Глава девятая

Анатолий Резнер
*
Полковник Эберт допрашивает Альберта. Дневник Оксаны выручает Альберта. Когда стучит Флюгер. Провал операции по захвату банды Коли Коньяка.
*

Обезображенный пытками труп молодой женщины в изодранном платье лежал на обочине просёлочной дороги. На рассыпанных на столе фотографиях эксперта Альберт Штейнгауэр Оксану Белову вначале не узнал: вся в багровых, лилово-чёрных кровоподтёках, рваных ранах, запекшейся крови и грязи, она будто зверем была истерзана.

Альберт был в шоке. Он увидел, что жизнь человеческая беззащитна. И ходят по земле звери, встреча с которыми сулит смерть. Смерть не мгновенную, а вот такую - через невыносимые боли и жуткий панический страх. Стражи порядка и законности придут после того, как тело остынет. Перед расчётливым убийцей ты один. Его не тронут твои слова. Потому что у него своя логика жизни, и только ты один не вписываешься в эту логику. И ты не можешь подготовиться к встрече заранее.

Она вряд ли могла стать его любовницей. Он питал к ней нежные чувства, она пробуждала в нём страсть, однако не хватило ему смелости переступить порог чести. Узнав её в убитой, он содрогнулся от ужаса, глубочайшей жалости и непонимания: она-то кому помешала? И вслед за первым тысячи других вопросов стеснили его грудь, в горле застрял комок вины: из-за него ведь на смерть пошла!.. Лицо Альберта исказила гримаса душевной боли. Он не мог вымолвить ни одного слова!

Сидевший напротив громадный полковник милиции налил чашку горячего кофе, подал ему. Филипп Яковлевич  Эберт принадлежал к числу коренных сибирских немцев. И сейчас, не торопя с показаниями свидетеля по странному, загадочному и чудовищному убийству женщины, он вспомнил то далёкое время, когда они - Эберт и Штейнгауэр - жили в одном селе, ходили в одну и ту же школу. Будущий начальник городского отдела внутренних дел администрации Христианинбурга был старше несчастного борзописца на несколько лет, учился в одном классе с его сестрой - красавицей Маргаритой, даже провожал её несколько раз со школьных вечеров домой, но их пути в дальнейшем разошлись. С Альбертом он познакомился ближе в обычной для него, тогда капитана Эберта, ситуации: в комнату малосемейного общежития к Штейнгауэрам повадился лазить мелкий квартирный вор. Рената родила третьего ребенка и лежала в роддоме, сам Альберт только-только вернулся из длительной командировки на Украину. Капитан взял вора на месте преступления с поличным, при свидетелях.

Альберт отпил кофе, закурил, посмотрел из-под низко опущенного лба на полковника.

- Ты на мои погоны не смотри, - звучным крепким голосом заговорил Эберт, - давай по-свойски...

- В кутузку тоже - по-свойски? - оглянулся на дверь Альберт.

- Не обижайся на него, - сказал о сержанте полковник. И без перехода, без напоминания спросил: - Ты Оксану Белову знал?

- Что за вопрос, конечно!

- Откуда?

- Работала в смене лаборанткой. Мы были друзьями. Будто не знаете.

- А я хочу услышать это от тебя. Связывали ли вас более... глубокие отношения?

- Вопрос понял. Нас могли бы связать отношения мужчины и женщины. Но это из области предположения. Между нами ничего "такого" не было...

- Она была к тебе небезразлична?

- Я не собираюсь тешить мужское самолюбие, глядя на эти фотографии.

- А ты? Как ты относился к ней?

- Я?

- Ну не я же!

- Отвратительно.

- То есть?

- Она ждала от меня большего. Но я не мог!.. Нет, она была прекрасной женщиной, крикливые нервные деревенские бабы должны были бы у неё в служанках ходить.

- Имеешь в виду свою жену?

- Я не из тех, кто говорит о своей жене гадости. Я прожил с нею много лет и проживу еще столько же. Я не меняю женщин. Мне нравится их общество, я могу увлечься, но не настолько, чтобы...

- Рената знала о твоей дружбе с Оксаной?

- Не знаю. Между нами всё только начиналось, ещё ничего не было, что послужило бы поводом для убийства соперницы. Вы ведь понимаете?..

Полковник смерил его заинтересованным взглядом, но на вопрос не ответил.

- Откуда на твоём лице этот синяк? - спросил он. - Сержант звезданул?

Альберт соединил вместе два последних важных события - ночное нападение Скорпиона и убийство Оксаны  и его осенила догадка:

- Я знаю, кто убил!

Эберт подскочил вслед за ним:

- Кто?!

Альберт уже кипел жаждой мщения:

- Пристрелить на месте, как бешеного пса!.. Полковник, вы знаете, что с ней сделали прежде чем убить? И вообще, как это произошло, где?.. - его глаза сузились, стали похожими на острые лезвия кинжалов, ноздри подёргивались, ему не терпелось обложить Скорпиона, загнать его в ловушку, связать и бить сколько хватит сил.

