Чудный промысел. Начало. Евгений Кайгородов

Литклуб Листок
Рассказ — описание реальной истории, случившейся в городе Томске.
По понятным причинам имена героев рассказа изменены.

                Чудный промысел

Так, нет воли Отца вашего Небеснаго,
чтобы погиб один из малых сих.
(Евангелие от Матфея, гл. 18, ст. 14)

      Зима в Томске стояла снежная и ужасно холодная, что очень обычно для здешних мест. Снега начались еще в декабре и шли весь январь. Сторожа собора Александр и Николай трудились каждый день, расчищая церковный двор. Орудовали лопатами, скребками и метлами, но снег непрерывно шел и шел, не давая отдыха. Мы с пономарем Геннадием уже три раза лазили на крышу собора и сбрасывали снег оттуда, чтобы весной по стенам храма не побежали ржавые потоки талой воды.

      Небо низко заволокло блеклыми тучами, ветер с неистовой силой дул с севера,  и всю зиму мы проходили, кутаясь в пуховики и шубы. У меня было теплое зимнее пальто, но и в нем я мерз, надевая подниз  две кофты и жилетку. Казалось, земля уже не могла терпеть стужи. Птиц  прихватывало морозом на лету, по дороге на работу приходилось не раз встречать окоченелые тельца воробьишек и сорок. Жаль их мне. Мы-то, люди, в своих квартирах теплых да домах отсидимся-отогреемся, можем и валенки надеть, а им, пернатым, тяжко. Не смог кроху добыть — сгинешь сразу.
      На работу я ходил в валенках, а там, на кафедре, переобувался в туфли. Студенты болели, чихали и кашляли на занятиях. Многие лежали дома с высокой температурой. Грипп свалил многих, но я пока держался. Каждый день пил травяные чаи, привезенные загодя из дома. Чеснок ел в немалых дозах, варенье на хлеб мазал и мед.

      Во вторник пришлось допоздна задержаться на работе. Заседание кафедры протянулось до семи часов вечера, потом дописывал статью.  Я знал, что дома меня никто не ждет, поэтому решил после тяжелого дня недолго прогуляться до Лагерного сада, хоть воздух уже начал обжигать щеки, пробрался под пальто и легко покалывал грудь.

      Лагерный сад — мое излюбленное место прогулок. Крайняя южная точка Томска. Самая ближняя, стало быть, к дому, к родине, к маме. Красиво в Лагерном… 
      Есть в этом саду Аллея Любви. Здесь, в основном, гуляют молодые пары, есть и просто влюбленные, которые часами стоят над речкой и тонут в глазах друг друга. Они счастливы, дай Бог только, чтоб навсегда. Проходишь мимо и думаешь: «Придет время, и точно также буду стоять я, счастливый, сияющий, нашедший Её, Любовь». На тротуаре, выложенном брусчаткой, можно прочитать самые разные истории Любви. Здесь признания, нежные рисунки, обещания, стихи… 

      Идти от университета до Лагерного сада я решил по набережной. Здесь совсем недолго — минут пятнадцать нескорым шагом. Свежий снежок непрестанно поскрипывал под ногами, фонари, сопротивляясь  порывам ветра, светили грустно на дорожку, да звезды смотрели на меня из Вечности. Казалось, время замедлило свой ход. На дороге, соединяющей Томск с Новосибирском, позли редкие машины, их огни окаймлялись разноцветными ореолами, — влажность воздуха была весьма велика. Воздух в городе успевал к ночи настолько насытиться водяными парами, что, замерзая, они давали эффект тумана, рассеивая и искажая любой лучик. Электронное табло у террасы показывало минус тридцать семь.
В саду было пусто. Никто не осмелился прийти сюда в столь поздний час, да в такой мороз, когда, казалось, кровь останавливается в жилах.
      Я пошел обычной своей дорогой — через Аллею Любви. Началась метель. Она усиливала то психологическое воздействие ночи, когда чувствуешь себя одиноким, забытым и никому не нужным. Деревья стонали, резко роняя снег с веток и терпеливо покоряясь ветру. Их клонило то в одну сторону, то в другую, они походили на гигантских великанов, схватившихся в смертельной битве. Моя душа съежилась и померкла. Хотелось попасть в тон гудящему лесу и слиться с ним своим телом, бросив все заботы земные. А я все шел и шел по Аллее, погрузившись в глубокие раздумья о том, что, быть может, душа каждого из нас подобна этим могучим елям в борьбе со злом, с натисками судьбы и лишениями. Все мы теряем и скорбим, поэтому нужно научиться искусно гнуться под ударами, но не ломаться, научиться молча, смиренно и мудро сносить тяготы. Ведь, ни одно дерево не произносит сейчас слов осуждения,  следует и нам,  брать с них, кротких, пример.

