Увертюра к космосу

Анатолий Сасов
               

Сасов А.М.

                УВЕРТЮРА К КОСМОСУ

           В центре Средней Азии, а точнее у подножия Киргизского Хребта Тянь-Шанского горного массива, на высоте 800 метров над уровнем моря в 1956 году Министерство приборостроения и автоматизации СССР развернуло строительство завода, который должен был выпускать аппаратуру для объектов Министерства обороны СССР. А также производить медицинскую технику и приборы для исследовательских работ в области медицины, биологии и физиологии. Предусматривалось так же изготовление приборов для нужд народного хозяйства.
Строительная площадка находилась довольно далеко за южной окраиной города Фрунзе. Учился я в это время в 9 классе средней школы № 33 имени К.Е.Ворошилова. Как правило, с первых чисел мая, тайком от родителей, небольшим мальчишеским коллективом, мы ходили в горы за «кисличкой» – стеблями дикорастущего ревеня.

           Строительство нас не интересовало, а вот число ящериц и ужей, которых мы ловили по пути, стало здорово уменьшаться. А нужны они были нам для того, чтобы во время урока выпускать их в классе, доставляя тем самым громадное удовольствие любимым учителям. Фрунзенцы же толком не знали, что там сооружается за забором на довольно большой огороженной территории. Им как-то не приходило в голову совместить Советские стартовые космические площадки с этим бетонным забором, или попытаться осуществить привязку кораблей, бороздящих просторы океанов и морей нашей Родины, к горным вершинам Тянь-Шаня.

           А все было предельно просто. В 1954 году на берегу озера Иссык-Куль, близ портового города Пржевальск, в местечке Кой-Сары, начало функционировать предприятие Минно-торпедного управления Военно–Морского Флота СССР, на котором проводили испытания торпед. Их изготавливали в Алма-Ате на Заводе имени Кирова и еще где-то в северных районах Страны, затем железнодорожным транспортом везли до города Рыбачье - это портовый город на противоположном берегу от Пржевальска. Потом перегружали на баржи и водным путем доставляли к месту испытаний.

           Озеро Иссык-Куль является вторым в мире по глубине высокогорным озером. Поверхность воды находится на высоте 1600 метров над уровнем моря, никогда не замерзает, в зимнее время температура воды порядка плюс пяти градусов Цельсия. Длина озера 178 километров, ширина 60 километров. В него впадает более 80 рек и ни одна не вытекает. Пробегая по дну извилистых горных ущелий, речная вода растворяет из грунта соли и, принеся их в озеро, испаряется. Поэтому спустя многие тысячелетия с момента его возникновения, вода в озере стала соленой. Не с такой концентрацией соли, как в океане, но далеко уже не пресной.

           Благодаря абсолютной изоляции от внешнего мира, внутренний водоем глубиной 668 метров с соленой водой, был идеальным местом для испытаний вооружения морского базирования. Ведь ни одна шпионская вражеская подводная лодка так и не смогла пробраться с южного направления, через горные хребты Памира и Тянь-Шаня, а с северного через пески пустыни Кызыл-Кум.

           Сейчас, спустя многие годы после того как Киргизская Советская Социалистическая Республика превратилась в самостоятельное государство - Кыргызскую Республику, можно прочитать в интернете: «На «Фрунзенском заводе физприборов» за период его существования был разработан и поставлен на вооружение Военно-Морскому Флоту СССР целый ряд образцов торпедного оружия, десятки различных видов систем самонаведения,
неконтактных взрывателей, систем телеуправления и нестандартного контрольно-измерительного оборудования к ним».*

*Источник: газета – «Вечерний Бишкек», постоянный адрес статьи - http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1122931080
 




           Кроме этих специзделий, как было принято раньше их называть, да и теперь их так называют, «Физприборы» выпускали, даже по нынешним временам, довольно сложную медицинскую аппаратуру. Это электроэнцефаллографы – приборы для записи биотоков мозга человека или животных, установки электрофореза для исследований химического состава тканей организмов, около десятка типов лабораторных и медицинских центрифуг, в том числе и для сепарирования крови.

           Самую обширную номенклатуру выпускаемой заводом продукции составляли такие приборы как ЭСУ - электронные сигнализаторы уровня, которые предназначались для контроля уровня ракетного жидкого топлива в хранилищах космодрома Байконур. Контрольные индикаторы (КИ) и контрольные сигнализаторы (КС) устанавливались в трубопроводах системы заправки ракет, в системах охлаждения ядерных реакторов атомных электростанций и атомных подводных лодок. И наконец, радиометры, марки Р-2М, которые изготавливали для первых искусственных спутников Земли серии «Космос».

           Запуск первого спутника этой самой массовой в СССР серии, был осуществлен 16 марта 1962 года. Спустя более трех десятилетий, 16 июня 1993 года в 7часов 17минут московского времени, с космодрома Плесецк осуществлен завершающий эту серию запуск искусственного спутника Земли «Космос-2251». Вдумайтесь в цифру – 2251 штука искусственных спутников Земли только этой серии запущены в Космос за тридцать один год, то есть по 72 спутника в год. А сейчас, в начале двадцать первого века, в Российской федерации осуществляют по восемь десять запусков космических аппаратов в год. Да и то среди них два три пилотируемых корабля и четыре транспортных грузовых корабля типа «Прогресс» к Международной космической станции (МКС).

           С момента старта «Космоса – 2251», как показали последующие 20 лет истории существования Российской Федерации, начался отсчет начала интенсивной деградации нашей Отечественной космической промышленности, и возможно к середине двадцать первого столетия Россия полностью избавится от Советской космонавтики.

                ***

           После окончания средней школы я покинул город Фрунзе и, возвратившись, через пять лет, в 1962 году, устроился на завод Физприборов. Работал регулировщиком радиоаппаратуры. Настраивал радиометры Р-2М, электроэнцефаллографы ЭЭЧС-2 и всю гамму сигнализаторов и индикаторов. Более подробно о своей трудовой деятельности на заводе расскажу несколько позже.

    Все это было еще впереди. А в те далекие пятидесятые годы Центральный Комитет Коммунистической Партии Киргизской ССР поручил строительство «Фрунзенского завода физических приборов» Федорову Михаилу Захаровичу. До этого ответственного назначения он работал заместителем министра в Совете Министров Республики. Будучи в рассвете творческих и физических сил, а в то время ему было несколько больше сорока лет, не боясь конкуренции, он постарался подобрать себе помощников еще более молодых и энергичных. Где он мог их отыскать?

            Конечно же, в своем окружении, среди коллег и сослуживцев по Совету Министров. Так начальник Отдела капитального строительства Министерства Коммунального хозяйства Киргизской ССР, Погребинский Юрий Константинович, оказался в должности главного инженера строящегося Фрунзенского завода физических приборов.
Эти назначения не являлись случайным стечением обстоятельств. Завод относился к стратегическим объектам, ход его строительства и развертывание на нем производства находились под неусыпным контролем Правительства СССР. Поэтому на реализацию проекта и были выделены лучшие кадры, обладающие искусством убеждения, и в то же время, в случае необходимости, могли жестко сформулировать задание и потребовать его выполнение.

            Немаловажную роль при назначении сыграли и те факторы, что Погребинский Ю.К. в силу своих служебных обязанностей, располагал полной информацией о потенциальных возможностях строительной индустрии Республики. Был знаком со всеми сотрудниками административного аппарата Республики, или, как сейчас принято называть эту государственную структуру - бюрократическим аппаратом. А это было очень важно. Так как большинство организационных, экономических и материально-снабженческих вопросов при строительстве таких масштабных предприятий решались на уровне правительства. Более того, в силу своего коммуникабельного и обаятельного характера он был лично знаком со многими руководителями строительных организаций. А это при напряженном ритме строительства становиться немаловажным подспорьем.

            С появлением дирекции завода бурными темпами началось его строительство и интенсивный поиск конструкторов, технологов, руководителей и исполнителей всех рангов и уровней. Необходимо отметить, Фрунзенские высшие учебные заведения и техникумы тогда не готовили специалистов в области радиотехники и электроники.

     В те годы радиоэлектроникой во Фрунзе практически занимались только в радиокружках Дворца пионеров, Радиоклубе ДОСААФ Киргизской ССР, в Радиоателье, начальником которого был Величко Георгий Иванович, и еще в нескольких небольших радиомастерских. Телевидения во Фрунзе еще не было, магнитофоны в Стране серийно еще не производились, поэтому основной техникой, ремонтом которой занимались в мастерских, были электропроигрыватели граммофонных пластинок и радиоприемники. Специалисты, которые там работали, и стали малочисленным основным потенциальным кадровым фондом строящегося Завода физических приборов. Но научно-технический уровень аппаратуры, которую планировалось производить на заводе, по сложности в бесконечное число раз, превышал уровень той бытовой техники.

            Поэтому кроме множества строительных проблем, не меньшей головной болью директора Федорова М.З. и главного инженера Погребинского Ю.К., был вопрос найма на работу квалифицированных зрелых специалистов. Ответ на этот вопрос был простой - переманить их из других регионов страны.

            В те годы, как и сейчас, в начале двадцать первого столетия, безотказно срабатывала приманка в виде квартиры. Тогда это делалось так. Среди двухсот пятидесяти миллионного населения страны высматривался нужный человек. Под самыми различными предлогами ему устраивали встречу с нуждающимся в нем руководителем предприятия.

    Если предложение и запросы обеих сторон совпадали, то потенциальному новоселу выдавался вексель в виде гарантийного письма за подписью «треугольника» то есть директора, секретаря парткома и председателя профкома. В письме говорилось о том, что в случае перевода, именно перевода на работу в предлагаемое предприятие, а не увольнения из старого с последующим поступлением в новое, оно гарантирует ему выделение квартиры с учетом Общесоюзных норм на жилищную площадь.

             Возвратившись на свое предприятие, этот специалист вынужден был извиваться перед своим начальством, убеждая его, во-первых, в том, что он, сам, не так уж здесь и нужен, а во - вторых здесь нет реальных возможностей получить в обозримом будущем квартиру. Была и другая уважительная мотивировка. Например, в связи с болезнью специалиста или его близкого родственника или родственницы, необходимо было срочно сменить среду обитания. Например, сменить сухой климат на влажный или влажный климат на сухой. Зажравшихся чиновников всегда больше, чем зажравшихся слесарей или рядовых инженеров. Были и такие директора, которые сами не в состоянии были обеспечить специалиста квартирой, но упиваясь своей властью, не давали согласия на перевод.

             Автору этих строк в этом плане повезло. Он был приглашен в 1988 году на работу в Научно-исследовательский институт, и получил безвозмездно, то есть бесплатно за счет Государства новую двух комнатную квартиру. Причем, в СССР существовал закон, по которому человек, относящийся к категории ученых, кандидат или доктор наук, имел право на опять-таки бесплатное получение дополнительной, сверх нормы, жилищной площади в размере двадцати квадратных метров или дополнительной комнаты. В составе типовых, двух и более комнатных квартир того времени всегда имелась одна комната размером двенадцать квадратных метров, строителями предполагалось что это будет спальня.
 
            Двенадцать квадратных метров все-таки меньше двадцати квадратных метров жилой площади. Поэтому из элементарной экономии распорядителем квартир, семье ученого в составе двух человек выдавали квартиру с двенадцати метровой дополнительной комнатой и очень редко вместо нее двадцать дополнительных квадратных метров. Предполагалось, что ученый в этой комнате устроит домашний рабочий кабинет, и бессонными ночами будет генерировать гениальные идеи, или, корчась в творческих муках вынашивать уникальные конструкции.

            И это срабатывало. Если человек по тернистому пути к научной степени своими руками получал научные результаты, сам писал диссертацию, то остановиться он уже не в силах до конца своей жизни. Пока у него есть возможность творить, он творит, когда нет такой возможности, он все равно пытается творить. И хотя таких экземпляров, к сожалению всегда не так уж много, они с лихвой отрабатывают за своих коллег-паразитов.

    Итак, строящийся завод испытывал острую нужду в специалистах. Здесь нужно отдать должное директору, который не побоялся ответственности за форсирование и завершение строительства первого жилого многоэтажного дома для своих сотрудников, раньше, чем было закончено строительство первого одноэтажного производственного корпуса. Поэтому к моменту завершения строительных работ по этому корпусу, а он представлял собой длинное одноэтажное кирпичное здание, в жилом многоэтажном доме уже поселились приглашенные. Из Ленинграда - чета электронщиков Баландис Григорий с женой Коллюх Эмилией Михайловной и сыном Аликом, из Харькова, и других городов Союза -  конструктор Ласский Виталий Тихонович, инженер механик Фукс Владимир Иосифович, Сиротин Алик. Это первые сотрудники, с которыми я познакомился, придя на завод, и чьи образы остались в моей памяти.

   И вот, наконец, строительство производственного корпуса № 1 завершено и началось производство физических приборов. Первыми изготовленными на новом заводе были приборы КИ - контрольные индикаторы, КС – контрольные сигнализаторы, о которых несколько раньше здесь уже говорилось, и центрифуги лабораторные настольные сетевые – ЦЛНС. Мастером сборочного участка был Фукс В.И., монтажом занимался Сиротин Алик, начальником ОТК - Баландис Г., его отдел осуществлял не только приемку сигнализаторов и индикаторов у исполнителей, но и обеспечивал сдачу их представителю заказчика, то есть представителю Министерства обороны СССР.

            С этого момента завод еще более быстрыми темпами стал расширяться, обрастать высококвалифицированными специалистами. Люди работали и учились работать, росли технически, поднимались по карьерной лестнице. Из конструкторского бюро Ласский В.Т. перекочевал в кресло заместителя главного инженера, работой конструкторов руководил Каракулов Аскольд Степанович. Но все это происходило без меня.

                ФРУНЗЕНСКИЙ ЗАВОД ФИЗИЧЕСКИХ ПРИБОРОВ

            После пятилетней разлуки с родным городом, 30 ноября 1962 года, в послеобеденное время, я зашел в отдел кадров Фрунзенского завода физприборов получить пропуск, так как первого декабря начинался мой новый отрезок жизни, работа на этом предприятии. Выйдя на улицу Советскую, повертел в руках новенькие «корочки» и… движимый любопытством посмотреть и познакомиться с рабочим местом, на котором с 8 часов утра следующего дня мне предстоит работать, я зашел на территорию завода.
 
            Да, это был Завод! Многоэтажные производственные корпуса, между которыми разбиты газоны с зеленеющей еще не присыпанной снежком травкой. Мосты через канал, который рассекал территорию на две части, мчащиеся, с нарастающим воем автопогрузчики, перебегающие из одного подъезда в другой или в корпус напротив девицы в белых халатах, куда-то энергично шагающие серьезные мужики в синих спецовках, все это произвело на меня сильное впечатление.

    После недолгих расспросов поднимаюсь на второй этаж цеха № 6, где, как, оказалось,  находились монтажно–сборочные участки, и нос к носу сталкиваюсь с начальником цеха Маратом Омурзаковичем Конурбаевым (впоследствии он стал Министром местной промышленности). Мы с ним знакомы были и раньше, через моего старшего брата Владимира, с которым он учился на Горно-геологическом факультете Фрунзенского политехнического института.
- О, ты уже вышел на работу?
- Да нет - отвечаю, - завтра с утра.
- Да завтра с утра на заводе уже никого не будет! Ты в Армии с транзисторами работал?
- Да, приходилось.
- Тогда пойдем со мной.

