По взгляду поймёт

Андрей Тесленко 2
    


Беспартийный депутат Бок Раиса Ивановна работала нянечкой в терапевтическом отделении районной больницы. Мыла пол, окна,  панели и унитазы на чётвёртом этаже кирпичного добротного корпуса. Выносила полные судна, горшки и вёдра в санитарно-технический узел. Подтирала задницы парализованным, обрабатывала их от потницы и следила за пролежнями, то и дело,  переворачивая больных с боку на бок. Помогала на кухне мыть посуду и пищевые бачки. Она была благодарна поварихе, что та давала ей полбулки серого хлеба и по два кусочка сахара детям
Нянечка получала за свою работу мизерную зарплату, мечтая ближе к пенсии, накопить на шерстяной  ковёр.
           Недалеко от школы  в деревянном бараке в квартире, в которой Раиса Ивановна жила с четырьмя малолетними детьми, было уютно и тепло. В белёной гашёной известью комнате не было ничего лишнего. Каменная печь, в прихожей с железным рукомойником и единственной роскошью – буфетом, с нетерпением ждали хозяйку для рутинной домашней работы. Железные кровати, круглый стол под скатертью  с бахромой и обшарпанные стулья, с трудом уменьшались в четырёх стенах. Холодильник, – зимой, заменял сарай или сетка, которая вывешивалась с продуктами за форточку. Первый и последний в её жизни телевизор – пропил муж, перед тем как сесть в тюрьму за украденный на работе мешок муки. В двадцати  шагах от крыльца, сверкал белоснежный общий туалет на семь бараков, удивляя случайных посетителей своей чистотой.
Вот и все удобства и привилегии для депутата и её семьи.
Однажды перед самым Новым годом, ночью,  случилось  горе: в очередной раз украли сетку с продуктами, припасёнными к празднику.
Раиса Ивановна тихо сидела на детском стульчике у печки и смиренно смотрела в раскаленную топку, украдкой подтирая выцветшим халатом слёзы.
– Мама, что случилось? – громко спросила старшая дочь Валя.
Раиса Ивановна, молча, посмотрела на окно, и уже не сдерживая себя, громко разревелась.
Проснулись дети. Младший сын Толик, глядя на мамку чёрными глазками,  тоже заплакал.
– Ням  ням! – попросил он, шмыгнув носом и размазав сопелки по личику.
Толику дали бутылочку с молоком.
– А помните, как последний раз у нас сетку  нарезали? Отец  мамку  с топором гонял по всему бараку, как будто она виновата! – сказал средний сын Володька и рассмеялся.
– Ты что ржёшь, жеребец рыжий? – тихо спросила младшая сестрёнка Лида. – Что здесь смешного?
– Да вспомните, что отец учудил! – не унимался Вовка. –  В нужник до ветра никого не отпустил. Собрал всё это дело в общую кучу. Завернул это богатьство в газету «Правда». Сунул в сумку из мешковины  и повесил как обычно за форточку. В ту же ночь «куклу» украли…
После этого случая, сосед  написал на шутника куда следует. Семёна арестовали, и тут же отпустили. Сосед доказательства, что Семён политически враждебный элемент и,  использует самую главную газету не по назначению, не сохранил.
             – Зато  пару лет никто ничего не воровал! – не унимался Володька.
 Дети дружно смеялись. Перебивая друг друга вспоминали  события  того ужасного дня.
– Всё батя, я больше не могу,  кричал я! – рассказывал Володька. – А он, как кавалерийской саблей, топором машет над самой головой, слюной брызжет в лицо, орёт  своё… Волосы у всех дыбом встали! Мы конечно со страха,  постарались от и до.
Раиса Ивановна вспомнила, как бил её Семён, за то, что она встала между Семёном и соседом Кузьмой, когда он хотел воткнуть сапожное шило в печень вора. После побоев она потеряла слух на левое ухо. Теперь она с трудом слышала правым, благодаря Бога,  что её не зарезал муж.
            Валя тогда шило вырвала, и исцарапала лицо отчима…
            – В кого ты у нас такая? – удивилась  Раиса Ивановна.
После этого сосед написал второй донос  в милицию: про кражу  муки…
«Граждане судьи! – заявил во время суда на «последнем слове» Семён. – Об дном жалею, что не запорол этого борова!»
Дали десять лет, как за убийство.
