Ноха гладил пальцами прохладную трехлучевую звезду на белоснежном капоте «Мерседеса».
Так, сегодняшним утром, он касался щеки девушки, прощаясь навсегда. Нежное, милое создание в ответ пустило слезу, подкрашенную синей тушью с ресниц, и указало общедоступное направление движения к истокам жизни (из трех букв).
Автомобиль не проявил сентиментальности, срыгнул горячую каплю тосола и сбросил покореженный бампер на летние сандалии Нохи.
Большие пальцы обеих ног моментально среагировали, вздулись и попытались вырваться из носков. Носки выдержали – Ноха нет. Взвыв, он крепко шлепнулся задом на асфальт, стянул сандалии вместе с носками, поерзал на месте запрокинув голову и пять раз, как заклинание, повторил слово, которым сегодня утром едва не назвал свою милую, бывшую подружку переспавшую с его другом, преподом института, водителем своего отца и, наверняка, с кем-то еще из группы туристов, в составе которой она путешествовала три месяца по музеям Парижа, Лондона и тьмы тараканьей залегшей в "Золотом кольце" России. Заклинание помогло быстро, и Ноха смог здраво оценить ущерб здоровью, нанесенный компанией "Мерседес" выпускающей мстительные автомобили.
Убедившись, что пальцы ног лишь слегка изменили форму, парень почувствовал значительное облегчение, забыл о страховке на случай травм и увечья, оттолкнул бампер и вызывающе взглянул в глаза автомобиля.
Правый глаз-фара уперся в него лучом света. Левый, в ехидном прищуре под сжатым в гармошку капотом, косил в сторону, на неподвижное тело, распростертое в россыпи осколков стекла. Ноха проследил косой взгляд, проглотил комок, поднявшийся из желудка в горло и выдохнул на побелевшие костяшки пальцев, стиснутые в плотный кулак: "Я стал убийцей... Да... В этот раз повезло особенно...".
Если бы в его интонации звучал сарказм! Если бы... Но этот парень уважал жизнь и ее создателя и потому, осознание, пусть даже косвенной, вины усугубило ситуацию. Тяжелый вздох и бесконечный выдох не продлили агонию его выдающегося самообладания - он шмыгнул носом пару раз и потер глаза, хотя, ни одна слеза так и не посмела соскользнуть с его ресниц.
В двух метрах от бордюрного камня, в луже... крови?! (а что еще могло так мерзко чернеть в белом свете фары?) В луже крови лежал труп - черно-серый, с аккуратно сложенными крыльями на спине. Труп задумчиво рассматривал светлые брюки, сильные загорелые руки, густые темные волосы над смуглым красивым лицом молодого человека. Немигающий взгляд черных маленьких бусин буравил Ноху, его полные сожаления карие глаза, и стремился проникнуть глубже, глубже... в мозг, в сердце! Мрачный, завораживающий взгляд смерти - жуть... Но вдруг, тело трупа дернулось, словно пробитое электрошокером, подпрыгнуло и, осыпая парня ругательствами, непереводимыми с вороньего на человеческий, взмыло в темные небеса, кромсая лик луны острыми черненными крыльями. Нохе показалось, что вместо перьев, он увидел перепонки летучей мыши, а вместо клюва два острых белых клыка... "Фу" - брезгливо поморщился он и опустил голову.
Ноха сидел на дороге между покореженными бамперами двух машин, в пятнадцати метрах от дома, где он с младенчества мирно жил с родителями и, еще вчера, наблюдал с балкона, как вечер, пропитанный запахами юной листвы превращался в густую, бархатистую ночь.
Две девушки выпорхнули из темноты в свет одинокой фары замерли на минуту, покрутили светловолосыми головенками по сторонам и заверещали.
-Аа-авария?! Авария! Ну ты парень супер! Красивые машинки были. Да-а! Ты супер!!! Знаешь его, Ларка?
- Не-ет, а ты? Смотри какой симпатюлечка!
- И я не-ет. Давай познакомимся! - Прыская смехом и сверкая голыми коленками прямо перед его носом, повизгивая и рассеивая вокруг Нохи смесь ароматов Шанели, Кензо и чего-то еще головокружительного, они оценили распухший палец, эротично торчащий на правой ноге, заботливо натянули носки на босые ноги парня, погладили его лоб и уши, одновременно чмокнули в обе щеки, поочередно в губы и, неожиданно, растворились в плотной тени кленовой аллеи. Ноха выдохнул...
Это была седьмая авария за семь месяцев! Рекламные щиты, взбесившиеся «Матисы», испорченные светофоры вырастали на дороге, как грибы после дождя. Страховая компания и автосервис уже встречали Ноху аплодисментами. Но теперь, въехав в припаркованную во дворе машину отца, он превзошел сам себя. Безнадежно несчастный Ноха беззвучно рыдал между двумя, покалеченными, но все же, сияющими престижем автомобилями, серебристым и снежно-белым, и думал о черной-черной полосе своей жизни. Он поднял глаза к немому небу, глуповатой луне и, с неимоверным усилием, заставил себя перевести взгляд на окна своей квартиры.
На балконе вырисовывалась неподвижная, до боли знакомая фигура. Отец смотрел на него с высоты седьмого этажа и нервно выжимал номер на мобильном. В кармане Нохи загремела музыка, и рука парня, преодолевая возникшее вдруг, странное сопротивление воздуха, поднесла трубку к уху парня, окаймленному короткой прядью черных упрямых волос.
- Все! - сухо резанул отец. - Это предел! С завтрашнего дня будешь ездить на троллейбусе! Ясно?
- Да, папа, – обреченно ответил Ноха и опустил полегчавший мобильник на колено.
Ароматное, розовое, летнее утро ласкало теплым ветром. Ноха, прихрамывая на обе ноги, плелся к остановке и с удовольствием вдыхал запах прибитой дождем пыли, мокрой листвы и теплого асфальта. Перед дверью троллейбуса он задержался на секунду, глубоко вдохнул, предвкушая новое приключение, и поднялся на ступеньку. "Хорошо, что отсюда до офиса на Таганке проложен маршрут", - подумал Ноха, плюхнулся в новенькое, еще обтянутое прозрачной пленкой водительское сиденье, улыбнулся себе в зеркало и вдавил в пол педаль акселератора.