            Через пару минут я уже знакомился с мастером участка сборки радиометров Р-2М Кузнецовым Михаилом Васильевичем. Марат довольно ухмылялся, как кот, который только что съел канарейку.
 – Вот тебе второй настройщик и чтоб к утру радиометр был сдан! – сказал он Кузнецову и исчез. Как я вскоре понял, у него в цехе в виде различных полуфабрикатов находилась еще почти половина продукции месячного плана. Кузнецов подозвал парня, по возрасту моего сверстника. - Знакомьтесь, наш настройщик Юра Левин. Кто и что будет настраивать каждый из вас, разбирайтесь сами.
Юра сразу задал вопрос:
 - С транзисторами знаком?
 - Да, - отвечаю,- блоки питания  на транзисторах для приборов ночного видения ремонтировал.
- Ну, тогда будешь настраивать стабилизаторы напряжения, а я триггеры "пересчетки".
    
            Весь стабилизатор состоит из транзистора, стабилитрона и одного резистора. Порядок работы следующий: к контактным штырям макетницы припаиваешь транзистор П201 и стабилитрон Д808. Балластный резистор МЛТ 0,125 сопротивлением порядка 330 Ом и эквивалент нагрузки стабилизатора – находятся на макетнице. Их трогать не надо.
Затем, макетницу опускаешь в центрифугу, - он показал на тумбочку кубической формы, сантиметров восемьдесят по всем трем ее измерениям, окрашенную молотковой светло-коричневой эмалью и закрытую сверху куском толстого пенопласта. Из центра пластины торчал стеклянный термометр. К боковой стенке тумбочки, двумя брезентовыми ремнями были привязаны два больших черных баллона, на которых желтая надпись гласила «УГЛЕКИСЛОТА». Юра продолжал:

             -Через паз в пенопласте вытащишь провода, идущие от макетницы к источнику питания и вольтметру, и через него же просунешь шланг от редуктора, навинченного на баллоне. Откроешь вентиль редуктора, углекислота продует камеру и через пару минут термометр покажет минус сорок градусов. Выдержав, после этого еще с десяток минут, если выходное напряжение стабилизатора не уползет за допустимые пределы, макетницу переносишь в термостат. Там она просохнет, после минусовой температуры на ней будет конденсированная вода, а заодно проверишь на стабильность напряжения при температуре плюс восемьдесят градусов. Затем выпаиваешь транзистор и стабилитрон и отдаешь их нашему сборщику, Самойленко Жене.

            Тут Юра подозвал мужика, на десяток лет старше нас, мы пожали друг другу руки, а Юра крикнул в глубину комнаты, где работали монтажницы:
- Девочки, это наш новый настройщик!

В это время Кузнецов принес целую охапку коробок и вывалил их на стол возле центрифуги. Затем метнулся к шкафам в углу помещения участка и принес еще одну, немного меньшую, охапку. В большей охапке оказались транзисторы П201, а в меньшей стабилитроны. Ну, думаю, сколько же надо им стабилизаторов? Оказалось не так уж и много.

            Сам радиометр Р-2М был, по сегодняшним меркам, принципиально не сложен. Разработан и сконструирован учеными Института Ядерной Физики Московского Государственного Университета. Этими радиометрами оснащались искусственные спутники Земли 60-х годов.  Компоновка прибора была кассетного типа. В состав радиометра входили высоковольтный блок питания, блок стабилизаторов низкого напряжения, целая связка счетчиков Гейгера, широко используемых в то время в армейских дозиметрах, импульсного усилителя, дифференциального дискриминатора, пересчетки из триггеров с выходом на сумматор и согласующего выходного каскада. Каждый функциональный узел собирался на односторонней печатной плате из фольгированного гетинакса. Этот материал представляет собой слоистый пластик на основе бумаги пропитанной фенолформальдегидной смолой и обладает низкой теплопроводностью. Из-за этого работа с перегретым паяльником вызывает отслоение фольги.

            Поэтому на одной контактной площадке допускалась только одна перепайка, то есть одна замена детали. Если после этого схема не работала, плату выбраковывали и отправляли в «крематорий», в чугунную печку с бензиновой горелкой. Транзисторы П16, на которых собирались усилители и триггеры, поступая с завода-изготовителя с клеймом представителя заказчика, естественно, соответствовали техническим условиям. Но, на входном контроле нашего завода, специально для радиометра, производили отбор по определенным параметрам. Не прошедшие выборки новые транзисторы также подлежали сжиганию в «крематории».

            Ритуал «кремирования» деструктивно действовал на души радиолюбителей, а на заводе их было великое множество. Когда печь приводили в рабочее состояние, они подтягивались к ней в надежде что-нибудь перехватить. В сопровождении сотрудника первого отдела приносили опечатанные коробки с отбракованными транзисторами и загружали в печь. Кузнецов приносил коробку с отбракованными платами, представитель первого отдела делал вид, что энергично стальным прутом шурует в печке, а в это время часть плат растворялась в карманах «болельщиков».

            Технологией изготовления печатных плат ведал Абовян Карлен Саркисович - высококвалифицированный специалист и в то же время добрейший человек. Он всегда позволял сунуть в травильную ванну с раствором хлорного железа доморощенную печатную плату, нарисованную самим радиолюбителем вручную быстросохнущей эмалью.
Настройка усилителей и дискриминаторов занимали немного времени, хотя их настраивать было сложнее, чем триггера. Но вот количество триггеров было огромное. Все платы после проверки параметров подвергали защите от воздействия внешней среды методом обволакивания. Осуществляли это так.

            В суповую миску из нержавеющей стали, экспроприированную в заводской столовой, наливали защитный лак СБ-1-С. Он представляет собой раствор природного янтаря и фенолформальдегидной смолы, обладает высоким электрическим сопротивлением, не выделяет газ при низком давлении. Плату окунали в миску, давали стечь избыткам лака, подсушивали на воздухе и помещали в термостат для окончательной сушки. После этого Левин еще раз проверял их эксплуатационные параметры.

            Затем платы поступали в распоряжение Самойленко Жени, он их «набивал» в кассеты и собранный узел передавал монтажницам для пайки межплатных соединений. Все было просто и элегантно. Так мне показалось со слов Юры. Ну, а уж моя работа показалась мне совсем простой. Много ли надо ума для того чтобы припаять один транзистор и один стабилитрон, макетницу поместить в камеру недоделанной центрифуги, она была без ротора, заполнить ее углекислотой, измерить и записать точную величину выходного напряжения стабилизатора при температуре минус сорок градусов.
 
            Однако в тот момент, когда я заканчивал перепаивать на макетнице третий десяток транзисторов, и у меня еще не было ни одного комплекта готового стабилизатора, я начал сомневаться в кажущейся простоте и примитивизме этой технологической операции. А время уже двигалось к полуночи. Я слегка «прибалдел» - что здесь можно было сделать не так? Всего-то пять паек! Две детали!

    Наступив на горло своего самолюбия, обратился за помощью к Левину. Улыбаясь, Юра стал объяснять, ведь он-то знал, какую свинью мне подсунул! С его слов следовало, что, по мнению разработчиков радиометра, а это были все-таки ученые из МГУ, ничего с этим поделать нельзя. Транзисторы были германиевые p-n-p типа. При повышенных температурах ведут  себя прекрасно, а при понижении температуры их параметры сильно дрейфуют. Этот недостаток заложен в самой природе полупроводника, и кроме тупого подбора деталей здесь ничего не сделаешь.

            В стране еще не закончилась эпоха радиоламп, а из-за границы только доходили слухи о миниатюризации бытовой радиоаппаратуры. В средствах массовой информации еще печатали карикатуры на тему «Зачем делать маленькие карманные приемники, когда можно сделать большие карманы?». Кремниевых транзисторов большой мощности в то время еще не было. Не было в стране и опыта в схемотехнических решениях при работе с полупроводниковыми приборами, термокомпенсационные элементы и ячейки в цепях обратной связи и прочие схемотехнические решения и «прибамбасы» были еще впереди.
Тем не менее, ближе к утру, я подобрал необходимое количество пар транзистор – стабилитрон. При этом пришлось перепаять обе охапки деталей, услужливо принесенных Кузнецовым. Радиометр к утру был сдан представителям ОТК и заказчика в звании капитана ВВС.

   Склад готовой продукции завода принимал ее до десяти часов утра. Затем он закрывался и опечатывался представителями ОТК и заказчика. Однако народ не расходился, ждали результатов своей работы. Если цех выполнил план, то будет премия. Пронесся слушок, что план есть! Все усталые и довольные направились по домам. Поехал и я. Захожу домой, обеспокоенный отец говорит - «Тебе же к восьми утра сегодня надо на работу!?» Я ему гордо отвечаю – «А я уже с работы, на сегодня и завтра у меня отгулы!» Так началась моя работа на Фрунзенском заводе физических приборов.

                ***

   Работа на участке изготовления радиометров Р-2М меня не вдохновляла, но как оказалось, Конурбаев и не планировал оставлять меня там надолго. Посредине цеха стояла будка синего цвета, без окон, размером где-то два с половиной метра на два и высотой несколько более двух метров. Сварена она была из пяти миллиметровой листовой стали. Внутри на фарфоровых изоляторах высотой двадцать сантиметров, она была полностью обтянута сеткой мелкого плетения из латунной проволоки. Внизу на сетке лежал сколоченный из некрашеных досок пол, на котором стояли два письменных стола, между ними какая-то конструкция в виде тумбочки, как оказалось, это была установка для намагничивания сердечников чернило-пишущего самописца и два стула. Все свободное пространство между перечисленными предметами было забито картонными коробками, из которых торчали радиолампы. Это и было мое будущее основное рабочее место.

   В начале шестидесятых годов запись на бумаге биотоков мозга человека казалась делом близким к фантастике. Но в этой стальной будке как раз и получали путевку в жизнь приборы, способные это сделать. Таким прибором был электроэнцефаллограф ЭЭЧС-2, что расшифровывается так: Электроэнцефаллограф чернило-пишущий сетевой двухканальный. Его усилители имели громаднейший коэффициент усиления, поэтому требовалась их защита от воздействия внешних электромагнитных полей. В будке прибор настраивали, проверяли на соответствие параметров техническим условиям и делали, с подвернувшегося под руку «пациента», контрольную запись электроэнцефалограммы. Она прилагалась к паспорту на прибор и свидетельствовала о его работоспособности.
 
   Методика записи электроэнцефалограммы, как будто можно без электричества записать энцефаллограмму, заключалась в следующем. «Пациент» усаживался на стул, тампоном ваты, смоченным спиртом, ему протирали лоб, затылок, мочку уха и три электрода. На электроды наносилась специальная токопроводящая паста. На лоб и затылок накладывались оловянные электроды в виде дисков, размером с копеечную монету и фиксировались резиновым ремнем. За мочку уха цеплялся электрод типа бельевой прищепки.

Провода от электродов объединялись в кабель и через разъем подключались к прибору. Затем «пациент» клал руки на стол и осторожно опускал на них голову. Оператор, то бишь настройщик, нажатием кнопки записывал калибровочный сигнал, затем элегантным движением руки перебрасывал ручку тумблера в положение «Запись». Если пациент был трезвый и не запсихованный, то энцефаллограмма получалась в виде правильных синусоид, в противном случае перья чиркали по всей ширине диаграммной ленты, вырисовывая непотребные узоры. Тогда искали другого «пациента».

   Настройкой ЭЭЧС-2 занимался Янсон Женя. К тому времени, он уже получил допуск к работе в цехе с морской тематикой и с нетерпением ждал замены на новом рабочем месте. Пару месяцев понадобилось, чтобы я разобрался в тонкостях настройки прибора, в укладе заводской и цеховой жизни. В будке, кроме меня, почти постоянно, находился представитель Отдела технического контроля Ежов Слава - толковый, добродушный парень. Впоследствии он станет главным инженером Фрунзенского завод медицинского оборудования. Как и многие молодые ребята, демобилизованные из армии, он не владел «приличной» профессией. Поэтому при трудоустройстве по знакомству в престижную фирму особенно капризничать не приходилось. Так он оказался в ОТК, ведь принимать работу у кого-то это совсем не то, что делать ее самому.

     Постепенно я стал натаскивать его на настройку прибора. У него был стимул – стать настройщиком радиоаппаратуры, а это не только престижная профессия, но и приличная зарплата. А для меня, во-первых, практическая помощь, а во-вторых, в перспективе, имея по существу дублера, в любое время без каких либо осложнений можно перейти на работу в другое подразделение. Одни заводчане называли настройщиков высокооплачиваемыми бездельниками, а другие аристократами. Одни видели, что мы половину месяца бездельничаем, а другие, что мы половину месяца безвыходно, круглосуточно, живем на заводе.

     Кроме основной работы на заводе, многие сотрудники в той или иной мере занимались радиолюбительством. Для этого там были идеальные условия. Надо что-то выточить, идешь к радиолюбителю токарю, нужны детали идешь к радиолюбителям настройщикам, понадобился листовой алюминий для изготовления шасси - идешь на заготовительный участок и так далее. В те годы только появились граммофонные стереопластинки.

 А вот стереофонических проигрывателей с приличной акустикой промышленность еще не выпускала. И весь радиолюбительский люд изготавливал стерео усилители и звуковые стереоколонки – фазоинверторы. Удачные конструкции демонстрировались на Республиканских и Всесоюзных радиолюбительских выставках, публиковались в журнале «Радио» и во множестве брошюр, издаваемых ДОСААФ.

            В этом море информации мы натолкнулись на статью о светомузыке, из которой узнали, что еще второго марта 1911 года в Москве прозвучала световая симфония А. Н. Скрябина «Прометей». В ее партитуре впервые в мировой музыкальной практике самим композитором введена специальная строка «Luce» - свет, записанная обычными нотами для инструмента «tastiera per luce» - "световой клавир". Не трудно было представить, что за чудовище представлял собой этот клавир, в ту эпоху, когда только что появились электрические осветительные лампочки, да и само электричество еще было чудом? В этом же журнале были приведены конструкция светомузыкальной установки и описание ее работы, основанные на современных физических принципах и современной электронной элементной базе, то есть на радиолампах. Но у нас, то был доступ к транзисторам! И мы не электрики, а электронщики! Это ведь не 1911 год!

            И мы принялись за дело. Обзавелись самыми современными по тем временам деталями. Транзисторы взяли на участке сборки радиометра Р-2М, карбонильные сердечники (горшки) всех типоразмеров, пригодные для полосовых фильтров светомузыки, в неограниченном количестве имелись на участке намотки трансформаторов для специзделий, там же фильтры нам и намотали. Макетницу можно было найти на любом монтажном участке.