Полковник отличался большим хладнокровием. К тому же он знал, какие чувства обуревают людей в такой момент. Вопреки ожиданию Альберта он вдруг замолчал, отошёл к окну и как ни в чём не бывало уставился на проезжую часть центральной улицы. Потом обернулся и заговорил:

- Обстоятельства убийства пока неизвестны. Вскрытие тела разрешается производить по истечении двенадцати часов после констатации смерти - таковы правила и не мне их менять. Одно ясно: Белову застрелили после надругательства. Она сопротивлялась до последней секунды своей жизни. Но силы были неравными. Огнестрельное оружие у тебя есть?..

- Огнестрельное оружие?.. Н-нет, оружия у меня нет... Откуда, товарищ полковник? Хочу вот у вас попросить.

- Спятил?

- Я серьезно.

- Разговорчики в строю!..

- Её застрелили?

- Три пулевых ранения: два в грудь и одно в голову. Все три - смертельные. Охотники возвращались домой, услышали пистолетные выстрелы, на просёлочной дороге заметили легковой автомобиль, было далеко, не разобрали, какой... Это произошло утром, когда ты принимал гостей.

- Всё сходится, это он! Его надо схватить!

- Но кого?!. - загремел полковник во всю мощь лужёного службой голоса.

- Альберт пнул попавшийся под ноги стул, заметался перед столом:

- Долго рассказывать. Вызывайте наряд, по дороге скажу! Ну чего вы тянете?!! Я знаю, где и кого искать!

- И что с того, что ты знаешь? Мне нужна фамилия, имя, отчество, санкция прокурора на арест! - гремел полковник.

- Меня вы задержали без всякой санкции! - обозлился Штейнгауэр. - А он, пока вы чешетесь, уйдёт! Если уже не ушел!

Эберт связался с дежурным по части, попросил подготовить наряд к выезду. Полез за табельным оружием. Пока суть да дело, Альберт коротко рассказал о ночном происшествии в цехе, умолчав при этом о догадках Оксаны.

- Грозил сжечь? Узнал, наверное, о твоих отношениях с его...

- Она была не замужем. И никого у неё не было. Он потребовал, чтобы я уволился с завода. Я кому-то помешал воровать спирт, понимаете?

- Не понимаю, почему не позвонил в дежурную часть? Почему не предупредил меня?

- А что бы вы сделали, если бы матёрый уголовник пригрозил расправиться с вашими детьми?..

- Угрожал детьми, а убил Оксану? И как это ты умудрился перейти ему дорогу? Воровскую кассу спёр?..

- Филипп Яковлевич, мне не до шуток. Поторопитесь!

- Спешка нужна при ловле блох. Преступника, если он, как ты говоришь, матёрый, брать будем по всем правилам науки... Как он выглядит?

- Господи, какая разница, как он выглядит? Рожа ещё та!

Эберт взглянул на него как на умалишённого.

- Там, где он сейчас находится, могут оказаться совершенно случайные люди, так нам что - всех под одну гребёнку и - на тот свет? Ведь если он заподозрит неладное, откроет пальбу!..

Нетерпеливый Штейнгауэр сердито плюхнулся в чёрное кожаное кресло, стоявшее рядом с креслом начальника. Вспомнить, как он вёл себя перед Рукавишниковым, когда отдавал злополучную заметку, и сравнить, как свободно перемещался в кабинете неслабохарактерного полковника милиции, руководящего крупной силовой структурой города, никогда не подумаешь и не скажешь, что борзописец Штейнгауэр мог перед кем-то робеть и мямлить.

- Ну хорошо. Приметы: холодные глаза, тяжелый лоб, лицо... он был в маске.

- В какой маске?

- Да просто тряпкой замотано было!

- Особые приметы не запомнил? Огненно-рыжие волосы, недостающие пальцы, хромота...

- На одном пальце он носит золотое кольцо-печатку со скорпионом, на другом выколото женское имя...

- В темноте не прочитал? Или запамятовал?

- Как не прочитал? Откуда бы я знал, что имя женское? "Варя" там выколото. Он перед моим носом зажженную зажигалку несколько минут держал!..

- Кто сказал, где он живёт? У кого наводил справки?

Заметив на столе полковника тяжёлую бронзовую пепельницу и пачку "Мальборо", Альберт кивнул в их сторону:

- Разрешите стрельнуть?

- Стреляй, - полковник Эберт достал из кармана кителя блестящую золотистую зажигалку, кинул ему, проверяя реакцию.

Альберт поймал, хмыкнул в усы, закурил, на некоторое время утонул в дыму, восстанавливая эмоциональное равновесие.

- Моя дача находится за городом, - продолжал он, абсолютно уверенный в том, что лютых уголовников полковник знает наперечёт. - Езжу я туда на велосипеде. Ранней весной или после дождей дачные улочки становятся непролазными от луж и грязи - дороги там грунтовые, не асфальтированные. Приходится ездить кружными путями. Так вот, на выезде из города стоит один особнячок...

- Дача?

- Для кого как, но домина огромный, в два этажа, с подвалом. Мне кажется, я видел его там.

- Кажется видел или видел, но так кажется? - Полковник Эберт не любил неточную информацию. Он подошел к шкафу, достал свёрнутую в рулон подробную карту города, расстелил на столе, за которым ежедневно держал совет с подчинёнными.

- Ну-ка, покажи, где это? Постой, а когда ты успел проверить, тот ли человек живёт в том доме? Покушение на твою драгоценную голову состоялось ведь нынешней ночью?..

- Совершенно верно, нынешней. Подозрение у меня зашевелилось к утру, вот я и...

