Урок Четвёртый

Алексеев Сергей Трофимович
      Х Л Е Б   
 
      Исконный и основной продукт питания славян и технология его получения дали не
только имя целому семейству народов – ариям, но и стали символом Матери-сырой-земли.
Только поэтому в русском языке есть слово – каравай, то есть, относящийся к плодам
земли, к АР (ара), а слогокорень ВА означает течь, бежать, перемещать. Поэтому можно
перевести как «плод, рожденный под солнцем и истекающий из земли». Но, казалось бы,
как может хлеб, каравай, после русской печи имеющий довольно строгую форму и вид,
истекать? И тут мы в очередной раз сталкиваемся с фактом, что в Даре Речи нет ничего
случайного, лишнего, необъяснимого, а есть образовательная информация. Дело в том,
что изначально хлеб это не всегда круглый печеный каравай из теста, а жидкое хлебово,
откуда и появилось слово хлеб. Его буквально хлебали ложками, и хлебом называли всякую
пищу, произведенную из зерна и муки, в том числе и кашу. Разумеется, были и караваи,
прошедшие через жар печи, поэтому у нас в языке и сохранился отзвук ветхого времени,
выраженный в уточнении – печеный хлеб. Но замешивать опарное, сброженное тесто и
выпекать его можно было лишь в специальных печах, а жизнь наших пращуров, даже
оседлых землепашцев, была связана с долгим отсутствием в пределах своего жительства,
отхожим промыслом, ловлей дикого зверя, путешествиями и воинскими походами. А хлеб,
который всему голова, требовался каждый день и не один раз, однако печеный долго
храниться не мог, поэтому из него сушили сухари – не портится и переносить легко.
Сухари потом размачивались или разваривались, часто с добавлением масла, жира,
полезных подручных трав, и получалось хлебово, называемое кашей, сухарницей –
основной пищей странствующего путника. Кроме того, из пшеницы – полбы, варили
знаменитую полбяную кашу, муку крупного помола или толченую в ступе употребляли в
виде хлебова-болтушки, разведя ее в теплой воде (толокно), и варили самые разнообраз-
ные квасы, считавшиеся жидким хлебом, овсяный кисель, солод, ячменное хмельное пиво.

      Ну и, конечно же, ели кулагу. Практически забытое сейчас блюдо из ржаной муки
некогда было у славян-землепашцев  чуть ли не главным и повседневным сладким
продуктом: эдакий жидкий пирог с ягодами, медленно сброженный в теплом месте
(чаще в остывающей печи), обладающий высокой пищевой ценностью, полным составом
витаминов. И прослывший еще лекарством от многих недугов. Кулагу так же хлебали
ложками и соответственно называли хлебом.

      Но  давайте вдумаемся в само слово – кулага. Перевод его довольно прост:
ку лага, то есть, относящееся к лаге. В свою очередь, лага – движение семени,
говорящее вроде бы о том, что основная масса продукта это заваренное тесто из
зерновой муки и молотого солода (солодкий – сладкий), сброжено. Подобным образом
характеризуются все прошедшие брожение (ферментацию) продукты, к примеру, брага.
Однако есть потрясающее по своей значимости, но ныне известное, пожалуй, только
плотникам, слово – лага. Это основание, заклад, фундамент любого строения, это
начало – движение семени, без коего невозможно никакое творение. (Нам более знакомо
слово оклад, то есть, зарплата, положенная нам за службу, или лажа, неточность,
вранье, сгоревшее, бесплодное семя). То есть, кулага, прямо скажем, фундаментальное
хлебное блюдо, способное потягаться с печеным хлебом, калачами и пирогами. Но отчего
же наши еще недавние предки ставили его чуть ли не вровень с продуктами более
традиционными, вкусными и приятными, нежели чем сладко-кислая, тягучая кулага?
Кстати, фамилия Кулагин в России встречается чаще, чем Хлебов или Караваев…

      А суть их приверженности сокрыта в способе приготовления этого хлеба, не
прошедшего тепловую обработку, процесса печения. Дело в том, что мука – перемолотое
зерно, заметно теряет полезные пищевые свойства, витамины и жиры (зерновое масло)
под воздействием высоких температур. И тем более, солод – пророщенное, высушенное и
грубо молотое (или вовсе толченое в ступе) зерно, в котором жар убивает зародыши
семени. То есть, сброженный в тепле да еще насыщенный ягодами хлеб намного сытнее,
полезнее, и, несомненно, обладает лечебными качествами, чем печеный белый калач.
Так что наши еще бабушки прекрасно знали об этом и готовили кулагу вовсе не от лени
или поспешности, дабы поскорее утолить голод. Между прочим, ее приготовление, процесс
куда более сложный и длительный, чем замешивание теста и печение хлеба. Однако почему
же мы сейчас, по сути, полностью отказались от этого столь здорового и необходимого
блюда? И не готовим его даже в лечебных, диетических целях? Утратили технологию, рецепты?

