Пёс Бобка, муравей и другие

Виталий Бердышев
 
СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие
Не плачь, малыш!
Пичуга
Пёс Бобка и другие
Муравей
Недотрога
Странные ящерицы
Наступил!
Васька-притворщик
Пропавшие котлеты
Маня  (Из рассказов Татьяны Булашевич-Бердышевой)
Краткая биографическая справка
Как Мане купили собачий поводок
Маня-охранница
Китайская ваза
Маня — ценительница русских романсов
Итальянские сапоги
Маня-врачеватель
 


ПРЕДИСЛОВИЕ

Может ли человек дружить с животными, причём не только с кошками и собаками, но и воронами, пичугами, муравьями и ящерицами? Автор этой книги знает ответ – конечно, да!
Добрые, светлые, умные, захватывающие внимание рассказы никого не отставят равнодушным. Вы сможете «примерить» все эти истории на себя. Рассказы написаны искренне, с неподдельной любовью к нашим соседям по Планете. Иногда автор подсмеивается над ними, а порой искренне удивляется уму и сноровке братьев наших меньших, призывает не вредить им, относиться к ним по-человечески. Все рассказы живые, яркие, они написаны с теплом и добрым юмором.
Автор этих историй не сторонний наблюдатель, а неравнодушный товарищ, друг, который всегда придёт на помощь, не забудет покормить, приласкать, покажет, что все они (скачущие, летающие, ползающие) ему нужны, что он их любит.
Надеемся, что вам понравятся эти рассказы. Может быть, и у вас есть в запасе интересные истории о встречах с животными. Поделитесь ими с автором этой книги, с нами.
Ждём откликов на эту книгу по адресу: г. Иваново, улица Арсения, 33/16, школьная библиотека.

Обрезкова Е. А.,
заведующая библиотекой
школы № 21 г. Иванова 

 
НЕ ПЛАЧЬ, МАЛЫШ!

Однажды, проходя около одной загородной больницы, я обратил внимание на нескольких птиц, взволнованно летавших над небольшой лужицей. То были две большие вороны, делавшие непрерывные налёты на лужу, как настоящие штурмовики-пикировщики, и маленький воробей, неистово носящийся между ними и будто старающийся отвлечь на себя внимание алчных хищниц. Я стал вглядываться и увидел в самом центре лужи ещё одну маленькую пичужку, очевидно, тоже воробья, сидящего и почему-то не способного подняться в воздух.

Так вот в чём дело! Вороны учуяли добычу и нацелились на эту беззащитную птаху. Надо идти к ней на помощь! Но почему они до сих пор не схватили её? Что мешало им сесть рядом и завершить своё чёрное дело? Не второй же воробей, беспрерывно снующий между ними...
Спешу к месту событий и тут вижу, как перед неистовой атакой одной из ворон воробей ринулся вниз и опустился рядом со своим малым собратом, как бы прикрывая его разведенными в стороны крылышками. И тоже не делал уже попыток взлететь вновь.
Я подбегаю к луже... и сразу всё становится ясным. Поверхность, напоминающая собой водную гладь, оказалась не водой, а липким гудроном. Он и обманул маленького несмышлёныша, сразу лишив его воз¬можности двигаться и сделав легкой добычей для ворон. Но они-то чуяли опасность и боялись опуститься ниже, чтобы самим вдруг не оказаться такими же жертвами, попавшись в тот же капкан.

Когда я подошёл, воробьишки стояли, застряв лапками в варе, растопырив в стороны крылышки (спасая их от губительной смолы) и приоткрыв клювики от страха и уже возникшего перегревания. Глазки у обоих были полузакрыты. Им требовалась срочная помощь.
Следовало сначала освободить малыша. Но ножки у него были такими тоненькими и так прочно застряли, что я побоялся тянуть их вверх, опасаясь повредить суставы. Тогда я на время оставил малютку и принялся освобождать взрослого воробья. Через какое-то время мои старания увенчались успехом. Теперь предстояло очистить лапки от липкой массы, которая густым слоем покрывала их, склеив друг с другом и превратив обе конечности как бы в единую тоненькую чёрную веточку с кисточкой на конце.

С помощью травы и бумаги мне не без труда удалось снять часть гудрона, и я принялся освобождать отдельные пальчики. Работать одной рукой было не очень удобно — второй приходилось держать бедняжку за трепещущее от страха тельце. Я уже почти разъединил ножки, проложив их травой, чтобы они опять не слиплись, как вдруг в какой-то момент, когда я ослабил руку, воробей внезапно встрепенулся и выпорхнул из неё, устремившись за дерево. «Что же ты наделал, глупышка! Как же ты будешь жить в таком состоянии?! Сумеешь ли ухватиться лапками за ветку? Сможешь ли сам очистить себе оставшиеся грязными пальчики?..»

Но сожалеть о случившемся было уже поздно, да и надо было срочно спасать малышку. Глазки его уже почти совсем закрылись, крылышки сомкнулись и были готовы коснуться смолы; клювик по-прежнему был широко раскрыт. Я нашёл несколько палочек, нежно обхватил страдальца за туловище и лапки и стал легонько тянуть его вверх, поддевая палочкой ножки снизу вместе с налипшей на них смолой.

После продолжительных стараний мне удалось всё же вытащить этот смоляной комочек наружу, и я задумался, как действовать дальше. Как нарочно, поблизости никого не было, чтобы мне помочь. Да и вряд ли с помощью одной травы нам удалось бы это сделать, не повредив что-либо малышу. Поэтому я подхватил свою походную амуницию и направился в сторону приёмного покоя больницы в надежде на помощь сердобольных коллег-медиков. Вхожу в помещение, подхожу к окошечку, здороваюсь, представляюсь, что я врач и прошу помощи для моего неожиданного пациента — нужно немного спирта, а ещё лучше — бензина, или иного растворителя.

Толстая женщина в белом халате (вероятно, дежурная сестра) гроз¬но посмотрела на меня и выпалила:
— Носят тут всякую дохлятину! У нас больных полным-полно! Нашли из-за чего время тратить!
— Так погибнет же, — говорю я. — Иначе ножки не очистить.
— Нечего заразу разносить! — поучает меня грозный страж порядка. — Ещё врачами называются! Уходите из приёмной и не мешайте делом заниматься!..
Да, с такой не договоришься. С сожалением иду к выходу. На улице вновь принимаюсь за прежнее дело — домой нести беднягу далеко. А воробьишка уже еле дышит, глазки совсем закатились. Надо торопиться. С великой осторожностью принялся очищать лапки. Вдруг вижу — из боковой двери приёмной выбегает молоденькая девушка в белом халате и манит меня рукой. Подхожу, а она протягивает мне вату и пузырёк с жидкостью. «Бензин», — говорит. Оказывается, она — студентка медицинского института — слышала наш разговор в приёмной. Быстро сбегала на пост и попросила у медсестры необходимое.

