С Новым годом тебя, Джонни!

Ирина Лапина
       Мы ждем его каждый год, 31 декабря. Живет он в Голландии, работает королевским садовником, и зовут его Джонни. Помню тот день, когда он внезапно появился в нашем доме…
        31 декабря 1997 года в 10 часов вечера мы с детьми сидели у печки, грелись и уныло смотрели на праздничный  стол. На нем возвышалась трехлитровая банка соленых огурцов, дымилась в большой тарелке картошка и где – то а шкафу была припрятана самогонка   для  взрослых, т.е. для нас со Светой. Мы – то вечно голодные поэты , поющие в церковном хоре, занимающиеся вышивкой для храма нашего села.
Дети перешептывались и с тоской смотрели в телевизор. И Галя, и Алена, и Катя так мечтали о большом празднике в своем голодном, насквозь продуваемом доме.
       - Девчонки, бывает и так, не грустите,- сказала я и попыталась их развеселить.- Давайте во что-нибудь поиграем?
       - В «города», в «города»! Нет, в прятки…
       Мы поиграли в «города» и, когда дело дошло до пряток, входная дверь внезапно громко хлопнула, было слышно, как сорвался и упал крючок, и к нам в комнату почти влетел поэт Курчатый. За Курчатым протиснулись две дамы - одна полная, породистая, в шикарном пальто с чернобуркой, другая – худенькая, в коротком полушубочке и в брючках. И последним вошел голубоглазый мужчина среднего возраста, почти двухметрового роста, в куртке и джинсах, большая лохматая шапка на голове еще больше увеличивала его рост.
       - С наступающим вас! -  сказал басом Курчатый. – Знакомьтесь, это – Лена.
       Дама в чернобурке подошла к Свете, сидящей у стола, и, сняв дорогие перчатки, протянула свою холеную ручку.
       - А это... Это – Джонни.
       Джонни радостно улыбнулся всем, подошел к столу и начал высыпать на него огромное количество маленьких «сникерсов», мандарины, большой кусок сыра, палку колбасы и паштеты. Курчатый вытащил из своего пакета две бутылки шампанского, апельсины, яблоки и двухлитровую бутылку лимонада «Тархун».
       Дети сидели не дыша.
       Гости сняли пальто, шубы и шапки. Предпраздничная суета помогла нам поближе познакомиться и с Джонни, и с Леной, и с Дашей. Курчатого мы знали так давно, что никогда не удивлялись его внезапному приходу. Из разговора с Дашей я выяснила, что Джонни – королевский садовник из Голландии. Ему так захотелось русской экзотики.
       - Чего-чего, а экзотики у нас – хоть отбавляй, - сказала Света, нарезая сыр.
       А Джонни все продолжал освобождать пакеты, восторженно приговаривая: «Русска жизэн, толка держис, и-ес?»
       Лена куда-то исчезла, и когда я пошла за посудой, обнаружила ее на кухне. Она сидела у края стола и очень медленно красила ногти ярко-фиолетовым лаком. Это было так красиво, как будто тигрица медленно вылизывала свою шкуру.
       - Лена, нам сказали колбасу нарезать, - робко начала я.
       - Н-неси, - она даже не подняла головы, продолжая красить свои коготки.
       Когда я принесла большой батон колбасы «Столичная», Лена смело поставила его вертикально на стол и плавными движениями начала медленно снимать с него шкуру.
       «Предновогодняя мистерия», - с ужасом подумала я и убежала обратно.
       Наших котов, Серго и Килелика, пришлось временно закрыть в кладовке, но они и оттуда продолжали орать так, что Света не выдержала и прибавила громкость телевизора. Наконец, мы все сели за стол. Я незаметно следила за детьми. Они сидели строгие и счастливые, держа ручки на коленках. «Молодцы, наша закалка».
       Стрелки часов приближались к 23:30. Джонни сидел, как Гулливер, на нашем маленьком диванчике, со странно меняющейся улыбкой на обветренном лице. И его короткий «ежик», и крупные скандинавские черты лица, и огромные руки как то не сочетались с модными дорогими джинсами, с этим пушистым свитером. Ему бы больше подошли ватник, стеганые теплые брюки и кирзачи. Он тепло смотрел на детей, и дети, осмелев, начали задавать ему через Дашу свои бесконечные вопросы.
       Я сидела с Джонни и не дышала. Очень аккуратно я потрогала его за рукав свитера. Это был не сон!
       Мы проводили Старый год, Курчатый начал было читать свою бесконечную поэму «Петр Первый», которую он нам читает уже восемь лет, мы его с трудом остановили, и Джонни произнес тост. Даша перевела:
       - Я желаю вашей большой дружной семье много-много счастья и много-много денег! Очень рад, что я здесь, вы – со мной и мы вместе!
       По телевизору президент сказал что-то жизнерадостное, но я не запомнила, что именно. Пробили куранты, хлопнуло шампанское, дети выключили свет, в темноте зашипели бенгальские огни и, когда свет включили, я случайно заметила, что со стола исчезли все «сникерсы». Да, нашим детям такое и не снилось…
       Взрослые стали быстро пить и закусывать. Джонни смотрел на окружающих с изумлением младенца.
       Курчатый с Леной пустились в пляс, покружились вокруг праздничного стола и пошли выкидывать коленца по большому, холодному коридору, кто-то из них случайно пнул ногой дверь кладовки, оттуда вырвались наши коты и, страшно мяукая, ринулись к столу. Все с радостью накормили их.
