О педагогическом пыле, научном невезении, патриотизме и следе на земле
Добросовестность и энтузиазм ученого, похоже, не имеют никакого отношения ни к его личному благополучию, ни к благосклонности к нему судьбы. Есть счастливчики, у которых получается все. Нет, они, конечно, не бездари, они трудяги и умницы, но еще им поразительно везет. Вовсе не в награду за труды, а просто так, возлюбя, судьба ковром расстилает перед ними выгодные условия. Они оказываются в нужном месте в нужное время, вокруг них сами собой возникают нужные люди. Их все любят, о них слагают легенды. Даже мировые катастрофы обходят их стороной или идут им на пользу. Но есть Иовы науки. Они прекрасные люди, фантастически работоспособные ученые. Они все делают правильно, более чем правильно. Их научная мысль опережает время. Однако напасти следуют за напастями, и кажется, что, как в известном анекдоте, в ответ на отчаянный вопль «За что?!» из разошедшихся на миг облаков выглядывает Господь и ответствует: «Ну не нравишься ты мне!»
Именно такое впечатление возникает при погружении в судьбу Константина Карловича Сент-Илера – человека вполне замечательного в истории русской биологии и просвещения и замечательным же образом невезучего. Впрочем, мы не знаем, считал ли себя невезучим он сам. В том-то и дело, что мы очень мало о нем знаем. Немногие современные публикации и упоминания о нем пестрят фразами: «к сожалению, почти все материалы пропали», «только часть данных опубликована», «труд так и не увидел свет» и, наконец, «скромное, если не сказать незаметное место в нашей исторической памяти». Почему-то кажется, что «место в исторической памяти» его не волновало ничуть. Он был слишком занят вещами куда более интересными. И занимался ими всю жизнь в условиях, от которых другой давно пришел бы в отчаяние, махнул рукой.
Ему фатально не везло со временем. На пути его начинаний непрерывно оказывались многочисленные катаклизмы первой половины нашего века. Изменяющиеся границы государств, революции и войны упорно мешали ему работать, пожирали результаты многолетних трудов, архивы, коллекции. И все-таки именно этот невезучий человек с нерусской фамилией создал вторую (после Соловецкой) биологическую станцию на Белом море, первую биологическую станцию в Кандалакшском заливе. Станцию, проработавшую более 30 лет, хотя все, казалось, было против этого. Станцию, продержавшуюся только на его энтузиазме, на его страстном интересе и любви к науке и к небольшому заливу Белого моря по имени Ковда. Первую в Российской Империи, биологическую станцию, ставившую своей основной целью обучение и стажировку студентов.
Тайна зарождения идей
Константин Карлович (русским было у него только имя) родился в 1866 г. в Петербурге. И зоологом, и педагогом он был потомственным. Его отец - магистр зоологии, директор Учительского института. Дед, по семейным воспоминаниям, был выходцем из Франции — военнопленным наполеоновской армии. Но никаких сведений о родстве “русских” Сент-Илеров со знаменитыми французскими естествоиспытателями — Жоффруа и Изидором Сент-Илерами — обнаружить не удалось. История происхождения русского рода Сент-Илеров теряется в туманных дебрях истории.
Наш герой учился в Петербургском университете, который окончил с золотой медалью, был оставлен в университете для подготовки к ученой степени магистра зоологии и несколько лет работал ассистентом у крупнейших ученых того времени - Н.Е. Введенского, А.С. Догеля, А.О. Ковалевского. Он неоднократно посещал лучшие зарубежные лаборатории (лаборатория И.И. Мечникова в Пастеровском институте, лаборатория немецкого гистолога В. Флемминга, морские биологические станции в Роскоффе, Виллафранке и Неаполе). Работал также на Соловецкой биостанции.