      Ничего подобного. Надо отметить, мы вообще утратили культуру изготовления и
потребления хлеба. Если даже сейчас и заварить кулагу, то она станет пустым продуктом,
коим можно набить желудок, утолить голод, но только и всего. Если еще не возникнет
неприятных последствий в виде медвежьей болезни. Впрочем, как и от печеного, самого
изысканного, хлеба, купленного в магазине или даже выпеченного в собственной импортной
хлебопечке, которые продают во множестве и почти повсюду. Муку-то все равно придется
покупать готовую, а зерно из коего она смолота – мертвое. Да и мука уже мертвая, даже
если бы ее смололи из свежего, живого зерна, поскольку неизменно в полноценном состоянии
она хранится всего-то 72 часа…

      Надо сразу отметить, что утратили мы культуру хлебопечения не вчера, и даже не
позавчера, а еще в 19 веке, когда наши умные западные соседи изобрели «прогрессивную»
стальную вальцовую мельницу, заменив ветхие каменные жернова, на которых мололи зерно
всю историю человечества. Разумеется, к прогрессу подтянули и нас…

      Но все по порядку. Начнем с того, что зерно мы убиваем еще в период, когда оно
зреет на нивах, используя удобрения, химикаты для борьбы с сорняками, вредителями, в
общем, пестицидоносные вещества. После жатвы и первичной подготовки зерна к хранению
(в основном, сушки и очистки) мы засыпаем его в закрома - огромные элеваторы (силосные
башни). И тут, чтобы зерно далее не портилось, не горело от выделяемого тепла и не ели
его жучки, мучнистые червецы, охлаждаем с помощью фумигации, проще говоря, химизации
ядовитым  метилбромидом, который, кстати, убивает не только жизнь хлеба, но успешно
разрушает   нашу нервную систему, легкие, почки и еще и озоновый слой Земли. Насекомые
обычно впадают в спячку при температуре ниже 13 градусов, и пока они спят, охлажденные
химией, уже мертвое зерно отгружают на мукомольные предприятия вкупе с жучками и их
экскрементами, там перемалывают на тех самых вальцовых жерновах в тонкую пыль, разрушая
таким образом остатки полезного, клейковину, например. И окончательно убивают природную
силу зерна.

      Ученые мужи нас уверяют: зерно при контакте с метилбромидом и прочими фумигаторами
не впитывает их. Впрямую – да, но вы слышали о гомеопатии? Когда обыкновенный мел,
например, насыщается мизерными частицами яда только от одного контакта с ним. А еще
есть знаменитый опыт: лаборантка случайно уронила запаянную стеклянную ампулу с ядом
в аквариум с водой. На следующий день ею напоили мышей, и те передохли от отравления.

      Правда, теперь говорят, метилбромид не используют, вроде даже производство
прекратили, начиная с 2005 года. Но элеваторы у нас старые, приспособленные к
соответствующим технологиям хранения, а редкие новые используют для хранения
зерна, приготовленного на экспорт. Поэтому для внутреннего рынка сейчас наверняка
применяют что-либо иное, например, цианид водорода или хлоропикрин, который в
Первую мировую войну был просто боевым отравляющим газом. По крайней мере, он щадящий
планету, не делает дыр в озоновом слое, все-таки подписаны международные конвенции…

      Если вы обо всем этом слышите впервые, значит, ленивы и не любопытны или живете
на нашей земле в первый раз. Если нет, то давно уже поняли, отчего батон через два-три
дня начинает зеленеть, хуже того, покрываться розовой плесенью, особенно мякиш. Это
признак не только химического воздействия; это трупные пятна, мета смерти зерна.