Выходная мощность, тех наших транзисторов, позволяла использовать в качестве источника света лампочки мощностью не более нескольких ватт. Поэтому мы остановились  на шестивольтных лампочках, которые обычно  применялись для подсветки шкал и в качестве сигнальных индикаторов. Патроны для лампочек взяли от ЭЭЧС-2. Резисторов и конденсаторов всех видов и типоразмеров на заводе, а, следовательно, и у нас было не меряно. Через пару дней у нас от сигнала звукового генератора лампочки поочередно светились в соответствии с частотой, подаваемой на вход нашего светомузыкального шедевра.

            Лампочки давали не очень много света поэтому, чтобы увеличить яркость экрана, на поверхность латунной сетки нашей кабины Слава нанес около десятка слоев белой специальной эмали, с большим коэффициентом отражения, которую он принес из малярного цеха. Таким образом, получился световой экран, эффективно отражающий свет, падающий от лампочек, которые мы раскрасили прозрачным цапон-лаком – одна красная, другая зеленая и, разумеется, третья синяя. На экране световые цвета успевали частично смешиваться, если лихорадочно быстро крутить взад-вперед ручку изменения частоты генератора. Было понятно, что идея и практическая схема работали. Нужна была натуральная музыка.

            От заводской радиосети Слава протащил через щель между дверью и порогом телефонный провод, и мы подключили свое детище к мировой классике. По радио передавали Первый концерт для фортепиано с оркестром П.И. Чайковского. Картинка, точнее цветовые гаммы на экране были потрясающе красивы, под стать музыке. А если прижмешь к уху звуковой капсюль от телефонной трубки и воспринимаешь цветовую гамму и музыку одновременно, то эмоциональное состояние приближалось к экстазу.

            Хотя экран был размером с сигаретную пачку, все равно эффект был потрясающий. К нам в будку началось настоящее паломничество. Мы лихорадочно стали разрабатывать мощный усилитель, но уже из нормальных деталей, то есть на радиолампах, чтобы подключить осветительные лампочки хотя бы ватт по сорок. Но!... Приближался конец второй декады месяца, и нашу идиллию нарушил мастер участка сборки энцефаллографов Одубек, который прикатил  на настройку первый плановый ЭЭЧС, собранный в текущем месяце.
 
            Прикатил, потому что энцефаллограф представлял собой металлическую конструкцию в виде тумбочки на четырех колесах, размером несколько больше популярной в те годы импортной, с ножным приводом швейной машинки фирмы Veritas. Слава, к тому времени уже поднаторевший в поисках «хомутов», а так называли не по своему адресу припаянный провод, ведь была еще эра объемного проводного монтажа, набросился на прибор. У нас обоих чесались руки заняться более интересным делом, нежели этим чернилопишущим агрегатом.
 
            А он действительно писал чернилами, которые использовались в обычных перьевых авторучках. Только в качестве пера использовалась игла от медицинского шприца для внутривенных инъекций. Она соединялась полиэтиленовой трубочкой с чернильницей, в которую заливали около тридцати миллилитров чернил. Когда прибор не работал, что бы не вытекали чернила, и не образовывалась на диаграммной бумажной ленте лужица, под торец иглы подкладывали резинку. Но когда при работе усилитель энцефаллографа самовозбуждался, переходил в режим генерации, присутствующим крупно не везло. Самописцы сходили с ума, они рвали диаграммную бумагу и, запутываясь в ней, разбрызгивали чернила по всей будке. Наши халаты и латунные стены будки всегда несли на себе фиолетовые печати.

    Слава, уже несколько поднаторевший в настройке прибора, быстренько нашел два – три «хомута», отнес на монтажный участок блок усилителей, где в один момент исправили ошибки. За это время я проверил блок питания, выходные каскады усилителей мощности, заправил чернильницы. Включили прибор, не работает. Проверили абсолютно все – не работает. То есть работает, но не так как надо. Рвет бумагу и брызгается чернилами.

    День сидим, другой, ничего в голову не приходит. А тут Одубек прикатил еще один прибор! Редко случалось так, чтобы в середине месяца были готовы несколько приборов почти одновременно. Поменяли блоки с одного прибора на другой, та же история. Одубек начал наседать. Пришлось расписаться в непонимании текущего момента. Одубек докладывает начальнику цеха Конурбаеву, тот «одолжил на прокат, на один день» из «морского» цеха Янсона. К концу дня, Женя, разукрашенный с головы до пят, фиолетовыми чернилами, расписался в своем бессилии.
 
    Следующим утром, в будке, появился новый герой, Николай Наякшин, также присланный на помощь из «морского» цеха. Он был первым настройщиком на заводе, который настраивал ЭЭЧС-2, работал с его разработчиками, в те годы с неизвестной фирмой, которая впоследствии стала Институтом медико-биологических проблем, а Женя Янсон был его учеником. Так я познакомился с Наякшиным, впоследствии с ним проработал немало времени в подземных выработках Ак-Тюза и Кадамжая. Но энцефаллографы не хотели работать. В будку стали заходить всякие важные и не очень важные начальники, конструкторские гении, но получив порцию фиолетовых чернил, с не очень внятными словами благодарности удалялись.

     Наконец, Каракулов Аскольд Степанович, главный конструктор завода, пригнал ведущего конструктора по энцефаллографу Маиса Адильметова. Отличный компанейский парень, весельчак, ценитель женской красоты, бывший подводник, начальник какой-то боевой части на подлодке. Ему удалось спастись, когда лодка затонула на пятидесяти метровой глубине, и он через торпедный аппарат, в спасательном снаряжении выбрался на поверхность, повредив при этом только одно ухо.

     Человек, далекий от электроники, и он этого не скрывал, помочь нам естественно ничем не мог. Только в конце дня, когда мы ему предложили спиртом оттереть чернильное пятно с пиджака, он сказал: - А, ну его! Давайте лучше выпьем! - Выпили раз, выпили два. Закуски никакой, кроме водопроводной воды, решили идти по домам. Выходя из будки, Маис запутался в телефонном проводе и чуть не грохнулся, стянув на пол нашу светомузыкальную гордость. И тут нас со Славкой осенило! Радиосеть! И она действительно оказалась мощнейшим источником помех для высокочувствительных усилителей энцефаллографа.

     Другой проблемой, решения которой в принципе не виделось, были радиолампы 6Н2С – двойной триод с большим коэффициентом усиления, точнее не сами радиолампы, а их количество. Дело в том, что усилителям с очень большим коэффициентом усиления был присущ «микрофонный эффект». Физический смысл этого явления обуславливался тем, что электроды радиолампы – управляющие сетки, аноды и катоды имели довольно большие размеры. Изготавливались из молибдена, тантала и вольфрама, металлы стойкие в вакууме, тугоплавкие, но тяжелые.

     Вся конструкция висела внутри стеклянного баллона на слюдяных распорках и проволочных выводах. Поэтому электроды относительно друг друга были закреплены не очень жестко. Малейшие встряски приводили усилитель к самовозбуждению. Чтобы уменьшить вибрацию входные каскады усилителей монтировали на массивных стальных пластинах. А они, в свою очередь, устанавливались на резиновых амортизаторах, Но это все равно не спасало. Поэтому приходилось отбирать лампы по вибрационной устойчивости.
 
      Производилось это тривиально просто. В нормально функционирующий электроэнцефаллограф, в его входную цепь вставляли шунтирующий резистор – эквивалент пациета. Во входной каскад вставлялась новая лампа. Пару минут прогревалась, по ней щелкали пальцем. Если перо самописца дергалось незначительно, лампу отбирали как потенциально пригодную, если усилитель возбуждался, лампа летела в коробку для брака.

Таким образом, из сотни отбирались пять, шесть ламп способных работать во входных каскадах. Всего же в усилительном тракте одного канала было пять каскадов усиления, фильтр подавления синфазной наводки, фильтр подавления противофазной наводки, то есть в двух каналах четырнадцать ламп и еще две малошумящие лампы необходимо было вкладывать в ЗИП прибора. Согласно нормам расхода комплектующих изделий, на один энцефаллограф выделялось сто радиоламп 6Н2С. Из них шестнадцать штук покидали цех в составе прибора, а восемьдесят четыре штуки оставались в будке.

      Они заполонили все жизненное и безжизненное пространство будки. Я обратился к мастеру участка Одубеку с вопросом, кому сдать ненужные лампы. Он сказал, что это не его дело и отправил меня к начальнику цеха. Тот выслушал меня, посочувствовал и послал: - Иди к начальнику Производственно-диспетчерского бюро цеха, он контролирует и обеспечивает все перемещения деталей в цехе. Начальником ПДБ оказался Фукс В.И., с ним я был уже знаком через его друзей, в частности, через  Эмилию Михайловну Коллюх. С Фуксом состоялся приблизительно такой диалог: - Лампы принесли тебе? – Да, мне. – Ты за них расписывался? – Нет. – Значит, за тобой они не числятся? – Нет! - Ну и распоряжайся ими сам, как хочешь!

     А как я захотел? На первом этаже располагался токарный цех. В его центре стояли стальные ящики для стружки. На одних надпись «Для стальных стружек» на других «Для алюминиевых стружек». К концу рабочего дня эти ящики доверху заполнялись стружкой.
Как только в конце смены рабочие ушли из цеха я, на рысях, со второго этажа приволок коробку с лампами, вилами поднял стружки, высыпал лампы и опять закрыл их стружкой. И так в каждый стальной ящик по коробке ламп. На следующий день затаился, никому ничего не говоря. Завод охранялся жутко. Тщательно проверялось все и вся, что ввозилось и вывозилось с завода.

     Половину дня я шастал по заводу собирая слухи. О попытке вывезти с территории завода радиолампы никому ничего известно не было. Ободренный этим, я задействовал Ежова и вдвоем, за неделю, мы очистили «авгиеву конюшню», то бишь свою будку. Начальник цеха, как то, заглянув к нам, сказал – Ну наконец, то навели порядок! А то не рабочее место, а какая-то свалка.

                ***

     Дисциплина на Заводе была жесткая. Опоздание на пять минут влекло за собой крупные неприятности, прогулы - увольнение. Производство работало не ритмично из-за несвоевременных поставок комплектующих и материалов многочисленными смежниками. Их поступление начиналось, как правило, в конце первой декады месяца. Поэтому первые образцы больших сложных приборов были готовы к настройке только к середине месяца.

     Более простые, несложные приборы, не требующие большого количества разнообразной комплектации и материалов для их изготовления, были готовы уже в первой декаде. К ним относились небольшие настольные центрифуги и сигнализаторы всех видов. И тех и других Завод выпускал в большом количестве. Но если при наладке центрифуги работа была только для слесаря, то сигнализаторами занимались настройщики.

     Поэтому после двух – трех дней отгулов, предоставляемых после многосуточных авралов на заводе в конце месяца, меня зачастую командировали или на участок сборки
Р-2М или на участок сигнализаторов. На участке Кузнецова М.В. я занимался настройкой усилителей, дискриминаторов или проверкой триггеров. «Настройке» стабилизаторов напряжения, мы с Юрой, обучили парочку смышленых монтажниц.

            А вот на участке сборки сигнализаторов постоянных настройщиков почти не было. Командовал сборочным участком приборов КИ и ЭСУ Тоньшев Константин Васильевич. Впоследствии он перешел работать в цех, выпускающий аппаратуру морского базирования. Технологический процесс курировал Величко Георгий Иванович. У него была проблема приготовить для настройки и калибровки датчиков жидкость такого состава, диэлектрическая постоянная которой была бы эквивалентна жидкости, в которой работали емкостные датчики приборов, то есть диэлектрический эквивалент жидкого ракетного топлива. Он сидел и сливал в разных пропорциях керосин, спирт и еще какую-то дурно пахнущую жидкость.

     Как мною уже отмечалось, приборы были простенькие, на одной радиолампе, разряд настройщика по тарифной сетке был самый низкий, соответственно и зарплата, поэтому они там долго не задерживались. Настройкой занимались в основном сотрудники ОВР. Нет, это не Отдел внешней разведки! Это Отдел внешних работ. Основной контингент отдела составляли старшие лейтенанты и капитаны, уволенные из Военных Воздушных Сил.

Руководитель Страны, в те годы Н.С. Хрущев, в вопросах обороны делал ставку на ракеты и поэтому кардинально сокращал военную авиацию. А возле города Фрунзе базировались несколько авиационных частей. Попавших под сокращение офицеров с удовольствием брали на работу в ОВР, как надежные проверенные кадры. Отдел занимался монтажом, наладкой и сопровождал эксплуатацию электронных сигнализаторов и индикаторов на всех Отечественных космодромах и других военных объектах.

     Сотрудники ОВР месяцами сидели на объектах, сменяя друг друга. За это им начисляли удаленные, безводные, высокогорные, степные и другие проценты надбавок к основной зарплате. В конечном итоге получалось, что работа не хитрая, а зарплата приличная. Чтобы повысить статус сотрудников ОВР, следовательно, разряды и соответственно зарплату, высокое начальство решило обучить их настройке ЭЭЧС-2. А это по тогдашней тарифной сетке был самый высокий - шестой разряд.

             Без радиотехнического образования, или многолетнего радиолюбительского опыта, который органично сочетает в себе симбиоз метода «тыка» и теоретических основ радиоэлектроники, в короткий промежуток времени научиться настраивать ЭЭЧС-2 не реально. Уяснив, что они нам не конкуренты, а им нужны только разряды, мы организовали поток. Овээровцы делали вид, что обучаются, я делал вид, что обучаю, а Ежов Слава ставил на экзаменационных бланках печать представителя ОТК, которая подтверждала, что контрольная работа, то есть настроенный ЭЭЧС-2 соответствует техническим условиям, а, следовательно, настройщик достоин присвоения очередного разряда, и все были довольны.

            Однако, и в нашу тихую гавань, она, же экранированная будка, вдруг ворвался торнадо под названием экспортный ЭЭЧС-2. Впервые Заводу поручили изготовить, что-то на экспорт! Причем это что-то должно быть исполнено в тропическом варианте. А это значит, что все детали, провода, покрытия, лаки, эмали и все остальное должно соответствовать условиям эксплуатации во влажных тропиках. Все катаклизмы по комплектации и сборки экспортного образца пролетали мимо будки, не затрагивая нас.

             Но однажды…В то время, вместо ушедшего в другую фирму начальника Отдела технического контроля Г. Баландиса, руководство отделом перешло к Тухватулину Талгату Мухамедзяновичу. До этого он работал, здесь же на заводе, мастером ОТК. В те годы начальник ОТК подчинялся только директору завода, назначался и освобождался от должности по представлению директора завода Приказом Начальника главного управления Министерства, и был независим от главного инженера. Высокий пост, по-видимому, опьянил Талгата и слегка притупил.

             На лицевой панели энцефаллографа, окрашенной молотковой серой эмалью, находилось около двух десятков винтов, которые крепили все потроха усилительных трактов. Разумеется, что на экспортном образце полупотайные головки винтов были отполированы, хромированы и ярко блестели. Так вот, Тухватулин потребовал от сборщиков завинтить винты таким образом, чтобы все шлицы винтов были строго параллельны между собой, как изображено на чертеже! Причем в своей правоте он нисколько не сомневался. Вначале вдребезги с ним разругался мастер участка Одубек, к нему для усиления давления пришел начальник цеха, который на выражениях тоже не очень-то экономил.