- Ну и как?

Штейнгауэр вдруг пожал плечами и беспомощно посмотрел в глаза Эберту, дескать, никого я там не видел, но сердце не обманешь. И это была чистая правда. Только к дому нефтяника Лившица он притопал вслед за Оксаной Беловой. Тайком притопал, крадучись, как шпик императорской жандармерии за красной революционеркой. Знать этого начальнику милиции было необязательно.

- Ну и как? - повторил свой вопрос полковник.

- В глубине двора я видел одного. Очень похож. - Лгать пришлось поневоле. Но сердце подсказывало - ошибки нет. - Вот тут, на выезде. Да, улица Коммунаров.

Эберта взяло сомнение. Он почесал затылок, нажал кнопку вызова. В кабинет вошёл всё тот же сержант, бросил руку к козырьку фуражки:

- Слушаю вас, товарищ полковник!

Эберт поманил его к карте.

- Иди-ка сюда, ретивый. Видишь этот дом? Выясни в паспортном столе, кто там прописан, подними картотеку, нет ли у кого тяжёлого прошлого...

- Товарищ полковник, - расплылся в улыбке довольный собой сержант, - дак там же живёт... - тут он прикусил язык и покосился на задержанного.

Альберт усмехнулся, высокомерно поднял голову и демонстративно стряхнул пепел с сигареты в полковничью пепельницу.

Эберт заметил игру в неуловимых мстителей, неопределенно хмыкнул, подтолкнул сержанта:

- Говори.

- Там живет Коля Коньяк.

- Коля Коньяк?

- Проходил в следственных делах...

- Это я помню. А где Лившиц? Это ведь его дом?

- Уехал в ФРГ. Прошлой весной, кажется, точно не скажу. Если верить купчей крепости, Лившиц отдал всё за бесценок. Хотя кто им поверит?

- Надо же, а мне не доложил, - обескураженно обронил полковник.

Сержант внимательно разглядывал носки своих ботинок.
 
- Сделка чистая, заявлений не поступало. А вообще... У Коли Коньяка много народу живёт. Кого ни копни - судимость. Настоящий воровской притон. Одно непонятно: откуда у начальника строительного треста столько родственников с плохим родительским воспитанием? Все, кого ни спроси, приходятся ему то двоюродным братом, то племянником, то мужем дочери сводной сестры!..

Эберт достал из внутреннего кармана кителя с десяток фотографий находящихся в розыске особо опасных преступников, разложил перед Штейнгауэром.

- Опознать нападавшего на тебя сможешь?

Альберт молча ткнул пальцем в снимок Азиата.

- Вот он, Скорпион!

- Так, прокололся Коля!.. - полковник нажал кнопку селекторной связи.

Снизу из стеклянной обнесённой стальной решёткой комнаты дежурного по части коренастый седовласый капитан наклонился к микрофону, щёлкнул тумблером:

- Слушаю вас, товарищ полковник!

- Отделу план номер один, наряды - к задержанию особо опасного преступника. Точнее - группы вооруженных бандитов! Инструктаж проведу лично, руководить операцией буду тоже я. Мне, товарищ капитан, нужны живые свидетели, а не гора трупов, как было в прошлый раз, когда брали груз наркомафии! - в глазах Эберта горел злой огонек.

- Кого брать будем? - фигура дежурного замерла в тревожном напряжении.
Капитану по долгу службы полагалось знать, кто из милиционеров где находится и чем занимается, а в подобной ситуации на него возлагалась роль правой руки полковника, ничего настораживающего в его вопросе не было, однако полковник решил вдруг поиграть в молчанку.

- Там посмотрим, - сказал он, спрятал фотографии, отключил связь.

"Боится утечки информации! - догадался Штейнгауэр, вскакивая на ноги, чтобы не отстать от начальника милиции, его знакомого, этого прекрасного человека, которого хотелось видеть в числе своих самых близких друзей. - Виктор Краузе, Филипп Эберт, Оксана Белова, которой уже нет - люди, для которых я, очевидно, ничего не стою - ну что я, сморчок, могу сделать для них такого, чтобы они оценили мою преданность по-настоящему?.."

- Патров, от свидетеля - ни на шаг! - кивнул на Штейнгауэра Эберт.

- Есть! - вытянулся сержант.

- Я с вами, - хрипло сказал Альберт. - И не возражайте!

- Разумеется! - дружески подмигнул ему полковник. - И даже в моей машине. Но "калашникова" я тебе не дам! - и захохотал - нервное возбуждение захлестнуло его сердце.

На выходе из кабинета шедший по коридору плотный майор милиции задержал полковника Эберта, протянув книгу в твёрдом переплёте.

- Взгляните, Филипп Яковлевич, - с хорошо уловимым подтекстом сказал он.

Альберт Штейнгауэр прочитал на обложке: "Андрей Таманцев. Солдаты удачи".

Эберт сразу понял, что она с каким-то секретом, иначе майор не совал бы её в коридоре. Он взял книгу, раскрыл, увидел подмену - кто-то простейшим способом маскировал личный дневник. В школьные годы Филипп скрепя сердце всё лето вёл дневник наблюдений за природой и с тех пор с явным предубеждением относился к разного рода дневникам. Он вопрошающе посмотрел на переминавшегося с ноги на ногу майора.

