УЖАС!

Игорь Гудзь
Думал, что в окно лезет вор, а там....!!!???




Брагин вернулся домой уж совсем неприлично поздно. Около двух ночи! Заигрался по жизни мужик! С кем не бывает?
Он тихонько повернул замерзшими пальцами ключ в скважине замка, осторожно взялся за дверную ручку, с усилием приподнял дверь, снял ее с петель и вместе с дверью неслышно прошел в коридор собственной квартиры. Таким странным образом, он обычно исключал убийственный дверной скрип. Вместо того, чтобы просто ее когда-нибудь все-таки смазать, господи! Дверь-то эту.
Восстановив мощное металлическое входное препятствие на место, он проскользнул, прямо, в чем был, в ванную, там неслышно разделся и принял контрастный душ. И только после всего этого, съев предварительно полпачки жвачки, появился на кухне - чистый, выбритый, пахнущий хорошим одеколоном.
Однако вместо привычного ужина он обнаружил маленькую записочку, в которой законная супруга его, Вера Семеновна,  кратко излагала причину своего теперешнего отсутствия.
Что «…она и так слишком долго терпела …, что «…это дальше так продолжаться не может …»,  что «…дочка тоже переживает …», и что «…они сейчас вот уходят к старой, больной маме, пока он (Брагин) не возьмется за ум, если тот у него еще остался…».
Стандартный набор для среднерусской равнины.
Брагин равнодушно ознакомился. Грозное послание не произвело на него ожидаемого впечатления. Механически прожевав две засохшие  котлетки, он выбросил бумажку в мусор, и отправился спать, радуясь, что и на сегодня все сошло с рук. Такое бывало не первый раз в их семье.  И не второй!
Недолго поежившись в холодной постели, Брагин повозился немного и крепко заснул, тихонько похрюкивая простывшим носом и сладко причмокивая губами во сне. Вероятно ему сразу же пошло изображение прошедшего бурного вечера.
Разбудили Брагина какая-то странная возня на балконе и тихое постукивание в окно. Некоторое время он лежал, не шевелясь, напряженно прислушиваясь. Звуки постепенно затихли.
Успокоившись, Брагин нарочито шумно повернулся к стене и приготовился досматривать сон, как стук вдруг опять повторился. Уже более настойчиво и  грозно.
Брагин с раздражением обернулся к окну и с ужасом разглядел стоящего на балконе огромного мужика, который требовательно стучал правой рукой в стекло, предлагая, видимо,  безотлагательно открыть. Левая рука его, при этом  размахивала чем-то тяжелым, похожим на бейсбольную биту.
Брагина все это несколько смутило, поскольку жили они на одиннадцатом этаже, и никакой пожарной лестницы у них там снаружи не было.
Почему-то первым желанием у здорового, сильного, относительно молодого  и совсем не робкого по жизни Брагина было юркнуть сразу под кровать и затихнуть там до рассвета.
Но вместо этого Брагин накрылся с головой одеялом и  притворился глубоко спящим. 
«Видите, сплю, мол! И в связи с этим естественным обстоятельством не могу открыть!» - как бы обращался он всем своим видом к нежданному гостю с балкона, искренне надеясь на его взаимное понимание.
Но гость ничего такого не понимал и уходить не собирался, наоборот, движения его становились все агрессивнее, а стук в окно все настойчивей, если не сказать «наглее». Ситуация явно выходила из-под контроля. У Брагина!
Пришелец грозно поворачивался то одним боком, то другим. Огромные его плечи загораживали половину окна.   Ростом он был также, примерно, с окно. 
«Грабитель!» - догадался, наконец,  Брагин. - «Грабить пришел!» - пронзила его еще более поразительная догадка.
Сердце Брагина наполнилось предсмертной тоской, слезы навернулись на глаза. Сквозь возникшую пелену, черно-белым кино промелькнула вся непутевая жизнь.
«Пусть берет все что хочет!» - сразу сдался Брагин. – «Лишь бы в живых остаться!».
Но вот брать-то особо было и нечего. Последние годы Брагин перебивался случаями, и почти все заработанное спускал чисто по-русски. Оставалась, собственно, только его жалкая жизнь! А вот ее отдавать как раз и не  хотелось!      
«Ну, что же! Вот и все!» - все же приготовился к худшему Брагин. – «Как все просто, в мире!» - решил напоследок пофилософствовать он. -  «Вот только что жил человек, и вот уже за ним и пришли!».
Дикий страх сковал по рукам и ногам. Дыхание почти остановилось. Только сердце бухало как в последний раз. Так, видимо, и было! Именно, в последний!
