1.
Женщина тупо смотрела на нож. Он лежал на зелёном сукне стола, очень красивый с костяной ручкой и острым поблёскивающим лезвием – настоящий финский нож. Она закрыла глаза, ощущая прохладность отшлифованной стали, и вдруг внезапная мысль озарила её воспалённое сознание. Пальцы потянулись к рукояти – взмах над запястьем – и душераздирающий крик взорвал тишину.
…Полина Ревзина поздно вышла замуж, в том возрасте, когда засидевшуюся девушку называют «старой девой». Нельзя сказать, что не было подходящей партии, предложения были и не одно. Но Полина – дочь своего отца, полковника в отставке, знала, что ей нужно в жизни. Была привлекательна, умна, занималась спортом: неплохо каталась на горных лыжах, коньках, плавала, бегала по утрам с отцом, пока он был жив.
К тридцати шести годам добилась многого: окончила Тимирязевский институт, проработала пять лет главным технологом на крупном молокозаводе. Судьба подарила ей шанс, когда она собралась выйти замуж. Ей предложили обучение и стажировку во Франции по освоению производства продукции известной во всей Европе компании «Данон». Естественно, она выбрала второе. И вот, Ревзина Полина Михайловна назначена директором одного из этих предприятий в Москве. Правда и то, что именно она стояла у истоков появления «Данон» в России. Но годом раньше она познакомилась с Сергеем Зиминым – руководителем частной фирмы, охраняющей её детище. Вот тогда Полина сказала себе:
- Время пришло. Пора.
То, что Сергей был моложе её на год и прошёл обе чеченские войны, имел ранения и престарелых родителей, её не остановило.
Молодой человек оказывал ей внимание – и этого было достаточно. Свадьбы не было, они просто расписались и по настойчивой просьбе Полины, фамилию свою она не поменяла, ссылаясь на массу документов, подлежащих обмену и нехватку времени на эту процедуру. Сергей с ней согласился. Жили они на её квартире в Кузьминках.
После смерти родителей жильё на Таганке она сдавала, но кабинет отца закрыла на замок. Вот уже год, как его не стало, но она так и не смогла войти туда. Отца Полина любила больше, чем маму, за его самодисциплину, организованность и умение добиваться намеченной цели.
- Полюшка, я думаю пора тебя представить моей семье. Уже месяц, как мы с тобой вместе. Они ждут нас, поехали, сегодня выходной.
- А что, наверное, ты прав. Поедем, заодно и погуляем, погода изумительная, хочется на волю, в лес. Я люблю осень, – ответила она с меньшей инициативой.
Больше всего ей не хотелось объяснять, теперь уже и родителям Сергея, почему не было свадьбы и прочих торжеств, но возможность побыть на природе взяла вверх. Если бы она только могла знать, что эта поездка сломает её, так хорошо устроенную жизнь и, напрочь, перечеркнёт будущее.
Родители были рады приезду молодых, суетились, стараясь понравиться жене сына. Вера Васильевна хлопотала над столом. Полина разбирала пакеты с продуктами и подарками. Сергей и Владимир Николаевич беседовали, сидя на диване.
- Ну вот, сынок, исполнилась заветная мечта мамы, продолжится род Зиминых. И в полку нашем прибыло – ещё одна Зимина. Полина, как тебя по батюшке?
- Владимир Николаевич, тут я вас не обрадую. Я – Ревзина Полина Михайловна, но дети будут Зимины. Это я вам обещаю.
- А что ж так? – спросил пожилой мужчина, но вдруг нахмурился и переспросил, – а отца отчество как будет?
- Папу? Терентьевич. Михаил Терентьевич. А вы его знали? Не может быть?!
Но Владимир Николаевич ничего не ответил, а встал и вышел на балкон. Вера Васильевна насторожилась, бросая тревожные взгляды на мужа.
- Поймите, может это и плохо, что жена не берёт фамилию мужа, но так нужно. Извините, это современно и необходимо для меня, – сказала Полина, глядя на Сергея, и ища у него поддержку.
- Да, отец, так нужно, не огорчайся, давайте уже сядем, есть хочется.
Владимир Николаевич тяжело опустился на стул, налил в стопки водку и спросил:
- Скажите, госпожа Ревзина, а папа ваш воевал?
Полина удивлённо посмотрела на мужа, отца и мать, опустившую голову.
- Воевал, конечно же. А вы что, встречались с ним на войне?