- Дневник  Беловой, - внёс ясность майор. - Из записей следует, что она знала о своей скорой гибели.  Последняя запись сделана за три с половиной часа до смерти. Смерть наступила в половине одиннадцатого, запись Оксана сделала рано утром, перед уходом с работы домой. Она обращается к вам напрямую, раскрывает связи Коли Коньяка, рассказывает о его воровском промысле, чем он занимался раньше и чем занимается в настоящее время, просит взять под опёку милиции Альберта Штейнгауэра, которому, по её убеждению, грозит смертельная опасность...

Эберт повернулся к Штейнгауэру.

- Ты всё понял? Тебе угрожает та же опасность - быть растерзанным зверями.

Майор догадался, кто перед ним.

- Извините, - стушевался он, - я думал, вы из краевой прокуратуры!..

- Я сам по себе, - пожал плечами Штейнгауэр, так и не осознав, что мог легко оказаться на месте Беловой. В голове у него всё перепуталось, в ушах стоял звон.

- А что, из края обещали быть? - спросил майора полковник Эберт.

- Да, обещали.

- Где вы нашли эту книгу? - полковник сделал быстрый жест рукой, приглашая всех следовать за ним, и устремился во внутренний двор, где поджидали милицейские наряды. И не успел майор ответить, как он не скрывая удивления проронил: - Квартиру Беловой обыскали до нашего прихода. Перевернули всё вверх дном!

Майор откашлялся.

- Старушка - соседка Беловой принесла. Оксана, говорит, просила вам отдать. Сказала, что идёт на приём к врачу, её могут положить в больницу, а книжку надо отдать - нехорошо, говорит, долго держать у себя чужую книжку. - Предупреждая вопрос начальника, майор пояснил: - Старушка читать не умеет - неграмотная...

Так и было. Следуя за Оксаной, Альберт видел, как она остановила на улице беловолосую от старости опрятную женщину и что-то передала ей в пластиковом пакете.

- Предусмотрительно, - крякнул от удовлетворения полковник Эберт. - Осталось только взять убийц. И если рукописи не горят, то преступники, как правило, любят вовремя смыться. Мы не в кино...

Отдав распоряжения хорошо экипированным вооруженным нарядам отряда милиции особого назначения, полковник Эберт сел в немецкий "Опель-Омегу", где уже дожидался Альберт Штейнгауэр. Петров втопил педаль газа и сто пятнадцать лошадей с визгом прокрутившихся на асфальте шин рванули с места в карьер, вынося со двора на центральную улицу Христианинбурга. Справа и слева плечи Альберта стиснули аршинные твердокаменные плечи омоновцев. Заметив скорбные глаза борзописца, Эберт по-мужски скупо, не оборачиваясь с переднего сиденья, сказал:

- Крепись, старина, я знаю, как тебе больно.

Только сейчас Альберт обратил внимание на чёрные щегольские усики полковника. Наверняка хочет кому-то нравиться. У такого бравого молодца не может не быть прекрасной Елены.

- Могу я посмотреть дневник? - в просьбе Альберта звучало требование.

- Сейчас?

- Потом он исчезнет в сейфах прокуратуры.

Эберт без колебаний передал ему книгу.

- После операции вернёшь. Сам понимаешь: вещественное доказательство.

Синие тревожные всполохи света трёх милицейских машин прервали размеренное течение жизни города.

Альберт углубился в чтение и внешний мир перестал для него существовать. Появилось видение последней встречи с Оксаной, тот её момент, когда он, раздираемый на части противоречивыми чувствами, боязнью обмануть надежды воспламенившейся любовью Оксаны и изменить Ренате, сказал несмело, не поднимая глаз вдруг отступившей от него Оксаны: "Прости..." - "Дурачок! - прыснула со смеху она. Подошла и поцеловала в щёку. - Дурачок! - повторила спокойнее. - Всё хорошо, не думай..."

"Уж лучше бы ты мне повторяла это изо дня в день, чем так... - Он кусал губы, чтобы не разреветься. - Идиот, какой же я идиот!.."


Из горотдела милиции Коле Коньяку позвонил продажный мент. Повсеместно таких зовут оборотнями. Этого главарь банды окрестил Флюгером. Нездоровый тучный человек с бегающими виноватыми глазками стоял над телефоном в чужом кабинете, держал в поле зрения закрытую дверь и "стучал" в трубку:

- Три наряда омоновцев. Командует полковник Эберт. Все с автоматами, в бронежилетах и масках!..

- А что стряслось? - интеллигентного вида мафиози старался сохранять спокойствие: за месяц в Христианинбурге регистрировалось около ста происшествий, серьезный криминал составлял процентов двадцать, если под ним подразумевать хулиганство, разбойные нападения, драки, и редкий случай - убийство. За всё возрастающей всенародной преступностью отдельные продуманные выпады банды были, считал Коля Коньяк,  незаметны. Но теперь он почувствовал: что-то изменилось. Изменилось буквально в считанные дни. Их он прожил в нервном напряжении, и в эти дни, впервые в жизни, в его душе поселился страх смерти. Нынешней ночью приснился сон: беглые зэки выкопали ему могилу прямо возле дома, с тыльной, глухой стороны. Убийство Оксаны усилило этот страх. Азиат никогда не оставлял следы своей работы, но беспокойство глодало Колю Коньяка как голодный пёс оброненную вороном кость.