      Какая уж тут лечебная кулага? Конечно, можно добавить в нее улучшители вкуса,
подсластители, красители, в общем, еще напичкать химией, как труп бальзамом, чтоб
хранился вечно…

      Ежедневно потребляя хлеб, мы забыли одно важнейшее обстоятельство: любое зерно –
семя растений. Это не просто плод, как представляется, не фрукт, не овощ, а уже
оплодотворенное семя, естественный концентрат природы, сверхплотность коего приближена
к сверхплотности некоторых звезд, из которых потом может родиться новая планетарная
система. В обыкновенном, привычном разуму, зерне заложен, законсервирован самой природой
целый мир: потрясающая воображение энергия вегетации, генетика будущего растения, полная
информация о корне, стебле, виде и форме. И еще запас питательных веществ, чтоб взрастить
первый корешок и побег – потом в дело вступят пахарь-аратай, земля и солнце. Семя можно
сравнить только с яйцом, которое мы тоже съедаем и особенно-то не задумываемся над
содержанием, а там белок – будущая плоть птенца, желток – его кишечник и внутренние
органы. Но если яйцо протухло, мы в тот час это обнаружим и выбросим; зерно же так
просто не определить, мертвое оно или живое, тем паче, в виде муки.

      А что с нами происходит, если мы постоянно вкушаем погибшее семя? В данном
случае я говорю о тонких материях, тончайших энергиях, которые руками не пощупать
и глазом не увидеть. Какой фундамент, какую лагу мы закладываем в свой организм,
напитываясь этой мертвечиной? И потом удивляемся, с чего вдруг возникают болезни
«тонкого уровня» - раковые заболевания, инфаркты, диабет, нарушается иммунная система,
приходит ранняя старость и сокращается срок жизни? И откуда у детей белокровие?

      В существование живой и мертвой воды мы уже почти верим, и ученые этим вопросом
вроде бы даже заинтересовались. По крайней мере, убедительно доказали, что вода способна
накапливать, хранить и передавать информацию, что ее можно «исправить», например, заморозив,
что она, вода, вырабатывает электричество не только на ГЭС, но еще в клетках головного
мозга и питает их энергией. Но кто-нибудь проводил хотя бы аналитические исследования
о воздействии на человеческую природу живого и мертвого семени? Которое, кстати, несет
информацию более значительную и загадочную?

      Откуда о ней знали наши пращуры, известно – из Дара Речи.

      Нас как-то восторженно шокирует долгожительство, ясность рассудка и жизнелюбие,
к примеру, ленинградских блокадников, переживших невероятный стресс, лишения, холод и
голод. Кто из нас не видел девяностолетних подвижных женщин с традиционной беломориной
в зубах? А не потому ли это происходит, что горький, черный блокадный кусок хлеба был
самым чистым и здоровым? Рожь завозили в город, по сути, с полей, смешивали с фуражом
для скота, мололи и в тот час отправляли в пекарни. Запас зерна был всего на несколько
дней вперед, пайка хлеба у иждивенцев доходила до 125 граммов в сутки…

      Но какого живого хлеба!

      Мы привыкли восхищаться кавказским долголетием, мудростью и бодростью, а уважаемые
аксакалы в горах практически никогда не едали нашего городского хлеба. Эти мудрые старцы
сами сеют пшеницу на узких горных уступах, молотят зерно цепами, мелют его на ручных
мельницах с каменными жерновами (и столько, сколько нужно на два – три дня) и пекут
лаваш. Но едят его тоже совсем немного, чуть больше, чем блокадная норма, однако
живут долго.

      Еще до сей поры на чердаках, в чуланах, а то и просто на улицах погибших
русских деревень валяются каменные жернова, некогда бережно хранимые. Ручная
мельница была в каждом доме. На ветряные и водяные мельницы зерно отдавали только
большие семьи, но малыми порциями, дабы мука не испортилась, а просушенные на гумне
запасы ржи, пшеницы, проса и ячменя хранили в холодных амбарах, засыпая его понемногу
в проветриваемые сусеки, ибо зерно от выделяемого тепла может загореться. До наступления
морозов раз на дню хозяин или хозяйка заходили в амбар, чтобы пощупать сусеки, как щупают
лоб ребенка, проверяя, нет ли жара. И если случался, то перелопачивали зерно или вовсе
рассыпали, дабы подсушить и остудить семенную лихорадку…