- И медальки, небось, есть, да?
- Да, есть.
Старик опрокинул содержимое стопки и жёстко переспросил:
- А Героя Советского Союза в его коллекции не имеется?
- Папа, что с тобой? Ты почему так разговариваешь с Полиной? Как будто допрашиваешь?
Но он опять налил себе водки и, не обращая внимания на сына, прошептал:
- Скажи, Полина, а есть у твоего отца большой финский нож с острой костяной рукоятью?
Она помолчала, но потом ответила:
- Папа умер в прошлом году. Каким-то ножом он подрезал деревья на даче, но я точно не помню.
Владимир Николаевич резко встал, отшвырнул стул и вышел из комнаты. За ним засеменила, шаркая тапочками о пол, ссутулившаяся Вера Васильевна.
- Серёжа, что с ними?
- Я не знаю, пойду, спрошу.
Через десять минут молчаливый Сергей посадил жену в новенькую «Ауди» и повёз назад в Москву. В машине разговора не получилось, но как только закрылась дверь квартиры, Полина налетела на мужа:
- Объясни мне, пожалуйста, что происходит? Я в чём-то виновата? В таком случае я возьму твою фамилию.
- Поля, дорогая, прошу тебя, успокойся. Здесь гораздо всё сложнее и серьёзнее. Давай, просто поговорим о твоём отце.
- О папе?!
- Да. Скажи, он служил в НКВД в годы войны?
- Он преподавал в академии им. Ф.Э.Дзержинского, а потом его назначили военкомом нашего района, оттуда он ушёл в отставку.
- Значит, служил, раз доверили такое дело.
- Какое? Я ничего не понимаю.
- Полина, ну, а про войну он тебе что-нибудь рассказывал? В конце концов, на День Победы, наверняка, друзья-фронтовики приходили?
Тут она вспомнила, что 9-го Мая они всегда уезжали на дачу. Как-то, ещё в детстве, на её вопрос «почему они, как все, не идут на парад на Красную Площадь?», отец так на неё глянул, что она отпрянула от него и больше никогда не спрашивала об этом. Ещё мама очень испугалась. В тот момент её серые глаза были полны ужаса. Она схватила Полю и крепко прижала к себе, словно ей грозила опасность.
- Полина, что с тобой? – просил Сергей, – Ты что-то вспомнила?
- Маму. Она всегда чего-то боялась. Мне было смешно. С таким сильным и волевым папой ничего не было страшно. Я её недолюбливала за это.
- А как её звали?
- Нина Евгеньевна, в девичестве Звягина. Её отца репрессировали в 1937 году. Больше я ничего не знаю. Мама о себе ничего не рассказывала, мы с ней не были близки. Она хорошо играла на скрипке, только когда отца не было дома.
- А где она работала?
- Мама? Она воспитывала меня, когда я была маленькой, а как подросла, со мной занимался папа, а мама вела домашнее хозяйство, а больше на поручениях у отца.
- Объясни, что она делала?
- У него всегда было много знакомых, всем что-то нужно было, я не вникала.
- Понятно. Военком – хлопотное дело, главное – доходное.
- Что ты имеешь в виду? – возмутилась Полина.
- Нет, прости. Это я про себя. А теперь слушай. Отец в 1941 году воевал на Северо-Западном фронте, том самом, который позже расформировали за многочисленные переходы наших на сторону немцев. Тогда была страшная неразбериха. Немцы пёрли нахрапом. Отец с остатками стрелков из 117 дивизии оказались на оккупированной территории, попали в окружение. Отбивались до последнего патрона, а потом он понял, что надо спасать людей. Командира полка и политрука убили, оказалось, что он самый старший остался – лейтенант. Он их вывел по лесам и болотам через линию фронта. Всего 52 человека. А дома их обвинили в предательстве и отправили в сборно-пересыльный лагерь для проверки, такие лагеря ещё фильтрационными называли. Отцу присудили 58 статью и отправили по этапу в Воркуту, десять лет лагерей. Так вот, в том самом сборно-пересыльном лагере был один «особист», капитан с прозвищем «Резак». Он очень любил «баловаться» финкой. Кровожадным был, просто потрошитель какой-то. Зарубки его у отца остались.
- Нет! Нет! – закричала Полина, – Это не он, слышишь, это не мой отец!
- Да, ты права. Нужны доказательства. И я их достану. Слава Богу, и этот «ящик Пандоры» сейчас открыли. Только полагаю, зря. Злой дух неистребим.
