Хоккей моего детства
Ласкающий душу шелест разрезающего лед конька… Мешанина у бортиков и выстрельные проходы по центру… Многоголосый ор, несущийся из тысяч глоток на трибунах и миллионов у телеэкранов… «В суровый бой идет ледовая дружина!» А в какие бои ходили «ледовые дружины» моего детства?
Если сказать современному мальчишке, что шайба бывает не только круглой, но еще и деревянной, прозрачной, тяжелой, как некая невероятных размеров гайка от трактора, то он не поверит. И правильно сделает. Так играли мы тридцать лет назад, когда клюшкой было все, что более-менее на нее походило, а шайбой — даже сдуру обрушившаяся на голову сосулька.
Я вырос в небольшом уральском городке в, как сейчас это принято говорить, частном секторе. Как и все, бегал летом на речку, ловил рыбу, гонял на «великах» и собранных Бог невесть из чего «мопедах». А еще зимой мы играли в хоккей…
Узкая улочка по самые крыши засыпалась снегом. Снега были — не чета нынешним, да и морозы тогда были покрепче. Как сказали бы теперешние мальчуганы — «конкретные морозы». И когда термометр опускался ниже заветной риски «30 градусов», и школа оставалась где-то там, за пределами восприятия, мы выходили на улицы, чистили широкими деревянными лопатами снег (при этом отваливая его на манер бортиков хоккейной арены), и заливали каток.
Катком это можно было назвать с большой натяжкой. Любой спец скажет, что залить даже 10 квадратных метров из простого ведра и получить при этом идеально ровный лед нереально. А нам и не нужна была идеальность. Мы скользили! И в этом было чудо приобщения к великой игре…
На чем скользили — вопрос отдельный. Магазины не особенно баловали детвору изобилием «брэндов». «Снегурки», «дутыши» и — предел мечтаний детворы — «канадки». Вот и весь ассортимент немудрящих «Спорттоваров». К тому же, те же самые «канадки» доставались исключительно по блату, «особам, приближенным к императору», то есть — директору магазина. Стоит ли пояснять, что таких среди нас не было?
Мы «скользили» валенками по горбатому льду и, подражая мастерам, «бортовали» друг друга в рыхлые сугробы. А наши клюшки…
Это — отдельная песня. Вряд ли кто сегодня поверит, что хоккейную клюшку можно делать из «слоенки» — фанеры, склеенной из нескольких слоев. Кто играет — представляет, на сколько игр хватит такого агрегата. Но мы изощрялись, обматывая «перо» лейкопластырем, и тем продлевая жизнь дорогому для семейного бюджета атрибуту игры в два, а то и в три раза. Безумно дорогие для простых мальчишек шайбы мы заменяли всем, что попадется под руку до тех пор, пока на «лед» не выходили большие «пацаны». Здесь начиналась совсем другая история.
У каждого было свое прозвище как дань «великим от хоккея» — Рагулин, Фирсов, Зингер. Имена действительно великих советских защитников, нападающих, вратарей. И все хотели им соответствовать. Формы никакой не было даже в мечтах, вратарские щитки лепили по месту, обматывая куски фанеры войлоком из подкладок износившихся пальто и шуб. Ведь независимо от качества тогдашней и теперешней вратарской амуниции, скорость шайбы — этого убийственного во всех отношениях снаряда — всегда остается неизменно высокой. И мы, малолетки, залезали на заборы и до хрипоты болели за своих уличных кумиров исключительно за удовольствие после «игры» немного покидать настоящими клюшками с пером, слегка закругленным, перемотанным цветной изолентой, настоящую шайбу.
Большой хоккей мы смотрели только по телевизору. Но знали всех мастеров и, если не в лицо, то — по номерам. Телевизоров была пара на квартал, и матчи собирались смотреть все соседи. Женщины готовили что-нибудь горячее, как на именины, а мужчины «горячительное» приносили с собой и потребляли под скороговорку неутомимого Озерова, тайком от жен. Болели истово, обнимались, когда забивали «наши», нервно выходили курить, когда «их» проталкивали шайбу в наши ворота. Стоит ли говорить, что начиналось во время традиционного приза «Известий» или Чемпионата мира? Это тема для отдельного романа.
И был легендарны 1972 год, впервые мы увидели настоящих канадских «профи». Патлатые, бесшабашно-бесшлемные, с непривычными для нашего уха фамилиями: Ги Лефлер, Фил Эспозито, Бобби Хал… Незабываемой та серия стала для нас, пацанов, еще и потому, что впервые наше телевидение вело прямую трансляцию поздно ночью. Круглосуточного вещания тогда не было и в помине, в одиннадцать вечера телевизор отрубался. А здесь — такая возможность не только «поболеть» за своих в прямом эфире, а еще и вполне легально не спать в два часа ночи. И мы болели с двойным усердием! И мы их «сделали»!
Почему-то остались в памяти именно «тройки»: Фирсов-Викулов-Полупанов, Михайлов-Петров-Харламов… Это были не просто имена, легенды — другого слова не подберешь. Небожители, предмет поклонения миллионов. И совсем еще «зеленый» Третьяк, пришедший на замену великому Зингеру и сам ставший впоследствии ВЕЛИКИМ. И вечно «змеинохолодный», как говорила моя бабушка — настоящая фанатка хоккея — Тихонов, человек, приведший советскую сборную к несоизмеримым даже современными стандартами высотам. Столько регалий, сколько заработала ТА команда, не снилась ни одной сборной мира, ни тогдашнего, ни теперешнего.
Мы были немного другие, наивные, верящие в настоящую мечту о большом спорте без интриг и подножек, по-мужски плакавшие, когда нелепо погиб Валера Харламов, рыдавшие, когда в очередной раз играл гимн Советского Союза, и «олимпиец» Макаров тайком утирал глаза на виду всего мира и готовился показать «им кузькину мать», вступая в ряды Национальной хоккейной лиги. И показал, как и другие наши, поднявшие теперь уже канадский и американский хоккей на уровень симфоний великих композиторов.
Сегодня все проще. Любой малец, пришедший в команду и получивший вожделенную форму, знает, чего, собственно, он хочет добиться. Знает его тренер, родители, друзья. И где-то далеко, за этой прагматичной целеустремленностью остался он — нелепый, немного романтичный хоккей моего детства. Даже, наверное, и не моего — детства всей моей страны, уже отошедшей в прошлое, ругаемой всеми, кому не лень, но показавшей, тем не менее, миру величие настоящего, теперь уже — Российского — хоккея.