Как я был ей благодарен! Да и она сама была страшно рада, когда нам удалось-таки дать свободу бедняжке. Мы начисто отмыли обе лапки, разъединили все пальчики, насухо вытерли их носовым платком. И я раскрыл ладонь. «Лети, красавец! Найди своего старшего друга. Постарайся и ему помочь освободиться от этой ужасной смолы. И будь осмотрительнее!..»
Какое-то время малышок сидел неподвижно. Затем глазки его приоткрылись, тельце затрепетало, и он взлетел в воздух. И устремился в том же направлении, что и его верный защитник... Да, он был спасён! А мы оба были счастливы! И я мог теперь спокойно двигаться своей дорогой...

Однако мысль об увиденном не давала мне покоя. Сколько опасностей подстерегает маленьких пичужек на их жизненном пути. Мало того, что вороны да кошки на них охотятся, а тут ещё человек всякие каверзы устраивает. Ну где им догадаться, что это за лужа такая! Издали и я принял её за водную поверхность. Как же не ошибиться маленькому глупышке? Можно представить, каково ему было в тисках этой жуткой западни! И страшно, и больно, и жарко! Да ещё вороны сверху вот-вот схватят! Плакал и кричал, наверное. Звал своих на помощь. Но чем могли помочь ему собратья? Разве что только сочувствием, глядя на бедняжку с веток деревьев.

Но нет! Нашёлся же один, который бесстрашно ринулся ему на подмогу! Конечно же, это была его мама! Кто иной мог так самоотверженно бросаться на врагов, мешая им совершить своё злодеяние? И кто ещё мог сесть вот так в это предательское варево рядом с малышом, когда вороньё уже готово было растерзать его на лету?
А могла ли она поступить иначе? Ведь это был малыш, её малыш! Которому было сейчас так плохо! Надо было любой ценой облегчить его страдания. И она сделала единственно возможное для неё — опустилась рядом с ним, прикрыв малютку своими трепещущими крылышками... И обрекла тем самым и себя на неминуемую гибель. Но для неё это уже не имело значения — они были вместе... Пусть на несколько последних минут, но рядом... И будто слышалось, как она шепчет своему малышу: «Не бойся, маленький, не плачь! Я с тобой!..»
 

ПИЧУГА

Летом я много времени провожу на садовом участке. Больше отдыхаю, наблюдая за животным миром моих «садовых джунглей», однако порой занимаюсь и полезной огородной деятельностью. В какой-то день я принялся окапывать кусты смородины и вдруг заметил пичугу, которая спокойно прохаживалась по вскопанному участку, выискивая себе пропитание. Пичуги частенько посещают мой огород, помогая мне в борьбе с вредителями, и в самом этом факте не было ничего удивительного. Промышляли здесь и воробьи, и синички, и трясогузки, и какие-то маленькие серенькие пичужки, и большие серые — с яркими голубыми горлышками, а также вездесущие вороны и сороки. Но эта пичуга сразу обратила на себя моё внимание. Это была небольшая, серого цвета птичка, с длинным хвостом, которым она периодически помахивала вверх и вниз — как обычно делают трясогузки. Возможно, это и была трясогузка, но только ещё не совсем взрослая. Удивило меня не это, а её полное бесстрашие передо мной. Другие птицы — и малые, и большие — обычно держатся от меня подальше. Эта же прогуливалась совсем рядом, не делая попыток улететь и даже отойти в сторону при моём приближении.

Мне захотелось понаблюдать за пичугой подольше и, чтобы случайно не спугнуть её, я перестал копать и встал, опершись на лопату, рядом с кустом. Пичуга продолжала деловито прохаживаться рядом со мной, то внимательно рассматривая что-то на земле, то вдруг устремляясь вперёд — очевидно, желая поймать какое-то летающее существо, то начинала вытягивать из земли червяка, ни в какую не желающего расставаться со своей обителью. Наконец, она подошла совсем близко к моим ногам и стала что-то выковыривать из-под самого моего сапога, не обращая на меня никакого внимания. Когда же я всё-таки шевельнулся, она немного отошла в сторону — всего сантиметров на двадцать, совсем не стараясь убегать, а, по-видимому, только из опасения, как бы я неосторожно не раздавил её своим сапожищем.

Вот она схватила извивающегося плотного жёлтого червяка и попыталась сразу проглотить его. Но червяк был великоват для её маленького горлышка, и она долго теребила его своим клювом, размягчая плотную оболочку и пытаясь разорвать на части. Через какое-то время она с ним всё-таки справилась и продолжила поиски добычи. Вот её внимание привлёк здоровенный слепень, несколько минут назад сам усиленно интересовавшийся моей персоной и безжалостно уничтоженный мною на месте пиршества. Слепень ещё шевелил лапками и крыльями, пытаясь ожить, чем, очевидно, и привлёк внимание пичуги. Она сразу же захватила его в клювик и теперь раздумывала, каким образом переправить его в свой желудок. Она вертела им в разные стороны, бросала на землю, клевала, однако сразу не могла ничего с ним поделать. Но, видимо, эта добыча была для неё особенно лакомой, и она не хотела с ней расставаться. Наконец, схватила её, повертела головкой и улетела. Наверное, в одно из укромных местечек, где могла спокойно наслаждаться своей добычей.

На следующий день она вновь прилетела ко мне и так же сопровождала меня, бесстрашно прогуливаясь чуть ли не между моими ногами. На третий день, ожидая её прилёта, я приготовил для неё несколько жирных мух и любимого ею жёлтого червяка. Пичуга была явно довольна моим угощением. Вначале слопала червяка, несмотря на его активное сопротивление. Затем принялась за мух. За одной из них ей пришлось даже погоняться. Она моментально поймала муху в воздухе, а затем опустилась на землю, встала недалеко от меня, как бы показывая мне свою добычу и благодаря за подношение. И только потом улетела с ней. Да, быстрота и ловкость у неё были поразительные! Я до этого неоднократно наблюдал, как гонялись за насекомыми в воздухе воробьи, промышлявшие на моём участке. Так тем почти никогда не удавалось поймать летящую добычу — не только мух, но даже бабочек. Воробьи носились за ними по всему огороду, но быстро уставали и прекращали погоню. А этой птичке, видимо, даже доставляло удовольствие ловить насекомых налету.
Так мы встречались с пичугой почти ежедневно в течение двух недель. Я подкармливал её, а она доставляла мне удовольствие своим присутствием.