      Через небольшой промежуток времени пришел всегда очень вежливый и корректный заместитель главного инженера Ласский В.Т., поговорив с Тухватулиным, ушел ни с чем. Затем пришел культурный, мягкий человек, главный инженер завода Погребинский Ю.К., возле злосчастного блока усилителей обстановка продолжала накаляться. Нет, думаю лучше за происходящим наблюдать из стальной будки. Минут через пятнадцать, мимо моих дверей промчался с лицом багрового цвета, главный инженер, и я только успел расслышать его слова: – Кого ты поставил командовать ОТК?

              Все проходит, прошло и это. Как я уже отмечал, номенклатура выпускаемой заводом продукции была довольно широка. От небольших лабораторных центрифуг настольного типа ЦЛН-С до центрифуги, название которой не сохранилось в памяти, но произвело незабываемое впечатление при первом пуске. Это было напольное, грандиозное металлическое сооружение, заключающее в себе вакуумную камеру, внутри которой с бешеными оборотами должен был вращаться ротор. С целью снижения трения о воздух, он находился в вакууме.

Ротор был цельнометаллический, а для пробирок с реагентами в нем были выполнены глухие отверстия. Пробирки, в которых должно было размещаться центрифугируемое вещество, были изготовлены из полиэтилена. Перед пробным включением их тщательно взвешивали и, подрезая полиэтилен, подгоняли до одинакового веса, дабы исключить дисбаланс ротора.

             Первое включение центрифуги было событием заводского масштаба. Началась откачка воздуха из камеры, раскрутка ротора. Зрителей выдворили из помещения в коридор, создатели этой конструкции закрыли за ними дверь, но, на всякий случай, и сами остались в коридоре. Затем в течение нескольких минут со всеми зрителями, они прислушивались к жуткому вою, доносившемуся из-за двери. Сработало реле времени, и центрифуга выключилась.

             Она вначале поурчала, поворчала и, наконец, замолчала. Жуткого грохота разрушения не было. Всеобщие восторги и ликование. И для этого была причина. Ротор, где-то с полметра в диаметре, установлен был не на традиционных подшипниках, а его ось была подвешена в магнитном поле. Ведь при частоте вращения более 60000 оборотов в минуту любые подшипники расплавились бы или разрушились. Включили натекатель воздуха, разгерметизировали и открыли камеру. Все присутствующие были потрясены! Как на таких оборотах пробирки могли вылететь из гнезд? После лихорадочных поисков на дне камеры просто обалдели! Их нигде не было! Вообще не было! Зрители разошлись шушукаясь. Спустя несколько дней стало известно, что полиэтилен, из которого были сделаны пробирки, спрессовался на дне глухих отверстий ротора в виде тонких дисков так, что его с трудом оттуда выковырнули.

       В Экспериментальном цехе, заводские радиолюбители частенько могли поживиться, какими-нибудь экспериментальными отходами экспериментального производства. Мастер участка, Башмачников Юрий Вячеславович, без сожаления рассовывал по карманам просителей обломки неудачных экспериментальных конструкций. В то время как Пустовалов Михаил Николаевич, прежде чем отдать длинную стеклянную надколотую трубку от полуавтоматической установки титрования растворов, снисходил до занудливых вопросов:
 - А зачем тебе? – А что ты делаешь?
– Да ничего не делаю, ею просто удобно чистить дно аквариума.

       Еще Экспериментальный цех запомнился мне общезаводскими, тотальными авралами. Однажды, вдруг, как всегда неожиданно, кто-то в Центральном Комитете Компартии Киргизии в первых числах июля месяца вспомнил, что «…в Иссык-Кульской области около 98 колхозов производят 80 % опия в Советском Союзе, что составляет 16% мирового производства этого сырья. Специально выращенные сорта опийного мака имеют толстостенные коробочки. Специалисты недозрелые плоды надрезают особым ножом. Млечный сок загустевает на стенке коробочки. Это опий - ценное лекарство, его снимают специальным скребком, укладывают в бидоны и отправляют на заводы для переработки».*

      И вот «неожиданно» пришло время надрезать недозрелые плоды «особым ножом», а где его взять? И нужен не один нож. Необходимо обеспечить не только каждого колхозника в 98 колхозах, но и всех членов его семьи, которые могут ходить и царапать «толстостенные
коробочки» мака. На сбор опия бросалось поголовно все население северного побережья
Иссык-Куля. За этим четко следили Партийные органы.
 

* PDF-file: Working Papers -- Issue 2, 2000. В Киргизии опийный мак легально выращивали до 1974 года.




         А вот теперь, уважаемый читатель, попытайтесь представить себе, какое количество «особых ножей» требовались к началу июля месяца! И еще немного информации о конструкции ножа. Его корпус по внешнему виду напоминал собой обычный перочинный ножичек, только из пластмассы длиной чуть более спички, с четырьмя лезвиями. Лезвия не открывались, а в виде маленьких, с заточенной вершиной треугольников, высовывались наружу, за пределы корпуса на несколько десятых долей миллиметра. «Специалист» должен был совершать круговое движение по коробочке. Слегка подпружиненные лезвия наносили горизонтальные царапины на поверхности коробочки, не повредив при этом вертикальные волокна по которым перемещался сок.

       Так как сок, только в угодный для мака момент жизни, начинал интенсивно двигаться по сосудам коробочки, то в этот момент ее и надо было царапать. Поэтому все громадное количество режуще царапающего инструмента надо было выдать буквально через несколько дней после команды из ЦК и, причем, все одновременно!
 
      На штамповочных операциях деталей и склепывании корпусов этих ножей было задействовано какое-то автоматическое и полуавтоматическое оборудование. А вот засунуть в щель между пластмассовыми щечками корпуса остро заточенное лезвие и зафиксировать его с помощью тоненькой стальной проволочной пружинки, не пользуясь при этом никакими инструментами, было не просто. Конструкция ножа была гениально проста, но требовала определенной усидчивости и навыка от сборщика.

      И вот, с утра, в Экспериментальный цех собрали всех свободных в этот момент заводчан, независимо от занимаемой должности и рода деятельности, и началось обучение сборке и наладке ножей. Весь процесс находился под контролем дирекции Завода. К обеду стало ясно, что задание ЦК Компартии будет провалено. И тогда, после обеда, из Экспериментального цеха, а он, по-видимому, был эпицентром изготовления ножей, по всему заводу потянулись люди с коробками наполненными корпусами, лезвиями и пружинками. Сборка велась повсеместно. Собирали на письменных столах технологи и конструкторы, на монтажных столах монтажницы и везде где можно было, приткнутся, сидя на стуле, собирали эти ножи. Собирали все, начальники всех рангов и калибров. Была установлена норма выработки.

     Поговаривали, что даже Федоров М.З. пытался засунуть пружинки и лезвия в корпус ножа. Но, так или иначе, на следующий день, а точнее вечером, с Фрунзенского завода физических приборов выехал грузовик, в кузове которого находились ящики с ножами для жителей северного побережья Иссык-Куля. А на территории завода еще долго попадались на глаза пластмассовые желтые корпуса опийных ножей.

            Другой, правда, менее масштабный аврал, был вызван серийным изготовлением
Физприборами музыкальных инструментов. Да, именно, музыкальных инструментов!
Причем, заказано было такое количество, что у меня  возникало ощущение, что их необходимо было изготовить для каждого киргиза, живущего в пределах Республики. В
эпоху отсутствия электронных синтезаторов музыки, звучание темир-комуза, так назывался этот инструмент, воспринималось как космическая, точнее инопланетная музыка. Своеобразный, ни с чем несравнимый тембр его звучания мне и сегодня напоминает о заснеженных горных вершинах, высоченных седых елях, стерегущих бешеные струи горных рек, о завывании или ласковом шепоте воздушных потоков несущих аромат тюльпанов, маков или арчи.

            Но это восприятие музыки. А вот сам музыкальный инструмент представляет собой оригинальную конструкцию. Для его изготовления берут проволоку квадратного сечения, четыре миллиметра по диагонали. Длина инструмента шестьдесят пять миллиметров, то есть немного длиннее спички. По форме он представляет собой овальное разомкнутое кольцо, в месте разрыва которого проволока изгибается и образует два параллельных луча, наподобие камертона. Между ними проходит тонкая стальная пластинка-вибратор, приваренная точечной сваркой на противоположной от разрыва стороне проволочной петли. Проволоку и пластину изготавливают из высокоуглеродистой инструментальной стали и подвергают закалке.

             Техника игры на темир-комузе следующая. Петлю помещают в ротовую полость, зубами крепко сжимают концы лучей стальной проволоки, губы раздвигают таким образом, чтобы они не касались инструмента, и дергают за свободный конец стальной пластинки. Пластинка вибрирует, колеблет воздух в ротовой полости и музыкант, сокращая в определенной последовательности мышцы щек, гортани и легких образует резонатор, который усиливает звук и украшает его богатой гаммой тембровых окрасок.
Игра на темир-комузе требует определенных навыков. После того, как я сам попробовал играть на нем, пришел к выводу, что требуется еще и мужество, ведь манипулировать в собственном рту, зажав зубами стальную каленую конструкцию это, я Вам скажу, не пирожок жевать!

              Но перед авральной командой стояла другая задача. Необходимо было вначале музыкальный инструмент отшлифовать наждачной шкуркой, вывести все заусенцы. Затем, опять-таки абразивными шкурками разных номеров отполировать, и при этих операциях надо было исхитриться, не отломить тонкий вибратор. В итоге изделие не должно было иметь царапин, но, должно обладать зеркальным блеском. И все это надо было вытворить на изделии из высокоуглеродистой закаленной стали! В течение всех дней работы над созданием национального музыкального богатства, над рядами склонившихся творцов тихо висело в воздухе затухающее и вновь нарастающее - мать… мать…мать…мать…

      Следует отметить, что вся аппаратура на заводе изготавливалась и проверялась с помощью множества кустарно изготовленной оснастки и приспособлений, вплоть до использования суповой металлической тарелки из Заводской столовой. Да, это было так.

Но любое большое дело, которое начинается с нуля, требует много времени. У нас его не было. И так было во всей Стране. Все, что мы делали, все было для нас впервые, новые материалы, новые технологии, новый подход к процессам конструирования, практически все вновь. И своевременно выполнить задания можно было, только опираясь на энтузиазм и находчивость исполнителей, одни деньги в таких ситуациях бессильны. К этому необходимо еще добавить, что у нас не только не было компьютеров, но само это слово в нашем лексиконе еще отсутствовало. И о 3D моделях, наши классики - фантасты, братья Стругацкие, еще не додумались. 


                СТАНОВЛЕНИЕ

       Завод продолжал расти. Вместе с ним совершенствовались и росли кадры, как духовно и профессионально, так и численно. В те годы, каждому выпускнику средней школы, поступающему в Высшее учебное заведение, Государство гарантировало предоставление работы по специальности, которой он обучится в ВУЗе. Предприятия направляли в свои Министерства заявки на потребность в молодых специалистах на ближайший год и на следующую пятилетку. Министерства формировали пакеты заказов для всей отрасли и направляли в Министерство высшего образования СССР.

Оно за год до окончания ВУЗов распределяло выпускников по отраслевым Министерствам, а те в свою очередь, по предприятиям, неважно в каких городах и весях страны находились эти предприятия. Приоритетом выбора пользовались только выпускники с красными дипломами, то есть отличники, им предоставлялось право выбора своего места работы. Кроме этого, Министерство высшего образования планировало на пять лет вперед численность обучения молодых специалистов в соответствии с заявленными профессиями. Поэтому в Советском Союзе не было лишних, невостребованных молодых людей с дипломами о высшем образовании.

        В результате такой Государственной политики в области Высшей школы и Законами о трудоустройстве выпускников ВУЗов Фрунзенский завод физических приборов к концу первого десятилетия своего существования, был в достаточной мере укомплектован высококвалифицированными кадрами. Это, прежде всего выпускники Ленинградских и Московских институтов. К тому же времени Фрунзенский политехнический институт стал готовить инженеров по специальности Автоматика и телемеханика.

       Период становления молодого предприятия закончился. В механический цех автопогрузчики приволокли цилиндрическую двухметровую заготовку из алюминиевого сплава диаметром со столетний дуб. Закрепив ее в громадном, по тем временам, токарном станке, начали изготавливать алюминиевую стружку шириной в два человеческих пальца. К этому станку, как к мавзолею в Москве, непрерывно потянулись заводчане. Всех интересовало, что получиться из этого алюминиевого бревна? Через несколько дней на деревянных брусках стояла первая оболочка головной части торпеды. Это был конец весны, строители завершали отделку последнего, самого крупного производственного корпуса. Всем было ясно, завод вступает в новую фазу своего развития.

       Естественно, что раньше всех должны были это осознать члены дирекции. Но в быстро изменяющихся условиях некоторые из них, что-то упустили, не досмотрели. И прежде всего директор, Федоров Михаил Захарович. Реализовав свои организаторские способности, используя административный и хозяйственный ресурс Республики, он создал Предприятие Союзного значения.

Находясь в предпенсионном возрасте, по-видимому, посчитал, что его заслуг достаточно, чтобы немного расслабиться. К удивлению многих, он оказался фанатично увлеченным цветоводом. В его приемной, в директорском кабинете, разнокалиберные горшки и горшочки заполняли все пространство. О чем бы с ним не вели разговор, невзирая на важность обсуждаемого вопроса, он всегда его окончание сводил к декоративному цветоводству. Упиваясь своими заслугами, он утратил связь с реальностью.

       Завод построить, это почти то же самое, о чем говорил  герой бессмертного произведения Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», председатель Старкомхоза т. Гаврилин: - «Трамвай построить это не ешака купить». Работая до строительства Завода физприборов начальником Отдела капитального строительства Министерства Коммунального хозяйства, Погребинский Ю. К. приобрел тот неоценимый опыт и навыки руководства строительством, которые во многом предопределили успех в рождении Завода. Организационно-строительные задачи, которые приходилось решать главному инженеру в период строительства, были достаточно далеки от производственно-технологических проблем Завода. Фактически основные функции главного инженера выполнял его заместитель, Ласский В.Т.

         Окончание строительства означало и расширение номенклатуры выпускаемых изделий, и организацию крупносерийного производства. Сложившийся триумвират Федоров – Погребинский – Ласский оказались не готовы к сложившейся ситуации.
 В строительство Завода, оснащение его технологическим оборудованием и комплектацию инженерными и рабочими кадрами были вложены громадные ресурсы. Их необходимо было возвращать Стране в виде серийно производимых специзделий, в первую очередь, и еще множество продукции, необходимой к использованию в Народном хозяйстве. То есть, в этот момент перед руководством Завода возникли принципиально новые задачи, которые требовали новых подходов к их решению, надо было уже не созидать и строить, а эксплуатировать созданное. К сожалению, этого не произошло, начались перебои с выполнением плана.

    В газете «Социалистическая индустрия» за 10 апреля 1963 года появилась разгромная статья о Фрунзенском заводе физических приборов. Там было все, и хроническое невыполнение плана, и низкое качество выпускаемой продукции, и остальные атрибуты критики. Статья была подписана собственным корреспондентом газеты, а вот кто собрал компромат или информацию осталось загадкой. В итоге директор завода физических приборов Федоров Михаил Захарович постановлением Комитета партийного государственного контроля при ЦК КП Киргизии и Совета Министров Киргизской ССР был освобожден от занимаемой должности. Учитывая давние заслуги, его, оставили на заводе начальником Отдела внешних работ.
 