После защиты в Петербурге докторской диссертации Сент-Илер получил профессуру в Юрьевском (бывшем Дерптском, ныне Тартуском) университете, где заведовал сначала зоологическим музеем, а затем кафедрой зоологии. Сведений о жизни его в этот период (как, впрочем, и во все прочие периоды) у нас мало. Так уж повелось, что о жизненном пути ученого судят по его научным трудам. Личная жизнь остается за скобками, будто ее и нет. А о том, каким образом приходят к людям науки идеи, как они выбирают свой путь, чаще всего не знают и они сами. И тут неизбежно и безудержно разворачивается фантазия. Не исключено, что места влияют на людей не менее, чем люди на места. Кто знает, может быть именно работа в Юрьевском университете, богатом историей, знаменитыми выпускниками и педагогическими традициями, привела Сент-Илера к главной идее его жизни – идее создания морской биологической станции. Вот как вдохновенно описывает этот университет известный исследователь истории биологии В.Борейко: «Академия Густавиана, как на заре своей именовался Юрьевский (ныне Тартусский) университет, была основана шведским королем Густавом Адольфом. Второе рождение университета, уже называемого Дерптским, пришлось на 1802 год. Ветер странствий, раздутый Лазаревым и Беллинсгаузеном, волновал сердца и умы, распахивал двери аудиторий. Русский флот, закалившийся в походах, ждал отважных капитанов. Новые моря и земли звали воспитанников Дерпта. И каждый год, после окончания учебного курса, лучшие студенты и преподаватели отправлялись в кругосветные плавания.
Один из них, отважный барон Эдуард Толль, искал легендарную землю Санникова, а нашел свою смерть в ледяных торосах. Другому – Эмилю Ленцу, повезло более, он создал науку – океанографию и стал ректором Петербургского университета. Российский академик, биолог и географ Карл Бэр, дерзкий мечтатель, основатель Аскании-Нова, Фридрих Фальц-Фейн – их тоже напутствовала Академия Густавиана»
Достойное и надежное место для работы. И впрямь, научная карьера Константина Карловича строилась вполне плавно и благополучно. Хотя, как мы увидим позже, ветер странствий волновал и его, основной его специальностью была все же гистология – изучение тканей живого организма, предполагающее в первую очередь спокойную работу в лаборатории.
Начало биостанции
Но благополучный сорокалетний профессор, заведующий университетской кафедрой, никак не захотел успокоиться в тиши лаборатории. Мы не знаем, что руководило им в первую очередь – горение истинного педагога, любовь к морю, искренний детский восторг перед живой природой или все это вместе. Но он затеял дело, во многом определившее его человеческую и научную судьбу на следующие 30 лет. Осмелимся предположить, что затея эта во многом определила и судьбу дальнейших биологических исследований на Белом море.
Одним из важнейших дел жизни Сент-Илера стало создание новой биологической станции с педагогическим уклоном – первой в России морской биостанции, основной целью которой было обеспечение студенческой практики. Насколько мы можем судить, именно под его влиянием в 1906-1907 учебном году студенты естественники поставили перед университетским руководством вопрос «об устройстве постоянных систематических экскурсий под руководством преподавателей университета для ознакомления с природой в ней самой». Ибо, как считал Сент-Илер: «Естествоиспытатель не может считать свое образование законченным, если он не знаком с жизнью моря». После затяжных бюрократических процедур, вопрос был решен положительно, и в 1908 году в Ковду – небольшой залив Белого моря, отправилась первая экскурсия (теперь бы мы назвали ее экспедицией) под руководством Сент-Илера.
Позже он сам так описывал эту поездку: «… первая экскурсия связала ее участников плотными узами дружбы; они получили название «беломорцев», и под таким именем были известны в нашем университете. Компания была работящая и интересующаяся; она задавала тон на нашем факультете, - тон здорового увлечения научными интересами. Эта связь сохранилась и теперь, когда наши «беломорцы» пооканчивали курс и судьба раскидала их по разным частям нашего отечества»
В том же году (1908) в статье «О необходимости устройства биологической станции на Белом море» он пишет: «Мне кажется, необходимо устроить станцию…специально педагогическую, приспособленную для проживания большого числа студентов и для практических занятий. Очень хорошо, если бы в этом начинании приняли участие все русские университеты или, по крайней мере, северные. В виде отдаленной мечты мне представляется целая сеть таких станций, рассеянных по всей России, и устраивающее экскурсии общество. Я призываю всех лиц заинтересованных откликнуться на мой призыв и начать хлопотать по исходатайствованию необходимых средств и устройству станции»
Забегая вперед, сразу скажем, что при его жизни призыв так и не был практически поддержан никакими другими учебными заведениями. Только сейчас мы можем за него (а это всегда горько) порадоваться и предположить, как обрадовался бы он, увидев возникшие на беломорских берегах биостанции разных университетов. Их существование – тоже его заслуга. Человек эмоциональный и увлекающийся, всю жизнь посвятивший реализации своей идеи, он не мог постепенно не заразить ею других. Идеи Сент-Илера несомненно витали и обсуждались среди профессорско-преподавательского состава университетов.
