АРМИЯ
25 июня 1962 года я с вещами, в сопровождении отца, мамы, ближних, и дальних родственников, друзей явился в Чкаловский районный военкомат. Нас призывников, было около сорока человек, которых погрузили в автобусы и отвезли в дом культуры Уктусского кирпичного завода. Там у нас забрали паспорта, выдали военные билеты и мы отправились на сборный пункт, расположенный в поселке Егоршино.
На сборном пункте снова проходили медицинскую комиссию. Я ее уже не боялся, потому, что до этого в течение двух лет проходил ее не однажды. В Егоршино нас разбили по взводам. Вскоре, точнее, на третий день пребывания на сборном пункте, к нам прикрепили сержантов.
Как потом говорили за нами приехали покупатели. Нас начали гонять строевым шагом и из зтого разношерстного материала пытались сделать, что-то вроде солдат. Па пятый день нас подняли по тревоге, построили в колонну и повели на станцию.
Надо отметить, что местность в районе поселка Егоршино немного гористая и когда колонна в один километр шла к станции, передним был виден хвост колонны, а задним была видна голова колонны. Вид был впечатляющий. Когда нас привели на станцию, всю колонну выстроили на перроне. Было тесновато, но мы все вошли, а было нас около 1,5 тыс. человек.
Офицеры объяснили нам правила поведения в дороге, куда повезут, не говорили. Все было серьезно. Оркестр заиграл марш «Прощание славянки», раздалась команда: «По вагонам!». Я понял, что моя гражданская жизнь закончилась.
В вагоне мне досталась верхняя, боковая полка. До города Владивостока наш эшелон шел 9 суток. Все было ничего, но я не мог привыкнуть к пище, приготовленной из сушеной картошки, капусты, морковки и других сушеных продуктов. Я наедался только тогда, когда готовили кашу. Когда наш эшелон останавливался на какой-либо станции, то эшелон тут же окружали солдаты с автоматами
Были скандалы с охраной, когда кто-то, из новобранцев пытался прорваться за отцепление за водкой. Такие случаи пресекались, но водку все же доставали.
С нами в купе ехал новобранец Сева Зезюлинский, он был из 19го военного городка. Мы ехали девять дней, все эти дни он рассказывал разные анекдоты. Причем, он ни разу не повторялся. Когда он рассказывал анекдоты, естественно все хохотали.
Тут же приходил сержант, и нас наказывали. Наказание было одно - мыть полы, чистить туалеты. Через девять дней мы прибыли в город Владивосток, в район «Вторая речка», где нас помыли и переодели в солдатскую форму, после чего нас погрузили снова в вагоны и повезли в обратном направлении. Привезли в поселок Раздольный, провели на территорию воинской части в красный уголок. Здесь мы узнали, что на службу мы попали в школу младших сержантов войск ПВО Дальневосточного военного округа. Нас разбили по батареям, по взводам.
Я попал в четвертую батарею, третий взвод. На нашей батарее готовили специалистов по ремонту, радиоаппаратуры, радиолокаторов, станций наведения. В нашем взводе готовили мастеров по ремонту ракет.
В последствии, я узнал, что я попал в этот взвод, так как работал на заводе имени М.И.Калинина, ну и моим командирам пришла в голову мысль, что я ракету знаю.
Я не стал убеждать своих командиров в том, что они ошиблись. Командиром нашего взвода был старший лейтенант Волков, его заместителем старший сержант Тресвятский. Леша. Это был среднего роста крепкого телосложения, с усами сержант.
По началу я его невзлюбил. Причина была следующая. На второй день пребывания в школе, сержант назначил меня в наряд на кухню На кухне меня определили помкоком. Это была ужасная должность. Надо было держать на кухне порядок, а между варками пиши чистить котлы, в которых варили пишу Котлы отапливались дровами, истопники дров не жалели, и когда котлы нужно было мыть, они еще не достаточно остывали. Я вспотел как собака.
К тому же я натер новыми сапогами ноги, у меня была температура. Менял меня старослужащий и он, конечно, вдоволь поиздевался надо мною.
Кухню я с трудом сумел сдать только в 2 часа ночи, пробыв в наряде почти 38 часов. Придя в казарму, я рухнул, в полном смысле этого слова в постель и уснул. Было это, примерно в 3 часа ночи, а в 7 часов был подъем и физзарядка. Перед физзарядкой, как всегда была пробежка три километра, а я был болен.
Я дал себе зарок, что в следующий раз, я пойду под трибунал, но в наряд на кухню я ни за какие коврижки не пойду. Вот так тяжело началась моя служба. Попал я служить на батарею, в которой готовили не младших командиров, а младших специалистов по ремонту зенитных ракет и ремонту спецтехники, обслуживающей ее пуск и поражение цели.
В нашем взводе готовили специалистов по ремонту зенитной ракеты. Меня зачислили в этот взвод, потому что я до армии работал на заводе имени М. И. .Калинина Мои командиры не знали, что я и в глаза не видел ракету, которую выпускали на заводе, ну. а я их в этом разубеждать не стал. Как потом, оказалось, сделал правильно.
Нашу батарею стали срочно готовить к принятию присяги. Объяснение этому было следующее! В наряды в караул могли назначать только тех солдат, которые приняли присягу на верность Родине. Когда мы прибыли в часть, в караул ходили солдаты из батареи обслуживания, а они должны были через месяц демобилизоваться. 'Гак как на нашей батарее готовили не командиров, командование части приняло решение, чтобы наша батарея приняла присягу и смогла бы нести караульную службу. Нас ускоренно стали готовить к принятию присяги. Гоняли строевой по 4-5 часов в день, изучали уставы, изучали устройство карабина «СКС» которые были на вооружении нашей части.