          Никто не сомневался, что директором завода будет назначен Погребинский Ю.К., а главным инженером Ласский В.Т.. Но проходит месяц, другой, а ожидаемых назначений не происходит. Зато по Заводу издается приказ об организации Специального конструкторского бюро (СКБ) во главе с заместителем главного инженера Завода Ласским В.Т., кроме него в СКБ были зачислены еще Дилекторский Георгий Васильевич, Каракулов Аскольд Степанович и еще несколько заводчан. В прогнозах о деятельности СКБ предполагалось, что оно будет заниматься разработками новых систем, а заводское КБ будет сопровождать только серийное производство. И вот с этого момента можно отсчитывать начало процесса зачатия Особого Конструкторского Бюро Института Космических Исследований Академии Наук СССР.

            Спустя четыре месяца после отстранения Федорова М.З. от должности директора, во двор Фрунзенского завода физприборов въехала черная «Волга», в которой находились Угаров Виктор Иванович и секретарь ЦК Компартии Киргизии по промышленности и строительству Петр Ефимович Вакулов, который и представил коллективу нового директора завода.

                Коротко об Угарове В.И.. Во время Великой Отечественной Войны, после окончания ремесленного училища, мальчишкой работал на Сельскохозяйственном машиностроительном заводе имени Фрунзе. В этот период там выпускали станки для изготовления мин. После завершения войны завод переориентировали на выпуск основной продукции – сельхозмашин: сенокосилок, пресс-подборщиков для заготовки грубых кормов в прессованном виде и других. Семнадцати лет отроду с пятиклассным образованием, слесарь-разметчик шестого разряда Угаров В.И. переходит на работу в Шестидесятый завод, эвакуированный в город Фрунзе из Украины, а точнее из Ворошиловграда во время Великой Отече6ственной Войны. На заводе изготавливали патроны и другую военную продукцию.

                ФОТО
                В.И. Угаров

               Оканчивает Вечернюю школу рабочей молодежи, по направлению Завода учится в Тульском механическом институте. Впоследствии, благодаря сильному характеру и хорошему образованию, вернувшись на Завод, он за пять лет, проходит путь от мастера участка до начальника цеха. За короткий промежуток времени, отстающий цех, который ему достался, сделал цех передовым. В эти годы Заводом руководил Соломко Григорий Яковлевич, которого потом перевели в Совнархоз республики, и к 1963 году он работал в должности заведующего отделом промышленности ЦК Компартии Киргизии. С его легкой руки и по его рекомендации Угаров В.И. был назначен директором Фрунзенского завода физприборов.
Не получив вожделенного директорского кресла, Погребинский Ю.К., после ряда перемещений, переходит работать главным инженером Управления приборостроения и тяжелого машиностроения Среднеазиатского Совета Народного Хозяйства.

          Придя на Физприборы, Угаров В.И. принес с собой ритм трудовой жизни военного производства. Он ввел в практику ежедневные планерки, наладил контроль суточных графиков от мастеров и начальников цехов до директора завода включительно. Диспетчерская служба в круглосуточном режиме осуществляла мониторинг работы всех структурных подразделений. Ежедневный контроль суточного графика позволял поддерживать созданное напряжение в технических службах, цехах и участках среди рабочих. Именно эти организационные мероприятия во многом способствовали выходу завода из кризисного состояния. Этот ритм трудовой жизни военного производства был позаимствован и полностью перенесен Ласским В.Т. в ОКБ ИКИ АН СССР. Остается добавить, что он попал на благодатную почву.

            Угаров приглашает с Завода имени Ленина своего заместителя начальника цеха, Красикова Геннадия Александровича, вначале на должность главного инженера, а затем он становиться заместителем директора. С новым директором Физприборов я был знаком с мальчишеских лет. Он, вместе с моим братом Виктором Михайловичем, учился в Ремесленном училище во время Великой Отечественной Войны, им в ту пору было по тринадцать лет, и впоследствии они много лет проработали в одном цехе на Заводе № 60. В 1955 году его переименовали в Инструментальный завод.

С этим переименованием связывают одну байку: - Приезжий выходит из вагона на железнодорожной станции города Фрунзе, а завод находился недалеко от нее. Через несколько минут спрашивает у дежурного по перрону: - А что это у вас так громко стучит? На что получает исчерпывающий ответ: - А это на Инструментальном заводе гаечные ключи к болтам подбирают! В действительности же это испытывали продукцию завода. Тир, для проверки изделий находился во дворе, и дробные очереди были слышны по всему городу. Позже тир упрятали под землю. В декабре 1966 года завод переименовали еще раз. Теперь он стал называться Заводом имени В.И. Ленина.

 В последний раз я встретился с В.И. Угаровым в начале девяностых годов, в Москве, в Аэровокзале на Ленинградском шоссе. Он прилетал в командировку на один день, и у него не было даже портфеля. Вместо энергичного, подвижного импульсивного крепыша, предо мной сидел пожилой усталый человек. Брови – кусты, прошиты сединой, тихий бесцветный голос, стал вспоминать свою юность, старых друзей. Что-то рассказывал о моем брате Викторе, с которым он дружил с юного возраста. Из всего этого разговора мне запомнилась одна его фраза: - Дружба на трудовом фронте, так же не забывается, как и окопная. Возраст у него был уже пенсионный, по-видимому, его донимали, какие-то неурядицы и человек размышлял о бренности жизни.

            Развал Советского Союза повлек за собой кризис в экономике и как следствие, уничтожение промышленности, причем, в первую очередь, уничтожались большие производства Военного Промышленного Комплекса. Не избежал этой участи и Завод имени В.И.Ленина, и Фрунзенский завод физприборов, переименованный в АО «Дастан». Со слов Угарова В.И.: «Переименование завода, «превращение» основных фондов в акции с номинальной стоимостью двадцать пять рублей за акцию прошло тихо и оперативно. Мне, бывшему директору, выделили для покупки шесть акций. И ни штукой больше. Так решило новое руководство».

             К этому сейчас я могу добавить, что ему крупно повезло! Ведь Курманалиеву Т.И. при акционировании ОКБ ИКИ АН СССР, переименованному в акционерное общество «Аалам», новое руководство не выделило ни одной акции!

                ***

          Но все это произойдет еще через много десятилетий. А в 1944 году среди выпускников ремесленного училища были закадычные друзья, Виктор Угаров и Виктор Сасов, мой брат. Угаров В., по распределению попал на Завод сельхозмашин, где выпускали специализированные станки для изготовления мин 82 калибра. Моего брата направили на. работу токарем на Пенько-джутовую фабрику. После окончания войны они до «последнего звонка» вместе работали на заводе имени Ленина. До войны Механический участок Пенько-джутовой фабрики предназначался для ремонта трепально-валяльных станков и другого технологического оборудования фабрики. Мне с младых лет запомнилось это красивое название станка, что такое пенька и джут я знал.

            Сейчас мы не можем представить не свой быт, ни любое производство без полиэтиленовых пакетов, капроновых веревок, нейлоновых сорочек, кофточек и халатов. А ведь синтетики до начала шестидесятых годов у нас не было. Как же мы жили? А жили мы нормально! И все благодаря конопле! Испокон веков в России коноплей засеивали громадные площади.

Конопля принадлежит к семейству крапивных, травянистое однолетнее растение с прямым стеблем и с пальчатораздельными листьями. Высота стебля растения колеблется от 0,6м до 4м при диаметре от 3,5мм до 15мм. Большую часть растительного масла, используемого в пищу россиянами в те времена, получали из семян конопли. Из стеблей конопли получали пеньку. Ту самую пеньку, ради торговли которой с Англией, Петр Первый заложил незамерзающий морской порт Мурманск.

         Благодаря своей высокой прочности на разрыв и гибкости, способности дробиться при чесании на тонкие волокна и сохранять свои свойства в мокром состоянии пенька широко использовалась для изготовления канатов, веревок, пожарных рукавов, шпагата, различных видов рыболовных сетей. Ткани из конопли использовали в мореходстве в качестве парусов, так как это единственная натуральная ткань, которая не портится при контакте с морской водой. Ткани из конопли очень прочны. Первые джинсы (Levi's) были изготовлены именно из конопляного волокна.
 
          Другим природным сырьем был джут, это род полукустарников, прядильная культура, традиционно считающаяся очень крепким материалом, использовалась для изготовления технических тканей. Во время Великой Отечественной Войны в продукции, вырабатываемой из пеньки и джута, была острая нужда. Параллельно с выпуском технических тканей на основном производстве, на Пенько-джутовой фабрике механический участок изготавливал корпуса мин. Выпускники Ремесленного училища, тринадцати – четырнадцатилетние мальчишки и девчонки, вытачивали их, стоя на приставленных к станкам скамеечках. Все это было в далеком 1944 году.



                ГОСУДАРСТВЕННОЕ КОНСТРУКТОРСКО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКОЕ БЮРО МАШИНОСТРОЕНИЯ

           Вернемся к событиям, развернувшимся на Фрунзенском заводе физприборов осенью 1964 года. После назначения нового директора Погребинский Ю.К. перешел на другую работу. На должность главного инженера завода был назначен Ласский В.Т., однако дуэт Угаров – Ласский толком не состоялся.

Через полгода Виталий Тихонович вынужден был уступить кресло главного инженера Красикову Г.А.. Но Ласский вероятно и не рассчитывал на длительное сотрудничество с новым директором Физприборов. Поэтому в течение всего полугодия он собирал команду единомышленников. В это же время, работающий главным инженером Управления приборостроения и тяжелого машиностроения Средазсовнархоза Погребинский Ю.К., приложил немало сил для того, чтобы вычленить из Физприборов СКБ и придать ему статус самостоятельной организации. И это получилось!

            В апреле 1965 году Председатель Совета Народного Хозяйства Киргизии (Совнархоза) Чуркин Василий Нестерович подписал распоряжение о создании при Совнархозе Киргизии Государственного Конструкторско-Технологического Бюро Машиностроения (ГКТБМ). Новой организации нашли территорию в центре города. Но в тот момент на этом месте работал завод «Красный металлист», который производил металлические кровати, чуть ли не для всего Союза. Кровати с никелированной дугой, кровати с пружинной сеткой, панцирной сеткой, кровати крашеные, кровати с никелированными шарами. Разновидности кроватей измерялись двухзначным числом.

          Руководил заводом Шакиров Токтогул Шакирович. Свою трудовую деятельность, после окончания Московского института, он начинал в Москве. Не преуспев в карьерном росте, вернулся на свою историческую родину, город Фрунзе. Здесь у него дела быстро пошли в гору, и он оказался в кресле директора завода Красный металлист.

          К этому времени «Красный металлист» получил новую прописку. За городской чертой ему была выделена новая территория, на которой уже были закончены строительные работы. Началось освоение новых производственных площадей. Часть производств, административный аппарат и инженерные службы были передислоцированы. Однако на прежней территории продолжали функционировать два цеха, срочное перебазирование которых повлекло бы за собой срыв выполнения производственного годового плана.

          Здесь необходимо отметить, что в эти годы, на западных и восточных окраинах города Фрунзе велось интенсивное строительство крупных предприятий. В том числе Завод электровакуумного машиностроения, Автосборочный завод, Завод сверл, Завод электронных вычислительных машин, Завод контрольно измерительных приборов и других.

Правительство СССР вкладывало в них громадные ресурсы, строительство велось ускоренными темпами, причем, в первую очередь, сооружались производственные корпуса, а уж потом административные здания. В этой ситуации дирекция новостроящегося завода зачастую арендовала свободные помещения в предприятиях, расположенных в городской черте. Так дирекция Завода контрольно - измерительных приборов оказалась в освободившемся двухэтажном небольшом корпусе завода «Красный металлист».

          В post Сталинский период жизни Советского Государства, Правительство пыталось найти оптимальные методы управления экономикой, восстановлением Народного хозяйства, разрушенного в Великой Отечественной Войне. Так, по предложению Никиты Сергеевича Хрущёва, в порядке проведения административно хозяйственной реформы Страны, на сессии Верховного Совета СССР в 1957 году было принято постановление о ликвидации министерств. Они были преобразованы в комитеты с функцией технического контроля над предприятиями. В регионах были созданы органы территориального управления народным хозяйством - Советы народного хозяйства - Совнархозы. Однако, они не оправдали надежд на быстрое улучшение экономики, и в октябре 1965 года в СССР были вновь образованы отраслевые министерства.

           В нашей Киргизии, как и во всех Союзных Республиках, Совнархозы тоже были реорганизованы в Министерства. В результате кадры правительственного аппарата республики были перетасованы, и Погребинский Ю.К. из Средазсовнархоза перешел на работу в объединение «Ала-Тоо» главным инженером. Из Совнархоза Киргизии Анатолий Иванович Иванов перешел на работу в строящийся Завод контрольно - измерительных приборов на должность заместителя директора завода, администрация которого, как отмечалась выше, временно находилась на территории «Красного металлиста». Там и произошло судьбоносное для будущего ОКБ ИКИ знакомство Шакирова Т.Ш. с Ивановым А.И.. Изначально, на работу в Совнархоз Иванов А.И был направлен по разнарядке после окончания Экономического факультета Киргизского Государственного Университета.

                ФОТО

                Родоначальники ГКТБМ: 1-й ряд: Каракулов А.С., Пяк Б.Н., Ласский В.Т.,
                Иванов А.И., Грюнвальд Д.Г., Гарюшин О.Ф., Величко Г.И., Климов А.М.,
                Григорьев В.Н., Ильяков А.А., Башмачников Ю.В.

          Пока шел процесс почкования, ГКТБМ впитывало в себя высококвалифицированные кадры Фрунзенского завода физприборов, перехватывая и специалистов, оказавшихся в поле зрения. Так с «улицы», первым не «физприборовцем» на работу в ГКТБМ был принят Анатолий Александрович Николенко. Коллектив Бюро частично размещался в арендуемых помещениях на Фрунзенском шампанвинкомбинате, но большая часть «квартировала» на территории предприятий, расположенных в западной промышленной зоне, на месте бывшего села Кызыл-Аскер, что переводится как «Красный солдат».

          К этому времени заканчивается строительство завода контрольно - измерительных приборов, и его сотрудники передислоцируются на свое постоянное место работы. В освобожденный двухэтажный особнячок «Красного металлиста» незамедлительно поселяется коллектив ГКТБМ. Чем он располагал к этому времени? Несколько кульманов - это чертежная доска с пантографом, несколько письменных столов и группа высококвалифицированных энтузиастов - романтиков. Теперь в наличии имелось: Предприятие с собственной территорией, трудовой коллектив и исполняющий обязанности директора ГКТБМ Ласский В.Т..

          Одновременно на этой же территории находились работающие до завершения годового производственного плана пара цехов кроватного производства и часть дирекции завода «Красный металлист» во главе с Шакировым Т.Ш.. И Завод и ГКТБМ находились в ведении Совнархоза Киргизии. Маленькое отступление. Во время интервью Н.С. Хрущева с иностранными корреспондентами, те заявили: – У Вас не Союзные республики, а колонии!