Но пока он одинок. Биостанция в Ковде не имеет официального статуса, деятельность ее практически не финансируется университетом, Несмотря на это, работа ведется добросовестная и интенсивная. Перечень всего, что было сделано за 6 лет, прошедших с первой экспедиции в Ковду, поражает воображение.
На станции побывали 53 человека из числа студентов и сотрудников Юрьевского университета. Кроме того, ее посетили экскурсии рижской женской латышской гимназии, студентов Харьковского университета и слушательниц Высших женских курсов, а так же Московского Сельскохозяйственного Института. Общее число посетителей станции составило около 100 человек.
Учебная практика весьма успешно сочеталась с разнообразной научной деятельностью. Наряду с чисто зоологическими исследованиями, изучалась жизнь моря - измерялись температура и соленость воды, велись наблюдения за скоростью течения, приливными изменениями уровня моря, метеонаблюдения В окрестностях станции описано более 300 видов животных. Несколько видов впервые обнаружены в Белом море. Исследована растительность островов и побережья. Собраны гербарии водорослей и наземной флоры. Изучались ледниковые образования. Коллекция рыб передана в Зоологический музей Академии Наук. Собраны, опубликованы и представлены в качестве отчетов в Департамент Земледелия данные о рыболовстве в Кандалакшском заливе и о биологии рыб губы Ковды. Исследовались рыбный промысел и условия обитания рыб в Ковдозере. В большом количестве морские животные фиксировались для практических занятий в Юрьевском университете. Коллекции морской фауны были переданы нескольким музеям и педагогическим учреждениям.
И тут впервые громко заявляет о себе неблагосклонная к ученому судьба. Наступает 1914 год. Работа биостанции резко прерывается. Но и в этих условиях 48-летний ученый, как дитя, не понимающее серьезности положения (хотя он-то понимал) в первую очередь занят своими наблюдениями: «…после объявления войны, вследствие прекращения срочных рейсов Мурманского пароходства, должны были бежать из Ковды через Финляндию. Этот путь, кроме того, что весьма живописен и интересен, дал нам весьма важные сведения, касающиеся географии и геологии пройденной местности, особенно же русской Карелии».
Смутное время
В то время, как страну лихорадит война и назревающие внутренние конфликты, летом 1915 года Сент-Илер снова отправляется в Ковду. В связи с военным временем в организации экспедиции возникало множество трудностей, но он все же не отказался от нее «руководствуясь главным образом желанием, чтобы наша временная биологическая станция в Ковде функционировала и в этом году». Путь от Юрьева до Ковды оказался долгим, они добирались с 5 до 23 июня – преимущественную часть этого времени заняли задержки, связанные с усилением бюрократических процедур в военное время. «Кроме того в канцелярии Губернатора /в Архангельске/ нас снабдили весьма огорчительным для нас обязательным постановлением, запрещающим под страхом штрафа в 3000 р. делать по всему побережью Белого моря фотографические снимки и производить всякие съемки, промеры и пр. А между прочим как раз в этом году мы и предполагали заняться преимущественно общегеографическим исследованием, которое без съемок и фотографирования сводится собственно к нулю». Вечное его невезение!
По признанию Сент-Илера, в наступившей неразберихе, он и сам не знает, попадет ли когда-нибудь снова на беломорские берега, но замечательным образом игнорирует это обстоятельство, продолжая твердить: «Конечно, работа сильно бы облегчилась, если бы в Ковде устроилась постоянная биологическая станция. В будущем есть надежда на получение в аренду участка земли … и тогда надо будет позаботиться о постройке собственного здания для станции и о приобретении необходимых книг и инструментов. В настоящее время этот вопрос является особенно острым, так как путешествие за границу даже в случае окончания войны будет конечно сильно затруднено. Да и пора наконец русским отказаться от своего тяготения к чужому и озаботиться использованием своих природных богатств. Наше Белое море имеет совершенно достаточно материала для научных работ и для знакомства с морскими животными преподавателей и учащихся. В этом отношении мы имеем уже опыт».
Несмотря на глубокую верность призывов, особой поддержки они по-прежнему не находят. Оно и понятно, немного найдется людей, для которых будущее науки покажется важнее ужаса сегодняшней войны. По сути, станция держится лишь на энтузиазме своего основателя, использующего малейшую возможность для организации работ в каждом новом году. Лишь изредка слышен понимающий голос. «Известия Архангельского Общества изучения Русского Севера» за 1916 год помещают статью «Биологическая станция в с.Ковде, Кемск.у.»:
«Мы, русские, так небогаты подобными учреждениями и поэтому нельзя не пожелать скорейшего преобразования этой станции из временной в постоянную с определенным штатом служащих и бюджетом.
