В Петрозаводске жила семья. Алексей работал дальнобойщиком на междугородних маршрутах. Жена с пятилетней дочкой сидела дома, не работала. Заработок у мужа был приличный. Семья ни в чём не нуждалась. Наташа со Светланкой проводили папу в очередной рейс. В этот раз на две недели. Светланка росла очень болезненным ребёнком и педиатр посоветовала в садик её не отдавать, если есть возможность маме не работать. Утром Наташа вставала, готовила завтрак. Потом вместе с дочкой делали утреннюю зарядку, умывались, садились завтракать, шли гулять. А после прогулки они начинали играть в школу, периодически меняясь ролями. Светланка была сначала ученицей, а потом учительницей. Так мама проверяла на сколько хорошо дочка усваивает программу обучения. Жизнь была весёлая, семья дружная. К папиному приезду, Светочка очень старалась научиться читать сама. Папа ей пообещал привезти из рейса дом для Барби, со всей обстановкой.
Со дня отъезда Алексея прошло три дня. Вечером у Наташи заболел живот, легли спать, боль не утихала. Анальгин результата не дал. Встав с постели, она натянула на себя халат и позвонила в соседскую дверь. Соседка вызвала скорую и помогла Наташе лечь в постель. Было очевидно, что госпитализация неизбежна. Соседка собрала ей вещи для больницы. Скорая диагностировала гангренозный аппендицит с возможным перитонитом. Когда маму уносили на носилках, дочка спала в другой комнате. Ребёнка будить в три часа ночи не стали. Наташа отдала соседке ключи от своей квартиры, а та пообещала обо всём сообщить Наташиной свекрови и до её приезда присмотреть за ребёнком. Наташу прооперировали вовремя, до перитонита дело не дошло. Она лежала в палате, приходя в себя после наркоза.
Было около пяти часов утра, когда Светланка проснулась. На улице стоял ноябрь, было темно. Ей приснился страшный сон и она решила пойти к маме в кровать, где тепло, уютно и никакие бабки-ёжки не страшны. Мамина постель была пуста. Светланка дотянулась до выключателя, зажгла свет. Мамы нигде не было. Она ходила по пустой квартире, стала звать маму, слёзы от страха побежали ручьём. Так продолжалось около получаса. Света подумала, что мама пошла проверить почтовый ящик, возможно там письмо от папы.
В очереди на установку телефона семья стояла уже пять лет, ровно с того дня, когда родилась Света. Алексей был человеком тактичным и лишний раз не дёргал соседей, чтобы те пригласили к телефону его жену. Поэтому письма из рейса он писал почти каждый день. Иногда случалось так, письма приходили после его возвращения на четвёртый, пятый день. Они вместе, всей семьёй, читали их вслух.
Накинув поверх ночной рубашки курточку, в тапках на босу ногу, Светланка открыла "французский" замок и вышла на площадку, прислушиваясь к шагам на лестнице. Стояла абсолютная тишина. Ни звуков, ни шорохов. Она позвала:"Мама!" - тишина. Тогда Света подумала, что позвонил папа и мама у соседки - бабы Любы. Она попыталась дотянуться до звонка, но рука не дотягивалась, до звонка было ещё сантиметров двадцать. Тогда она начала стучать кулачком, а так как дверь была утеплена ватой и сверху оббита дерматином, то стука не было слышно. Она опять начала плакать и громко звать маму. Светланка опять хотела пойти в свою квартиру, всё же холодно в ноябре, на лестнице, в почти голом виде. Она споткнулась о коврик, чтобы не упасть рукой надавила на дверь и французский замок захлопнулся, оставив ребёнка на лестнице. За этот час, с пяти до шести утра, ни одна дверь в подъезде не открылась. Люди ещё только начинали просыпаться. Света решила, что может быть мама пошла выносить мусор и решила поискать её во дворе. Хотя было темно, холодно и страшно, она начала спускаться вниз. Вышла на улицу. Во дворе были сараи, где люди хранили дрова и всякий хлам, который вроде не нужен, а выбросить жалко. Обойдя по кругу помойку и нигде не найдя мамы, Света увидела, что дверь в сарай приоткрыта, а из неё высовывается мордочка бездомной дворняжки, которую они с мамой частенько кормили. Она позвала:"Кузя, Кузя, иди ко мне." Кузя выбежал, но увидев что кормить его никто не собирается, вернулся в сарай, где не было ветра. Следом вошла Света. Поняв, что в квартиру не попасть, до звонка не дотянуться, она решила вместе с Кузей спрятаться в сарае и сквозь щель смотреть на дорогу когда мама придёт, или кто-нибудь из соседей. Хотелось пить, есть, она очень замёрзла и всё её тело сотрясалось от холода, страха и ужаса положения. Она сидела как нахохлившийся цыплёнок, крепко обняв Кузю. Потом Кузя освободился от её объятий, пошёл в дальний угол сарая и приволок в зубах домотканый половичок. Света поняла, что это он ей принёс. Завернулась в половик, всё ещё плача и подвывая, рыдать в голос сил уже не было, да и голос пропал на холоде. Через щель в сарае хорошо было видно дорожку, по которой должна была пройти мама. Незаметно для себя, устав плакать, она задремала.
