24. 05. 92
Стоим у причала во Фритауне. Идет дождь. На причале под крышей скопились негры. Вычерпал два ведра дождевой воды в каюте. Продолжает поступать. Сезон дождей, однако. А как будем выгружаться? Место очень живописное. Горы, море, зелень.
Пока не стреляют.
Вчера заменил пружину на главном пусковом клапане, заработал как надо.
Народ здесь очень горячий. На причале уже одну драку видели, затем — на судне.
Таможенники масло машинное заказали для нужд революции. Пришлось 120 литров пообещать.
Простоим мы здесь, кажется, до следующей революции.
К полуночи собралось в кают-компании до двадцати гёрлз. Похожих лицами на африканские маски и фигурами на их же статуэтки. Сидели и смотрели индифферентно видео. Потом гонялись по пароходу за нами: «ноу мани, ноу мани!» — бегали мы от них.
Володя их прошлой ночью разгонял. Рвутся в каюты силой, как мухи в жару, как слепни в зной на водопое.
Днем делали нам противохолерные уколы. Местные врачи.
Толпе пообещал, что вхожу в пике. Пока смеемся. Никто меня здесь не любит. По человечески — обидно, а по-божески — справедливо. По пьянке забываюсь и перехожу на матерный русский.
Выход из пике. Большая стирка. Не сплю.
Разругались вдрызг с капитаном, летели гром и молнии. Потом заочно извинялись друг перед другом. Игорь принес мне извинения капитана, а я его, Игоря, отругал. За что?
День рождения Наташи проскочил незаметно, но на Виталином я опомнился. Поздравляю, славные мои Капулетти!
Познакомился с нашими соотечественницами: мадам Карбо, дочкой ее Адамой и подругой ее Ирой. Поехали как-то в город за техническим снабжением. Я, Игорь, Володя, Альберт (он же — пилот наш) и переводчик. Мы только что купили кое-что и отправили его с другим пилотом на судно. Сами остались в городе отмечать. Посидели хорошо. Было очень жарко. О чем с Альбертом говорили, не помню. Взяли мотор, едем на судно. Вдруг из дверей одного отеля выскакивает пара белых женщин и устремляются за нашим такси. Я остановил тачку, хотя и дремал, но заметил, что женщины очень спешат. Света Карбо устроилась сзади между ребятами, а мне пришлось выйти из машины и усадить между мной и шофером Иру. Машина была здоровая. Поехали. Я тут же заснул, разморило меня на жаре после выпивки и бессонных ночей. Слышу через пелену дрёма женский разговор, но какой-то необычный. Акцентированный очень, но знакомый. Открываю глаза, слева сидит женщина и лыбится.
«Еврейка, что ли?» — спрашиваю. И сам же себе отвечаю: нет.
Так кто же вы?
Они затараторили, особенно Света сзади. Пока они только поверхностно о себе рассказывали, позднее я узнал подробности. Но теперь я буду излагать, как будто они все о себе рассказали.
Света живет здесь уже 18 лет, а Ира — 8. Обе повыходили замуж еще в Союзе. Вариант известный. Обе нажили по ребенку. Света — Адаму, а Ира — Мишу. Адаме 17 лет, и намедни она стала мисс Сьерра-Леоне. В результате недолгих уговоров поехали смотреть Адаму. А ехать оказалось прилично, на побережье, как у нас в Юрмалу. Дальше узнаем по дороге, что обе развелись. Еще раз повыходили замуж. У Карбо второй муж погиб в автокатастрофе, и она носит фамилию первого мужа. Тот профессор и весьма уважаемый и известный человек в этой стране. А у Иры муж помучался-помучался с ней, да и завербовался воевать за свободу африканского народа. Обе ведут далеко не праведный образ жизни. Ира меняла фальшивые доллары и попалась. Теперь ее ищут две бригады: фальшивомонетчики, которые снабжали ее (их) фальшдолларами, и полиция. Поэтому у себя дома, в Меритауне, они не обитают, а мотаются по гостиницам, долго нигде не задерживаясь и съезжая, не расплачиваются. Вот как сейчас это случилось. Хотя с месяц назад Ира была почти миллионершей. Бутылка пива стоит здесь 300 леонов.
Света родом из Киева, Ира — из Ростова. Второй муж Иры бил ее по голове. Волосы седые, крашеные, а у Светы волосы редкие, на гладкий прибор расчесаны и закручены. У Иры волосы распущены и живут по воле ветра. Узкие, подергивающиеся губы. У Светы губы полные и лицо симпатичное, правильной формы, но речь — с приветом. Это я сразу засек. 18 лет в Африке, без отпусков, — это что-то значит.
Доехали на побережье. Частный дом. В нем брился очень черный полуголый негр, муж двоюродной сестры Адамы. Сама Адама — кофейного цвета девушка, ничего выдающегося в лице, на мой взгляд. Только фигура ничего и цвет кожи приятный. Но не в мать, Адама излучала абсолютное спокойствие и безмятежность. Как будто несет себя и боится расплескать. Вот это мне очень понравилось.