2.
После этих событий отношения Полины и Сергея резко изменились. Если раньше он часто забегал к ней под видом инспекции своих работников, то эти посещения прекратились. Встречались они дома и, зачастую, молчали вечерами, не обмолвившись ни единым словом.
Полина старалась делать вид, что ничего не произошло. Как-то после очередной попытки ночью приблизиться к мужу, он просто отвернулся от неё и сказал:
- Завтра мы едем с тобой в архив, я договорился на четыре часа, заеду за тобой. Прости и постарайся понять меня.
- А в чём я виновата, Серёжа? Ведь, дети за отцов не в ответе, а потом, это не папа, я уверена. Он добрый и хороший и был всегда таким.
Полина заплакала, уткнувшись в его спину, но он так и не повернулся.
Следующий день выдался под стать настроению двоих, которые мчались по шоссе под проливным дождём и низким пасмурным небом к месту отсчёта или возврата.
Уютный подмосковный город промелькнул яркими витринами магазинов, светофорами и пешеходами, спешащими в своё будущее. Полина, наверное, впервые в жизни позавидовала им.
В здании архива было тихо и сумрачно. Их провели в комнату без окон с одним столом и двумя стульями, по углам светились глазки видеокамер.
Сначала внесли одну папку с документами. Сергей подвинул её жене.
- Это должна открыть ты, смотри внимательно, – он достал упаковку валидола и положил рядом с графином с водой, потом закурил и отошёл в угол к вентиляции.
Полина открыла папку. Это было дело врага народа Лакшина Евгения Фёдоровича. Он обвинялся за шпионскую деятельность и за сокрытие своего дворянского происхождения. Было приложено письмо из Франции от брата Евгения Фёдоровича, который описывал хорошую жизнь в Париже и приглашал их в гости. К письму было приколото заявление жены, Лакшиной Натальи Ильиничны, в котором сообщалось, что её муж скрыл от неё и от товарищей своё дворянское происхождение и связь с враждебным государством, и, что она обязана сообщить властям об этом вопиющем преступлении перед Советской Родиной. Далее она отказывалась от него, дабы защитить своё честное имя и свою семью в лице отца – Звягина Петра Семёновича – старого революционера, прошедшего тюрьмы и каторгу, матери – Звягиной Евдокии Васильевны – из «Народной воли», а также дочери Нины четырнадцати лет.
Из этого дела Полина узнала, что её дед был главным врачом, хирургом Первоградской больницы, а бабушка – заведующей аптекой №1 на Никольской.
Потом прочитала окончательный приговор: «Смертная казнь, приговор исполнить через растреляние». Это уродливое корявое слово вошло в её сердце, царапая и раня душу.
- Так вот почему мама возила меня во Владимир на кладбище. Почему она ничего не рассказала? – подумала Полина, застонала и уронила голову на стол.
Сергей подхватил жену.
- Всё на сегодня хватит, поехали домой.
- Нет! Ты ещё не всё сказал. Я хочу всё знать, всё слышишь. Я должна это пережить сегодня, я смогу.
Следующая папка была меньше размером, в ней была личная учётная карточка Ревзина Михаила Терентьевича. Скупые цифры поведали Полине, что отец служил в армии, потом учился на командирских курсах в Ленинграде, там же служил в военном округе, потом Финская война, разведрота, ранение и награда. Только на дате 1939 год она как будто споткнулась.
«1939 г. – зачислен в 4-ый Отдел, 9-ая категория, оперуполномоченный ОО ОГПУ ВО в звании капитан Гос. безопасности.
1943 г. – переведён во 2-ой Отдел «СМЕРШ» , присвоено звание майор».
- Это ни о чём не говорит, – тихо прошептала Полина, – где доказательство того, что это был он?
- Посмотри дальше, там служебные командировки.
Он сам открыл страницу и прочитал:
- Декабрь 1941 г.-Декабрь 1942 г. – станция Ундол Владимирская область, сборно-пересыльный лагерь. Там был мой отец в конце февраля 1942 года.
Полина потянулась к валидолу, Сергей налил воду в стакан.
- Как тебе это удалось? – после некоторого молчания спросила женщина.
- Ты забыла, что я Герой России, есть ещё такое звание. Дело чести – защитить честное имя моего отца. Солдата и тоже героя, он людей спас, а его за это на каторгу. Справедливость должна восторжествовать.