Однажды я лежал на участке, делая перерыв в работе и давая отдых постоянно ноющей пояснице. Лежал на спине и наслаждался жарким июльским солнцем, периодически выглядывавшим из-за кучевых облачков, покрывших к полудню чистое голубое небо. В какой-то момент я почувствовал, что кто-то легонько коснулся моей голой пятки. Сначала я не придал этому значения и продолжал лежать, не меняя удобную позу. Но вот опять кто-то тронул мою ногу. Сейчас уже стало ясно, что она кому-то явно понадобилась. И уж, конечно, не насекомому — мух, жуков, муравьёв и других мелких членистоногих я легко различал «по походке». В данном случае было что-то более существенное. Может, лягушке какой моя нога понравилась? Эти подруги временами тоже прогуливались по моему саду, оккупируя канаву, наполненную водой, а также колодец, где они спасались от жары в дневное время.

Всё же следовало уточнить, кто сегодня пожаловал ко мне в гости. Может, он желает просто съесть мою пятку? Я приподнялся на локтях, не меняя положения ног, и увидел... мою пичугу, долбящую что-то клювом рядом с моей ногой и периодически прикладывающуюся к моей чёрной от грязи и торфа пятке. При моём движении она неспешно отошла в сторону и встала, выжидающе глядя на меня то одним, то другим глазком, будто спрашивая, что это вдруг сегодня со мной случилось и почему это я так разлегся в неурочное время и не занимаюсь полезной деятельностью.

Бог ты мой! Я и забыл про время нашей встречи и совместной работы, которая стала для нас почти ритуалом. Быстро вскочил на ноги и отправился к очередному кусту, где уже находилась моя лопата. Пичуга неотступно следовала за мной — тоже шагом, периодически ускоряясь и хватая по дороге какую-то мелкую мошкару, снующую над самой землей. А затем, приняв от меня положенные на сегодня кушанья, спокойно улетела восвояси.
К сожалению, наши встречи с пичугой продолжались всего около месяца. А потом она внезапно исчезла и больше уже не наведывалась ко мне в гости. Хорошо, если она улетела вместе со своими подругами куда-то в другое место. Но было бы очень жаль, если её погубила её же чрезмерная доверчивость к людям или про¬сто неосторожность. Однако я всё же надеюсь на лучшее и жду её в гости. Может быть, даже со всем её молодым потомством.
 

ПЁС БОБКА И ДРУГИЕ

Tо, что животные часто провожают своих хозяев, — это не новость. И меня в детстве в Шуе провожал в школу или в город наш дворняжный пёс Бобка. Пробежит весело со мной по улице, повиляет хвостом, добежит до последнего дома — и назад поворачивает.
Потом нередко провожали меня и просто знакомые деревенские собаки. Стоит угостить их пару раз, сразу за своего признают и совершают этот ритуал — сопровождают поодиночке или всей собачье-деревенской компанией.

Что касается кошек, то ни одна из домашних меня в детстве не провожала. Возможно потому, что я порой тягал их за хвост или устраивал с ними иные подобные «эксперименты». Бабушку же частенько провожала наша Муська, особенно по вечерам, когда мы вместе с Бобкой выходили на прогулку по нашей улице.
Чести кошачьих проводов я удостоился только в Иванове, подружившись с «огородным кошачьим братством». Кошки прониклись симпатиями ко мне (и к моим подношениям) и в конце трудового дня каждый раз сопровождали меня до конца садовой улицы, а то и выбегали за калитку — после особенно вкусных угощений. Бело-рыжая Муська, оставленная на огороде до середины октября, даже совершала со мной рабочие выходы в ближний лесок, где я брал берёзовую листву для грядок. Носилась вокруг, ловила себе на закуску мышей, а возвращалась, гордо восседая на тачке и свысока обозревая окружающее пространство. Кошка так привязалась ко мне, что всё светлое время суток проводила на моём огороде, прибегая к хозяйке только за пропитанием.

Здесь, на огороде, я испытал счастье уже совсем необычных «сопровождений» — со стороны четы местных ворон, тоже проникнувшихся ко мне определенными «вороньими» симпатиями, которые объяснялись опять-таки периодическим подкармливанием. Обычно они перелетали с крыши на крышу, залетая вперед и дожидаясь, пока я миную место их восседания. Иногда долетали и до самой троллейбусной остановки, смешиваясь в поле с другими себе подобными созданиями, так что разобрать где кто становилось совсем невозможно.

Да, на огородных участках у меня всегда было много добрых знакомых, платящих добром за добро и во многом скрашивающих моё существование. Мне казалось даже, что мои любимые бабочки тоже провожают меня, кружась вокруг и всё время усаживаясь впереди, на дорожке, чтобы при моём приближении взлететь, покружиться и снова опуститься на песчаную тропинку на пути моего движения. Относительно поведения насекомых что-либо говорить трудно — уж «очень далеки» они от человека. Но вот то, что животные и птицы совершают проводы вполне «сознательно», — это бесспорный факт. И это ещё одно свидетельство единения живой природы, стремления живых существ быть ближе друг к другу, прежде всего, к их защитнику и покровителю, без которого они порой не могут существовать.
 

МУРАВЕЙ

Как-то раз, возвратившись из леса, я разбирал свою сумку. Вынул бидон с ягодами, пару пакетов с грибами, куртку и вдруг увидел, как на пол упало какое-то насекомое и поползло под кровать. Не стоило его оставлять в комнате, тем более, что в последние годы в лесу стало много клещей. Поэтому я нагнулся, чтобы подобрать его и выбросить с балкона. Наклонился и увидел крупного рыжего муравья, который тащил по полу другого муравьишку — скрюченного и неподвижного, по-видимому, сильно повреждённого мною, когда я стряхивал с себя этих созданий, наседавших на меня вблизи муравейника. И этот, оставшийся в живых, тащил своего раненого собрата с поля боя, не оставляя его в беде. Тащил, ещё не зная куда, лишь бы поскорее вынести из опасной вражеской зоны. Он нёс его совершенно необычно — не так, как муравьи тащат свою добычу, зажав её мощными челюстями: нёс, зацепив за туловище задней лапкой, нежно и мягко — так, чтобы случайно не навредить ему и не причинить дополнительных страданий.

Меня поразило это. Как-то не верилось, что у этого малюсенького существа нет разума, а всем его поведением управляют одни лишь инстинкты. Слишком уж разумными были все его действия, слишком самоотверженным поступок. И это бесстрашие, и преданность своему муравьиному долгу, своей муравьиной семье, и это отношение к своему товарищу: нежность в обращении с ним, желание оказать ему возможную помощь, помощь в условиях, когда неизвестно было, удастся ли ему самому спастись, или нет, — всё это вызывало глубокое уважение к этому храброму существу. У нас, у людей, такие поступки называются героическими, а люди, совершающие их, почитаются всеми как герои. А муравьи... все поступают так, не задумываясь.

