!» - прокричал он в ответ, перекрикивая стук колёс грузового железнодорожного состава с урановой рудой, который как раз проходил наверху, по насыпи, -« атлична дела, инжэнэр! Ты чё дерёшься? Чё дерёшься ? С ума сошел, да?»
-«А ты, Абдукаримов, чё дерёшься? Чё ты подкрался сзади и в спину меня бьёшь без предупреждения? Я же не видел, что это ты – мог бы даже не глядя ножом тебя ударить. Или кастетом! Зачем ты так сделал?»
-«Я вижу – что ты, инженэр, один тихо-тихо идёшь, и нарочно тихо-тихо подкрался к тебе сзади и хотел тебе сурприз сделать – стукнуть по плечу и крикнуть – «Как дэла». А ты такой ловкий оказался – ударил меня локтем прямо в нос… Я вниз покатился, покатился – чуть нэ убился… Фуууу…»
Посидев так минут пятнадцать, мы, помогая друг другу, не без труда вылезли наверх по обледеневшей насыпи и вдвоём продолжили путь к месту службы. До дембеля оставалось всего-то чуть больше года.
...