Отворю пойду двери белые –
Не хоромовые, а храмовые.
Будут ветры выть очумелые
И стучать оконными рамами.
И сустав входной напружиненный
Заскрипит петлею несмазанной,
И о том, как были и жили мы,
Мне блаженный начнет рассказывать.
А потом про себя заохает,
Про свою печаль неизбывную…
Где-то грозы вдали прогрохают,
С неба воды прольются ливнями.
Зашумит Вавилон, завихрится,
Закружится, завьется коконом.
В тишине под куполом кликнется,
Отдаленным вернется хохотом.
Но, блаженным речам внимающи,
Удалится под своды белые.
Обнимающее, понимающе
К нам приблизит крыло несмелое.
А гроза тем временем кончится,
Сосны хвою расправят звонкую,
И обоим нам так захочется
Кипятку налить в чашки тонкие.
Здесь, под сводами храма гулкого,
Что ни тихий звук – откликается.
Выпьем чаю, Андрюша, с булками,
Вечер скоро – смотри, смеркается.
Ты судьбу свою мне выплакивай,
Не взыщи, что вполуха слушаю –
Ты подсказывай мне, поддакивай,
Время есть еще перед службою.
Ну, а как придут предстоятели,
Как начнут кадило раскачивать,
Я прошу тебя настоятельно
Не жалеть меня, не укачивать,
Не баюкать, не уговаривать…
Слышишь, громы еще доносятся?
А над лесом – такое зарево!
А над куполом – птицы носятся.