«Он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показывалась проседь, живые большие лаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волоса были обстрижены в кружок…» Кому не знаком этот портрет Емельяна Пугачева, набросанный рукою Пушкина в повести «Капитанская дочка»? Однако, не всем известно, что Александром Сергеевичем руководило ни одно только поэтическое воображение: описывая внешность знаменитого крестьянского бунтаря, «сего дерзостного Икара ко Солнцу возлетающего» (как писал о нем в своих стансах Сумароков), поэт имел перед глазами гравированную копию с прижизненного портрета Емельяна Пугачева. Эта копия, или вернее несколько копий были заказаны самим Пушкиным, гравировались в Париже и уже в середине XIX века почитались редкостью и такою же святыней, как все, что было связано с именем великого поэта.
К отбору портрета Емельяна Ивановича, из ряда сохранившихся со времен восстания изображений, Пушкин отнесся с глубочайшей ответственностью историка, ибо намеревался поместить его в первом издании своей «Истории Пугачевского бунта». Однако Николай I, памятуя указ своей бабки – Екатерины II, запретившей произносить самое имя Пугачева, приказал изъять «Историю Пугачевского бунта», и книга, как и портрет, до конца царствования Николая Iбыли скрыты от русского читателя. В 60-х годах XIX века «История Пугачевского бунта» вновь увидела свет и получила второе рождение. В 70-х годах XIX века появляются первые научные исследования крестьянской войны 1773-1775 гг., и с этого же момента начинается систематическое изучение и описание изображений Емельяна Пугачева, выяснение достоверности и подлинности его портретов. Неудивительно, что Пушкинская гравюра, появившаяся вновь спустя 36 лет, стала предметом серьезных изысканий. С какого портрета гравировалась копия? Где Пушкин мог видеть этот портрет, кем и когда он написан? Вопросы эти до сих пор не сняты окончательно.
Во времена Екатерины многие, особенно царские полководцы, хотели видеть «харю изверга и самозванца», за которым им пришлось-таки погоняться. При жизни Пугачева было создано немало его изображений – достоверных и фантастических. Взволнованная фантазия иностранных художников превращала Пугачева то в аристократа в буклях и треуголке, то в злодея с диким лицом и огромными усами. Большая часть достоверных изображений «злодея и бунтовщика» приходится на долю русских живописцев. Среди них то и искал Пушкин «своего» Емельяна Ивановича, долженствовавшего соответствовать оригиналу, замыслу и цели предпринятого поэтом исторического труда, а также личному отношению автора к народному предводителю.
Известно, что Пушкин путешествовал по местам, связанным с Пугачевым, встречался с людьми, помнившими еще «батюшку-государя», собирал рассказы «дряхлеющих, престарелых очевидцев»; поэт первым получил доступ к 18-т томам подлинных рукописей, указов, донесений времен крестьянской войны, благодаря помощи выдающегося археографа Бантыш-Каменского. Ему же Александр Сергеевич сообщал о виденном им портрете Пугачева. Каком же именно? До настоящего времени дошло несколько портретов Пугачева, которые с наибольшей вероятностью могли попасть в поле зрения Пушкина.
Один из них в первой половине XIX века хранился в селе Дугино Сычевского уезда Смоленской губернии, в усадьбе знаменитых в свое время сторонников конституции, «граждан», как называл их Фонвизин, - графов Паниных. Портрет был исполнен, вероятнее всего, по заказу Петра Панина – одного из «усмирителей» пугачевского бунта. Сохранилось свидетельство военного губернатора Сибири Д. И. Чичерина, писавшего: «Петр Панин рожу его (Пугачева) ко мне прислал». Портрет «злодея», который губернатор в порыве озлобленного раздражения велел повесить «в таком месте, куда никто без особенной нужды не ходит», имел характерные черты изображения, близкие к оригиналу, гравированному по заказу Александра Сергеевича Пушкина. Однако есть и различия. На портрете Пушкина Пугачев изображен на фоне кирпичной стены, на портрете Паниных – на фоне горящей усадьбы… Кроме портрета из села Дугино, в поле зрения Пушкина мог попасть близкий к оригиналу портрет Пугачева, написанный поверх изображения Екатерины II. Портрет исполнен иконописцем – старовером в Илецком городке 21 сентября 1773 года, в самом начале восстания. Но и этот портрет имеет явные отличия от Пушкинского.
Наконец, в 1870 году на петербургской «Исторической выставке портретов лиц XVI-XVIII вв.» выплыл еще один портрет Пугачева, атрибутика которого, как и характерные черты изображения оказались весьма близкими, если не идентичными, изображению Пугачева на пушкинской гравюре. Вот его описание, данное в 1870 году: «Высота – 16 вершков, ширина – 11 вершков. Пугачев в белом нагольном тулупе с меховою оторочкой из под тулупа выглядывает розовая пестрядинная рубаха с белыми точечными полосками. Волоса подстрижены по-крестьянски – в скобку, борода темно-каштановая, лопатою. Правая рука поднята до пояса, на ней широкий поручень и два опущенных звена кандалов; левая рука вытянута, и над нею по стене, к которой был прикован Пугачев, висят плоские звенья цепи. Портрет писан масляными красками (мумия и белила)». Портрет поступил на историческую выставку из Ревельского исторического музея, которому в свою очередь его преподнесла в дар в 1864 году баронесса В. Розен, урожденная фон Маттиас. Ее отец, Отто Маттиас, служил в Казанском кирасирском полку в чине майора под начальством генерала Михельсона и по преданию брал в плен Пугачева… Фон Маттиас заказал портрет Пугачева во время пребывания последнего в Москве в Рязанском подворье на Мясницкой. Портрет выполнен неизвестным автором (возможно иконописцем-личником) в традициях полуфольклорного «парсунного» искусства; почти «распластанная» на переднем плане фигура крестьянского вождя приковывает внимание своей «красноречивой застылостью». На портрете (из Ревельского музея) Пугачев запечатлен в последние дни своей жизни. Ему было в ту пору всего лишь 33 года и предстоящая казнь наложила печать смятения на его лицо. Печальная складка залегла между бровями и в прежних «сверкающих глазах» застыл страх… Те же признаки душевного смятения мы отмечаем и на гравюре Пушкина. Почему Александр Сергеевич избрал для своей «Истории Пугачева» именно этот портрет? Быть может потому, что настало время изменить царившее более полувека сугубо тенденциозное представление о Пугачеве, как о кровавом злодее и в ответ на Сумароковские строки:
Твоей подобья злобы нет,
И не видал до ныне свет
Злодея, толь бесчеловечна…
сказать: «Черты лица его, правильные и довольно приятные, не изъявляли ничего свирепого»…