Потому что во всех Республиках все директора заводов русские. Этого оказалось достаточно, чтобы принять далеко не очень разумное решение. По линии ЦК КПСС прошло указание исправить этот кадровый «перекос». И с того момента все предприятия Республиканского подчинения возглавляли представители коренной нации. Только Союзные предприятия стратегического значения, по настоянию руководства Военной Промышленной Комиссии, возглавляли просто деловые люди, назначенные на должность не по национальной принадлежности, а по деловым качествам.

               И можно понять Шакирова – оставаться директором кроватного производства за городской чертой или пересесть в кресло директора Конструкторско-технологическое бюро машиностроения в центре города, что выбрать? Так директором ГКТБМ становится Шакиров Т.Ш., а главным инженером Ласский В.Т. Не большой промежуток времени Ласский проработал с Угаровым, но он успел верно, оценить систему управления производством, принесенную Угаровым с Завода имени В.И. Ленина, которая обеспечила впоследствии быстрое развитие Физприборов.

Федоров, управляя Заводом, работал в режиме ожидания заказов для производства, а Угаров, по выражению заводчан того времени, «землю носом рыл» в поисках новых заказов, причем, чем сложнее изделие, тем оно желаннее. Ведь это не только экономическое развитие Фирмы, но и новые, более высокие научно–технические и производственные ступени. Это новый уровень мышления работы специалистов технологических и конструкторских служб. Это гармоничное развитие Предприятия!

                ***

          Теперь было все! Директор, трудовой коллектив, территория! Не хватало пары мелочей. Вернее одна мелочь была излишней – это кроватные цехи, а другой катастрофически не хватало, а точнее она полностью отсутствовала – это деньги.

         За ликвидацию первой мелочи взялся главный технолог ГКТБМ Дилекторский Георгий Васильевич. Он организовал конструкторско-технологическое бюро под руководством Николенко А.А.. В коллективе, кроме руководителя, работали технолог Бондарев Василий Иванович – будущий начальник инструментального цеха и еще два техника. В короткий срок они разработала новые технологические процессы изготовления металлических кроватей. Для реализации этих процессов спроектировали и изготовили оригинальные конструкции новой технологической оснастки и большое количество приспособлений.

Внедрение их в кроватное производство позволили выполнить годовой план «Красного металлиста» досрочно, на полгода раньше. Довольные и счастливые «металлисты», прихватив всю оснастку, отбыли на свою постоянную базу, а ГКТБ стало счастливым обладателем большой захламленной территории и ряда полуразвалившихся строений.

         Оставалась вторая мелочь, если можно так сказать о полном отсутствии финансирования Организации. Современный читатель явно в недоумении, почему только, что созданное Предприятие оказалось без денежных средств необходимых для нормального функционирования? Отвечаю.

         Погребинский Ю.К., работая в Средазсовнархозе, вложил много сил в будущее ОКБ ИКИ АН СССР на этапе отделения СКБ от Фрунзенского завода физприборов. Поэтому, во-первых, ему была не безразлична судьба детища, созданного вместе с Ласским В.Т., а во-вторых, это был для него запасной аэродром. Юрий Константинович не терял надежды вернуться в Завод физприборов в качестве директора и продолжал закулисные маневры.

              Они привели к не желаемому для него результату, и он вынужден был покинуть Совнархоз, навсегда распростившись с мечтой о Фрунзенском заводе физприборов. Однако, благодаря его поддержке, В.Т.Ласскому «со товарищи», удалось организовать новое конструкторское бюро – ГКТБМ, Предприятие с неясными рабочими задачами и поэтому без соответствующего финансирования..

            У них получилось, другим везет меньше. Так в 1944 году, заместитель директора по научной части НИИ-1, полковник М.К. Тихонравов, пытался организовать специальный институт или конструкторское бюро для создания мощных ракет и пилотируемых космических кораблей. Но тогдашний руководитель Советского Союза И.В. Сталин торпедировал эту попытку.

                Имея друзей и родственников в около правительственных кабинетах, во все времена можно заполучить немереное количество денег под какие-либо мифические программы государственного масштаба, или подсечь, сделать подножку своему конкуренту. Так уж устроена человеческая психология и менталитет. При этом совершенно не важно, каково политическое устройство государства - коммунистическое, капиталистическое или демократическое.

               Дело в том, что небольшая группа людей, дирижирующая Государственными делами, живет по своим законам. Более многочисленное сообщество, которое поэт охарактеризовал как – «владельцев заводов, газет, пароходов», живет по своим понятиям и только сотни миллионов граждан, живут по законам, основанных на Конституции Страны. Минимизация потерь от этой особенности Землян, возможна только в одном варианте: для каждого индивида, то есть каждого гражданина Страны, начиная от сантехника и кончая Главой Государства один закон - основанный на Конституции, а не на комментариях к ней.

              Многочисленные пояснения и трактовки основных Законов, распространяемые на отдельные категории граждан, практически выводят их из юрисдикции этих законов, по существу ставя их вне Закона, соответственно лишая их гражданских прав. Поэтому у них развязаны руки и спокойная чистая совесть, а если нет, то можно пойти поставить свечечку, покаяться и возвратиться к своим привычным деяниям. Они безгрешны! Они не наказуемы! Извините, уважаемый Читатель за это небольшое отступление.

       Тем временем, на Заводе контрольно - измерительных приборов закончились строительно-монтажные работы, и начался плановый выпуск продукции. Первой продукцией были приемники пятнадцати копеечных монет для автоматических камер хранения. Сами камеры делали в Витебске. Ими были оснащены большинство вокзалов Страны. Это были очень удобные и практичные конструкции. Они представляли собой длинные шкафы, разделенные на множество ячеек. Каждая ячейка имела дверь, оснащенную автоматическим замком. Замок имел цифровое кодовое устройство, которое блокировалось через монетный приемник.

      Открываешь дверь, ставишь чемодан, на внутренней стороне двери, специальными рукоятками, набираешь код - четыре цифры и одна буква, в щель монетного приемника опускаешь пятнадцатикопеечную монету и захлопываешь дверь. Затем на внешней стороне двери, такими же ручками что и внутри, изменяешь цифры, что бы прохожий ротозей, случайно дернув за ручку, не открыл ее. После этого гуляешь со свободными руками сутки. Но если вернешься и через двое суток, тоже ничего страшного. Набираешь код, щелкает автоматический замок, открываешь дверь, хватаешь свой портфель и несешься на перрон к поезду. Весь сервис за хранение вещей обходился в пятнадцать копеек.

      Когда два предприятия изготавливают различные части одного и того же изделия, то, как правило, при сборке между смежниками возникают трения на почве нестыковки этих частей. И вот Иванов А.И. летит в Витебск разбираться с возникшими проблемами. Прейдя на свой Завод после командировки, он слышит доклады, что «вода вытекает ни оттуда, откуда надо и втекает не туда». Но это для Анатолия Ивановича не те масштабы, не тот простор, не то поле деятельности. И он принимает предложение Шакирова Т.Ш. перейти на работу в ГКТБ на должность заместителя директора. С этого момента началась борьба со второй мелочью – дефицитом денежных средств.

                ФОТО

                Конструкторское бюро АН СССР на праздничной демонстрации.
           Дилекторский Г.В., Самойленко Е.С., Иванов А.И., Николенко А.А., Плеханов Е.В.

          Как уже было отмечено ранее, в 1965 году Совнархозы трансформировались в Министерства, и в ходе этих реформаций в июне 1966 г. ГКТБМ было переведено под крыло Министерства приборостроения средств автоматизации и систем управления СССР, и стало называться Государственным Конструкторско-Технологическим Бюро Приборостроения (ГКТБП). Проработав в Совнархозе и Совете Министров Киргизии много лет, при его коммуникабельном характере, Иванов А.И. не мог не обрасти полезными связями и друзьями в Московских Министерствах.

          И вот Анатолий Иванович уже летит в Москву, надеясь на прием, к министру Приборостроения, Рудневу Константину Николаевичу, Герою Социалистического Труда, который получил это звание, будучи Председателем Государственной комиссии на запуске Ю.А.Гагарина в космос. Министр его не принимает, а направляет к начальнику Управления Главорготехники. После продолжительного разговора о перспективах развития ГКТБП, начальник управления говорит Иванову: - Денег в министерстве нет, ищите себе другого «папу».

                Тогда Иванов направляет свои стопы в богатейшее Министерство Общего Машиностроения. После непродолжительного разговора, начальник Главка принимает решение направить во Фрунзе комиссию для ознакомления с ГКТБП. Комиссию принимают с азиатским гостеприимством, так как в ГКТБП продемонстрировать комиссии кроме полуразрушенных зданий было нечего, комиссии показали Ала-Арчинское ущелье, альпинистский лагерь и другие достопримечательности в окрестностях города. Через три дня председатель комиссии спрашивает Анатолия Ивановича: - Сколько вам нужно денег для строительства? Иванов с надеждой в голосе: - Ну, тысяч восемьсот. - Сколько? – и председатель, обращаясь к одному из членов комиссии, говорит: - Запишите, выделить на строительство Предприятия восемь миллионов рублей.

         В ту эпоху восемь миллионов рублей весили не меньше нынешних восьми миллиардов. Через несколько дней после отъезда комиссии, Ласский В.Т. вылетел в Москву с целью оформления перевода ГКТБП из Министерства Приборостроения в Министерство Общего Машиностроения. Поработав пару дней в Главке, Виталий Тихонович звонит Иванову во Фрунзе. По словам Анатолия Ивановича Ласский был жутко возбужден: - Ты не представляешь, каким тоном они здесь разговаривают с людьми! При мне из-за какой - то мелочи уволили главного инженера Главка! Ну, их… - И здесь, - говорит Иванов, - Я впервые услышал от культурного Виталия Тихоновича, не очень культурные слова!

       Немного успокоившись от посещения Министерства общего машиностроения, Ласский по чьей-то рекомендации направился в Президиум Академии наук СССР. Там состоялось его знакомство с заместителем директора Института Космических Исследований АН СССР Скуридиным Г.А..

               Итогом этой встречи явилось обоюдное желание перевести ГКТБП из Министерства Приборостроения в систему Академии Наук СССР, а конкретнее под «крышу» Института Космических исследований. И естественно, ни одному из них не приходило в голову, что созданием космических систем должен руководить специалист по кроватному производству Шакиров Т., а не профессиональный приборостроитель - Ласский В.Т.. Человек, окончивший Ленинградский институт авиационного приборостроения, более десятилетия занимавшийся разработкой геофизической аппаратуры, один из организаторов конструкторских работ на Фрунзенском заводе физприборов.

       Вернувшись из Москвы, Виталий Тихонович обсудил организационные вопросы с Ивановым А.И о переходе ГКТБ в состав ИКИ. В перспективе они планировали, что Ласский занимает кресло директора, а Иванов остается его заместителем. Но, как правило, все планы создаются с единственной целью - чтобы их подвергали непрерывным корректировкам.
 

                ИНСТИТУТ КОСМИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ АН СССР

       За несколько лет до описываемых событий, а точнее 5 июля 1963 года президент Академии наук СССР Мстислав Всеволодович Келдыш выступил перед Советским Правительством с предложением создания Института Космических Исследований. От замысла до воплощения идеи прошло всего два года. Институт космических исследований, как головной академический институт по исследованию и использованию космического пространства в интересах фундаментальных наук был создан в 1965 году.

              Новому Институту срочно требовалась своя производственная база. И так уж сложилось, что В.Т. Ласский оказался в нужное время в нужном месте. Административная машина завертела своими колесами, и в сентябре 1967 года ГКТБП было передано в ведение Академии Наук СССР Институту Космических Исследований и переименовано в Особое Конструкторское Бюро Института Космических Исследований Академии Наук СССР (ОКБ ИКИ АН СССР).

При переходе Организации из одного ведомства в другое, как правило, происходит смена руководителей. О том, какие большие надежды возлагались на вновь созданное ОКБ ИКИ, говорит тот факт, что Президент Академии Наук СССР, академик Келдыш М.В., отложив все дела в сторону, прилетел во Фрунзе для подбора и утверждения новых руководителей.

              Собственно кадры уже были подобраны - В.Т. Ласский и А.И Иванов, осталось только утвердить. Однако в ЦК Компартии Киргизии он не нашел понимания по этому вопросу. Ему популярно объяснили, говоря словами одного из героев фильма «Белое солнце пустыни» - «…восток дело тонкое, Петруха...», а, следовательно, Шакиров Т.Ш. станет директором новой Организации. Это была одна из немногих в жизни М.В. Келдыша задумок, которой не суждено было сбыться. Улетал он из Фрунзе очень этим огорченный.

          Естественно, не меньше был огорчен и Ласский В.Т.. Но это нисколько не отразилось впоследствии на исполнении им своих служебных обязанностей. Будучи главным инженером ОКБ ИКИ, он старательно обходит ошибки, возглавляемой Федоровым М.З. дирекции Завода физприборов. Энергично внедряет систему сетевого планирования и управления производством, которую культивировал новый директор Физприборов - Угаров В.И..

Но горечь обиды не проходит и Виталий Тихонович принимает предложение перейти на новую работу, и в связи с этим меняет место жительства. Он переезжает в город Троицк, Московской области, где работает главным инженером СКБ Института Земного Магнетизма, Ионосферы и Распространения Радиоволн АН СССР. А что же с креслом главного инженера ОКБ ИКИ во Фрунзе? Свято место пусто не бывает.

                ФОТО

                Пяк Б.Н., Келдыш М.В., Шакиров Т.Ш.

              В одном из интервью, А.И. Иванов рассказал, что в те дни, на своем личном автомобиле он возил по городу В.Т. Ласского, который перед отъездом наносил прощальные визиты своим близким и друзьям. Заключительная поездка была к Погребинскому Ю.К.. Когда уже выходили из его квартиры, Погребинский спросил Ласского:- Кого ты будешь рекомендовать на свою освобождающуюся должность? Тот ответил:- Фукса.
- Погребинский с удивлением: - Да ты что? Фукс же типичный начальник производства. А руководство творческим коллективом, каковым является ОКБ, это далеко за пределами его научно-технических знаний, компетенций и способностей.

        Юрий Константинович, работая в Средазсовнархозе, вложил много сил в будущее ОКБ ИКИ на этапе его почкования от Фрунзенского завода физприборов, и поэтому ему была не безразлична судьба детища, созданного вместе с Ласским В.Т.

Слух о том, что в ОКБ ИКИ образовалась вакансия главного инженера распространяется и в самом ИКИ. На это отреагировал научный сотрудник института, кандидат технических наук О. Дмитренко. Он предложил дирекции ИКИ кандидатуру на эту вакансию своего друга, Бреславеца Анатолия Васильевича. В это время кандидат технических наук Бреславец А.В. жил в Харькове и работал начальником отдела в Специальном конструкторском бюро Министерства Радиопромышленности СССР. Его кандидатура устраивает руководство ИКИ, он назначается главным инженером ОКБ ИКИ и переезжает в город Фрунзе.