       Когда шум затих, Света сняла гитару со стены и протянула мне:
       - Ира, спой «Дикарку».
       Я не стала ломаться (это был не тот случай) и запела:
Какие россыпи по склонам –
Лиловый, желтый, голубой…
Сплету из них тебе корону,
Чтоб любовались все тобой.
Послушай, милая дикарка,
Чем мне тебя приворожить?
И полушалок для подарка
Какими птицами расшить?..
       Джонни перестал улыбаться, вопросительно посмотрел на Дашу и что-то спросил. Даша сказала:
       - Ему очень понравилась музыка и его также интересует текст. Я переведу?
       - Да, да, конечно, - мы с нетерпением стали ждать перевода.
       Даша подумала минутку и перевела ему, а потом сообщила нам то, что она сказала Джонни:
       - Я сплету тебе венок из полевых цветов, чтобы увидеть, какая ты красивая, когда ты приедешь ко мне на ночь…
       Джонни восхищенно протянул:
       И-ес, и-ес, - и потянулся за огурцом.
       Под звяканье вилок и щебетание детей Даша сказала нам, что Джонни пока гостит у нее и что однажды вечером она послала его в магазин за рыбой к ужину. Джонни принес из магазина упаковку рыбных палочек, на что Даша ему сказала: «Джонни, в России рыба – это то, у чего есть голова и хвост». И после этого случая покупала продукты сама.
       Даше могло быть и 30 лет, и 45. Я смотрела на эту симпатичную брюнетку с короткой стрижкой и прекрасно ее понимала. Даше очень хотелось быть похожей на европейскую женщину, в начале вечера она была очень сдержанной, так же скромно улыбалась, как и Джонни, но постепенно ее прорвало на здоровый русский хохот и чисто российские шутки. В такие минуты она превращалась в обыкновенную русскую бабенку, которую жизнь била и колотила со всех сторон.
       Выпив водку и шампанское, мы оделись и вышли на крыльцо, оставив детей смотреть телевизор.
       - Даша, Джонни же хотел русской экзотики! – я схватила Джонни за рукав и потащила за угол дома. Там стоял большой, широкий пень, вокруг него валялись огромные чурки, которые мы со Светой так и не смогли доколоть.
       - Прошу, - я протянула Джонни наш совершенно тупой топор. Джонни сбросил куртку, легко подбросил топор вверх, поймал его и радостно, по-молодецки начал крошить эти чурки. Общество подтянулось к нам на стук. А Джонни колол и колол, крошил и крошил…
       «Две недели мы со Светой от дров отдыхаем», - мне было так весело, что я стояла, глядя в ночное небо, и подмигивала сказочно-огромным звездам. Курчатый умудрился-таки выхватить у Джонни топор, но после третьей чурки схватился за спину.
       После разминки мы пошли погулять. Дорога от нашего дома тянется мимо кладбища, но нам было не страшно, мы шли и пели, и даже Джонни пел народные голландские песни, пока из ворот кладбища не вышли две качающиеся фигуры.
       - Эй, идите к нам! У нас тут голландский гость, иностранец! Настоящий! – он похлопал Джонни по плечу.
       Фигуры приблизились.
       - Ну, если настоящий – тогда пей, - один из «кладбищенских» достал из кармана бутылку, налил полстакана водки и протянул Джонни дрожащей рукой. Джонни выпил залпом.
       - Рашен вуодка, - пробасил Курчатый.
       Джонни перестал дышать, закашлялся, а потом прохрипел:
       - Рашен вуодка – ноу! Ноу!!!
       После кладбища Джонни с Курчатым пошли к старой крепости, дамы вернулись к столу, а я заглянула к своей подруге Наде, ее дом был от нашего недалеко, через дорогу. Надя была уже пьяненькая, но, увидев меня, резко протрезвела:
       - У вас что-то случилось?
       Пришлось ей все рассказать, даже про большой кусок сыра. Выслушав мою бессвязную речь, она встала, строго одернула свой костюм, накинула на себя поношенную шубу и возбужденно вскрикнула:
       - Где этот сыр?! Я хочу посмотреть!
       И я повела Надю за собой, помня, что сыр в холодильнике еще оставался. Когда мы пришли, все спали. Мы прокрались к холодильнику, съели по хорошему кусочку сыра, и Надя, счастливая, ушла.
       Наутро гости раздали всем новогодние подарки и уехали. Я все еще спала. Когда Света меня разбудила, она сказала, как Джонни вручил ей 500 рублей, как Даша шептала Свете: «Не отказывайся, это для него копейки», как она, Света, плакала и говорила Даше, что теперь неделю может не убиваться днями и ночами за швейной машинкой.
       Джонни подарил нам пять пачек хорошего стирального порошка – две больших и три маленьких. Он вообще-то не знал, что нам подарить, но Даша ему подсказала, что в нашей глуши порошок – на вес золота. Как она оказалась права! У детей из портфелей, из карманов, из варежек еще долго сыпались «сникерсы», но до сих пор никто из друзей им не верит, когда они восхищенно рассказывают про Новый год с Джонни.
       Да я и сама бы давно забыла, но когда прихожу к Наде попить чайку, она все время вспоминает, какой вкусный сыр привозил Джонни.
       И каждый год, 31 декабря, мне так и хочется крикнуть в нашей глухомани:
       - С Новым годом тебя, Джонни!