Для создания в Ковде биологической станции, для закрепления дела, начатого проф. К.Сент-Илером, понадобится очень немногое. Казна, конечно, не откажется дать небольшой участок земли, не имеющей здесь почти никакой ценности, для устройства специального здания для станции. Затем для нужд станции необходимо завести хорошее моторное судно, которое могло бы ходить и под парусами. Потом для занятий на станции нужна библиотека. Наконец, на станции необходимо устроить водопровод для морской воды, так как иначе невозможно устроить аквариумы, и приобрести некоторые инструменты». Сам Сент-Илер думает не только о научном, но и о бытовом устройстве учащихся: «…желательно дать занимающимся несколько больший комфорт. Теперь нам приходится спать на досчатых кроватях с сенниками. Надо завести хоть и простые, но приличные кровати, несколько комодов и платяных шкафов, буфет для посуды, письменные, рабочие и лабораторные столы, умывальники, шкаф для библиотеки, для реактивов и пр.»
Забегая вперед, заметим, что на Ковденской биостанции практически все перечисленное так и осталось мечтой. Но в последние годы жизни Сент-Илера, на его станцию приехала для проведения практики группа московских студентов и аспирантов. Одной из задач группы был …выбор места для создания новой биологической станции. И все, абсолютно все воплотилось на Беломорской биостанции Московского университета. Дома для преподавателей и студентов с «простыми, но приличными кроватями» и прочей утварью, хорошо оборудованные научные лаборатории, столовая, баня, пилорама, собственный флот. Даже водопровод для морской воды и прекрасная библиотека, включающая 35000 единиц хранения. Все это – в каких-то 30 км от Ковды, где работал и мечтал Сент-Илер.
А ведь уже казалось, что голос профессора услышан! После многолетних трудов он наконец-то получил разрешение устроить в Ковде постоянную биологическую станцию. Но какая ирония судьбы! Разрешение получено … в 1917 году! Причем, революция оказалась в жизни Сент-Илера не единственной и не последней напастью. 23 февраля 1918 года Юрьев оккупирован Германией. Русский Юрьевский университет преобразуется в немецкий Дерптский. Реорганизация происходила весьма болезненно. Весной вдруг последовало запрещение на вывоз из университета любого имущества, в том числе личного имущества преподавателей и служащих. Таким образом, значительная часть материала, собранного в Ковде, осталась в Тарту. Русский состав университета, после переписки с Советским правительством, получил разрешение на переезд в Воронеж. Позволим себе еще одно предположение. Сент-Илер много работал в других странах, наверняка имел там научные и личные связи. Вряд ли отъезд за границу представлял бы для него проблему, а в условиях гражданской войны и голода в России был бы более, чем оправдан. Дошедшие до нас сведения о первом этап пребывания юрьевских преподавателей в Воронеже заканчиваются списком погибших и умерших сотрудников на двух листах. И мы теперь можем только догадываться, в каких условиях Сент-Илеру пришлось начинать все сначала. Что это было? Романтическая нерасчетливость ученого или гражданский подвиг?
В стране Советов
Уже 55-летним человеком, все с тем же неугасимым пылом, он снова едет в Ковду. В 1921 году состоялась очередная экспедиция теперь уже Воронежского университета под его руководством. У него так и не хватило времени заняться своими работами по физиологии и гистологии, начатыми в прежние годы, зато педагог в нем удовлетворен: «Материал привезенный нами настолько велик, что из него можно выбрать хорошую коллекцию для пополнения Зоологического музея и для демонстрации на лекциях».
Однако после 21 года работы на биостанции вновь надолго прерываются. В стране царит хаос. У власти – новые люди, которым, по большей части, глубоко безразличны научные и педагогические затеи немолодого ученого. А он, между тем, считает совершенно необходимым вывезти со станции оборудование, чтобы было на чем заниматься со студентами в Воронеже. Этот тихий ученый умудряется пробиться к начальству, получить вагон и продукты, и пересечь на этом вагоне, перецепляя его от поезда к поезду, полстраны. Я почему-то ясно вижу, как он бегает со своим мандатом по станциям. Немолодой человек со странным нерусским именем и никому непонятными целями. Неизменно добиваясь своего, хотя времена и нравы таковы, что расстрелять могут за одно только имя, за «буржуйское» профессорское звание. Неукротимый и упорный, как муравей, он тащит свой вагон. И ради чего, Боже мой?! Ради того, чтобы какие-то студенты в Воронеже могли лучше учиться! Не представляю, чтобы кто-нибудь из известных мне преподавателей был настолько обеспокоен за своих учеников!