- Точно не знаю, выяснять некогда - это потом, если пронесёт. Думаю, это связано с убийством Оксаны Беловой...

- С чего ты решил? - обмер Коля Коньяк.

Поняв, что концы сходятся, Флюгер побледнел ещё больше.

- Белова, я слышал, передала Эберту свой дневник, и там всё расписано...

- Кто мог такое сказать?!. - в нервном припадке закричал Коля Коньяк. - Откуда он взялся, дневник чёртов, и что она могла там расписать?!. - он задохнулся на высокой ноте бессильного бешенства.

- Майор Куликов сказал. Соседка Беловой принесла. С полковником и омоновцами выехал какой-то мужик, молодой, с рассеченной бровью и синяком на весь глаз. В дежурную часть заходил корреспондент немецкой газеты, называл фамилию, я не запомнил - не русская фамилия...

- Всё ясно! - Коля Коньяк хряпнул об пол ставший бесполезным радиотелефон.
В гостиной, где находился шокированный бандит, мгновенно появился настороженно-пружинистый Азиат. Он понял состояние шефа, сравнимое с шоком Сталина, которому сообщили о нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. Иллюзорность своего могущества Коля Коньяк выразил всего одной фразой:

- Все напрасно!..

Азиат ждал более конкретного распоряжения.

Коля Коньяк посмотрел в глаза собранного, готового к бою командира, с надрывом сказал:

- Через пять минут здесь будут менты. Полковник шуток не понимает. Предупреди кого надо - уходим! Я возьму документы и деньги, ты - оружие, боеприпасы, еду и воду, Кабул - карты и снаряжение. Прорвёмся в Алтайские горы, там переждём. Злодействуй, командир, пришло твоё время.

- А Пригон, остальные?

- Отдай Пригону "Волгу", пусть прорывается... Отвлечет ментов... Надо выиграть время. Остальные - твоя забота. Похорони в братской могиле, по-человечески, не как скотов.

Азиат кивнул и быстро вышел.

Две милицейские машины на большой скорости влетели в улицу тихого местечка одновременно с двух сторон, затормозили не доезжая дома метров пятнадцать, утонули в облаках дорожной пыли. Всполошившиеся соседи ещё не успели прилипнуть к окнам и заборам, как человек десять в военной маскировочной одежде, высоких ботинках на рубчатой подошве, в масках и с автоматами наперевес уже повыскакивали из "канареек", оцепили усадьбу, прячась за ненадёжные укрытия: машины, заборы, стволы тополей, углы большого дома. "Опель-Омега" полковника Эберта с самим начальником горотдела милиции, сержантом Патровым, двумя омоновцами и Альбертом Штейнгауэром остановилась на параллельной улице, неподалеку от автошколы ДОСААФ.

Полковник первым выбрался из серебристого лимузина, огляделся по сторонам, передёрнул затвор автомата. От мощной фигуры, мужественного взгляда, уверенных движений веяло силой и надёжностью средневекового воина, ступившего на поле брани защитить город от нашествия дикой орды.

- Коля Коньяк отбиваться не станет - драпанёт огородами, оставив "родственничков" огрызаться вместо себя, - сказал он, всматриваясь в угрожающе тихий дом на другой стороне.

Альберт подошёл, стал рядом. Видно было, что он готов драться голыми руками и погибнуть, чтобы искупить жертву любившей его женщины. Он любил Ренату, но так получилось, что мысли всё время были заняты той, которая совершила невероятный, ошеломляющий поступок, затмив его ослепительным сиянием всё, чем были заняты его душа и сердце.

Полковник Эберт не имел права подставлять под пули гражданское лицо.

- Из машины - никуда! - рявкнул он на вздрогнувшего от неожиданности Штейнгауэра. - Патров, присмотри за ним!..

- Есть! - без прежнего служебного рвения отозвался сержант. На объект охраны он даже не взглянул.

- Ребята, за мной, по одному, через огороды - к дому! - распорядился полковник, заметив, что милицейские наряды заняли исходные рубежи.

Вышло не совсем так, как он хотел. Получив приказ, омоновцы сразу же бросились к цели: один махнул через заборы напрямки, другой - через ближайший двор чьей-то усадьбы; они были похожи на молодых отважных волкодавов, спущенных на травлю зверя охотником. Эберт ломанулся сквозь кусты, легко, несмотря на вес, перепрыгнул сплошной деревянный забор и скачками, не пригибаясь, побежал по огородным грядкам, на которых уже взошла какая-то зелень.

Патров неторопливо подошёл к машине и, наблюдая за действиями товарищей, опёрся об неё, выставив вперёд дуло автомата. Заметив в окне дома справа чьи-то любопытные лица, повёл автоматом в их сторону. Те мгновенно исчезли, а он удовлетворенно хмыкнул:

- Не нравится? Нечего соваться в чужие дела!

Альберт хорошо помнил встречу с уголовником, перед глазами всё ещё маячили страшные фотографии, поэтому он знал, что в любую секунду затемнённые жалюзями окна бандитского дома могут изрыгнуть огонь автоматных очередей. В памяти то и дело вспыхивали отрывки армейских учений в соединении с моторизованной дивизией, там всё было разыграно как по нотам, и тем не менее выглядело как на настоящей войне. Но то были учения...