Без мужа Раисе было тяжело, но спокойно. Она честно ждала мужа, подшучивая над больными ухажёрами.
Однажды в отделение по ошибке попал странноватый мужичок, с бегающими  мутными глазками.
Нянечка сразу поняла, что новый больной с прибабахом и для предотвращения чрезвычайных ситуаций оказала ему дополнительное медицинское внимание.
– Раечка, ты меня не узнаёшь? – спросил больной. – Я Кузя!.. Твой сосед…
«Боже мой, что пьянство  с людьми делает… Совсем старик стал! » – подумала нянечка,  выжимая половую тряпку.
– Ты,  громче говори, – посоветовал сосед по койке. – Она плохо слышит.
– Да знаю я, что она не хрена не слышит, зато какая женщина! – зашептал Кузя. – Красавица. Посмотри,  какая стать: на учительницу математики похожа. Гордая,  спасу нет. А как она шваброй пол моет, как будто на празднике Октябрьской революции  красным знаменем машет. Прямо демонстрация женской привлекательности. С  каким достоинством парашу выносит, как  золото в банк тащит. Я в неё давно влюблённый, до коликов в паху… Через неё  пить начал, как потерпевший, и гадить стал её мужу, как во время холеры.
– Да, редкой души женщина! – тихо поддержал разговор сосед по койке. – Молодую нянечку не допросишься судно подать, а вынести подавно. Да стыдно как-то перед молодухой. Лежишь попукиваешь и терпишь до последнего, проклиная свою болезнь. А тётя Рая зайдёт в палату, только взглянет на больных, и по взгляду поймёт, что кому надо. Порой сам не знаешь, чего хочешь, а тебе раз водички стакан или утку под зад.
– Какая она тебе тётя? Племянничек! – возмутился Кузьма. – Она ещё бабёнка хоть куда!..
– Рая, меня жена бросила! – громко заявил Кузьма. – Выходи за меня замуж. На руках буду носить.
– Кто о чём, а вшивый о бане! – пошутила нянечка. – Мне своего алкаша по уши хватает.
– Так он в зоне чалится! Вернётся страшный, что чёрт…
– Страшненький, – да родненький! – ответила Рая и вышла из палаты.
Решил Кузьма, во что бы то ни стало добиться благосклонности Раисы Ивановны. Три дня  ходил под себя, чтобы лишний раз привлечь к себе внимание  нянечки.  Потом  объявил голодовку, согласившись через несколько дней поесть кашки, если его будет кормить Раечка из чайной ложечки. 
– Я ж, моя хорошая, сделаю себе членовредительство, через эту окаянную любовь! – кричал он в ухо нянечки во время приёма пищи, робко прислоняясь рукой к коленочке женщины. – Вырежу себе всё хозяйство… Зачем оно мне без тебя нужно?
Раиса    Ивановна,    пожаловалась    заведующей    отделения –   Саре  Адамовне. Попросила, чтобы Кузьме ни чего остро режущего не давали.
«Хоть  сволочь   редкая,   а   живой  человек.    Жалко   мужика! Если Бог хочет наказать, то в первую очередь лишает разума» – подумала она,   проходя мимо палаты № 3 , где лежал Кузьма.
Раиса Ивановна, осторожно приоткрыла дверь. Ржавые шарниры предательски заскрипели и нехотя  замолчали. Больные дружно спали, храпя кто на что горазд. Спёртый дух человеческих газов, медикаментов и мочи, заставили  женщину проветрить душное помещение. Она осторожно на цыпочках подошла к окну и,  взобравшись на подоконник, открыла форточку. Посмотрев вниз, чуть не упала на пол от увиденной картины. Её поклонник, спрятавшись с головой под простынь, громко стонал, делая возвратно поступательные движения руками. Всякого повидала женщина в жизни, но такого ужаса ей и во сне не могло присниться.  Она соскочила на пол и одёрнула окровавленную в центре простынь.  Больной, не обращая внимания на нянечку, оттянув рукой кожу, монотонно отрезал лезвием для бритья своё мужское достоинство.
Раиса Ивановна, выхватила лезвие и, крича о помощи, побежала в ординаторскую.
Кузе пришили, то,  что он успел себе оттяпать. Главный врач решил срочно перевести больного в больницу по профилю.
На следующую смену, Раиса Ивановна увидела своего поклонника в коридоре. Его, распевающего матерные частушки про тёщу, везли к лифту.