Я легонько взял муравьишку в руку и отнёс на балкон, где он мог найти себе и своему товарищу нужное пропитание. Герой так и не выпустил свою драгоценную ношу, сразу потащив её в укромное место. И я надеялся, что они оба в последующем нашли себе приют в нашем цветочном сквере и это местечко стало для них — пусть на время — новым родным домом.
 

НЕДОТРОГА

Однажды во время прогулки в лесу я присел отдохнуть среди густого черничника. Было ещё довольно рано, и солнце не успело высушить обильную утреннюю росу, которая переливалась в его лучах блестящими капельками, оттеняя свежесть молодой зелени. Только-только начинали пробуждаться насекомые и ещё не досаждали мне своим назойливым жужжанием. Комаров, на удивление, в этот раз было немного, и я мог спокойно любоваться открывшимся взору пейзажем.

Небольшая освещённая солнцем поляна по соседству со мной синела сплошным ковром анютиных глазок, среди которых высоко поднимались стебельки цветущей земляники. Да, урожай ягод в этих местах обещает быть обильным… Вон как цветёт эта красавица! Да и черника завязалась на славу — все кустики просто усыпаны малюсенькими ягодками. Поляну окаймлял смешанный лес, вознёсшийся вершинами берёз и елей высоко в небо и уплотнённый густым подлеском, прореженным лишь местами. Надо мной голубело чистое небо, предвещая ясную, солнечную погоду. Вокруг было безлюдно и тихо. Только голоса птиц временами нарушали эту тишину…
Я пробежал глазами по ближайшему ягоднику и обратил внимание на небольшую гусеницу, неподвижно лежащую на листочке молоденького невысокого куста. А совсем рядом с ней тоже неподвижно сидела серая муха. Это были самые обыкновенные существа, с которыми мы часто сталкиваемся в жизни: обыкновенная гусеница, сантиметров трех-четырех длиной, серого цвета с белой каёмкой, опоясывающей её у самого брюшка, и серая муха — уж совсем обыкновенная, какие постоянно досаждают нам в летнюю пору. Ничего особенного не было и в том, что обе они облюбовали себе один и тот же листочек. Ну, сидят себе, отдыхают, ждут, когда их согреет утреннее солнышко, чтобы потом заняться своими дневными заботами, — и всё тут. Но всё же что-то в этом было не совсем обычно: уж очень близко находились они друг к другу, почти касаясь миниатюрными головками.

В этот момент солнышко как раз перекинулось косыми лучами на облюбованный ими листочек, и я подумал, что они вот-вот очнутся от ночного забвения, поэтому приблизился к кустику и решил ждать. Но ждать мне не пришлось. Почти в тот же момент начала выходить из состояния оцепенения муха. Она сделала массаж своему остывшему за ночь тельцу передними и задними лапками, почистила крылышки, повертела в стороны головкой и принялась быстро-быстро прощупывать крохотным хоботком поверхность листочка, выискивая, очевидно, оставшиеся на нём с ночи капельки жидкости. Передвигая хоботком то вправо, то влево, она то ли случайно, то ли специально прикоснулась им к голове гусеницы и принялась, как бы облизывать её со всех сторон. «Что это она целоваться вдруг вздумала? Неужели приятно?! А может, разбудить соседку собирается?»

Гусеница от этих неожиданных ласк начала приходить в чувство и замотала головой, как бы показывая, что всё это ей не очень нравится и чтобы муха скорее от неё отстала. Но той, видимо, понравились эти проказы, или же своим действиям она придавала какой-то иной внутренний смысл. Поэтому, как только гусеница опустила голову на листок, желая, видимо, погрузиться вновь в сонное состояние, проказница снова устремилась к ней и стала вновь прощупывать её нежные, не покрытые волосиками части тела.

Тогда волосатая уже явно рассерженно подняла голову, оторвав при этом от листа переднюю пару лапок, и замотала ею из стороны в сторону, пытаясь достать назойливую приставалу. Но мухи рядом уже как не бывало — она моментально отлетела в сторону и села на краю листка, предоставив возможность этому качающемуся маятнику болтаться в своё удовольствие. Однако как только движения прекратились, она вновь устремилась к носу своей сердитой соседки и сумела-таки дотронуться до него, прежде чем медлительная гусеница успела отреагировать.

Та просто вышла из себя, выпучив от негодования глаза, и остервенело замотала уже целой половиной своего туловища в надежде как следует оглоушить двукрылую непоседу. Голова её, как булава на рукоятке, болталась при этом то вправо, то влево, то вперед, то вниз, готовая разбомбить всё и всех, находящихся рядом и мешающих её мирному отдыху. Туловище же еле держалось на веточке, уцепившись за неё двумя задними парами лапок.

Муха тем временем преспокойно перебралась с листка на веточку, на которой разместилась половина гусеницы, и стала уже снизу щекотать тем же способом голые ножки своей подруги. Гневу последней просто не было предела! Она задёргалась всем туловищем от злости, начала попеременно отрывать лапки от ветки и ещё больше замотала головой, норовя достать ею до своих беззащитных задних конечностей: била по ветке, по листьям, но чаще всего по воздуху. И явно не видела эту непоседливую щекотуху. Муха же быстро перебиралась с места на место, прикасаясь то к одной, то к другой ножке своей жертвы и приводя её просто в неистовство. Порой же умудрялась даже налету достать до передних, движущихся, частей тела разъярённой мегеры, получая видимое удовольствие при виде её корчей.

Проказнице явно хотелось поиграть со своей неожиданной соседкой, и она, безусловно, знала, как привести это сонное существо в чувство. Она продолжала начатую игру, не давая ни секунды покоя этой неповоротливой недотроге. Да, последней точно не хватало чувства юмора, чтобы включиться в игру, и ленивица продолжала отбиваться, предпочитая покой и одиночество всяким дурацким развлечениям, да ещё с мухой! И она под конец в сердцах так боднула своей башкой, что, промахнувшись, не удержалась и сорвалась вниз, скрывшись в зелёной траве. Это оказалось для мухи совершенно неожиданным, так как она растерянно залетала с листка на листок в надежде найти куда-то скрывшуюся подругу. Но долго расстраиваться не стала — повертелась, покрутилась вокруг этого места и вскоре улетела куда-то — искать себе новые развлечения...

Сегодня нашей весёлой приставале явно не повезло: с таким «бесчувственным» существом, как эта ленивая гусеница, много не наиграешься. Вряд ли она вообще способна на такое — и даже со своими собратьями.
Настоящая недотрога!
 

СТРАННЫЕ ЯЩЕРИЦЫ

На моем участке постоянно водилось много ящериц, и я часто наблюдал за ними, когда те грелись на солнышке или бегали по своим делам среди досок, либо лазили по стволу яблони. В том году особенно много их собралось в куче мусора, который я приготовил для сжигания, но так и не успел этого сделать осенью.