      Господи, что это, вздрогнул я, заметив на дальней скамейке силуэт человека.   Кто-то неподвижно сидел, склонив голову. Плачет! Затаив дыхание, я совершенно отчетливо слышал частые всхлипы, перераставшие в безудержное, горькое рыдание. Быстро подбежал. Сколько случаев бывало, что сядут зимой в безлюдном месте и околеют. По пьянке чаще такое происходит, но может и сердце прихватить, и нога подвернуться. Да мало ли чего! Плакала девушка лет двадцати. Раздумывать и задавать вопросы было некогда, надо было срочно действовать. На девушке была тонюсенькая замшевая курточка и светло-голубые джинсы. Из-под куртки выглядывала нарядная черная кофточка с ярко-синими колокольчиками и надписью «Only you»   И это - в такую-то погоду!
      Девушка даже не смотрела на меня. Она сильно дрожала и продолжала плакать, захлебываясь слезами, которые обильным потоком текли из ее красивых, бездонных глаз. Длинные, пушистые ресницы смерзлись, разводы туши и теней расплылись по скулам и переносице. Слезки замерзали на щеках, подбородке, шее, иные скатывались на кофточку, отчего та покрылась ледяными бусинками и стояла колом на груди. Нет, никогда не забудутся мне эти слезы, эта промокшая обледенелая кофточка,  белые от холода, ангельские ручонки… Жалость охватила меня.

      Девушка никак не реагировала на мои вопросы, и я не знал, что предпринять. Поддавшись внезапному порыву, я… поцеловал девушку. Первый раз в жизни. Несмело, застенчиво, стыдясь самого себя, дотронулся губами до ее бледных уст и прижал девчонку крепко к себе…. После, спешно снял с себя свитер и, одев его на девушку, вызвал такси.  Пришлось нести незнакомку через Лагерный сад. По дороге начал читать вслух любимую с детства молитву «Символ веры», мысленно крестясь. Девушка прекратила плакать, руки ее слабо обвивали мою шею, и, уткнувшись лицом в мой  шарф, приторно пахнущий ладаном, воском и церковью, она еле уловимо бормотала: «Зачем? Зачем? Зачем?» Машина, к счастью, подоспела совсем скоро, и через пятнадцать минут мы уже были в соборе.

      Дежурил Александр. Увидев меня с девчонкой на руках, он открыл дверь церковного дома. Аккуратно, не дыша, я внес незнакомку в мою келью и опустил ее на гостевую кровать, служившую для ночлега моих приятелей из Горно-Алтайска. Часы показывали половину первого. Я выбежал на улицу, кратко рассказал Александру о случившемся, поставил чайник в трапезной и подогрел суп. Когда вернулся в келью со всеми чайными принадлежностями, медом, смородиново-черничным вареньем, яблоками и кастрюлей, девушка лежала, широко открыв глаза и рассматривая обстановку. Я обрадовался, она понемногу приходила в себя после страшного вечера.

- Как вас звать?  - спросил я и включил обогреватель.

Девушка с трудом повернулась ко мне лицом, уголки рта ее тронула улыбка. Я ликовал в душе, я был рад за нее, я благодарил Бога за то, что все обошлось благополучно.

- Софья, — произнесла она, кутаясь под шерстяное одеяло.

- Софья, вам нужно сейчас обязательно поесть суп и выпить горячего чаю, чтобы не заболеть. Не стесняйтесь меня и кушайте, пожалуйста, — говорил я уверенно, стараясь держать голос на одной ноте.

- Кто вы и почему я не умерла? — спокойно спрашивала девушка.

Мне стало жутковато от её вопроса. Я понимал, что, если  не удастся помочь ей, я не найду себе места в дальнейшей жизни и буду себе противен. Но как? Как говорить с ней? Господи, помоги!

- Меня зовут Евгений. Я служу в соборе псаломщиком. Почему вы живы? Мне кажется, на этот  вопрос никто не знает ответа, Софья. Ни я, ни вы, никто. Только Богу известны все причины. И раз Он сейчас сохранил вам жизнь, нужно все-таки поесть и попить чаю, — хладнокровно говорил я.

