Медицинское обеспечение в царской армии.
Краткая предыстория.
Военно-санитарное дело, помощь раненым, к сожалению, традиционно были поставлены в царской армии плохо.
Небольшая предыстория этого вопроса.
О том, как была организована медицинская помощь раненым и больным в годы Крымской войны, и у союзников, и в русской армии, очень подробно и обстоятельно написано в замечательных работах Владимира Врубеля. Желающие могут прочитать их на «Прозе»:
Например, о Флоренс Найтингейл, и её выдающейся роли в организации медпомощи раненым союзникам : http://www.proza.ru/2011/06/25/94
А здесь о ситуации с медобеспечением в русской армии: http://www.proza.ru/2011/07/23/462
Тут – о тогдашней хирургии:
http://www.proza.ru/2011/07/26/79
В общем, очень рекомендую прочитать его работы тем, кто неравнодушен к истории родной страны.
Немногим лучше были дела с медициной и в конце XIX века.
Интересные воспоминания о своей жизни оставил генерал Б.В. Геруа. Он был воспитанником «элитного» Пажеского корпуса, участником русско-японской и Первой мировой войн. Потом – эмиграция. До конца своих дней он сохранил монархические убеждения и любовь к России (пишу это для того, чтобы было понятно, что он искренне пишет о пережитом и не занимается "критиканством" царского времени).
В 1890 году его перевели, для продолжения учебы, из Первого кадетского в Пажеский Его Императорского Величества корпус.
И вот что было дальше:
«Невский сквозняк успел меня прохватить, и я слег с обычным для меня периодическим нарывом в горле.
В пажеском лазарете «общих классов» (отвечавших курсу кадетских корпусов) первыми заметными фигурами представились мне смотритель лазарета Кирилл Иванович Вавенко и старший врач — в генеральском чине действительного статского советника — Юргенсон.
Кирилл Иванович, которого все знали по имени, но редко кто — по фамилии, был старожил в корпусе и помнил отцов и дядей пажей нашего времени.
…в конце 1890 г. Кириллу Ивановичу должно было быть не менее 45 лет службы в стенах корпуса. Это был маленький, суетливый сухой старичок с седой бородкой и красным морщинистым лицом….
Владимир Магнусович Юргенсон принадлежал к числу военных врачей старой школы, веривших в неподвижность той медицины, которая была ими усвоена на школьной скамье и в первые годы службы. Впрочем, со мной он произвел, когда я уже был в младшем специальном классе, опыт, едва ли до того рекомендованный врачебными книгами. У меня был очередной нарыв в горле, и Юргенсон решил остановить процесс приемами внутрь чистого скипидара.
Вероятно, он думал не о внутреннем его действии, а о прижигании горла при проглатывании. Давали мне скипидар только раз в день по чайной ложке.
Вызывало это большие, острые боли, не говоря об отвращении, но толку от нового средства (старые я все знал наизусть) не получилось никакого. Юргенсону пришлось стать перед нарывом, позволить ему созреть и самому прорваться.
Старик был не прочь выпить, и часто, при вечерних посещениях лазарета, от него пахло вином, а иногда и походка выдавала недавнее возлияние.
В один из таких вечеров, когда я лежал в лазарете общих классов с междуреберной невралгией, Юргенсон приказал натереть мне спину... хинином.
Итак, хинин снаружи, скипидар — внутрь!»
Подчеркнём, что такие методы лечения были не где-нибудь в богом забытом гарнизоне на Кушке, а в столице империи, в лучшем и престижнейшем учебном заведении, где учились отпрыски императорской фамилии, министров и всей тогдашней «элиты».
Пьяненький смотритель (начальник по нашему) лазарета (в генеральском чине) запросто ставит такие «научные» опыты на своих малолетних больных…
О том, как было поставлено медобеспечение русских войск в годы русско-японской войны можно прочитать в книге В. Вересаева. Он написал очень интересную книгу «Записки врача. На японской войне», в которой содержится любопытный фактический материал.