                ***

         В этот период времени жутко засекреченная, но престижная организация во Фрунзе, стала, как магнитом, притягивать к себе высококвалифицированных специалистов. Правительством СССР было произведено финансирование строительных работ не только производственных корпусов, но и жилья для сотрудников ОКБ ИКИ. Во время недавней встречи с Ивановым А.И., в 2011 году, он сказал мне, что до сих пор с благодарностью вспоминает жену Грюнвальда Дмитрия Григорьевича.


               Она в это время работала в ЦК Компартии Киргизии и курировала строительства по Республике. Ее помощь способствовала тому, что Анатолию Ивановичу в рекордно короткие сроки, для того времени, удалось организовать строительство главного корпуса ОКБ ИКИ и одновременно жилья для сотрудников. Собственно жилые дома строил Город, а вот деньги для этого строительства «выколачивал» из Москвы, Иванов. За эти услуги Горисполком забирал 10 % квартир.

              Сам Грюнвальд Д.Г. работал в ОКБ ИКИ начальником Отдела патентной и научно- технической информации. Это был, прежде всего, профессионал в своей области деятельности, добродушный, деловой, принципиальный человек с манерами старого интеллигента. Под его руководством был разработан и запатентован фирменный знак ОКБ ИКИ. Ниже, на левой части рисунка, приведено его изображение.               
               
                ФОТО
                Фирменный знак ОКБ ИКИ АН СССР

             Стилизованная буква «Ф» (левый рисунок) указывает место нахождения фирмы – город Фрунзе. Полураскрывшийся бутон тюльпана – символизирует Киргизскую ССР, одним из символов которой были яркие, богатейших окрасок цветы, высокогорные тюльпаны. Далее мы видим тюльпан, опирающийся на нижерасположенный вытянутый треугольник, вместе, эти два компонента рисунка, представляют собой факел, свет которого освещает раскрытую книгу, эта композиция символизирует науку.

              Фирма была засекречена и знак не должен был выдавать область ее деятельности, но информация об этом, все-таки в него была вложена. Если условно перевернуть фирменный знак на 180 градусов (правый рисунок), можно увидеть ракету разрывающую кольцо сил земного притяжения, летящую в бездны Космоса. Таким содержанием был наполнен запатентованный фирменный знак ОКБ ИКИ АН СССР.

       Кроме строительства, в обязанности заместителя директора А.И. Иванова входили снабжение производства радиодеталями, микросхемами, проводами и другими компонентами для изготовления космических электронных систем. Помимо этого, необходимо было достать множество марок специальных конструкционных сплавов для изготовления корпусов и сложнейших прецизионных механизмов бортовой аппаратуры. Для выполнения такого вида работ нужны были соответствующие исполнители. Поэтому ему приходилось заниматься и подбором кадров для своих служб. Так на должность начальника отдела комплектации Иванов А.И. принял Неймана Д.М..

       Здесь следует отметить, что всеми организационными делами занимались заместитель директора и главный инженер. А что же Шакиров, бывший кроватный производитель? Он почивал на директорских лаврах престижной фирмы. Увлекся женской половиной человечества и настолько преуспел в этом, что перешагнул все нормы морали и законов, того времени. Информация об этом дошла до Москвы и ЦК Компартии Киргизии, и он был просто, тихо, без шума, уволен с работы. Мои попытки найти его дальнейшие следы или какие-нибудь сведения о нем, не увенчались успехом. Но при всем притом, молодая, быстро растущая Организация осталась без директора.

        А это время в приемной Совета Министров Киргизской ССР сидел, ожидая вызова, Заместитель председателя комитета по координации научно-исследовательских работ Киргизской ССР Курманалиев Туленды Иманбетович. На коленях у него лежала картонная папка с завязанными тесемками, из которой негромко доносилась музыка. Мимо проходил Заместитель председателя Совета Министров Киргизской ССР Моисеев Сергей Григорьевич. Услышав музыку, остановился. Спрашивает: - Что это такое?
Курманалиев: - Радиоприемник. – Где взял? – Сам сделал. – Пойдем ко мне в кабинет, поговорим.

         В кабинете Моисеева состоялся непродолжительный разговор: - Нам нужен директор для одной серьезной фирмы, которая занимается электроникой.
Курманалиев сразу в отказ: - Я горняк по образованию, работал в шахте, да и тема кандидатской диссертации была посвящена разработке месторождений природных ископаемых. Электронику не знаю! Не смогу! Не согласен!

          Тогда, продолжал вспоминать Туленды Иманбетович, Моисеев стал прочищать мне мозги: - Во - первых, чтоб ты знал, главной задачей директора является подбор высококвалифицированных специалистов на всех уровнях. Во-вторых, организация хороших условий для их работы. И, в-третьих, создание такого психологического климата в обществе, который бы минимизировал склоки и создавал условия для проявления, как индивидуальных способностей, так и коллективного созидательного труда. А теперь самое главное! Курманалиев, не забывай, что ты член КПСС! Куда тебя направит партия, там и будешь работать! А не то, сам понимаешь…- Так кандидат технических наук, Курманалиев Туленды Иманбетович стал директором ОКБ ИКИ АН СССР.

                ФОТО
 
                Курманалиев Т.И.

           А дальше Туленды рассказал историю этого судьбоносного для него радиоприемника. Как то ему, на глаза, попал номер журнала «Юный техник». Листая его, он наткнулся на схему простейшего приемника на трех транзисторах. В качестве громкоговорителя в нем предлагалось использовать телефонный капсюль, а питание приемника производить от плоской батарейки для карманного фонарика. Туленды попросил своего друга, Марата Конурбаева, который работал на Физприборах начальником цеха, раздобыть для него набор различных радиодеталей. Тот принес ему несколько пригоршней транзисторов, резисторов, конденсаторов, моток припоя и паяльник.

           Затем Туленды с юморком отметил: - Коль у меня хватило ума защитить кандидатскую диссертацию на тему, связанную с горными выработками, то значит, я кое-что смыслю в технике. По крайней мере, я точно знаю устройство шахтной вагонетки, а уж с электропаяльником, как ни - будь, разберусь. Конструкция его приемника, по моим представлениям была, как говорят сегодня, «крутой». Он в соответствии с электрической схемой приемника, приведенной в «Юном технике», скрутил между собой проволочные выводы транзисторов, резисторов, конденсаторов и пр. пр., а затем места скруток пропаял, и ни каких печатных плат!

                Полученную «паутину» растянул внутри картонной папки так, что бы не было коротких замыканий. Батарейку и телефонный капсюль приклеил к папке, чтобы не бултыхались внутри, с боку папки пристроил выключатель. С тех пор, когда Туленды приходилось, как он говорит, «шлифовать в приемной Совмина сиденья стульев, что бы ни считать мух, я слушал вещательную радиостанцию города Фрунзе, единственную которую принимал мой приемник».

                ***

          Любая предыстория имеет начало и конец. Начало завершено, переходим к следующей части. Государственное Специальное Конструкторское Бюро «Спецмаш», сейчас оно называется - Конструкторское бюро общего машиностроения имени В.П. Бармина, в 1962 году приступило к разработке проекта создания долговременной базы на Луне. Был даже установлен срок заселения первого лунного поселения – конец 80-х годов.

Руководил этими работами один из основоположников Советской космонавтики, академик, Герой Социалистического Труда Владимир Павлович Бармин. В соответствии с этими работами в Советском Союзе разрабатывались, и начали реализоваться, долгосрочные программы исследований естественного спутника Земли. Нашлась, в этих программах, небольшая ниша и для ОКБ ИКИ АН СССР. Его коллективу было выдано Техническое задание на создание Долговременно функционирующей автоматической лунной станции (ДАЛС).

            «3 августа 1964 г., вышло постановление Советского правительства, определившее важнейшей задачей высадку человека на Луну… Весной 1965 г. была организована комиссия по отбору «лунных» космонавтов на лунные корабли Л-1 (пилотируемый облет Луны), Л-3 (посадка на лунную поверхность)…Планировалось, что до Луны долетят только два советских космонавта и только один из них сможет прогуляться по поверхности ночного светила» [1].

                Вот это самый космонавт и должен был разместить на Луне создаваемые в ОКБ ИКИ станции ДАЛС. В их состав входили приборы для регистрации температуры на поверхности Луны, лунотрясений и радиометр для измерения интенсивности ионизирующих излучений. Были изготовлены опытные образцы этих станций. Но, «В 1974 году советская пилотируемая лунная программа была закрыта… Вся пилотируемая лунная программа… была строго засекречена и стала достоянием гласности только в 1990 году [1]».
Впоследствии, чудом сохранившийся опытный образец был водружен на специальную подставку из толстого органического стекла и много лет простоял в углу кабинета директора ОКБ ИКИ Курманалиева Т.И..

            Однако не только эта достопримечательность осталась на память о Лунной космической программе. Под реализацию этой программы было предусмотрено строительство в ОКБ ИКИ монтажно-испытательного корпуса (МИК). А.И. Иванов без паузы, закончив строительство основного здания для конструкторско-технологических служб и производства, энергично начал возводить МИК. Это одноэтажное здание, высотой с четырехэтажный дом.

Под самым его потолком должен был, по замыслу проектировщиков, перемещаться портальный кран. С его помощью планировалось производить сборку крупногабаритных изделий для Лунной программы. Но с уходом В.П. Бармина, как говорилось выше, эти программы были закрыты. Надобность в МИКе отпала, а между тем, финансирование строительства успели выполнить в полном объеме.

           Поэтому, незаконченное здание стали лихорадочно перепроектировать под текущие нужды ОКБ ИКИ. Полностью было завершено только строительство и оборудование
бомбоубежища. Оно соответствовало, все требованиям Гражданской обороны и было одним из лучших в городе сооружений этого типа.

                На первом этаже МИКа, выделили площадь под размещение отдела надежности, ирония судьбы – отдел № 13. Его организатором и начальником был очень уважаемый в коллективе человек, ветеран Великой Отечественной Войны, полковник авиации Александр Степанович Сафонов.

        Большую часть этажа занял станочный парк цеха № 10. Руководил цехом молодой, энергичный, надолго плененный космической тематикой Шамиль Якияевич Мамин. Переделка проекта возведенного здания всегда занимает больше времени, чем разработка
нового. Пока длились всевозможные согласования и утряски с архитектурными службами и строительными организациями, в семье А.И Иванова возникли проблемы. В связи с заболеванием его дочери Людмилы, необходимо было сменить азиатский сухой и жаркий климат умеренным и влажным. Поэтому он был вынужден искать для семьи новое, соответствующее место жительства. Найдя недалеко от Москвы работу, он подал заявление о переводе.

          Должность заместителя директора ОКБ ИКИ являлась номенклатурой дирекции самого ИКИ. Поэтому, когда заявление Анатолия Ивановича попало на подпись к директору ИКИ, Петрову Г.И., он предложил Иванову должность главного инженера ИКИ и выделение квартиры. Прежде чем покинуть Фрунзе, Анатолий Иванович подобрал на свое место достойную замену, так бывший Управляющий делами Совета Министров Киргизской ССР
стал членом дирекции ОКБ ИКИ, и это был Суганеев Анатолий Андреевич. Он энергично
принял строительную эстафету по сооружению новых корпусов и благоустройству
территории. И опять-таки, знакомства в Правительственных кругах Республики во многом способствовали его успешной деятельности.

                ***

          Таким образом, в начале семидесятых годов дирекция ОКБ ИКИ сложилась в следующем составе: директор Курманалиев Т.И., его заместитель Суганеев А.А., главный инженер Бреславец А.В., заместитель главного инженера по конструированию, он же главный конструктор Пяк Б.Н. и заместитель главного инженера по производству Фукс В.И..

           В последующие годы, деловые взаимоотношения между Бреславецем и Курманалиевым дали трещину. Причин тому, возможно, было несколько. Одну из них, я
вижу в том, что Анатолий Васильевич интенсивно работал над докторской диссертацией. С позиции ученого - прибориста, техническое развитие ОКБ ИКИ, он видел в замене морально устаревших технологий, перенесенных из Физприборов на производственную почву ОКБ, новыми, современными и перспективными. Среди них переход на многослойные печатные платы, развитие микроэлектроники, организацию оптического производства и другие наукоемкие технологии.

                Причем в его планах создание этих служб было первостепенным делом. Как ученый, он априори планировал перспективы развития ОКБ ИКИ согласованные с развивающейся тематикой головного института ИКИ. Таким образом, личные интересы Бреславеца совпадали с интересами Предприятия не только в текущий момент времени, но и в ближайшие годы, а это означает максимальную отдачу профессионала, указывает на его высокий коэффициент полезного действия.

          Курманалиев Т.И. тоже вынашивал замыслы заняться докторской диссертацией. Но ему было сложнее сделать это. Его кандидатская диссертация посвящалась разработке месторождений полезных ископаемых. Поэтому для докторской диссертации ему надо было начинать набирать материал с нуля. Возможно, здесь и зародилась одна из нескольких трещин, которые впоследствии привели к разрыву.

          В силу сложившихся обстоятельств, А.В. Бреславец возвращается в родной город Харьков, в свое СКБ, но уже не на должность начальника отдела, а директором. Впоследствии я с ним неоднократно встречался в Киеве на научных конференциях. Он блестяще защитил докторскую диссертацию. Стоит отметить, что в разговорах он всегда избегал тем связанных с причинами его ухода из ОКБ ИКИ. А я до сих пор иногда пользуюсь написанной им книгой «Ультразвуковая очистка радиоаппаратуры».

          Здесь уместно отметить о стиле работы Бреславеца А.В.. Он никогда не лез в дела своих заместителей, оценивал их работу по конечным результатам. Поэтому каждый из них занимался подразделениями в соответствии с их функциями. Так главный конструктор Пяк Б.Н. руководил отделами, которые занимались разработкой и конструированием аппаратуры. Заместителю главного инженера по производству подчинялись цехи и производственные участки, занятые непосредственно изготовлением штатных приборов, макетов, инструментов, технологической оснастки, и, естественно технологический отдел.

               Только экспериментальный отдел № 18, который возглавлял Величко Г.И., подчинялся непосредственно главному инженеру. Такая структура ОКБ ИКИ была заложена изначально руководством ИКИ. Экспериментальный отдел, находящийся под непосредственным руководством главного инженера, должен был заниматься поисками и разработками новых материалов и технологий, опережая потребности в них производственных подразделений и конструкторских отделов. По мнению академика Петрова Г.И., только в этом случае можно спроектировать и изготовить конструкцию отвечающую требованиям сегодняшнего дня. Если пользоваться только сегодняшними технологиями, то новое изделие будет соответствовать вчерашнему дню.

              В государственном масштабе, для эффективного поиска и оперативного обмен новыми идеями и информацией систематически проводились Всесоюзные научно-технические конференции, семинары, тематические школы. Как правило, во главе таких мероприятий стояли не высоко «взлетевшие» владельцы академических аттестатов, а эффективно работающие на благо Страны академики и ученые такого уровня. Невозможно переоценить вклад труда в развитие научного космического приборостроения и других приборостроительных отраслей, посредством организации конференций и личного участия в них ряда ученых.
 
