Камин

Владимир Георгиевич Костенко
Я никогда не влюблялся в женщин... И женщины не влюблялись в меня. Так, иногда... – сиюминутное влечение, холодное прикосновение... А потом... равнодушие и пустота. Но моя хозяйка! Она очаровала меня в первую же минуту знакомства: подсела с бокалом вина и доверчиво прислонилась коленями. В тот счастливый миг я увидел в её глазах себя, я увидел мерцание страстного пламени.
Каждый вечер хозяйка садилась напротив, в уютное кресло и печально смотрела на пламенеющий в топке огонь. Огонь догорал, а она всё смотрела, смотрела, смотрела… зябко кутаясь в плед.
Что искала она в моих догорающих углях? Может, грезила о минувшем, об угасшей когда-то, истлевшей безумной любви? Я её согревал, но не мог отогреть опустевшую душу, я в бессилии вспыхивал и под утро совсем угасал.

               Что любовь… Сладкий миг вожделенья и неги.
               Всё сгорает дотла, оставаясь лишь в памяти снов.
               Я молил: «Уходи», – и любовь уходила навеки…
               Чтобы снова вернуться охапкой берёзовых дров.

               И огонь возгорал, будто волны взбирались на сушу,
               Возвращалась любовь, возносилась её чистота.
               Но сгорали дрова, саван ночи окутывал душу,
               Снова холод в груди, снова в сердце её пустота.

До недавнего времени я любил лишь холодные вечера и витающий над оголовками труб легкомысленный ветер: в сумраке вечера во мне разводят огонь, а ветер иногда крадёт одиночество – мы охаем, стонем, вздыхаем, тревожно гудим… А теперь я люблю ещё и эту женщину, мою хозяйку.
   
Ночь. Меня убаюкивают часы, но я не усну: в соседней комнате не засыпает она.
Непроглядная, тихая ночь. Но что это? Скрипнула дверь?.. Половица?.. Забытая створка окна?.. Нет, показалось. Опять!.. О, Боже, обдало знакомым дыханием… Это она! На ощупь во тьме на огнище сложила дрова, сунула меж поленьев лучину и чиркнула спичкой.
Она стояла передо мною нагая, объятая грешным безмолвием, на теле дрожали смятенные отсветы пламени. В правой руке хозяйка держала бокал, под левой – вздымалась в немом сладострастье округлая грудь.
Она откинулась в кресле, и я почувствовал прикосновенье невесомых ног. Какая нежная у неё кожа!.. Запершило в трубе.
   
                Бокал испит. В безумстве тишины
                Лишь ветер воет одиноким волком.
                Рука скользит по бёдрам, по груди…
                И вниз – хранит желание под шёлком.
   
Какой чувственный у неё голос!.. И одинокий, и страстный… зовущий.
Во мне растревоженный взвился огонь.