Интересный эпизод русско-японской войны описывает Б.В. Геруа:
«Наступил август. Загорелись Ляоянские бои. С горячим интересом мы следили за их развитием и выходили встречать санитарные поезда, привозившие раненых на север. В одном из таких поездов я встретил товарища по Первому кадетскому корпусу Христофора Бойе, потом семеновца, пошедшего добровольно воевать в рядах сибирских стрелков.
Он был ранен осколком шрапнели в бою под Хайченом. Тяжелая рана требовала остановки Бойе в Мукдене Его выгрузили и вручную, на носилках, понесли в госпиталь. Во всех этих хлопотах я принял участие и проводил раненого до самого госпиталя.
Надо было пройти по плохой, ухабистой дороге версты две от станции.
Неловкие санитары умудрились по пути опрокинуть носилки и вывалить из них несчастного Бойе!» (Геруа Б.В. « Воспоминания о моей жизни.» Т.1.)
ТАК тащили в госпиталь (по довольно крупному городу, Мукдену) офицера, да ещё под контролем его товарища, офицера штаба Армии!!!
Как же, в таком случае, таскали обычных солдат?! Почему не использовали для этого санитарные повозки, запряженных животных, как это делали те же японцы?!
Другие подобные примеры – в книге В. Вересаева.
Теперь обратимся к годам Первой мировой войны. Надо сказать, что для раненых тогда делалось немало.
Были образцовые госпитали и лазареты, в них были прекрасные врачи, самоотверженные сестры милосердия и «медбратья».
Но, зачастую, дело было ОРГАНИЗОВАНО из рук вон плохо.
Равнодушие, безответственность и лень медперсонала нередко сочеталось с бездушием и наплевательским отношением к этому со стороны многих командиров и старших начальников.
Попробуем посмотреть, что об этом вспоминали современники и очевидцы тех событий.
Занимались тогда вопросами медобеспечения войск очень влиятельные, известные и популярные лица (от членов императорской фамилии, принца А.П. Ольденбургского и А.А. Поливанова до депутата Государственной Думы Пуришкевича и Главноуполномоченного Красного Креста А. И. Гучкова , которые лично ездили с инспекциями по фронтам).
Однако, у семи нянек, дитя, как известно – без глаза.
Нужны были не инспекторские поездки и разносы, а черновая, ОРГАНИЗАТОРСКАЯ РАБОТА, которой никто толком не умел, да и не хотел заниматься…
Несколько слов о принце А.П. Ольденбургском. Он далеко не случайно имел несколько необычное (для принца императорской крови) прозвище «СУМБУР - ПАША». Человеком он был властным, обладавшим вздорным и вспыльчивым характером.
Вот что вспоминал о нём в своей книге «В Мраморном дворце» великий князь Гавриил Константинович»
«Принцу А. П. Ольденбургскому было тогда семьдесят лет, но, несмотря на свой преклонный возраст, он был чрезвычайно деятельный, сам во все входил и на всех наводил страх и трепет».
Гавриил приводит характерный пример поведения Сумбур-паши. Дело было в 1912 году на празднествах в честь 100-летия Бородинского сражения: «Вместе с нами ехал верхом принц А. П. Ольденбургский. Он был очень бодр…
На Бородинском поле был отслужен молебен, после которого Государю представляли столетних стариков-крестьян, современников Бородинского сражения.
Говорили, что некоторые из них были подставные, что они были гораздо моложе и ничего общего с Бородинским сражением не имели
Когда мы вернулись на станцию Бородино и шли к нашему поезду, старшие станционные служащие не встали, когда мы проходили мимо них. Я шел рядом с принцем А. П. Ольденбургским. Он был весьма вспыльчив и строг. Увидев, что станционные служащие продолжают преспокойно сидеть, он закричал им очень неприятным голосом, чтобы они потрудились встать, когда мимо них проходят Андреевские кавалеры (мы были в лентах). Служащие вскочили».
Отметим, что «Андреевские кавалеры» - в.к. Гавриил и его брат Иоаннчик едва достигли тогда совершеннолетия, и ордена эти получены были ими отнюдь не за какие-то военные заслуги, а просто ПОДАРЕНЫ КО ДНЮ их РОЖДЕНИЯ.