- А я? Что делать мне? Как мне жить с этой твоей, справедливостью. Столько лет прошло, давно пора забыть всё, а не копаться в «грязном белье» развалившейся страны.
- Забыть?!! Да я этих «эквилибристов» с кинжалами насмотрелся в Чечне. И пацанов с отрезанными головами и вспоротыми животами тоже! Им распотрошить человека, как барана освежевать. Они – нелюди, звери, мясники. Но откуда у Советского офицера такая мания? Да, финка была на вооружении в Красной Армии в 1939 году, но это не давало права никому использовать его для пыток своих же соотечественников. Эти мальчики преследуют меня, по сей день, по ночам снятся. Я ничего не могу с собой сделать, время нужно. Полина, поехали домой. Надо отдохнуть и тебе, и мне.
- Никуда я с тобой не поеду! Ты всё разрушил. Тоже мне герой воевать с женщиной. Чего ты добился? Ты всё убил…
- Полина, я тебя ни в чём не обвиняю, я люблю тебя! Это чувство должно спасти нас.
- А я тебя ненавижу! Будь ты проклят! Видеть тебя не хочу! Оставь меня!
Дверь открылась, и тот же военный вежливо попросил покинуть архив.
Сергей долго ехал за женой, умоляя сесть в машину, но она развернулась и пошла в другую сторону.
3.
Полина вышла на своей любимой станции «Таганская-кольцевая», поднялась наверх, свернула на Верхнюю Радищевскую улицу и вошла во двор своего дома. Жильцов в квартире не было, она открыла дверь кабинета отца и включила свет. Знакомые вещи глянули на неё её же детскими глазами: вот стол с точёными круглыми ногами-ножищами, она пряталась за ними от папы. Тёмно-зелёное сукно сверху, а справа выдвижные ящики, они всегда были закрыты на ключ. Она дёрнула за ручку одного, другого, но безрезультатно.
- Лампа. Да, конечно же, лампа, – сказала она вслух. – Такие лампы всегда показывают в кинофильмах про разведчиков, – подумала Полина, – ну да, папа же работал в НКВД.
Круглый, глазастый абажур на массивной бронзовой подставке теперь пугал её, он словно следил за ней. Она подняла лампу и стала обследовать дно. После нескольких манипуляций донце открылось, и на стол упал ключ.
- Может выбросить его в форточку? – спросила Полина у портрета отца, стоящего на полке с книгами И.В.Сталина, – а вот и наша мама… Бедная моя мама, несчастная моя мамочка…
Слёзы потекли по её щекам, как она любила этот кабинет, этот огромный кожаный диван. Теперь он давил на неё своей массивностью и глянцевой чернотой. Какая-то зловещая сущность жила в нём, далёкая и страшная, как и во всех вещах в этой комнате.
Полина взяла ключ и открыла верхний ящик. Коробочки с медалями: «За отвагу», «За Победу над Германией», дальше юбилейные – 10-20-30 лет Победы. Письма от мамы, фотографии.
- Всё не то, – крикнула она, – а что я ищу? Я ищу доказательства.
Второй ящик открылся, но женщина не могла его выдвинуть, потом он поддался. То, что она увидела, привело её в состояние ступора. В ящике лежали ножи. Их было много: с деревянными и металлическими ручками, с разными скосами кровостока, эффектными гардами и ножнами. Она выбрасывала их на пол и искала один-единственный. Он должен был находиться здесь. Но и в этом ящике его не оказалось.
Третий ящик был набит какими-то бумагами. Она вышвыривала их с нарастающим отчаянием в надежде найти то самое, что должно разрешить все её проблемы.
И вот, наконец, она нашла его: завёрнутый в тряпку, на первый взгляд, обыкновенный нож, но S-образные гарды, острая рукоять из кости и глубокие продольные долы, говорили о том, что это орудие убийства. И ножны: они надевались на широкий ремень с двумя захлёстами. Всё было предусмотрено и рассчитано. Так удобно и легко выхватывать его, чтобы нанести неожиданный удар своей жертве.
Зверь охотился, и это было смыслом его жизни. Сколько их было? И будут ли ещё?..
P.S. Незаконность финских ножей была закреплена в Уголовном Кодексе РСФСР с 1935 г.
Статья 182. Запретить изготовление, хранение, сбыт и ношение кинжалов, финских ножей и тому подобного холодного оружия без разрешения НКВД в установленном порядке .