А воплощение мечты опять откладывается. Работы на биостанции прерваны и, кажется, навсегда. Неподходящая обстановка, чтобы надеяться на что бы то ни было. Но, невзирая на серьезную занятость (он назначен директором научно-исследовательского института при университете) и далеко не юный возраст (в 1926 году ему уже 60), Сент-Илер упорно продолжает заниматься своей ненаглядной Ковдой. Известно, что в 26 году он «заканчивал труд по географии Ковды – результат многолетних экскурсий в эту местность», однако этот труд так и не был опубликован. Судьба, увы, достаточно традиционная для его трудов.
Информация о последующих годах кратка и отрывиста. В 1927 году все-таки состоялась еще одна поездка, после чего наступил длительный перерыв. В начале 30-х годов при ВГУ создается биологический факультет. Сент-Илер становится заведующим кафедрой зоологии. Он по-прежнему не забывает о Ковде и готовит к печати монографию, посвященную ей. В 1935г. Сент-Илер публикует большую популярную статью, обобщающую результаты работы биостанции за 26 лет ее существования. Межу тем опубликованы далеко не все результаты. С 1936 по 1940 год работы на станции ведутся ежегодно.
По-прежнему студенческая практика весьма успешно сочетается с научными исследованиями. Как и в дореволюционный период, станцию, помимо студентов и сотрудников Воронежского университета, посещают экскурсии других учебных заведений
Продолжается работа по изучению заливов, озер и болот. Собрана коллекция образцов горных пород, гербарий цветковых растений, мхов, лишайник, орнитологическая коллекция. Основное внимание уделяется морю. Продолжается сбор проб бентоса и планктона. Описано несколько новых для науки, а так же для Белого моря видов. Изучается видовой состав рыб, их распределение, биология отдельных видов.
Кажется, начинается возрождение. Станция получает, наконец (и впервые!), статус официальной. Но не слишком ли поздно? Долгожданная официальность приобретена через 30 лет после начала реальной работы – в 37 году. А Сент-Илеру уже 71 год…Единственное снисхождение, которое позволила себе проявить столь неблагосклонная к ученому судьба состоит в том, что она не обрекла его на старости лет пережить ни сталинские лагеря, ни еще одну страшную войну. В 1941 году, в Воронеже, в возрасте 75 лет К.К.Сент-Илер умер. Ковденская биологическая станция прекратила свое существование вместе с ним.
А если бы жил еще? Была бы станция? Выжила? Это в пылу-то Второй мировой войны? А знаете, наверное, да. Все предыдущее существование Ковденской станции доказывает – она действительно зависела только от энергии породившего ее человека. Только благодаря ему невредимо проходила сквозь время.
После Сент-Илера
Невезение со временем и местом преследовало не только Сент-Илера, но саму память о нем.
Сумбурная судьба немецко-эстонского Дерпта-Юрьева-Тарту уничтожила или сделал недоступными хранившиеся там архивы.
Война жестоко обошлась с Воронежем. Большая часть имущества университета была уничтожена. Итог тридцатилетних экспедиционных работ Сент-Илера в Ковде – рукопись около 100 печатных листов с картами, схемами и таблицами погибла под развалинами.
По непроверенным данным, личный архив К.К.Сент-Илера хранился у его ученицы и соратницы еще с Юрьевских времен – В.И.Бухаловой, однако после ее смерти пропал и он.
Рукописи, как это ни печально, горят. Но остаются люди.
Сент-Илер, страстный педагог, воспитал целую плеяду учеников - восемь докторов наук и профессоров и 15 кандидатов наук, работавших потом в Воронеже, Горьком, Саратове и в других городах. С 1998 года в Воронежском университете проводятся Международные экологические чтения памяти Сент-Илера. Их начало было приурочено к 80-летию кафедры, основанной Сент-Илеров и к 90-летию одного из его старейших учеников, К.В.Скуфьина. Летом 1998 года отметила свое 60-летие Беломорская биостанция МГУ, началу организации которой помог когда-то Сент-Илер. И уже многие годы в Ковде проводит летние практики биологический класс 520 московской школы под руководством Г.А.Соколовой и Н.Г.Виноградовой.
Плещется море, приходят приливы и отливы, растут деревья, живет Ковда. Приходят и уходят люди. И может быть самый чистый след, который дано им оставить – искренняя любовь к своей Земле и к своему Делу.