По весне, с первыми тёплыми днями эти шустрые создания стали выползать из своих зимних укрытий на садовый простор, подставляя солнышку свои блестящие тельца. И я радовался вместе с ними приходу весны, тёплым дням, яркому солнцу, пробуждающейся жизни.
Где-то в мае у той же кучи я увидел вдруг бесхвостую ящерицу, бегущую между грядками, а затем спрятавшуюся под доской. Кто бы мог оторвать ей хвост? Неужели я нечаянно наступил на неё? Других возможных виновников случившегося поблизости, вроде, не наблюдалось.
Через день или два я снова обратил внимание на ящерицу без хвоста, бегущую уже в обратном направлении. Затем услышал шуршание в плёнке и усмотрел под ней ещё одну такую же, но побольше. Что это с ними вдруг случилось? Не все же они здесь такие бесхвостые? Стал специально наблюдать за этим местом (где, по-видимому, располагалось их гнездо) и обнаружил ещё несколько им подобных.

Это было уже совершенно непонятно. Одна, две — ещё куда ни шло. Можно было случайно повредить им внешность. Но не на всех же я наступаю, да и хожу я здесь не так часто. В течение последующих дней продолжал присматриваться к колонии и насчитал около десятка этих созданий, из которых только две были нормальными — с хвостами. При этом видно было, что хвосты у всех были сброшены совсем недавно и ещё не начали заменяться новыми.
Это открытие заинтриговало меня. Что бы всё это значило? Не мутация же какая здесь произошла, приведшая к подобной метаморфозе. Тем более что у всех калек отлично обозначалось место отрыва хвоста, хотя и не было намека на появление нового. Я так и не смог понять причин такого странного явления и через какое-то время просто забыл о существовании этого бесхвостого семейства.

Я уже говорил, что ко мне частенько прибегала кошечка Муська. Я подкармливал её чем бог послал, и она благодарила меня — ласково мурлыкала и тёрлась спинкой о мои ноги. Иногда ловила на моём и на соседних участках мышей и забавлялась у меня на глазах, играя с ними на грядках и в кустах земляники.
Как-то раз она вновь прибежала ко мне, неся в зубах очередную жертву. Как обычно бросила её на землю передо мной и, гордая, уселась рядом с нею. Я посмотрел — и глазам своим не поверил, увидев бесхвостую ящерицу, уже порядком замученную, но не потерявшую до конца способности двигаться.

Так вот, оказывается, в чём дело, вот по чьей вине пострадали мои знакомые. Но, значит, им всё-таки удаётся удрать от кровожадной хищницы. Или та сама отпускает этих холоднокровных, вволю наигравшись с ними? Но всем ли удаётся убежать, и скольких она замучила в моё отсутствие? Пришлось отобрать у Муськи очередную добычу и выпустить её на свободу. Ящерица с большим трудом смогла заползти под доски, а охотница особенно не возражала, быстро переключившись на иные развлечения.

В последующем я ещё не раз отбирал у неё пойманных ящериц, среди которых были и очень крупные — естественно, тоже бесхвостые. Ловила их Муська во время своих огородных прогулок не только на моём участке, но и у ближайших соседей. А я пополнял ими бесхвостую колонию у себя под досками.
Вот так моя знакомая чуть было не заставила меня подумать об открытии некоего нового (бесхвостого) подвида этих холоднокровных и задуматься о причинах столь таинственных превращений.
 

НАСТУПИЛ!

В  один из моих походов на Ломовское болото я возвращался домой с полной сумкой грибов и ягод. Продираюсь через густой кустарник у самого выхода на нужную мне тропинку, запинаюсь о многочисленные коряги, хрущу сухими ветками, перелезаю через стволы поваленных сосен, почти ничего не вижу в сплошном сплетении веток. Хорошо, что уже сухо и скоро всё это кончится. Вот уже и последние кусты, идти становится значительно легче.
 Выхожу на относительный простор и вздыхаю с облегчением, по инерции двигаюсь в том же быстром темпе. В какой-то момент наступил на очередную ветку. Та довольно сильно ударила меня по ноге, и вдруг я услышал совсем рядом с собой шипение, характер которого не оставлял никакого сомнения в его происхождении. Моментально отдергиваю ногу и получаю ещё один хлёсткий удар по ноге, сопровождающийся тем же устрашающим звуком.

 Отскочив в сторону, осматриваюсь и сразу замечаю средних размеров чёрного цвета гадюку, каких довольно часто встречаешь на своём пути по болотам в тёплое время. Зная их нрав, в этих краях постоянно находишься настороже и всегда смотришь себе под ноги. Как же сейчас-то я потерял бдительность! И неужели наступил?! И что это дважды стукнуло меня по ноге — палка или потревоженная ползунья? Этого я не успел заметить.

 Если это была палка, то почему стукнула дважды и в разные места? Если рассерженная кусака, то почему не укусила?! Ведь удар был достаточно сильный, а кроме брюк защиты на ноге никакой не было. Зубы же у неё ох какие острые! И длинные к тому же! В этом я убедился однажды, пытаясь ее погладить, прижав ее голову к земле палкой. Нет, безусловно, прокусила бы, и не только штанину, но и кеды тоже. В этом сомнений быть не могло.

 А может, она и не стремилась сразу кусать, а только предупредила меня о своём присутствии? Может, она почувствовала, что я появился здесь случайно и не имею дурных намерений?
 Между тем шипение затихло, и змея медленно поползла от меня к стволу ближайшей сосны. Не успев как следует испугаться и осмыслить произошедшее, я был сильно заинтригован случившимся и уже желал продолжить эксперимент с этой доброй хозяйкой болот. Неужели всё-таки она специально ограничилась только предупреждением, имея возможность сделать большее?

 Я взял и дотронулся палкой до её удаляющегося хвоста — легонько, чтобы только почувствовала прикосновение. Движение чёрной ленты моментально прекратилось, и в мою сторону (не к палке!) обратилась маленькая, но уже рассерженная головка, высовывающаяся из колец её тела. И снова послышалось то же самое угрожающее шипение, и вновь я отступил на шаг в сторону, так как не знал, насколько далеко она может сделать бросок из этого положения. Ползают-то они довольно медленно, но вот как быстро атакуют и на каком расстоянии, этого я ещё не видел. И, конечно, не хотел испытать это на себе, со своими весьма ограниченными скоростными возможностями.

 Стоит ли ещё раз до неё дотрагиваться? Мало того, что сам рискуешь, но и ей доставляешь серьёзные неприятности. Она ведь за жизнь свою теперь борется — откуда ей знать про мои исследовательские намерения! Мучить её за то, что она пощадила меня, только предупредив о своих куда более серьёзных возможностях? Благодарить её за это надо, за её мирный характер, за весьма разумное поведение... Надо и самому быть более благоразумным и добродетельным. Случившегося уже вполне достаточно для будущих размышлений.
И я отошёл, спрятавшись за соседнее дерево.