Софья попробовала встать, но у нее не получилось даже поднять голову. Девчонка совсем обессилела. Я помог ей сесть за стол, налил горячий суп, подал ложку.
Неуверенно, почти по-детски, девушка начала есть. Напоминая о том, что ей сейчас ни в коем случае нельзя простыть, я заставил после супа выпить чай с медом и вареньем. Держа бокал обеими ладонями, Софья подносила его к губам, грелась и удивленно смотрела на меня, постепенно привыкая ко мне и к спокойному строгому интерьеру комнаты.

- А что вы делали так поздно в Лагерном саду? — уже довольно звонко прозвучал ее голос.

- Просто гулял. Я часто там гуляю, в любое время года и суток.

- Как вы меня нашли?

- Я никого не искал. Точнее, я искал не вас. Я искал себя. А получилось, что нашел вас. Тем самым и себя, — смутившись, подметил я.

- Как это?

- Софья, мне кажется, сейчас Вам надо хорошенько отдохнуть и выспаться. Обещаю вам пообщаться позже, теперь же вам нужно умыться и лечь спать. Девушка взглянула в зеркало, висевшее на стене.

- Боже мой! На кого я похожа?! — с досадой воскликнула она.

- На самого счастливого человека!

- Вы шутите?

- Нисколько. Вы посмотрите, как Ваши глаза сияют. — Глаза у Софьи действительно засияли, на щечках появился румянец, а одна прядь волос очень мило падала на лицо, отчего девушка в тот момент чрезвычайно походила на Зинаиду из тургеневского рассказа «Первая любовь».

- Пройдемте, я провожу вас в душевую, - поторопил я. - Вы можете идти, Софья?

- Да.

Я все же поддержал девушку за руку. Когда Софья самостоятельно вернулась в келью из душа,  я окаменел… В нескольких шагах от меня, прислонившись к двери, стояла высокая стройная девушка со смешным тюрбаном из полотенца на голове. В ней было что-то такое очаровательное, повелительное, ласкающее, обворожительное, насмешливое и родное, что я, открыв рот, молчком смотрел и любовался ею. Голову мою обносило, хотелось все на свете отдать, чтобы иметь возможность хоть десять секунд смотреть на нее каждый день…

- Что с вами? - ее вопрос вернул меня в реальность.

- Со мной? А что со мной? Нет, ничего, это я так, со мной бывает такое, - начал оправдываться я.

- И как часто? - Софья, облокотившись на шифоньер, глядела на меня своими прекрасными глазами, полными неземного света и доброты, сводящими с ума окончательно.

- А? Что? Первый раз, - вырвалось у меня, и я понял, что прокололся… - Разрешите, я вам постелю.

Из шифоньера был вынут новенький комплект постельного белья, подаренный игуменом. Софья недоуменно и испуганно смотрела на меня. Ее можно было понять. Кто он, этот Евгений?   Чего ему  нужно? Почему я вообще оказалась здесь? — вот примерный список тех вопросов, которые, должно быть, возникали в голове у девушки. Я принял единственно правильное решение: предложил  помолиться перед сном. Она послушно кивнула, и я начал читать «Отче наш». Софья не умела правильно креститься, но не ошибалась более, когда я показал, как нужно. Совершив молитву, перекрестил Софью и кровать, на которой она будет спать.

- Все будет хорошо! - тихо уверил я, нежно взяв девушку за руку.

Она бросилась ко мне, повисла на плече и снова заплакала.

- Понимаете, я - развратница, я  очень плохая, я залетела, я …

Мой второй поцелуй принудил ее замолчать. Долго-долго мы стояли с ней посреди кельи, в объятиях, при свете лампады.

- Пора уже укладываться, Евгений, — шепнула мне Софья, утомленно дыша в грудь.

- Вы правы. - Постелив себе, я погасил огонек.

- Спокойной ночи вам, Евгений! - София проговорила эти слова столь ласково, столь трогательно, что ее можно было сравнить лишь с заботливой мамой, успокаивающей своего маленького сына перед сном. У меня сердце сжалось в комочек. Никто не разговаривал со мной так…

- И вам желаю приятных сновидений. Ангела-Хранителя на предстоящую ночь! - сдерживая слезы радости за Софью, ответил я.
Спустя минут двадцать София уснула. А мне спать вовсе не хотелось.


Окончание: http://www.proza.ru/2013/01/07/1408.