Гавриил простодушно описывает это следующим образом:
«Нас ждал большой сюрприз: Андреевские ленты и все орденские ленты ниже Андреевской, кроме Георгиевской и Владимирской. Последние, члены Императорского Дома, получали лишь как награду, при прохождении службы.
Каждый из нас получил по две больших красных коробки. В одной из них лежали несшитые орденские ленты, Александровская, Белого Орла, Анненская и Станиславская, и звезда и орден к каждой из них, а в другой - Андреевская цепь. Ордена нам были присланы при письме, каждому особо, от министра Императорского Двора, бар. Фредерикса.
Согласно закона, нам, как князьям крови Императорской, полагалось получать Андреевские ленты не при рождении, как великим князьям, а по достижении совершеннолетия.
В это время Иоанчику уже исполнилось двадцать лет, а мне - только девятнадцать, так что я получил ленту раньше положенного срока. Бриллиантовых знаков Андрея Первозванного мы не получили - о них в законе ничего не было сказано…»
Вот беда-то, правда?! Почти все ордена империи братцы получили «ни за что», а вот Бриллиантовых знаков им и не досталось…
(Кстати, этот эпизод также хорошо иллюстрирует утверждение Странника 68 о том, что «в тогдашней армии кресты и медали просто так никому не вешали и за охрану тыловых складов не давали – только за конкретные боевые заслуги»).
Вернёмся к положению дел с оказанием помощи раненым в царской армии, в годы ПМВ.
Её сейчас нередко стараются изображать в превосходных тонах.
Вот, например, выдержка из недавней статьи в Российской газете»:
«В Зимнем дворце с 1915 года был открыт госпиталь…
Правительственный вестник сообщил: "В императорском Зимнем дворце высочайше разрешено отвести под раненых парадные залы, выходящие на Неву, а именно: Николаевский зал с Военною галереею, Аван-Зал, Фельдмаршальский и Гербовый - всего на тысячу раненых ".
С этого времени императорская семья переехала в Царское Село. В госпитальные палаты превращались самые большие и самые же великолепные залы Зимнего дворца…
Документы содержат весьма подробную информацию об устройстве лазарета. Восемь парадных залов 2-го этажа были превращены в палаты. На 1-м этаже были оборудованы подсобные помещения: приемный покой, аптека, кухня, ванные, различные кабинеты. Стены залов затянули холстом: наборные полы покрыли линолеумом. Госпиталь был оборудован по последнему слову науки и техники того времени - в нем имелась самая совершенная аппаратура, применялись новейшие методы лечения.
"Больные были размещены соответственно ранениям. В Николаевском зале, вмещавшем 200 коек, ... лежали раненные в голову, в горло и грудную клетку. А также очень тяжелые больные - "позвоночники"... В Гербовом зале находились больные с ранами в брюшной полости, бедре и тазобедренном суставе... В Александровском зале лежали больные, раненные в плечо и спину….
Под госпитальные палаты отводились Аванзал, Восточная галерея, Фельдмаршальский, Гербовый, Пикетный, Александровский и Николаевский залы. Петровский зал стал послеоперационной палатой. Перевязочные располагались в Фельдмаршальском и Колонном залах. В Зимнем саду и Иорданском подъезде находились ванные и душевые. Галерея 1812-го года служила для хранения белья. В ней также разместили рентгеновский кабинет.
Персонал госпиталя составляли главный врач, 34 врача, 50 сестер милосердия, 120 санитаров, 26 человек хозяйственного персонала и 10 человек канцелярии.
Госпиталь проработал вплоть до Октябрьской революции. 27 октября 1917 года раненых начали отправлять в другие лазареты, и 28 октября госпиталь был расформирован». (http://www.rg.ru/2012/11/07/avrora.html)
Что тут скажешь?!
Прекрасно, что царская семья отдала под госпиталь ЧАСТЬ помещений своего Зимнего дворца.
Не очень понятно, правда, почему для этого решения им понадобилось ТАК МНОГО времени. (Война ведь началась 1 августа 1914 года, а госпиталь этот был открыт более ГОДА спустя в октябре 1915 года).