Какое-то время голова гадюки ещё была направлена в мою сторону, но вскоре тело её зашевелилось, и она скрылась в ближайших кустах. Я тоже пошёл своей дорогой и через несколько минут вышел на нужную мне тропинку.
 

ВАСЬКА-ПРИТВОРЩИК

Молодой бездомный кот Васька для своего обитания облюбовал наш подъезд, а в нём — нашу однокомнатную квартиру, и вот уже в течение нескольких месяцев каждый день с утра дежурит под дверью с целью проникновения в заветные апартаменты. Сначала мы выносили ему еду в коридор, а потом стали кормить и в комнате.
В первое время к подобным визитам подвального скитальца мы относились с некоторым опасением: мало ли чего этот незнакомец может принести с собой! Но через некоторое время мы убедились, что он чистюля. Да и ведёт он себя, в общем-то, благопристойно. Если уж и прыгает на стол, то сразу даёт с него дёру, когда погрозишь ему пальцем. На кровать тоже постепенно перестал забираться, хотя сначала очень стремился к этому. Лежит в основном на отведённом ему стуле, спит или красоту наводит, гигиеной своей кошачьей занимается. Однако больше всего кухню обожает. С улицы сразу туда бежит. Там его миска стоит с угощениями.

Аппетит у него, правда, особенный, избирательный какой-то: признает только мясные и рыбные блюда. Даже от творога с молоком порой отказывается. А уж если хлеб с маслом даёшь, нос в сторону воротит. Пельмени тоже не очень жалует, одно лишь мясо изнутри выковыривает. Да и то не всегда: видимо, мясо, для людей предназначенное, кошачьим нутром уже не переваривается... А мо¬жет, и другой кто в подъезде его подкармливает. В квартиру же явно никто, кроме нас, надолго не пускает.

Бабуля, вроде, и хочет его «усыновить», но сомневается. Ведь надо выгуливать его по нескольку раз в день, покупать что-то кошачье, особенное. Сил на это у нас не хватает. Да и габариты квартирные на двоих рассчитаны… А если вдруг ещё хулиганить начнёт! Тогда и совсем беда будет: от духа кошачьего сто лет не избавишься! Но всё равно кота жалко. Вот и пускаем погреться и отдохнуть немного от подвально-уличных бдений.
У Васьки даже особый режим посещений обозначился. Утром с подъёма приходит — на завтрак. Вскоре сам потом убегает. Затем — в обед заглядывает. Но самый долгий визит делает вечером. Поужинает и спать ложится на своей подушке подстилочной (бабуля ему из своих стратегических запасов пожертвовала). Правда, он чаще не на своём стуле, а на бабулином устраивается — она по забывчивости частенько себе на стул подушечку эту забирает, когда у стола сидит и пасьянсы раскладывает.
 
В восемь вечера бабуля уже спать ложится. Васька сразу на её стул и прыгает. Совершает очередной туалет, сворачивается в клубочек и умиротворяется в сонном блаженстве. Я до последнего момента его не выпроваживаю. Но на ночь оставлять не хочу: если вдруг запросится, вставать придётся, дверь открывать, да ещё на улицу выводить — наружная дверь-то закрыта. А может, и не попросится. Ведь не домашний кот, не научен домашним повадкам.

Не хочется Ваське вечерами на улицу выходить. Сам никогда не уходит. Команды «гулять» вообще не знает. Поэтому и приходится порой осуществлять «вынос кошачьего тела», которое хотя и не отбивается, но выражает явное неудовольствие этой процедурой. Но я не сразу прибегаю к этим «чрезвычайным» мерам. Вначале долго уговариваю кота, даю ему проснуться и привести себя в чувство. Порой даю понюхать что-нибудь вкусненькое. Иногда это сразу даёт желаемый результат, но чаще уговоры затягиваются надолго.

…Вот уже одиннадцать часов, работа моя заканчивается. Даю Ваське первые сигналы к пробуждению. Кот совершенно не реагирует. Подхожу к нему, поглаживаю, объясняю, что кошачья пора уже настала. Он только глубже свёртывается в клубок и делает вид, что меня не слышит. Поглаживаю посильнее, шепчу погромче, объясняя прелести ночной уличной жизни. Васька закрывает лапой ухо, а кончиком хвоста нос и лежит, не шелохнувшись.
— Ах ты, хитруля! Всё же слышишь, притвора! Давай, вставай, время уже!

Кончик хвоста еле заметно начинает двигаться, всё остальное лежит совершенно неподвижно. Хитёр обманщик! Приходится брать его на руки, и только тогда Васька начинает потягиваться. Вытягивает лапы, выпускает когти, изгибает дугой спину, дрожит от усилия. Теперь немного пришёл в себя. Поехали на улицу.

Хоть и не очень хочется, но кот открыто не возражает — уже приучен. Как-то попытался было огрызнуться, даже тяпнул меня зубами, но не больно, только прикоснулся к руке. Пришлось его тогда поругать за недисциплинированность. Понял всё сразу и стал таким ласковым!

Действительно, такого ласкового и послушного кота я не встречал. Говорят, что и на улице он совсем не свирепый. Помоложе был, так его все соседские взрослые коты лупили. Теперь возмужал и хорошо сдачи даёт. Но первым в драку никогда не лезет, хочет «жить дружно». Может, у Кота Леопольда научился? В общем, хороший кот, порядочный, хотя и не без притворства.
 

ПРОПАВШИЕ КОТЛЕТЫ

Васька быстро уловил все прелести домашней жизни и постоянно стремился в нашу квартиру, поджидая меня в подъезде либо на улице, в компании с отдыхающими старушками.
Однажды вечером он как обычно встретил меня, когда я возвращался с огорода, и безмолвно последовал за мной, путаясь под ногами в тёмном подъезде. В тот раз бабуля почему-то закрыла дверь не на ключ, а на цепочку. Слух у нее уже не очень, поэтому она довольно долго не открывала мне, несмотря на мои усиленные звонки, дверную азбуку Морзе и даже монументальное поколачивание ногой и кулаками по двери.

Флегматичный Васька некоторое время наблюдал за моими тщетными усилиями, но вскоре терпение его иссякло, чему в немалой степени способствовали специфичные запахи, идущие из-за приоткрытой двери. Кот сделал попытку просунуть в щель голову, и это ему удалось. Тогда за головой последовали туловище и хвост, успевший проскочить опасную зону, прежде чем дверь вдруг закрылась — видимо, от порыва ветра. Я надеялся, что появление кота в комнате приведёт бабулю в чувство, и она обратит, наконец, внимание на дверную канонаду, уже давно встревожившую всех жителей подъезда. Однако прошло ещё не менее десяти минут, прежде чем в коридоре раздался тихий шорох и долгожданный звук звякнувшей цепочки известил меня об окончании затянувшегося ожидания.