      Нет, я вовсе не призываю немедля отказаться от магазинного, «казенного» хлеба.
Предлагаю помыслить об основном продукте потребления, благодаря которому сформировался и
многие тысячелетий существовал славянский этнос. Вы же согласны со мной: пища, ее природа
и способ добычи определяет вид, так устроен мир на планете Земля. Крокодила не заставишь
есть траву, если он привык к кровавой пище, впрочем, как и зайца мясо. Поэтому я ратую
за восстановление в нашей жизни двух основополагающих культур – языка и хлеба. Дар Речи,
это наш разум, душа; пища – тело, вместилище первого. От его состояния зависит существо-
вание всего в целом. Мир сущ по принципу яйца, где есть белок и желток, заключенные в
тонкую скорлупу совершенной обтекаемой формы. Если зерноядную курицу лишить привычного
корма, давать другой, она не погибнет. Но не получит строительного материала – кальция,
и начнет нести яйца в одной пленке, без скорлупы. В пищу их употреблять можно; нельзя
произвести потомство, выпарить цыпленка – получится так называемый «болтун». Пчелы с
пособны из однодневной личинки обыкновенной пчелы выкормить матку, по сути, физиологически
иное существо. И все потому, что вместе с кормом (маточное молочко) будут давать ей
фермент, некогда слизанный с настоящей матки и сохраненный в собственном организме.

      Настолько тонким и хрупким оказывается наш мир, и настолько зависим от того,
что мы потребляем.

      Поверьте, мне подобные мысли и в голову не приходили, пока я вплотную не занялся
языком, пока не извлек из него эту простую, но образовательную информацию.

      Думаю, со мной не станут спорить, что каждый этнос формировался и развивался в
определенных условиях, связанных с географическим положением, климатом, растительностью
и соответствующим пищевым рационом. Из всего этого рождалась его психология, образ
мышления, манера поведения, род занятий, характер и прочие приобретенные в процессе
развития, качества. Попробуйте пожить где-нибудь на малазийских островах, употребляя
в пищу жучков-червячков, или даже в Японии или Китае, где едят все, что шевелится и
не шевелится? Взвоете от жареных тараканов, и так захочется хлеба! Или хотя бы сухаря
погрызть. Вот мы, откровенно сказать, часто подхихикиваем над щепетильностью евреев,
которые заботятся о своем образе жизни и кошерности пищи, а напрасно. Как младосущий
этнос (по их мифологии, от Адама всего около семи с половиной тысяч лет) они сохранили
первобытную традицию пищевого рациона, дабы рассеявшись по всему свету, не утрачивать
своей этнической идентификации. Кстати, по этой же причине иудеи не изменяли своей
идеологии: подстроиться под среду обитания, сменить внешнюю окраску – пожалуйста, во
имя житейских выгод даже готовы чужую веру принять, а суббота все равно неприкасаема.
(Потому и возникла «черта оседлости»).  Военачальник кочевых хазар, Булан, со своим
родом был опознан иудеями лишь потому, что праздновал субботу, забыв в бесконечных
кочевьях среди тюркских народов, зачем и почему это делает. В последствии вновь
принял (вернул) иудаизм и стал великим каганом.

      Праславяне еще в доскифский период, в неолите, а это, по крайней мере, 12 тысяч
лет назад, уже жили не только с лова, но и с сохи, поэтому в мифологии скифов плуг о
тносится к дару богов. Вот с тех пор наши пращуры и жуют хлебушек во всех его видах,
но всегда приготовленный из семени – сверхплотного концентрата физической, химической
и… космической информации. Если незримая, неуловимая радиация способна накапливаться
в организме в виде законсервированной энергии, то сколько же энергии семени мы получили
за эти тысячелетия? А что происходит, когда перестаем получать?

      На этих уроках русского я опускаю вопрос о происхождении человека вообще и
разумного в частности. Однако уверен, мы и в самом деле созданы по образу и подобию
божьему и вопреки теории эволюции не вышли из обезьяньего стада. Скорее напротив,
эти животные произошли от нас, ибо путь деградации во много раз короче, чем  созидания:
падать с горы всегда быстрее и проще (хотя больнее), чем на нее карабкаться, хотя
расстояние одно и то же. Но, касаясь Дара Речи, невозможно обойти понятий безвременья,
беспамятства человека, неосознанного состояния хаоса в период его «райской» жизни.
Такой период несомненно был, подтверждают окаменевшие костные останки, коим более
трех миллионов лет. А найденный в 1925 году окаменевший человеческий мозг, кстати,
на берегу Москвы-реки, и вовсе насчитывает сотни миллионов, когда еще динозавров не
было. Но даже если человек существует всего один миллион лет, к чему склоняются
осторожные ученые, то почему не оставил материальных следов своей деятельности,
соответствующие этому времени? Ответ один – и не мог оставить, поскольку существовал
в природе, как существует рыба в воде, то есть, неосознанно. Отсюда и появился миф о
райском существовании, где нет ни хлопот, ни забот, нет обязанностей и, соответственно,
памяти.  И мозг у райского человека был, как у рыб – желеобразным, жидким, без коры из
серого вещества. Однако под воздействием изменившейся среды обитания стал сгущаться и
отвердевать до такой степени, что появилась кора и извилины, как трещины при высыхании
земли. Произошел процесс кристаллизации, кристалл же, как известно, способен накапливать
информацию, а человеческий мозг - приобретать аналитические качества.