Из открытых ворот гаража бандитского притона тихо выкатились "Жигули". В них не было видно ни одной живой души. Безмолвным оставался и дом. Бывшие с этой стороны омоновцы подали друг другу знаки, после чего двое, соблюдая меры предосторожности, направились проверить уткнувшуюся в телеграфный столб машину. Двое других ворвались через парадную дверь в дом. Третья связка омоновцев разделилась: один остался сторожить окна фасада, другой решил заглянуть в гараж. В этот момент "Жигули" вдруг подпрыгнули как пронзённое электрическим током животное, раздался мощный оглушительный взрыв, гриб огня и дыма разнёс машину на куски. Близко подошедшего солдата милиции ударило в грудь вырванное взрывом колесо искореженных "Жигулей". Он упал обливаясь кровью. Его напарника швырнуло назад, к дому, он вроде бы уцелел, но взрывная волна опалила и контузила его: из ушей потекла алая струйка крови; еще не чувствуя боли, он закричал, пронзённый страхом смерти, судорожно дёргаясь, пополз по земле прочь, потом вскочил, оглянулся, пошатнулся и упал замертво - в шее торчал кусок смотрового зеркала.

Видевшая всё это хозяйка дома напротив заверезжала как резаная и прытко понеслась со двора в огород, забилась в угол между сарайчиком и поленницей дров.

На долгую минуту все участники и свидетели трагедии замерли, слыша в ушах отголосок женского крика, стоны раненного, треск жадного пламени, гулкие удары ошалевших сердец.
И тут из ворот гаража так же тихо выкатилась чёрная как крыло ворона "Волга". На водительском сиденье стоял бумажный мешок. Шокированные взрывом и видом пострадавших товарищей омоновцы отпрянули от машины, уверенные в том, что она, как и первая, начинена взрывчаткой. Никто не заметил, как в прорванной щели мешка мстительно сверкнули чьи-то осторожные, расчётливые глаза. И если бы машина вдруг не оказалась управляемой, если бы Пригон не даванул на газ и не разорвал мешок, чтобы видеть дорогу, омоновцы не пришли бы в себя так быстро, не открыли бы стрельбу по машине из всех стволов одновременно.

Тополя, взорванная машина и близкий поворот в переулок спасли Пригона от неминуемой гибели. Ему удалось удачно вписаться и в следующий поворот, а там и до трассы было недалеко. В горячке прорыва он не заметил и не почувствовал, как по пальцам правой руки с плеча текла горячая кровь. И только переключая скорость на пятую, онемевшая вдруг рука соскользнула с окровавленного полированного шарика рычага скоростей; он бросил быстрый удивленный взгляд на неповиновавшуюся руку, увидел кровь и все понял.

Пригон вынесся на автомобильную трассу, погнал машину в сторону Славгорода, потом вдруг резко развернулся и помчался в сторону Павлодара, в Казахстан. Простиравшаяся впереди степь розовела от крови. Кто бы мог подумать, что её так много. Он оглянулся - погони не было. Его охватило веселье. Отъехав от города километров пять, он остановился, достал из багажника аптечку, отрезал ножницами рукав рубахи, всадил в плечо обезболивающий укол и принялся обрабатывать рану, бросая настороженные взгляды в обе стороны дороги.

Услышав взрыв, Альберт выскочил из машины полковника, где читал дневник Оксаны.

- Оставайся тут! - крикнул ему Патров, бросаясь к дому, товарищам на подмогу.

Альберт хотел ослушаться, но в ушах прозвучал голос Фёдора Эберта: "Коля Коньяк драпанет огородами..." Ну что же, он его встретит. Но чем? Голыми руками? Вернулся к машине. Забытыми полковником ключами отпер бардачок. Пусто! Менты оружием не разбрасывались. Увидел удалявшуюся на бешеной скорости "Волгу".

- Уйдут! Ну ведь уйдут же! - взволнованно закричал он, не заметив погони. И когда стало ясно, что застать преступников врасплох не удалось, что оказались они в превосходной степени подготовленными к визиту профессиональных вояк, Альберт с психу хлопнул дверцей машины, побежал к дому, чтобы посмотреть, что там произошло, узнать, почему выпустили бандитов из кольца и вообще, кому нужен был весь этот маскарад.

К дому он бежал не напрямки, посчитав преодоление заборов и грядок в теперешней ситуации нестоящим занятием, а вкруговую по улице и переулку. И в этот момент земля под ним содрогнулась в очередной раз, послышался глухой обвальный грохот, звон бьющихся стёкол и приглушённые, будто из-под земли, быстро оборвавшиеся вопли людей. В следующее мгновение он споткнулся и упал, не почувствовав удара о землю, тотчас же вскочил, оглянулся, увидел особняк Коли Коньяка в облаке густой пыли, дыма и языках огня. Мысль о том, что там опять пострадали люди подстегнула его и он, не заботясь больше о приличиях, сиганул через забор. Еще в воздухе обострившимся зрением он увидел в конце переулка выворачивающий в улицу грузовой автомобиль "УРАЛ" с примелькавшейся в городе табличкой "Автоклуб ДОСААФ" над кабиной. Сомнений не было - кто-то торопился к месту катастрофы. Водитель так спешил, что правой стороной зацепил "Опель-Омегу", отбросил её на газон к водопроводной колонке. Когда он проносился мимо, в одном из троих сидящих в кабине Альберт узнал Скорпиона. Тот, зловеще ухмыльнувшись, успел несколько раз выстрелить из пистолета в разинувшего рот борзописца. Пули просвистели мимо головы, продырявили доски забора. В кузове грузовика сидело еще несколько бандитов, в руках у каждого было оружие: автоматы, пистолеты, кто-то держал ручной гранатомёт.