Конечно, бабуля сказала, что она сразу всё услышала и что я ждал не более одной минуты — пока она шла из комнаты в коридор, и что «нечего так громко барабанить в дверь — можно и подождать минутку». Я же был бесконечно рад окончанию моих ожидательных страданий и объяснений с соседями по поводу своего вынужденного сидения на холодных лестничных ступеньках. Быстро разулся и грохнулся на своё раскладушечное ложе успокаивать безумно ноющую поясницу.

Как только боль немного успокоилась и я пришел в себя, дал бабуле отчёт обо всех проделанных на огороде работах. Одновременно получил от неё ряд дополнительных указаний относительно совершенствования моей огородной деятельности.
Пока я внимательно выслушивал эти указания, появился Васька и, облизываясь, направился прямо к моей раскладушке с явным намерением разделить со мной это ложе. Появление кота бабулю совершенно не удивило — она вообще ко всему относится очень спокойно. Мне кажется, появись перед ней марсианин на кошачьих лапках, это тоже было бы воспринято ею как должное. На мой вопрос, откуда дома кот, она спокойно ответила: «Наверное, в комнате ос¬тался после того, как я его накормила».

— А ты его гулять отправляла?
— Да, выпроводила.
— Тогда как же он оказался тут?
— Да, непонятно… Наверное, только сейчас зашёл, когда я дверь открывала.
Вот это было уже ближе к истине.
Между тем я окончательно пришёл в себя и был готов к принятию вечерней трапезы. Бабуля приготовила на сей раз шикарный ужин: макароны с котлетами и чай. Все это она уже сама испробовала в ожидании моего прибытия. Сейчас она решила повторить это вместе со мной, поскольку вдвоём «еда куда вкуснее». Пока я приводил себя в вертикальное положение, она пошла на кухню за своими деликатесами. Через какое-то время послышалось её недовольное ворчание.

— Опять барабашки завелись. Куда котлеты подевались?
— А где они были?
— На сковородке, на плите стояли.
— И ни одной нет?
— Нет, полторы осталось.
— Да ты, наверное, и съела за обедом...
— Ну, что я, совсем, что ли! Тут много котлет оставалось.
— Сколько? — вопрос явно провокационный, поскольку с математикой бабуля не в ладах и со счётом порой случаются казусы.
— Да много — как раз на двоих оставалось.
Ну, если «много» — это, конечно, не полторы, в этом бабуля бы не ошиблась.
— Так, может, в холодильник положила?
¬— Я бы тогда на окно поставила. И там ничего нет!
— А макароны?
— Макароны на месте — на сковородке лежат.
— Ну, давай макаронами лакомиться. Да ещё чай с вареньем! Вполне без котлет обойдемся.
— Да нет, найти надо! Я же точно помню, что на сковородке лежали.
— А может быть, Васька у тебя похозяйничал? Вон как облизывается!
— Не мог же он столько котлет сразу съесть! Это и нам вдвоём не под силу.
— Ну, пару котлет нам всё же оставил — разумный кот!
— Неужели всё-таки съел! Я совсем не слышала.
— Он это молча делает — так надежнее... Смотри, как живот округлился. Дай ему для эксперимента оставшуюся котлету — всё равно объеденная… Интересно, будет ли есть.
Бабуля с сожалением дала ему оставшуюся котлету. Васька к ней даже и не притронулся. Отвернулся от подношения и лениво отправился к выходу.
 

МАНЯ                (Из рассказов Татьяны Булашевич-Бердышевой)

Ребята, я рассказал вам несколько историй о своих четвероногих и крылатых приятелях. А в завершение этой книжки хотелось бы рассказать и о нашей семейной любимице — кошке Мане. Эти истории, по-моему, лучше и интереснее меня рассказывает моя жена, бабушка нашей внучки Лёли.  Давайте послушаем её рассказы.

Краткая биографическая справка

Кошка Маня родилась 13 июля 1990 года в посёлке Посьет Приморского края, умерла в ночь с 13 на 14 июля 2010 года в г. Владивостоке, прожив ровно 20 лет. Порода — сибирская, окрас полосатый, морда круглая, глаза зелёные, подбородочек белый, подушечки лапок мохнатые, сами лапки чёрные, бархатные, хвост — шириной со спину. Характер — гордый, независимый, в старости — смягчённый. У нее было много «домашних» имен: Манефа, Муня, Муля, Мария Афанасьевна Калыванова (в шутку «в честь» Маньки-Облигации из фильма «Место встречи изменить нельзя»), Мария Каллас («за колоратурное сопрано» — в честь знаменитой оперной дивы).

Особые приметы: была приучена гулять на поводке, как собачка. С годами переместилась при прогулках ко мне на плечо. Гроза собак — в молодые годы. Семь раз приносила котят. Была известна всей округе, любима всеми нами и отвечала нам взаимностью.
Мы с внучкой Лёлей гуляли за домом, когда возвратившийся с работы Лёлин папа, мой сын, подсел к нам на лавочку, раскрыл портфель и вынул из него котёнка. Малышу было не более трёх недель, он целиком уместился бы ладони. Так в нашей семье появилась Маня. Папа принёс её в подарок дочери, которой через два дня исполнялось четыре года. А получилось — подарил любимицу всей семье.


Как Мане купили собачий поводок

Приучать Маню к поводку начали с её ранней молодости, и вот почему. Однажды на прогулке за домом, там, где росли большие старые деревья, кошка, которая в ту пору была четырёхмесячным котёнком, запрыгнула на вяз, очень высокий, уже обнажённый осенним ветром, и, несмотря на все мои призывы, через несколько секунд была почти у самой его макушки. Был октябрь, сильный ветер, дерево раскачивалось, кошка начала жалобно мяукать: «Помогите, боюсь!»

Как же было ей помочь? Хорошо, что дома был мой муж — Лёлин дедушка. Он с детства ловко лазал по деревьям, и, хотя у него болела спина, полез, несмотря ни на боль, ни на ветер, ни на шумящие ветви. Я наблюдала за всем этим с замиранием сердца, девочки — внучка и ее подружка — тоже волновались. Дедушка поднялся так высоко, как только позволяла толщина веток. Тут уж и Маня осмелела, сползла по стволу до его плеча, перебралась на него — так и спустились. После этого её побега я стала сначала её перепоясывать длинным ремешком, а потом приспособила и поводок для маленьких собачек. Не всегда же наш дедушка дома!
Через некоторое время Маня привыкла к поводку, даже полюбила его: увидит, что мы с внучкой на прогулку собираемся, прыгнет на тумбу в коридоре и стаскивает с полки поводок: «И про меня не забудьте!»