– Раечка, привет! – весело закричал он, приподнявшись на локоть. – Жениться еду!
Раиса прижалась к холодной стене, побледнев от страха.
– Не переживай, моя  хорошая! – серьёзно сказала Сара Адамовна. – Теперь он не опасен для общества. Добился своего касатик. Отрезал себе… – под самый корень. Вот посмотри, – протянула она пол-литровую банку. Заспиртовала, как наглядное пособие. Буду теперь студентам показывать, чтобы знали, какие неожиданности их поджидают на будущей работе.
После работы Раиса Ивановна спешила домой.
Возле барака на лавочке обычно сидели соседки вдовушки, лузгали семечки, осуждая всех подряд, за прошлое, настоящее и даже будущее…
– Рая,  посиди с нами! – кричали они хором. – Отдохни после работы.
– Некогда мне! Дел невпроворот…
– Деловая!.. Депутатка!..– шептались бабы. – Знаем мы таких деловых. За сосланным мужем из Крыма на Урал поехала. Декабристка, какая выискалась. Кто её в депутаты выбрал? Будь моя воля, я б её не только с депутатства, но из нянечек попёрла в три шеи.
– Да брось ты, Зара! – защитилась за Раю – бабушка Клава. – Ты лучше вспомни, кто за нашими мужиками ухаживал, перед тем как им на тот свет уйти. А кто холодную воду прямо в барак провёл? А кто в школе парты заменил? Кто новые сараи построил? Кто крышу перекрыл под не ржавеющую сталь? Живём теперь, как барском доме… А в садик кто наших детей устроил? Да всего не перечислишь… Лучше всех живём в посёлке, благодаря Раисе Ивановне.
Раиса Ивановна, накормив детей, украдкой достала из буфета «Кагор». Осторожно налила себе рюмочку,  быстро выпила пятьдесят грамм и, упав на койку, тихо заплакала. «Моя подружка – моя подушка! – думала она. – Никогда не осудит, не обидит и не предаст… Быстрей бы мой дуралей освободился?
Семён отбывал наказание, участвуя в восстановлении после войны  «Беломор канала». За хорошую работу и как фронтовику, срок ему сократили в три раза. Через три года и четыре месяца он больной, но с  гордо поднятой головой вернулся домой в шахтёрский посёлок.
Жену он уже не бил, только материл почём зря за все всемирные женские грехи. Так и прожили до пенсии. Семён, глядя на жену мутными глазами, ворчал:
– Это что такое? У тебя уже медалей больше, чем у меня! Знаю я, чем вы там, в исполкоме депутатов трудящихся вечерами занимаетесь! – орал он как на профсоюзном собрании, удачно похмелившись. – Бросай это грязное дело, а то зашибу! Наслушался я на зоне  сказки одного японского шпиёна: председателя райисполкома, который управлял экономикой всего района: экономя деньги, для себя любимого… Думал о людях, одновременно  выполняя партийные задачи. Знаем мы, эти задачи… Любил он  самых лучших и красивых баб протаскивать в депутаты, которые завоевали доверие героическим трудом… Из тебя то, что за талантливый руководитель и организатор, не пойму? Люди по доносам пропадали, а ты даже без меня, с четырьмя детьми,  не пропала.
– Семен, зачем ты меня понапрасну обижаешь? Так у меня награды трудовые да юбилейные, а у тебя боевые…– оправдывалась Рая. – Кто ж людям помогать будет, если не я?
– Цыц шельма! – заорал Семён, ударив по столу кулаком. – Знай своё место. Слышал я про твои трудовые подвиги. В больнице мужики, тебе прохода не дают.
– Успокойся Семён, у тебя же нервы и давление… – прошептала Раиса Ивановна. – Как скажешь – так и будет!
Она посмотрела в потускневшие глаза мужа, подошла к нему и погладила по седым вьющимся волосам на голове.
  – Борща поешь с похмелья, легче будет, – сказала она и пошла за тарелкой.
– Я щи люблю! – проворчал Семён. – Без рюмки не прикоснусь к твоему борщу. Налей своего «Кагору».
– Так это освящённое вино к празднику! – тихо сказала женщина.
– Ты ж в храм не ходишь! – ворчал Семён.
Быстро встал, принюхался, как лагерная овчарка. Подошёл к  ящику с углём и откопал полбутылки церковного вина.