Послали гонца за «робой», местный ром в пластиковых бутылках по 300 грамм. Дешево и сердито.
«Ну, как моя Адама, нравится? Ну, как она?» — периодически приставала Света к нам. Я ответил, что написал выше, но вопросы на эту тему продолжались. Досталось и ей по голове. А может это у нее с рождения, у Светы. Раньше они изредка ездили в Союз. Теперь вот, бегают. Одна без волос, другая — седая. А думали — праздник жизни наступает, когда замуж выходили.
Счастье наступало на пятки! И не наступило. Почему? А потому… ****ями оказались наши соотечественницы. И я им довеском. Несмотря на их слёзы и сопли… Ну, а розы…
Я имею в виду розы сегодняшнего дня, которые надо срезать сегодня… Уже далеко не розы.
Тут уж жару я им, конечно, задал: Пора возвращаться на Родину. Это я им на прощанье выдал. Говорил так вдохновенно, что они не могли понять, я идиот или только прикидываюсь.
— А давай мы твой пароход продадим, этак за миллиончик и деру дадим в Гвинея-Биссау, — поступило предложение от авантюристки Иры.
Теперь я глядел на них, как на идиоток. Одна седая, другая почти лысая.
— Добегаетесь, — говорю. — Я не умею бегать. Это одно. Второе, я люблю свою жену и сына. И маму, и папу, и брата, и сестер. И Родину свою, Беларусь. И небо над ней. И яблони, и груши под ним. И никакой миллион не заменит мне всего этого.
Разговор этот произошел несколько позднее. Мы еще проворачивали и разыгрывали эту картину. И наши проходимки вполне серьёзно разрабатывали варианты, где я должен был быть основным игроком. А пока шел разговор:
— Нет, моя Адама не поедет, — Света заявила.
— Мама, не плачь, я подумаю, — это уже Адама подключилась.
Потом и Мишу показали, Ириного сына. Тот и вовсе оказался симпатягой, под цыгана косил, как брат мой Вова.
— А Миша поедет, — убежденно твердила Ира, — если, конечно, в тюрьму не попадем или замуж по новой не выйдем.
— А, что, замуж берут?
— Хоть завтра. Но через неделю жить не хочется. Скука смертная.
Конец я помню смутно. Нам на судно пора было ехать, а им — бежать из Меритауна. Кто-то из нас догадался их в гости к нам пригласить, и мы поехали. Уже с песнями. На судно то мы попали. Они сошли за жен. Но вечером надо было выпроваживать их. И выпроводили. Пьяных в умат. На проходной их зацапали и сдали в полицию. Тут же за проходной. Они пошли вперед, а я на судне задержался. На проходной мне доложили, что две пьяные русские женщины задержаны и сидят в участке. Я в полицию, а там деньги за них требуют. 20 долларов. И сказали приходить за ними с утра, пока не протрезвеют. Я пошел за деньгами и не стал ждать утра. Но потребовали уже 40 долларов. Ну тут уже я взвился. Отдали мне их за тридцать. Они уже и не надеялись, что я их выкупать буду. Если б их там размотали, что и кто, сидеть бы им в тюрьме, во всяком случае — Ире.
Мы выгружались, они нас иногда навещали, я их подкармливал. Деньги мои Володя-фиттер спрятал до поры. И я долго думал, что у меня их свистнули. Так что брал у Такиса авансы.
Как-то, будучи у меня в гостях, стибрил у меня кольцо с кошачьим глазом брившийся тот негр. А кольцо я покупал на Цейлоне для Наташи. Потом загадочно исчезли мои, вернее — Виталькины, часы в одной из гостинниц, куда я приехал опять выкупать этих авантюристок. Сперва часы были залогом за неуплату гостиницы, а потом, когда я расплатился, часы пропали. В общем, передали соотечественницы привет родным осинам, и мы, наконец покинули гостеприимный Фритаун. Где была и стрельба на судне, и по ночам в городе шли перестрелки, и на меня автомат наводился в портовой таверне, но никуда мы не ушли и выгружались, как потом и подтвердилось, в пользу революции. Я оказался неплохим пророком. Прокололись греки.
На прощанье (со слезами на глазах) в кантине портовой я опять завел про Родину разговор.
— Света, тебе 37 лет, скоро без волос останешься. И долго вы бегать будете? Еще 5-7 лет и — кранты.
(Через 6-7 лет я попал в соседнюю Монровию, столицу Либерии, еще одной подруги по несчастью Сьерра-Леоне, — в смысле революций. Я попал сразу же после боев в Монровии: пустые глазницы выжженных высокоэтажных домов, разрушенные водопровод и канализация, мазутные чадящие фитили в центре столицы по вечерам и ночью, и пустые прилавки и кафе, все прячется по закромам, так как все это могут в любой момент расстрелять или реквизировать. И вот познакомился я с одной дамой, хохлушкой, женой одного высокого чина, португальца, он там рыбной промышленностью заведовал. Она с ребенком заехала в кафе, куда мы с боцманом занырнули. Поговорили. Выяснилось, что мадам Карбо умерла, а про Иру она ничего не знает.)