              Это академик Трефилов Виктор Иванович, директор Института проблем материаловедения Украинской ССР, академик Ватолин Николай Анатольевич, директор Института металлургии Уральского отделения АН СССР, член-корреспондент АН СССР Яценко Сергей Павлович и много других высокопрофессиональных ученых, у которых было, чем поделиться с экспериментаторами и производственниками. Причем все организационные расходы и командировочные расходы участников конференции полностью оплачивались Государством.

               В бюджете каждого предприятия для этих целей закладывалась статья -  Командировочные расходы. Это было то, что сейчас стали называть «встречи без галстука», на которых завязывались деловые партнерские взаимоотношения и сотрудничество специалистов из разных министерств и ведомств, в обход межведомственных барьеров.

               Принимая участие в работе одной из таких конференций, проходившей в городе Троицк, Московской области, Ласский В.Т. познакомился с секретарем партийной организации Специального конструкторского бюро биологического приборостроения АН СССР (СКБ БП АН СССР), расположенного в городе Пущино. В приватной беседе он полюбопытствовал у Виталия Тихоновича, нет ли у того на примете молодого энергичного сослуживца способного «потянуть» на должности заместителя директора СКБ БП. Так благодаря случаю и Ласскому В.Т., начальник отдела ОКБ ИКИ Николенко А.А. стал жителем города Пущино.

       После отъезда Бреславеца А.В., по представлению директора ОКБ ИКИ, к общему удивлению, на освободившуюся должность главного инженера был назначен Фукс В.И..
Начальник 10 цеха, Ильяков А.И. переведен на место Фукса, заместителя главного инженера по производству. Спокойный уравновешенный человек предпочитал меньше говорить и больше делать, никогда никого ни в чем не обвинял. До тонкостей знал технологические особенности нашего производства.

               До последнего момента никто не сомневался, что должность главного инженера ОКБ ИКИ займет Пяк Б.Н.. Высококвалифицированный специалист в области электроники и приборостроения, до работы в ОКБ ИКИ, он работал главным инженером одной крупной фирмы в центральной России. Но по личным делам вынужден был оттуда уехать и Ласский В.Т. принял его своим заместителем по конструированию, то есть Главным конструктором ОКБ. Механик по образованию, Фукс никогда не занимался ни проектированием, ни конструированием.

Ступеньки его карьеры - должность мастера участка сборки простейшего прибора, начальник производственно-диспетчерского бюро цеха и пик карьеры - заместитель главного инженера по производству. По научно-техническому интеллекту Фукса и Пяка разделяла пропасть. Поэтому непонятно было, откуда, вдруг, у Фукса могли бы появиться идеи, и какие, которые он мог бы внедрять и доводить через своего заместителя, Пяка, до проектировщиков и конструкторов сложной научной космической аппаратуры.
 
        Поэтому Борис Наумович едет в Пущино к Николенко А.А. и тот рекомендует его директору СКБ БП АН СССР Изотову Валерию Аркадьевичу. По результатам беседы написано письмо в адрес директора ИКИ академика Петрова с просьбой, разрешить перевод заместителя главного инженера ОКБ ИКИ Пяка Б.Н. в СКБ БП на должность главного инженера. Такого содержания письма в ИКИ первым просматривал Ю.К. Ходарев. Он тот час же переговорил с Петровым, и Борис Наумович извинившись перед Изотовым и Николенко за их беспокойство, переходит из Фрунзенского ОКБ ИКИ в Москву, главным инженером ИКИ.

                Накануне этих событий, в Москве завершается строительство основного здания ИКИ и А.И. Иванов с должности главного инженера, Петровым Г.И переведен на должность заместителя директора. Ему поручено ведение финансовой деятельности и передислокация Института из «стекляшек» в новое здание, обустройство и нормальное функционирование всех его подразделений. Таким образом, в руководстве ИКИ оказались два выходца из ОКБ.

                ***

          Жизнь продолжалась, и страсти кипели повсеместно. Не миновали они и высшую Академическую элиту. Институт космических исследований был на подъеме. По мере освоения околоземного пространства и получения информации при исследовании Солнца, планет Марс и Венера рождались новые научные идеи. Для их реализации нужны были дополнительные сотрудники. Небольшое примечание, вся эта история записана со слов А.И. Иванова работавшего в то время заместителем директора ИКИ.

          Директор Института Петров Г. И. пишет, как это официально принято во все времена, служебную записку своему шефу и другу, а дружили они с юношеских лет, президенту Академии Наук М.В. Келдышу с просьбой выделить ИКИ дополнительные штатные единицы. Проходит несколько дней, ответа нет. Секретарь Г.И. Петрова звонит в приемную Президента АН узнать судьбу письма. Ей сообщают, что Келдыш якобы сказал: - Чего он пишет, пусть приезжает сам, тогда и поговорим.

         Но, по словам Иванова, получилось так, что Петров уперся в «землю рогами» и сказал: - Я к Келдышу не пойду. Пусть он меня сам вызовет. По существующему порядку на прием к Президенту АН надо было записываться не менее чем за неделю. Петров же до этого момента приходил к Келдышу в любое удобное для себя время без записи, напрямую. А здесь вдруг, из ничего, сложилась классическая ситуация по Гоголю – «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Началась элементарная свара двух великих умов своего времени. Может быть, сказался возраст, ведь каждому их них было уже за шестьдесят? Да, действительно, ничто человеческое нам всем Землянам не чуждо.

         Президент АН поручил Академику-секретарю Отделения общей физики и астрономии АН СССР, академику Л.А. Арцимовичу провести собеседование с дирекцией ИКИ, в состав которой входили директор, все его заместители, главный инженер, секретарь профсоюзного комитета, и, естественно секретарь партийного комитета. В назначенный день они собрались в приемной Арцимовича, но его референт сообщил, что Арцимович заболел, а собеседование проведет его заместитель академик Сагдеев. Г.И. Петров, отозвав в сторонку Иванова, сказал ему: - Причем здесь  Сагдеев? Я лучше уеду к себе в институт.

                Все остальные члены дирекции встретились с Сагдеевым. По словам Иванова А.И. состоявшийся разговор был непонятно о чем, ничего не обсуждалось, ничего не предлагалось. А далее, заключает Анатолий Иванович, что рассказал Сагдеев Келдышу после этого разговора, неизвестно. Но на следующий день в ИКИ приехал Академик-секретарь Отделения общей физики и астрономии Л.А. Арцимович и представил дирекции нового директора - Сагдеева Р.З.. Академик Петров Г.И., некоторое время, продолжал работать в ИКИ начальником отдела.

                Эта версия ухода с должности директора ИКИ академика Петрова Г.И., записана мною в одном из интервью, с бывшим, в то время, заместителем директора ИКИ, Ивановым А.И.. Через непродолжительный промежуток времени, вспоминает А.И. Иванов, в Институте стала формироваться какая-то затхлая атмосфера. Появилась настороженность, сотрудники начали подслушивать, присматривать друг за другом, «стучать» высокому начальству.

                Личные материальные интересы Сагдеева стали входить в противоречие с представлением Иванова А.И. о действующих финансовых законах. А так как в его обязанности заместителя директора Института входил контроль над расходами финансовых средств, то на этой почве возникла конфликтная ситуация. В результате А.И. Иванов переводом, переходит на работу в Главное управление геодезии и картографии при Совете Министров СССР.

                ***

           Но вернемся во Фрунзе, в ОКБ ИКИ. Вся предыдущая трудовая деятельность Фукса В.И., инженера механика по образованию, была связана с серийным производством. Он никогда не занимался технологией, проектированием и конструированием, каких либо устройств. Поэтому четких представлений по этому виду работ, о перспективах их развития у него не было. Он не видел необходимости в опережающей, развитие производства, разработке новых технологий.

Обладая незаурядной энергией и высокоразвитым чувством ответственности, он успешно работал на Фрунзенском заводе физприборов в качестве начальника производственно - диспетчерского бюро цеха. Знание производства, опыт и навыки в организации работ по выполнению плана, приобретенные им на Заводе, во многом способствовали успешной работе ОКБ ИКИ в те годы.

                Но со временем сложилась нездоровая ситуация. Курманалиев Т.И. занимался добычей денег в Москве, осуществлял взаимодействие с местными и Республиканскими партийными и Правительственными органами. Довольный безотказной работой аппаратуры на борту космических аппаратов, изготавливаемой в нашей фирме, он, самоустранившись от внутренних дел ОКБ, пребывал в благодушном состоянии. Фукс В.И., заняв должность главного инженера, задействовал и вовлек в выполнение производственного плана обоих своих заместителей, начальников отделов и цехов.

               Таким образом, все силы администрации всех уровней были сосредоточены на выполнении работ текущего дня. Главным было сдать сегодня во время плановую работу, а завтра будет день, будем и разбираться. И так изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год и в результате накапливается систематическое отставание от современного научно-технического уровня отрасли. А с ним накапливаются и проблемы. Это явление и называется застоем. Усугублялась ситуация еще и тем, что назначения на должности среднего руководящего звена производились не по деловым качествам, а по национальной принадлежности или личностным привязанностям высшего начальства.

         Закончилось это тем, что как только в Советском Союзе стартовала перестройка, в ОКБ ИКИ АН СССР нагрянула комиссия из Свердловского райкома партии во главе с первым секретарем. Было проведено закрытое партийное собрание коммунистов организации.

        Выступать на этом партсобрании в защиту Туленды было бессмысленно. Все уже было предрешено заранее, оставалась только формальная процедура. В этой ситуации можно было уподобиться кузнечику, который напал на газонокосилку, защищая газон. Окружающие восхищались бы его отвагой, но не его рассудительностью. Я промолчал, и ни один из присутствующих членов КПСС, не выступил в защиту. Но, к чести нашей партийной организации, никто не облил его грязью, никто не сказал, ни слова против Курманалиева, кроме нашего секретаря парткома. Процветание порождает друзей, бедствие их проверяет.

        С обличительной речью выступил коммунист Нейман Д.М., а обвинительную часть произнес Табалдыев С.Р.. Никакого криминала предъявить Курманалиеву они не могли по одной простой причине – его не было. Что-то маловразумительное о недостаточной реакции директора на постановления ЦК КПСС указывал коммунист Табалдыев. Основной упор в своих обвинениях коммунист Нейман делал на разбазаривании директором материальных средств. Причем указал, какое оборудование, и каким предприятиям было передано с баланса на баланс. Так вакуумный универсальный пост ВУП-1 отгружен в Академию Наук Киргизской ССР, а лазерная сварочная установка «Квант-12» в Киргизский Государственный Университет и так далее.

          По этому случаю маленькое отступление. В Советском Союзе была узаконена операция перемещения основных материальных средств на безденежной основе. Ее суть заключалась в том, что Предприятие свое физически изношенное, морально устаревшее или уже ставшее ненужным оборудование, могло утилизировать. В этом случае оборудование, в присутствии представителя бухгалтерии и главного механика, с помощью лома и кувалды превращалось в металлолом. После чего составлялся акт на его списание с баланса фирмы, и утиль вывозился на городскую базу металлолома.
 
        Но Предприятие, по существующим  законам, не разрушая этого оборудования, имело право передать его со своего баланса на баланс другой Организации. В этом случае Предприятие получатель бесплатно и безвозмездно обзаводилось необходимым ему оборудованием и дальнейшую его амортизацию оплачивало как собственник. Предприятие, передавшее оборудование со своего учета его снимало, экономя при этом на амортизационных отчислениях.

        В то время все предприятия в стране были Государственной собственностью, поэтому, по существу эта операция являлась перекладыванием денег из одного кармана в другой. Но в результате Государство все-таки выигрывало. Так как высшие учебные заведения оснащались оборудованием в качестве учебных пособий без дополнительных расходов. Кроме этого в ВУЗах всегда находились умельцы способные отремонтировать это оборудование и использовать его для научной исследовательской работы, а так же для выполнения работ по хозяйственным договорам с различными Организациями.

        Это было понятно всем присутствующим коммунистам. Не дождавшись поддержки из зала, приговор произнесла Галина Полуэктова, в то время первый секретарь райкома партии Свердловского района города Фрунзе.

      В итоге, коммунист Курманалиев получил выговор «по линии КПСС», так это звучало в те годы, а директор Курманалиев - «рекомендации» уволиться по собственному желанию. Оставив ОКБ ИКИ, он перешел на работу в Институт автоматики АН Киргизской ССР, заведующим лабораторией.

                ***

       С тех пор прошли уже более двадцати лет, но бывшие сотрудники ОКБ ИКИ вспоминают, что членов дирекции - заместителя директора, главного инженера и его заместителей, в их отсутствие называли по фамилии или по имени отчеству, в зависимости от отношения к упоминаемому лицу. Директора же, Курманалиева Туленды Иманбетовича, все сотрудники ОКБ ИКИ, начиная от сантехника Василия и до высших должностных лиц, в его отсутствие, звали просто – Туленда. Это было проявлением и демонстрацией уважения, которые испытывали к Человеку и директору своей фирмы.

          Здесь уместно вспомнить напутствие, с которым Заместитель председателя Совета Министров Киргизской ССР Моисеев С. Г. благословил Туленды на «директорство»: «Во - первых, чтоб ты знал, главной задачей директора является подбор высококвалифицированных специалистов на всех уровнях. Во-вторых, организация хороших условий для их работы. И, в-третьих, создание такого психологического климата в обществе, который бы минимизировал склоки и создавал условия для проявления, как индивидуальных способностей, так и для коллективного созидательного труда» и Туленды сумел почти все это реализовать.

               Снятие с должности директора ОКБ ИКИ АН СССР Курманалиева Т.И. стало тормозным импульсом, который сорвал с космической орбиты нашу довольно приличную фирму, ввел ее в штопор и заземлил. В 2001 году, посетив город, Бишкек я был, мягко выражаясь, сильно удивлен, увидев, что на территории ранее засекреченной организации, простоявшей более четверти века в центре города без вывесок и названий, бойко функционирует рынок строительных материалов и сантехники.

В помещениях отдела 18, бывшем «Отделе микроэлектроники», расположились Телевизионная студия и Ювелирная мастерская. В механическом цехе меня ждал сюрприз – там стояли унитазы из нержавеющей стали со старых пассажирских железнодорожных вагонов в ожидании ремонта.

               Он, ремонт, по-видимому был вершиной творчества дирекции руководившей ОКБ ИКИ АН СССР после Курманалиева Т.И.. Не нашли они лучшего решения как распродать территорию предприятия под рынки строительными и другими материалами. Конструкторско-технологические и производственные корпуса, сдать в аренду под швейное производство. Таким образом, ОКБ ИКИ АН СССР постигла та же судьба, что и тысячи предприятий на территории Российской Федерации в post - Советский период.

Но другие люди в другом месте, и тоже воспитанники, то есть бывшие сотрудники этого, же ОКБ ИКИ АН СССР, в этот же исторический промежуток времени, находили иные организационные варианты, обеспечивающие дальнейшую жизнь аналогичных Предприятий, но об этом позже.
Ирония судьбы – начать с производства кроватей, а закончить ремонтом унитазов для пассажирских вагонов.

        На этом предварительное описание истории создания одного из предприятий научного космического приборостроения, на примере ОКБ ИКИ АН СССР, завершим.

Библиографический список

1. Информационное агентство Stringer: Как мы не слетали на Луну. –А. Николаев; – 24 ноября 2003.