Маня-охранница

Когда Маня перебиралась ко мне на плечо во время прогулок, я могла никого не бояться. Сначала вид дремлющей на плече кошки вызывал у незнакомых людей умиление и желание погладить «чудесного котика». Но напрасно… Манина реакция была молниеносна: шипение и одновременно замах лапой. Это останавливало и отбивало всякое желание приблизиться ко мне — с таким зверем на плече. Но интересно, что ни у кого не было ни гнева, ни раздражения, скорее уважение: «Вот так охранница!»
Вообще надо сказать, что мы с Маней во время прогулок около дома и на ближайшем к нему стадионе — воспринимались как нечто единое. Если я гуляла одна — обязательно кто-нибудь спросит: «А где Маня?»


Китайская ваза

Это происшествие сохранилось в памяти нашей семьи  под названием «Китайская ваза»…
Решила я навести чистоту в доме и постирать оконные шторы. Решить — мало, надо их снять! «Дай, — думаю, — сама сниму, мужа звать не буду, спина у него болит». Встала одной ногой на табуретку, а другой — неосторожно — на пуфик, забыв, что он на колесиках. Пуфик, конечно же, поехал и перевернулся, а с ним и я полетела на пол, опрокинув при этом стоящую на полу китайскую вазу. Ваза полна воды, в воде — лесные лилии-саранки. Муж принёс их из леса, запах от них сладкий, свежий, по всей квартире!

Очнулась я в луже воды: ваза разбита, вокруг меня плавают саранки, надо мной — Маня. Посмотрела на меня — и вон из комнаты. Слышу, муж бежит.  Всё это время он спокойно музицировал в соседней комнате, шум, конечно, слышал, но решил, что я просто что-то на пол уронила. Во всяком случае, занятие своё прерывать и не думал.  Вдруг видит: истошно мяучит около него наша кошка, покричала — и назад, ко мне в комнату. Понял он, что неладное случилось, побежал за нею — меня выручать…

А я — встать не могу, локоть начинает нестерпимо болеть. Шум вокруг: и муж, и Маня кричат — то ли ругают меня, то ли жалеют…
Слава Богу, до перелома дело не дошло, отделалась я ушибом и температурой. Долго, месяца два, рука болела, даже надавить на пальцы не могла. И приходилось, возвращаясь с прогулок,  нажимать на кнопку лифта Маниной лапой.
А вазу склеили, теперь она стоит на тумбе в коридоре, и цветы в ней сухие! Круглый год стоят, не вянут!


Маня — ценительница русских романсов

Музыка в нашем доме звучала почти каждый день: играл муж, играл старший сын. Так что выросла Маня среди звуков фортепиано. Для неё это была просто привычная среда обитания, и только. Никаких эмоций звуки пианино у неё не вызывали.

Но вот пришёл к нам однажды коллега мужа, Евгений Андреевич. Годами он был постарше нас, довелось ему и повоевать на Северном флоте. Имел он одно увлечение, которое пронёс через всю свою жизнь — пение. Голос и культура исполнения у него были потрясающие; недаром он выступал в Большом Кремлёвском дворце во время фестиваля народного творчества. Мне казалось, что никто: ни Штоколов, ни другие знаменитости — не исполняли русские романсы так проникновенно. С мужем у них был творческий союз: Евгений Андреевич пел, муж аккомпанировал, оба были счастливы.

Так вот, готовились они к очередному любительскому концерту. Маня тут же в комнате на шкафу сидела. Пел Евгений Андреевич в тот раз особенно вдохновенно, голос у него чудный — баритон. И то ли тембр голоса на Маню подействовал, то ли еще что-то, только спрыгнула Маня на пол, легла на бок и заскользила по диагонали через всю комнату к ногам певца. Подползла, обхватила лапами его ступни и — замерла!
Смеялись мы: не было раньше у Евгения Андреевича подобной поклонницы, которая бы у его ног лежала. В буквальном смысле этого слова. Это даже лучше цветов и статей в газетах!

 
Итальянские сапоги

Привёз как-то мой сын, Лёлин папа, своей жене итальянские сапоги. Вот эти сапоги и стали предметом Маниной страсти. Сапоги в самом деле были хороши. Весну Лёлина мама в них пощеголяла, а на лето убрала в плотный пакет и положила его под Лёлину кровать. Время от времени посматривали — пакет плотно закрыт, вроде бы всё в порядке. Маню, правда, несколько раз под кроватью заставали, но никто этому и значения не придал.
Напрасно! Пришла осень, настала пора извлекать из-под кровати любимые сапожки: ужас, ужас и ужас! Никто так и не понял, каким образом кошка залезла в мешок.  Но «поработала» она славно: левый сапог был превращён её когтями в лохмотья, правда, только почему-то с внутренней стороны.

Маню, конечно, отчитали, потыкали в сапоги мордой, но поздно — диверсия совершилась! Долго сын кисточкой с особым клеем вставлял эти лоскуточки на место. Хорошо получилось: не зная, и не заметишь следов починки. Но хозяйка сапог на Маню всё равно обиделась и строго-настрого сказала ей: «Ко мне в комнату даже лапу свою через порог не заноси!»
Поняла Маня. Даже когда её котята в комнате резвились, она лишь у порога сидела. Потом вроде все помирились и всё забылось.
И опять напрасно! За зиму проказница Маня вновь побывала в мешке, а уж после второго её визита ремонтировать сапоги не стали. Отдали их в деревню подруге — коз пасти.


Маня-врачеватель

Давно известно, что кошки чувствуют, где у человека больное место, снимают боли, в общем, лечат. Вот и Маня это умела: вскочит на больную ногу или поясницу, начнёт уминать лапками, а потом ляжет на больное место — боль и утихает.

Но «врачевала» она лишь тогда, когда сама хотела, просить её было бесполезно.  Скажешь, бывало: «Манечка, пожалей!», а она посмотрит зелёными глазами и, если решит, что нужна помощь или ласка, — начнёт языком, шершавым как тёрка, лизать. Могла долго лизать, массаж лапами делать, но всё время «проверяла» — на самом деле мне больно или не очень. 
Как-то раз я очень устала, и не только физически — на душе что-то смутно было. А у Мани как раз котята были. Я почувствовала, кто мне может помочь, и сказала всем домашним: «Не трогайте меня некоторое время». Закрыла дверь в свою комнату, котят из коробки достала, легла на диван, а Маню и звать не нужно было: тут же сама запрыгнула. 
Котята по мне ползают, а Маня рядом сидит, мурлыкает, за порядком смотрит. И такое тепло от всего этого исходило, что на душе полегчало.
Ушла усталость.