Наша компания плескалась в реке, в небольшой запруде и азартно кидалась комками гладкой, перемешанной с илом глины. Я обернулся на окрик и увидел, как комок летит мне прямо в лицо, а потом почувствовал хлесткий удар по лицу и сильную резь в глазах. Я ослеп.
Перепуганные, ревущие дети привели меня домой, поддерживая за руки с двух сторон. К тому времени я уже прекратил орать и медленно брел, спотыкаясь, с залепленной глиной лицом.
Меня умыли, но глаза были полны глины. Так в семь лет я перестал видеть, и не знал, сколько продлиться такое состояние.
Вокруг меня была полная темнота. Утром бабушка промывала мне глаза, вымывая оттуда ил и глину, и оставляла сидеть на крыльце до обеда. Приходила в обед и под вечер. В селе шла уборка урожая, и все были в полях. Дети прибегали первые два дня, но им было скучно - и вскоре я остался один.
Я сидел на крыльце, поджав ноги, и слушал. С утра и до вечера, темнота и песнь ветра, шелест далекого леса на горе, возня кур в соседских дворах, редкие крики кречета в вышине над головой.
На вторую неделю я уже чувствовал, как каждые два часа меняется ветер, когда завтракают птицы и когда взмывает в высоту кречет.
- Баб, а что такое «обрат»?
- В сенях сепаратор видел? Сверху наливаешь молоко, он в одну сторону сливки разделяет, а в другую нежирную воду. Вот это и есть «обрат». То, что вы в городе пьете, в магазинах у вас в пакетах продают - это не молоко, а «обрат» и есть. А ты где это слово услыхал?
- Доктор сказал.
- Какой доктор?
- Который мимо крыльца шел с кем-то, и сказал, мол, у Пятовых корова помрет через три дня, если ей не дать обрату с настоями, потому что она понесла, но плод не так лежит в матке. Баб, а что она несла и что такое «матка»? У пчел, я знаю, есть матка, мне дед рассказывал. А у коров, что тоже есть? А она большая? Как две коровы?
- «Тише ты неугомонный», - прикрикнула, смеясь, бабушка, - «Посиди-ка тут, пойду к Пятовым схожу».
Минут через тридцать, на крыльце, судя по шуму, была уже целая делегация. Все громко разговаривали, и я слышал только отдельные фразы: «…третий день по хлеву мечется и ревет, почти не переставая…»; «…а фельдшерица? Что фельдшерица? Девчонка после института - корову-то подоить не сможет, не то, что вылечить»; «…никто не приходил никакой доктор, городских, кроме вашего, в селе нет, фельдшерица в Валгусах, Лели нет дома и незнамо сколько нет…» «…все мужики в МТС, в полях до ночи, никто в обед и ходить-то тут не мог…»
Потом стало потише, и какой-то мужчина начал расспрашивать меня.
- Ну, расскажи про «доктора».
- Я вообще-то не знаю, доктор он или нет, но мне так показалось. Потому-что говорил он о корове, что она болеет, а женщина ему отвечала, и соглашалась с ним. Они мима крыльца прошли.
- Еще и женщина была! И что они сказали, можешь точно вспомнить?
- Ну да, только не все слова я знаю. Просто запомнил и все.
- Так-так, расскажи.
- Доктор сказал, что корова болеет потому, что она понесла, но плод у нее не так лежит в матке. Мол, помрет скоро, через три дня. А женщина ему говорит, что надо обрату, и в обрат настоя багульника, пижмы и душицы добавить. А доктор ей говорит: «Багульника и пижмы по одной, а душицы три». Вот и все. А потом они далеко уже отошли, я не слышал, о чем говорили. А шли они в сторону Пятовых двора, я и подумал доктор какой.
- Ты ничего не путаешь?
- Да нет. У меня память знаешь какая! Я стихотворение про пограничную собаку наизусть за два вечера выучил, а оно знаешь какое длинное. Вот это: «Лесная застава… Приземистый дом, высокие сосны за темным окном…»
Я был в центре внимания множества взрослых и был чрезвычайно горд этим, хотя и не видел, но остро чувствовал это внимание, и это после нескольких дней полной темноты. И мне не хотелось, чтобы они уходили.
Но вскоре крыльцо опустело. И только, на дворе дед тихо разговаривал с тем мужчиной, что расспрашивал меня:
- У Розановых, дед с утра сидел, на лавочке, перед домом. Говорит, что кроме машины с почтой по улице никто не проходил и не проезжал. Страда, все в полях.
- Не знаю, что делать.
- Попробуй дать настою. Может и поможет. А так скотина мучается, и никто не знает от чего. Все равно помрет. А от кого он услышал… Ну ты сам наверно понимаешь.
- Понимаю.
Через четыре дня я начал видеть. Сначала ненадолго, по несколько минут в день, сквозь белую пелену. А за тем все лучше и лучше.
Через неделю я сидел на крыльце, поджав ноги, на своем месте. Я привык к этому месту, сидя часами, молча, вот уже больше трех недель. С залепленной глиной глазами.
Но сейчас я сидел и видел, как вместе со стадом идет белая с рыжими пятнами корова Пятовых, а мир вокруг переливается нестерпимо яркими, сочными красками, и звуки пронизывают его от горизонта до горизонта.