- Облапошили как пацанов! - в бессильной ярости закричал неизвестно кому Штейнгауэр. - Подорвали всё и теперь уходят!  Откуда вынырнули?!. Кто предупредил?!.

Надо было немедленно сообщить полковнику, быть может, ещё не поздно перекрыть дороги.
От горящего дома отъехала милицейская "канарейка", направилась к центру города.
Альберт застыл в растерянности: повезли пострадавших в больницу, поехали за подмогой?..

Вторая машина бросилась в погоню за скрывшейся из виду "Волгой".

- На живца клюнули, идиоты! - что есть мочи заорал Штейнгауэр, кидаясь к дому, тыча пальцем в удалявшийся "Урал".  - Они там!.. Они уходят!.. 

Оглушенные взрывом милиционеры не слышали пистолетных выстрелов, а криков Штейнгауэра и подавно. И то ли сознание собственного бессилия, то ли вылезшие из земли корни фруктовых деревьев - что-то вдруг повергло на землю, препятствуя добраться к месту трагедии. Но дух Альберта еще никогда не сдавался, не отступал, он взорвался возмущением, поднял тело на ноги и погнал к дому, на запах дыма, треск огня, к ощущению близкой опасности, туда, где уже склонился над вынесенным из огня оперативником обгорелый полковник. Подбежав, Альберт чисто интуитивно понял: конец парню. Разглядывать труп не стал - боялся расчувствоваться.

- Там есть ещё кто? - крикнул полковнику, натягивая на голову трикотажную маску погибшего.

В отличие от него, Альберта Штейнгауэра, Филипп Эберт сентиментальностью не швырялся. И времени даром не терял. Закалённый в российских внутренних боях с организованной преступностью человек, чьё мужество известно сегодня многим, быстро поднялся с колен и крикнул, перекрывая гул пожара:

- Есть! Двое! На втором этаже! Но здесь должна быть и прислуга! Сверху по рации сказали: лестница обрушилась, всё в дыму, будут выбираться через окна!.. Пожарных я вызвал! Врачи тоже подъедут!.. Что у тебя?!.

Штейнгауэр быстро взглянул в грязное от копоти, взмокшее от пота лицо полковника, вспомнил, кто он такой и зачем они сюда приехали.

- Бандиты прорвались! - с болью крикнул он.

- Черной "Волге" уже сели на хвост!..

- Этот меня не интересует! Коля Коньяк, Скорпион и еще несколько человек захватили грузовик "Урал" автошколы ДОСААФ, разбили твою "Опель-Омегу" и ушли в том направлении!..
- Альберт показал в конец соседней улицы.

- Ты чё мелешь?! - Эберту надоело вести счёт потерям.

- А то: Скорпион стрелял в меня!..

Эберт связался по рации с дежурным по отделу, коротко обрисовал ситуацию.

- Бандиты направляются в сторону военного аэродрома! - говорил он. - Свяжитесь с командованием, чтобы выставили заслон! Секунды решают! Как понял, приём!..
Рация трещала радиопомехами и отвечать не хотела. В детективных историях в подобных случаях она всегда выходила из строя. Альберт похолодел, представив, что убийцы Беловой уходят всё дальше и дальше, и если в жизни всё пойдет как в кино, горя будет много. Но автор сценария и режиссёр в лице техника Иванова, Петрова или Сидорова снабдил рацию полковника исправным аккумулятором, поэтому вибрирующий голос дежурного ответил:

- Все понял, выполняю!

Полковник Эберт отключил связь, оглянулся на распростёртого на земле товарища, вскользь оценил физические данные Штейнгауэра и молча исчез в клубящемся проёме сорванной с петель двери. Наверху что-то рухнуло, послышался чей-то крик, в ту же секунду в окне второго этажа мелькнула фигура омоновца и тут же пропала.

Привычный к газовкам Альберт шагнул за полковником.

"Главное, - думал Штейнгауэр, - спасти живых, остальное - потом."

Сержанта Патрова в погибшем он не узнал. Ветер теребил пряди волос отважного оперативника по фамилии Амосов и он казался живым. Только это была неправда. Та неправда, знать которую не захочет его молодая жена - тонкое обручальное колечко на пальце правой руки заявило об этом вдовьим истошным криком.

Разрушенный особняк быстро разгорался. Воздух поступал через выбитые взрывом окна и столб искр, дыма и пламени вылетал через большую дыру в крыше как в печную трубу. Лакированный паркет, дубовые панели, деревянные перекрытия потолков, лестницы, мебель, картины, обои, лёгкие шторы - всё лизали жадные языки огня.

Альберт задыхался. Нестерпимый жар выжигал лёгкие, глаза плавились. Но он упрямо шёл вперёд, обшаривая руками стены в поисках дверей.

Земля содрогнулась в третий раз. Содрогнулась и просела вместе с двором, надворными постройками, палисадничком и декоративным огородом, погребя бункер с метавшимися в поисках выхода зеками. Но выхода не было - Азиат взорвал его вместе с домом.