Подчеркнём, что бывший, тогда, военным министром Российской империи А.А. Поливанов описывал все это несколько скромнее:
«10 октября я должен был прибыть к 3 час.в Зимний дворец для присутствования там при освящении открываемого в залах его обширного лазарета, имени Наследника, для раненых. Зал Николаевский, военная галерея, аванзал, фельдмаршальский, Петровский, Гербовый, Пикетный и Александровский залы, части первой и второй запасных половин дворца, а также Иорданский подъезд со смежными с ним помещениями, наконец, главная кухня и дворцовая аптека - все это отдано под грандиозный лазарет, в котором до 1000 кроватей. Часть фельдмаршальского зала превращена в образцовую перевязочную; Петровский зал разделен на 4 отдельные палаты для тяжелораненых, требующих изоляции. За Александровским залом, влево, оборудована прекрасная операционная и вторая перевязочная, а далее размещены службы, материальное и стерилизационное отделение.
Лазарет будут обслуживать около 20 врачей, 60 сестер милосердия Кауфмановской общины и 125 санитаров; оборудован он на средства Министерства двора, а содержаться будет на средства Красного Креста.
Состоявшееся недавно особое совещание врачей и представителей комитетов Петроградской области Всероссийских Городского и Земского союзов занялось вопросом о заполнении досуга больных и раненых в лазаретах, исходя из мысли, что ничто так не разрушает дисциплины, как продолжительное безделье.
Совещание врачей признало правильным остановиться на такого рода занятиях, которые, с одной стороны, способствуют поднятию образовательного ценза раненых, а с другой - могут быть полезны для них в будущем. Для организации того и другого при местных комитетах проектированы особые комиссии, обязанные ведать делом обучения грамоте и ремеслам в лазаретах, при этих же комитетах должны быть библиотеки, склад наглядных пособий, теневых картин; для лазаретов должна быть организация выписки газет и журналов, чтений по вопросам образовательным, гигиене и сельскому хозяйству; обучение же ремеслам должно быть поставлено так, чтобы материальные последствия, вызываемые утратою ранеными известной части трудоспособности, могли быть в некоторой степени восполнены специализацией раненых в ремесле».
Как видим, военный министр России А.А. Поливанов приводит совсем иной штат врачей этого госпиталя, чем современные журналисты. Впрочем, он мог меняться из года в год.
Не думаю, что была удачной и идея таких огромных палат (по 200 тяжелораненых), собранных в одном зале.
Это ОЧЕНЬ большая скученность.
Как тут обеспечивать надлежащий уход, отдых, сон раненых?!
Ночью кто-то бредит, кто-то кричит, кому-то нужна «утка», другим – пить,третьим - обезболивание, а всем – покой и сон, который в таких условиях обеспечить невозможно.
(Мне довелось в юности 4 года провести в казарме военного училища. Дисциплина и порядок были на уровне, а помещение, где мы спали – просторное с высокими потолками и хорошо проветривалось.
И то – если зайти, под утро, с улицы в казарму – непривычного человека «качнёт» от запаха «духОв» (под названием «вот солдаты идут», как мы шутили).
А ведь в батарее нас было всего 120 человек, молодых, здоровых добровольцев-курсантов.)
А тут 200 тяжелораненых – со своими страшными болями, стонами, криками, запахами крови, гноя, лекарств и продуктов жизнедеятельности людей.
Уж куда лучше было бы разместить их в небольших палатах человек по 20 максимум…
Ну да это – все же образцово-показательный «царский» госпиталь.
Как бы он ни был хорош, он мог принять на длительное лечение всего около 1000 тяжелораненых воинов. ( Лишь – с осени 1915 года.) А раненых были миллионы…
И для абсолютного большинства из них судьбоносную роль играли не «образцовые» царские госпитали и санитарные поезда, а организация эвакуации раненых с поля боя, грамотное оказание им первой помощи, наличие медикаментов, бинтов и средств обезболивания у полковых врачей, последующий уход за ними и реабилитация.
А вот с этим у нас было очень плохо…
На фото - один из залов госпиталя в Зимнем дворце.
Продолжение:http://www.proza.ru/2013/01/18/459