— А тебе, Ира, 27, а на днях тебе можно все 40 дать. Извини.
— Ну, как ты себе представляешь возвращение? Денег нет. В Союзе развал, у нас даже посольство сократили, то ли в Либерии, то ли в Гвинее функционирует, так до него еще добраться надо. Да и пока я не развяжусь с полицией, об этом и думать нечего. Видно, замуж пойду.
(При мне её приглашал замуж один интеллигентный негр, говорит, что ученый. Просил меня, чтоб я на Иру подействовал в смысле замужества, а то ей до беды совсем рядом. Откуда он это взял? Дело было в одной из гостинниц).
Оставил я свой адрес, телефон, чтоб, когда объявятся в Союзе, на Украине, позвонили, а то и приезжали. Верилось в это с трудом. Но мы все втроем попытались в это поверить и представить.
Стояли пару дней после выгрузки у причала. Торговались. Вызывали мы представителей ИТФ(морской профсоюз), но те, гады, не пришли. У нас претензии по поводу зарплаты, рабочей одежды, условий труда и отдыха.
Выкинули нас на рейд. Еще четыре дня красовались мы на рейде Фритауна. Ждали бункер. Я разругался с капитаном вконец и объявил, что закончил свой контракт. Лукас меня заменил до Темы (Гана). Какие будут последствия — не знаю. Материальные, это ясно. И плюс «реклама» очередная.
После моей отставки народ притих и начисто забыл про все свои претензии. Ничего не надо, всем довольны. Только бы дотянуть до конца контракта. И понять их чисто по-человечески можно. Еще один перл соцреализма: чисто по-человечески, подозреваю, корни его растут из пресловутого «человеческого фактора» или «социализма с человеческим лицом», сколько таких перлов ждет своего будущего исследователя!
Единства у нас нет, и греки это отлично понимают. А придет подкрепление: Цацарос, старпом и второй штурман — греки, держись тогда команда, все моря и океаны! Но наши, кто останется, выдержат. Списываемся мы: чиф, я, 2-ой штурман и м.б. друг мой ситный, Игорь. Он написал заявление капитану о расторжении контракта в связи с невыполнением пунктов 11, 13, 14 контракта. Без меня не хочет работать. Будет шум.
Игорь здесь единственный мужчина. Сильная натура. Бывший хоккеист.
Мне, конечно, легко говорить, у меня так или иначе контракт закончился, а ребятам еще заработать хочется без лишней тряски.
Любуемся Сьерра-Леоне с моря. Прекрасная страна. Горы все в зелени. Народ приветливый, но наглый. Много ворья и прочего вокруг. Коррупция с большой буквы.
Деньги нельзя показывать, украдут. Каждый второй — с автоматом, каждый третий — с пистолетом. Каждый четвертый — в одной из военных форм. После полуночи стрельба и выяснение отношений, днем — демонстрация силы различных формирований в виде военной подготовки, маршировки и преодоления препятствий. Зеленая, коричневая, хаки, красная и черная формы. Часто слышим выстрелы и днем, а то и взрывы. Это ближе к ночи. Так обстреляли мое такси уже на подъезде к порту. На судне несколько раз стреляли охранники по воде, по контрабандистам, ночью. А днем — в воздух, чтобы страсти утишить, негры драку на судне затеяли, грузчики. Так где же компенсация, Такис?
Народ занят революциями, в апреле была последняя. Работать некому, а жрать надо. Голодные люди и дети. А так усё добра, — как говорит моя мама.
Только что капитан предложил мне с завтрашнего дня приступать к выполнению своих обязанностей. Как говорит Игорь, первый раунд мы выиграли. Игорь заявил, что старшим механиком он признает только меня, Лукаса совершенно игнорирует и посоветовал тому вообще в машине не показываться. В чем же дело? Почему кэп трубит отбой? Провернули несколько версий, ни одна не тянет на истину. А может Лукас понял, что не справится, т.к. второй механик ни рыба, ни мясо, третий, Игорь, только выполняет приказы, так что машина здорово оголилась.
Сидят оба-два грустные греки. Вы видели грустного грека? Я видел. А двух грустных грека и одного веселого белоруса видели? То-то. Посидел с ними, погрустил за компанию.
Прошелся по машине, соскучился. Сделал замечание Лукасу по озонизаторам пресной воды, не работают. Морду у Лукаса повело куда-то в сторону. И еще крылатка электромотора масляного сепаратора бьет. Обеспечил ему фронт работ (тоже из родного нашего прошлого словесный оборот: фронт работ). Запросил у кэпа, сколько он бункера дал в компанию.
Лукас тут вскрыл мой загашник, экономию тонн на 80 мазута.
Есть подозрение, что никакой Темы (Гана) не предвидится. Тема была дана для отвода глаз и взоров местных негров на Европу. Если б узнали, что идем на Европу, долго бы их пришлось выковыривать по разным щелям. Неблагодарное занятие.
Боже, дай Европу! Хотя возможен обратный путь, в Азию. Боже, даешь Европу!