Время близилось к девяти утра. Баба Люба встала, взяла ключи, пошла в квартиру Наташи. Осмотрев всю квартиру, не найдя Светы и её курточки, решила что Наташиной свекрови из больницы сообщили, чтобы за внучкой приехала. Баба Люба была в недоумении:"Если уж меня будить не хотели, хотя бы записку на столе оставили, что ребёнка взяли. А то вон как торопились, даже свет не выключили." Бабушка Светы жила в Кварцитном, телефона у неё не было. Баба Люба обидевшись, всё же отослала ей телеграмму, что вы мол Валентина Ивановна внучку забрали и хоть бы зашли ко мне ключи взять от квартиры. Получив на следующий день телеграмму, свекровь, ничего не понимая, на попутках добралась до города. Пришла к соседке узнать, что случилось. Когда всё прояснилось, стали искать Светланку. Спрашивали у всех прохожих, заглядывали во все сарайчики, где не было замков. Написали заявление в милицию, но дежурный им сказал, что мол вы бабушки так волнуетесь, матери дома нет, может она свободу почувствовала и к подружке пошла. С момента пропажи заканчивались третьи сутки и дежурный неохотно, всё же завёл дело о пропаже ребёнка. Обе старушки не находили себе места. Вдруг, возле сарая протяжно завыл Кузька. Он скулил с протяжным подвывом, как настоящий волк. Прохожие, идя по улице говорили:"К пожару воет, или к покойнику." Бабушки ещё раз решили заглянуть в сарай, где кажется уже всё пересмотрели. В дальнем углу сарая, откинув половичок, они обнаружили бездыханное детское тельце, свернувшееся калачиком. Валентина Ивановна, тут же схватилась за сердце и снопом свалилась к ногам бабы Любы. Когда приехала скорая, спасать было уже некого. Ребёнок умер от переохлаждения, а бабушка от обширного инфаркта.
Баба Люба боялась идти в больницу, к Наташе. Она позвонила на отделение и спросила:"Когда выписывают Полякову?" До выписки оставалось четыре дня. Баба Люба долго думала, но всё же решила поговорить сначала с зав.отделением. Заведующий лично пришёл к Наташе, сообщил, что ей необходимо ещё полежать в стационаре, чтобы избежать возможных, послеоперационных осложнений. Что всё хорошо, звонила соседка, сказала что приболела, поэтому сейчас Наташу навестить не сможет. Подвоха она не заметила и подумала:"Ну надо, так надо, врачам видней.
Алексей в прекрасном настроении подъезжал к Петрозаводску. Вёз подарки своим девчонкам. В квартире никого не было, это ему показалось немного странным, но когда он открыл холодильник и обнаружил прокисший борщ двухнедельной давности, беспокойство прокралось в душу. Выскочив на площадку, он позвонил в соседскую дверь. После рассказа бабы Любы, он схватил старую соседку за плечи и встряхнув несколько раз, сказал:"В тюрьме сгною!" Если Алексей, бывший десантник, был человек мужественный, то как о случившемся сказать жене он не знал. Наташу выписали. Пока ехали домой, сказал, что бабушка увезла внучку в Кварцитный. Но дома он не мог больше лгать и максимально, как мог, щадя её психику, всё рассказал. Наташа не плакала. Она просто окаменела. Механически ходила по квартире, передвигала стулья, ставила на включённую плиту кастрюлю с водой, которая могла кипеть по нескольку часов, пока Алексей не выключал. Иногда она брала в руки вещи дочери и говорила, что Света у бабушки живёт, скоро приедет. Пришёл на дом психиатр, сказал Алексею, что ей на похороны идти нельзя, а то положение может усугубиться. Психическое состояние Наташи ухудшалось с каждым днём. Она перестала узнавать мужа, стала апатичной, ко всему безучастной. Ей было всё равно, как она выглядит, что на ней одето. Она забывала о еде и могла сидеть целый день в кресле, уставившись в одну точку. Отпуск кончался, Алексею нужно было в рейс. Пришлось жену отправлять в Матросы, в псих.больницу.
По возвращении, он забрал жену под расписку и так как она не представляла угрозы для окружающих, её отпустили. Теперь супруги спали в разных комнатах. Утром, войдя в ванную, Алексей увидел труп жены, висящей в петле, привязанной к змеевику трубы.
В дальние рейсы он больше не ездил. Злоба на бабу Любу прошла. Устроился он работать на "газель" - продукты в ларьки доставлять. Вечера были свободные, одному много денег не надо,и стал он к бутылочке прикладываться. Кроме жены, других женщин для него просто не существовало. Начались девяностые. Хозяин ларьков, на которого работал Алексей, быстро сообразил, что если водилу ещё чуть-чуть довести до кондиции, то есть начать систематическое спаивание, то можно будет разжиться квартирой. Так всё и случилось. Хозяин стал набиваться Алексею в друзья, приходил с бутылкой и не одной. Месяца через два, бывшего десантника было не узнать. Страшный, небритый, глаза красные, руки дрожат. Прямо в квартире Алексея нотариус заверил акт дарения квартиры, с собственноручной подписью бывшего владельца. Когда он протрезвел, хозяин ларьков, а теперь и квартиры объявил Алексею, что он уволен и здесь больше не живёт.
Поехал Алексей в Кварцитный, в дом своей матери. Работы нет, денег нет, есть нечего. Стал набеги делать на соседние огороды. Соседи предупредили, что ещё увидят - убьют. Но голод, не тётка. Залез он как-то в чужой погреб, набрал банок с тушенкой, картошку вместе с мешком и всё потащил к себе. Но вдруг, два здоровых амбала с кольями наперевес, вышли из тени. Ни слова не говоря, начали избивать Алексея. Затем волоком оттащили его домой и бросили в сенях. С переломанными костями, он в течение двух дней ещё дышал, но потом сознание его покинуло и он ушёл догонять семью.