– Думала, перепрячешь из комода и все дела? – весело спросил он жену и, не отрываясь от горлышка, допил «Кагор».
– Бог у меня в сердце! – гордо сказала женщина. – Молится и дома можно.
Семён и Раиса грустно  посмотрели друг другу в глаза. Мужик начал медленно хлебать постный борщ. Раиса  Ивановна перекрестилась, украдкой взглянув на старинную икону Владимирской Божьей Матери, которая  мирно висела  в правом углу кухни.
«Я ж это вино год пила только по праздникам  и не могла допить, – подумала Рая. – Помрёт муж скоро,  со своим пьянством! Не дай Бог»
Через неделю Семён пошёл в сарай похозяйничать, где после  первого удара кайлом по огромному куску угля, с ним произошёл приступ. После чего он попал в больницу, где умер на руках своей любимой жены.
  – Сосуды чистые, как у младенца, – сказала Сара Адамовна, после вскрытия… Ещё бы сто лет прожил, если бы не пил.
На похороны приехали уже взрослые дети и внуки Раисы Ивановны. Все плакали, вспоминая только хорошее о дедушке Семёне.
«Взял меня после войны с тремя детьми, ¬  вспоминала бабушка Рая. – Сына ему родила, за неоценимую помощь… Без него не подняла бы  детей. Когда одна с детьми осталась, решила утопиться. Так тяжко было, что  мы у соседей варево для свиней воровали и ели, чтобы с голоду не умереть. Решила, что детям без меня в детском доме лучше будет.  Пошла на море топиться. У самого берега нашла маленький крестик. Поцеловала его, прижала к груди,  и как рукой сняло грешные мысли…
Тут воинская часть в деревню зашла на постой. Он тогда старшиной был. Низкий  поклон Семёну за всё хорошее! Бог ему судья за его грехи!»
Через девять дней, Раиса Ивановна пошла на работу и написала заявление об уходе.
– Ты что с ума сошла! – заругалась на неё Сара Адамовна. – Ты без работы со своими болячками долго не протянешь. Это я тебе как кандидат медицинских наук говорю.
– Так я уже  пять лет на пенсии, – оправдывалась нянечка. – Пора на покой. Хочу с внуками нянчиться.
– А как же ваш шерстяной ковёр? – спросила заведующая. – Мы же тебе всем больничным коллективом к пенсии  деньжат собрали…
Раиса Ивановна промолчала, опустив глаза.
– Короче так: я вам добавлю полставки санитарки, только оставайтесь! Пропаду я и больные без вас!
Нянечка посмотрела на наполнившиеся слезами глаза своей начальницы и по взгляду поняла,  что это правда.
Через некоторое время на стену в барачной комнате сын Анатолий повесил большой шерстяной ковёр.
                Раиса посмотрела в глаза сыну и весело сказала:
– Снегом хорошо его чистить: лучше любого пылесоса и химчистки. Что думаешь:  лучше бы холодильник с телевизором купила, иди хотя бы радио! Мне незачем. Я все равно ничего не слышу и уже плохо вижу. А кино у меня каждый день было: и комедии и драмы… Сыта я киноискусством по горло.
За окном злилась метель, закидав барак снегом по самую крышу. С чёрной трубы валил серый дым, смеясь над  сорокоградусным морозом. Толик, тихо матерясь, расчищал лопатой снег – от крыльца к стайкам, где визжали голодные свиньи. Раиса Ивановна  вынесла два ведра вареной картошки, поставила их у входа. Глубоко вздохнув, посмотрела на небесные Рождественские узоры, выбрала себе самую яркую звёздочку и подумала: « Как мне не охота от вас уходить…»
Вечером, уложив внучку Светочку в детскую коечку, спела ей колыбельную песенку из своего детства. Убедившись, что девочка уснула, тихо помолилась пред иконой.  После чего, засыпая в своей пуховой перине, бабушка Рая обняла свою любимую подружку-подушку. Положила на неё седую голову с остатками былой красоты, чуть заметно улыбнулась, вспомнив всех своих мужей и ухажёров.… Посмотрела, на дышащий свежестью после мороза ковёр, нежно погладила его по шерсти и подумала: « А всё-таки жизнь прекрасна, и прожила я её не зря!»

  Город Кизел Пермского края – город Сочи. 05.01.2013 год.