Альберт услышал, как впереди, где шёл полковник, прозвучал глухой удар и следом - звук упавшего тела.

- Полковник!.. Филипп, ты где?!. - крикнул Штейнгауэр, ничего не видя в густом дыму; вытянул руки и пошел вглубь, обходя завалы наощупь.

Эберт не отвечал. Шагнув к лестничной площадке, Альберт споткнулся и упал на придавленное обвалившейся горящей балкой тело. Это был последний шаг невезения полковника в этот день. Эберт потерял сознание, но был жив. Приподняв его голову, Альберт почувствовал на руках кровь. Он поднатужился и приподнял балку, подсунул под неё обломок стула, подхватил начальника милиции под мышки и потащил наружу.

- Чёрт, берут же таких в милицию! Что ни под два метра ростом, то больше ста кило весом!..

Счастье улыбнулось обоим: полковник отключился ненадолго - он вдруг судорожно, взахлеб вздохнул, выгнулся в рвоте, закашлялся, поднялся, шатаясь, на ноги, нечаянно толкнул спасителя, и когда тот, ударившись локтем об острый обломок стены,  вскрикнул, пришел в себя окончательно, матюгнулся и снова ринулся внутрь дома. Но дальше хода не было: лестница горела, в полу зияла дыра, и там, внизу, в грязной воде бассейна лицом кверху плавал труп пожилой женщины - поварихи или уборщицы.

Одежда дымилась, они могли в любой момент вспыхнуть как сухие соломенные чучела. Самое разумное, что оставалось делать - прыгать в воду и мокрыми - наверх, используя вместо лестницы двухметровый рост полковника или любой другой подручный материал. Так и решили. Плавать Альберт не умел, но в паре с Филиппом был готов и в огонь, и в воду.

Вынырнул Альберт как раз напротив лица мёртвой женщины. Блики огня плясали в её широко открытых глазах и ему с его тонкой чувствительностью показалось, что она издевательски хохочет над ним как та ведьма, заманившая парня в западню, чтобы прокатиться на широких плечах на шабаш - вот-вот вспрыгнет!.. Он шарахнулся к Филиппу, схватился за плечо, подтянулся, другой рукой достал до края бортика.

Надсадно дыша и отфыркивая воду, они выбрались из воды на обалденно дорогую плитку, отражавшую всполохи пожара наверху.
 
- Ты что же, плавать не умеешь? - спросил Эберт.

- Не утонул же! - дерзко сказал Альберт.

- Страха в тебе нет!

- Из страха и лезу!

- Только поперед батьки в пекло лезть больше не советую!

- Лады, полковник!

В подвальных помещениях людей не обнаружили. И хотя огонь сюда ещё не добрался, несколько потерянных минут вернуть было нельзя. Оставалось только ретироваться, чтобы не сгореть заживо. О том, чтобы пробиться на второй этаж и речи не вели. Поздно.

Выбравшись во двор, они увидели, как из окна второго этажа один из омоновцев переваливал вниз безвольное тело товарища. Подбежав, они приняли на себя обожженного, но, слава Богу, живого солдата, у которого, по всей вероятности, сильно пострадали лёгкие, уложили в стороне от погибшего Амосова.

Уцелевший не дожидаясь страховки выпрыгнул из окна сам - детские игры закончились. Подошел к полковнику. Прочитал в тёмных глазах страдание вины перед погибшими. Обнял широкие плечи побратима, глухо сказал:

- На войне как на войне. Это наша работа.

- Плохая работа! - попытался высвободиться Эберт. - Кто же так работает?!.

Оперативник сжал полковника ещё крепче.

- Гнездо разорили, ворона поймаем, недолго ему летать!

- Где остальные, Бедарев? - смахнул слезу злого бессилия Эберт.

- На той стороне. Двое. Один убит, другой контужен. Найти?..

- Пойдём вместе.

Альберт подумал, что надо бы не просто путаться под ногами полковника, а делать что-то конкретное, заняться раненным, например, чтобы не скончался до прибытия медиков: уложить поудобнее, тепло укрыть...

- Они нас ждали, - сказал полковник Бедареву.

Тот скрипнул зубами от злости, сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели.

- Кто знал об операции?

- Только я.

- А сержант?

- Это мой родной брат.

- Да? Не знал! А этот?.. - кивнул в сторону Штейнгауэра.

- Нет.

- Тогда...

Полковник бросил быстрый взгляд в расширявшиеся от изумления глаза оперативника и на долю секунды опередил его догадку:

- Майор!..

Гася бешенство, Бедарев сделал крутой разворот и одним ударом разнес в щепу остатки выброшенного взрывом на куст смородины кухонного навесного шкафа:

- Поймаю, б..., убью!..

Эберт обещаний не давал. И всегда был серьезной угрозой преступному миру. Единственное, с кем он не мог справиться - коррумпированное чиновничество. Этот слой населения разлагался ещё на студенческой скамье. Коля Коньяк - наиболее яркий пример. Остановить процесс гниения советского общества Эберт не мог. Хотя, если разобраться, не только "люди власти" сводили к жирному минусу все его старания.

Альберту Штейнгауэру было ясно одно: винить полковника Эберта плохим служением народу было бы несправедливо.

Продолжение: http://www.proza.ru/2013/01/15/1185