      Пожалуй, это и стало отправной точкой осознанной, разумной жизни, когда человек,
каждый день видевший своего творца, узрел, что он создан по образу и подобию божьему.
А создатель разгневался на такое вольномыслие и изгнал из рая. Мол, живите на земле в
трудах и поте лица, коли такие умные стали. Но если отбросить аллегорию, то скорее
всего ключевую роль в этом переходе сыграл не только изменившийся климат, газовый
состав воздуха, магнитное поле Земли, но более всего пища. Не стало, к примеру,
райских яблок, но зато вдоволь питательного белкового концентрата – семян растений,
содержащих в себе жирные кислоты. Именно они и способствовали сгущению, уплотнению
жидкого мозга и появлению памяти, осознанной жизни на земле.

      У нас и сейчас на устах есть насмешливое выражение – мозги разжижели, мозги
потекли. Обычно от перенапряжения или напротив, райского наслаждения, когда лежа на
морском тропическом берегу вкушаешь «баунти»…

      Я бы не стал пускаться даже в такой краткий экскурс относительно происхождения
homo sapiens, если бы эти полезные, высшие жирные кислоты, находящиеся в злаковых, и
сейчас не были источником улучшения свойств памяти. Но именно они, эти кислоты, быстро
прогоркают и полностью меняют свои свойства, если даже мука, смолотая из живого семени,
пролежала в тепле более чем 72 часа. Известно: зерно может храниться вечно, не теряя
своих качеств и даже всхожести, но при определенных условиях, например, в глиняном
сосуде, установленном в египетской пирамиде. Мука, даже смолотая каменными жерновами,
портится от света, кислорода и влажности, то есть окисляется, отчего испеченный хлеб
потом не просто невкусный, а быстро становится розовым: продукты разложения жирных
кислот это пища для споровых бактерий, которые тоже, простите, посещают туалет, ну
или скажем научно, вырабатывают соответствующие пигменты.

      Возвращение культуры хлеба, полноценной традиционной пищи, это возвращение
памяти, особенно у девиц, воспитанных на «баунти», но оказавшихся на панели. И у
юнцов, вскормленных «сникерсами», знания которых ограничены «стрелялками». Это
способ включить «незадействованные» клетки мозга, которые нам кажутся пустыми
файлами. Природа не терпит пустоты, тем паче, такого огромного, подавляющего
объема в 97 процентов. Иное дело, мы не способны извлечь из них информацию, хуже того,
по подсчетам нейрофизиологов мы ежедневно теряем 100 тысяч клеток. Это от изначальных
14 миллиардов, данных нам от рождения. То есть, ниспосланное нам благо для развития мы
сжигаем просто так и стремительно тупеем.
Но ведь старцы-постники, жившие на хлебе и воде, с годами только мудрели! Значит,
все-таки дело в питании?

      Блажь, скажите вы, утопия? Да разве расщепление ядра или разгон тяжелых частиц
и их соударение – последний способ познания мира и тонких материй? Наши пращуры не
строили коллайдеров, но извлекали информацию из принципов существования материального
мира в природе. Зерно, семя, это и есть модель его устройства. А наши прабабушки,
зная о тончайших энергиях и свойствах зерна,  не солили хлебное тесто, ибо она, соль,
являясь символом солнца и важнейшим для организма продуктом, сдерживает брожение, рост
дрожжевых бактерий, находящихся в опаре, а при печении, то есть нагревании, меняет
структуру и тормозит подъем хлеба. Соль подавали в чистом виде и, кстати, проверяли
хлебосольность хозяйки: солонка и каравай выставлялись на стол в первую очередь. И хлеб
никогда не резали ножом, ломали руками, ибо он был символом земли.

      Но о земле мы поговорим на следующем уроке, а пока домашнее задание - выражение
«хлеб насущный»: только ли о сытости здесь идет речь?