Какие-либо мысли о милиции, соседях, вообще, о борьбе с преступностью в данный момент даже и не посещали. Вдруг захотелось перекреститься и прочитать хоть какую молитву. Но Брагин не умел толком, ни того, ни другого. Даже крестика не носил, хотя  и был крещенный в далеком детстве. Вспомнил о дочке, подумал о жене. Внутренне покаялся. И приготовился к КОНЦУ!
Но, грабитель с концом этим не спешил. Не бил стекло, не ломал рамы. Не врывался в комнату и не душил подушкой сжавшегося в бесформенный комок Брагина.
Он, по-прежнему, издевательски постукивал в окно и призывно помахивал свободной рукой. И сам вид его стал каким-то неестественно мирным!
«Дурак!» - осенило вдруг Брагина. – «Какой же я дурак! Да это же мужик перелез с соседнего балкона! От соседки, Светки! Видать, там муж вернулся внезапно! Вот парень и метнулся ко мне! Чтобы через меня и уйти!! Господи! Какой же я дурак! Сам-то сколько раз так попадался!»
Брагин весело высунулся из-под одеяла и приветливо кивнул незнакомцу. Он уже не казался ему таким грозным. Наоборот, человек за окном выглядел жалким, затравленным, смертельно испуганным и совсем замершим. На дворе-то, никак за минус тридцать!
Оживший Брагин легко вскочил с кровати и метнулся к балкону.
«Сейчас открою и сразу налью ему грамм двести. А то ведь совсем околеет бедняга!» - успел подумать он, открывая балконную дверь.
В комнату хлынул жгучий морозный воздух, полуголого Брагина обдало холодом. Он отскочил внутрь комнаты и махнул рукой.
- Давай, мужик! Давай быстрей! А то померзнем тут!
Но мужик, опять же, не спешил. Все также вежливо постукивал, и как-то не к месту, и не ко времени, игриво поводил плечами.
Брагин слегка струхнул. Не грабитель вроде, да вроде и не любовник! Кто ж там господи!?
Он чуть придвинулся к балкону, потом высунулся наружу и осторожно тронул человека за правую руку. Потом в одних трусах выскочил на мороз, схватил решительно незнакомца за грудь, повалил его на пол балкона и стал неистово топтать ногами. Со стороны могло показаться, что человек занимается зарядкой на свежем воздухе. Только ночью и в тридцать градусов мороза. Ну и что ж такого!?
Через несколько минута, отмщенный Брагин, тяжело дыша, вернулся в комнату, взял телефон и набрал тещин номер.
- Изольда Матвеевна! – вежливо попросил он. – Извиняюсь за поздний звонок! Веру можно на минутку! Очень нужно! …  Да будет она разговаривать! … Да не спит она! …. Да никого я не будил! … Какая милиция в три ночи! Позовите, пожалуйста! Очень прошу!
Через пару минут на том конце прорезался напряженный голос жены, искренне жаждущей извинений и может даже покаяний.
- Ты зачем, дур-ра, пальто мое постирала! – взорвался от всего пережитого Брагин. – Кто тебя, дур-ру такую просил?! В чем я, дур-ра ты такая, теперь ходить буду? Когда оно теперь высохнет! Когда!!! На морозе таком! И не возвращайся! И не надо! Да на что ты мне, дур-ра такая!
Выплеснув весь накопившийся за последние полчаса адреналин, Брагин внезапно обмяк и неожиданно мягко продолжил:
- Вер, ну прости ты меня, дурака такого! Ну, чего с меня дурака, взять-то!? Не плачь, Верусь! Ну, не плачь, пожалуйста! А то я сейчас вот и сам заплачу!
Он положил трубку и неожиданно для себя действительно расплакался. Всерьез, навзрыд! Рыдая, всхлипывая, крупно тряся плечами и размазывая, как ребенок, слезы по лицу.
Наплакавшись вволю, Брагин вернулся в постель и долго еще лежал с открытыми глазами, вновь и вновь переживая случившееся. В жизни его все как-то сразу перевернулось.
«Завтра звоню Витьке, с утра! Пусть устраиваем меня к себе, на фирму! Родственник все-таки! И еще так! Больше не капли! Никогда! После обеда  - за женой! Упаду на колени, попрошу прощения! Виноват ведь! Виноват! И у тещи попрошу, тоже! Старая, больная! И у дочери!»
Всю оставшуюся ночь, до самого утра Брагин проговорил сам с собой.   Вместе с морозным, январским утром, наступал и новый, светлый,  отрезок непутевой Брагинской жизни!
«Грабитель» вел себя скромно, в окно больше не ломился, как будто прислушивался к постепенно затихавшему, бессвязному Брагинскому монологу.