Большой столовый нож лежал на углу кухонного стола. Широкое остро отточенное жало, деревянная на латунных заклепках ручка подчеркивали страшную силу этого прибора, предназначенного резать и крошить все, что попадало под его лезвие.
Рядом на стуле спал пьяный отчим. Налысо обритая голова тускло светилась под стосвечовой лампочкой, еще с лета засиженной мухами. Из криво открытого беззубого рта стекала грязная, перемешанная с рвотой слюна. Блевотина украшала грудь. Куски плохо пережеванной еды, окрашенные свеклой съеденного винегрета, уродливой кашицей украшали брюки и домашние тапочки. Он спал. Уснул внезапно, не дотянувшись нескольких сантиметров до ножа, которым намеревался закончить сегодняшнее поучение пасынка "настоящей" жизни.
Он смотрел на спящего отчима. Медленно перевел глаза на нож. Дикое желание молнией сверкнуло в голове. Убить, убить эту пьяную скотину, которая опять его избила, попрекая за неумение работать быстро, качественно, за вечное желание поспать, посидеть в контакте с невидимыми друзьями, рассказывая о себе небылицы, которым особенно верят девушки. Болела разбитая скула, наливался болью синяк под глазом. Рука потянулась к ножу. Пьяный всхрап отчима ударил по натянутым струной нервам. Дикий немой крик рвался из груди парня. Заныло, заболело, раненой птицей затрепыхалось изувеченное сердце. Схватив в прихожей куртку, пасынок выскочил на улицу.
Северный город был тих. Снег легкими хлопьями падал на непокрытую голову, таял, перемешиваясь со слезами, мокрыми струйками стекал за воротник куртки. Необычная предновогодняя тишина северного городка успокаивала. Далекие беззвучные всполохи новогодних шутих, рассыпавшихся яркими звездами, напомнили родной юг. Там тоже встречали Новый Год. Встречали по южному темпераментно: пуском ракет, беспорядочной стрельбой, криками и плясками. Пенились бутылки с шампанским, девушки зазывно смеялись, заигрывали глазами и не только, незнакомые парни крепко пожимали протянутую вверх ладонью руку. Все были дружелюбны, предупредительны, и верилось, что празднику и дружбе сердечной не будет конца.
Легкий ветерок остудил разгоряченную голову. Ноющая загрудинная боль напомнила о раненом сердце. Тогда той, теперь уже казалось, далекой осенью он не смог ее пересилить. Она стиснула грудную клетку и рвалась наружу, разрывая нестерпимой болью. И чтобы унять ее, он ударил себя ножом в грудь. Последняя мысль: пусть так, и уже никогда не будет так больно. Нож прошел в двух миллиметрах от сердца. И теперь постоянная ноющая боль напоминала, что все еще есть выбор – повторить тот удар или выбрать жизнь.
А как жить дальше? Не мальчик, двадцать два года. Нет специальности, бросил учиться, не сумел создать семьи. Уехал в этот северный городишко по приглашению отчима. Сам отличный мастер – плиточник, отчим пообещал научить и его класть плитку и вообще выполнять все работы по ремонту квартир. Напомнил, что был несправедлив к нему в детстве и хотел бы исправить свою вину. Мама с бабушкой, да что греха таить, и он сам, поверили этому иуде. Все было хорошо, пока отчим был трезв. Но наступали выходные и начинались отходные от работы. Постоянные пьяные попреки ("Я тебя кормлю и содержу"), рукоприкладство и вот сегодня ожидаемый финал. В ответ на постоянные унижения он чуть не убил человека! Да человек ли этот пьяный скот?! Как он не может понять, что постоянно кружится голова, что от загрудинной боли слабеют руки... А ступеньки?! Этот страх высоты, сводящий с ума ... Работа, работа, работа. Побольше заработать, чтобы за субботу и воскресенье напиться до свинячьего визга, подраться, а потом от головной боли кататься по полу и выть по-волчьи или лаять, изображая собаку, гоняться за соседями и товарищами по выпивке! При отсутствии оных кувалдами своими бить пасынка, заранее зная, что тот не ответит, бить по самым больным местам – по голове и груди. На утро без сочувствия пинками поднимать на работу, упрекая за лень, неумение работать, насмехаясь над страхом высоты, худобой и бессилием...
Ноги сами привели к автостанции. У кассы не было очереди, но не было и билетов. Только на второе января, уже 2013 года. Прожить, перетерпеть еще три дня и уехать домой! Ведь есть же выбор, и его надо сделать в этом первом наступающем году очередного золотого века, как сказала ему бабушка в разговоре по мобильному.
Вздохнув с облегчением от принятого решения, он протянул кассиру деньги.