Тяжело было по физ. подготовке. Я мало подтягивался, плохо шли прыжки через коня, не шел подъем переворотом на турнике. К принятию присяги, нужно было подтянуться по физической подготовке. Первое время тренировали отбоям и подъемам за 45 секунд. Но постепенно втягивался в службу, хотя было желание смыться из школы в другое подразделение.
Однажды, в июле был в наряде, пришел в казарму и увидел, что на некоторых койках свернуты матрасы. Спрашиваю дневального: «Почему матрасы свернуты?». Он ответил, что матрасы свернуты, потому, что курсанты ушли в пулеметную роту. Бегу к сержанту Тресвятскому, требую передать меня в пулеметную роту. В ответ слышу: «Что и у тебя понос?». Оказывается, эти солдаты заболели дизентерией Осталось только с сержантом вместе посмеяться.
Группу курсантов выдвинули дежурить по батарее, Из каждого взвода выдвинули по три человека. Почему-то и я попал в, их число, почему, я не понимаю до сих пор. Строевая подготовка правда у меня была, лучше, чем у некоторых во взводе. Быть дежурным по батарее было не просто. Каждое дежурство приходилось что-то доставать, точнее красть. Например! При инструктаже старшина батареи Лулкин говорит, что скоро будет смотр казарм, на предмет порядка в них. Будут смотреть побелку стен, потолков, а у нас все это не побелено Известь надо достать, а где ее достанешь. А вот около КПП. у забора, шесть бочек извести стоит. Задача понятна ночью надо добывать известь. И так всегда, а называлось это солдатской находчивостью. И так решались многие вопросы.
15 августа 1962 года я принял присягу и стал настоящим солдатом. Стали настоящими солдатами Советской Армии и мои друзья Паша Ошепков и Володя Негодяев. Занятия шли по шести предметам, а именно: политическая подготовка, техническая подготовка, специальная подготовка, уставы, строевая подготовка, физ.подготовка. Надо отметить, что все предметы мне давались легко.
На занятия по спец. подготовке я не ходил, а находился в это время на технической площадке, где занимался ремонтом ракет. В принципе ракету я изучил на спец подготовке по чертежам и схемам, которые иногда просматривал в силу необходимости при ремонте ракеты.
Мне кажется, что если сейчас возникнет необходимость рассказать устройство, компоновку, схему ракеты «20 Д» или «13 Д», то я это сделаю. Во время сдачи экзамена по спей - технике пришлось офицера, принимающего экзамен немного обмануть.
Дело было в следующем! Мне попался вопрос о замене воздухозаборника. Я все рассказал, но экзаменатор задал мне вопрос о том, в какой комплектации ставится эаборник, со шлангами или без них.
Не долго думая, я сказал, что на заводе они приходят со шлангами, на этом мой экзамен закончился. Остатки времени мы разговаривали о том, как работают военпреды на заводе, вопросов по предмету больше не было.
В июле месяце 1963 года нас выпустили и направили в части. Меня направили в в\ч 75310, зенитно-ракетную часть, штаб которой был расположен в гор. Свободный. При штабе были мастерские, при которых был взвод по ремонту и техническому обслуживанию технических средств полка. Меня оставили в этом взводе.
Порядки в этом подразделении для меня с первых дней показались просто дикими. Когда меня привели в казарму, показали койку и тумбочку, я в тумбочке постелил газетку, разложил туалетные принадлежности, положил крем и щетку для чистки обуви и пошел в мастерские.
Перед обедом, как положено, решил почистить сапоги, и обнаружил, что даже посланную газетку в тумбочку у меня «свиснули" Порядок и дисциплина, после школы, в Раздольный показались просто дикими. Но делать было нечего, надо было служить, хотя служба показалась мне неинтересной.
Прослужил я в мастерских с июля месяца по декабрь месяц 1963 года. Интересные было только четыре командировки в огневые дивизионы. Три раза я ездил в технический дивизион и один раз в новый огневой дивизион, расположенный в районе поселка Шимановск. Дивизион этот там расположили для прикрытия строящейся новой Зейской ГЭС.
Во время службы в мастерских побывал в отпуске домой. Отпуск по телеграмме организовал мне отец. Причиной вызова было то, что маме назначили операцию на правой почке, так как в ней были камни.
Отец, я и Татьяна сильно переживали за маму, так как это была уже третья операция по удалению камней из ее почек. После первой операции она перенесла инфаркт, поэтому, когда маме предложили третью операцию, мы сильно переживали, и отец сделал мне вызов к больной маме. Выехал я домой 7 ноября 1963 года.
Через пять дней был дома. Только в разлуке начинаешь понимать по настоящему, что такое для тебя мама папа и сестра Особенно становится понятным слово мама. Она сидела больная и мазала кусок хлеба сливочным маслом. Она помнила, что я не любил, толстый слой масла и старательно растирала его тонким слоем.
Когда она подала его мне, я на виду у нее взял большой кусок сливочного масла и стал его растирать по куску хлеба. Милый мне до боли в сердце человек улыбнулся и спросил меня «Что сынок, понял, что оно вкусное?». Что оно вкусное, я понял в армии.
В наше время в армии прием пиши происходил за столом, рассчитанным на 10 человек. Когда я учился в школе сержантов, за столом все были равными, и выданные на стол 100 грамм сливочного масла делились поровну, 10 грамм на солдата. В действующих войсках было иначе. За каждым столом сидело не менее двух старослужащих.
Один из них был, как говорят, был разводящим, он делил всю питание на десять частей. Масло «старики» делили на двенадцать частей. После того как масло разбирали, оставалось две ".лишние» доли, старики с сожалением в голосе говорили, что, кто то масла не хочет, и забирали масло себе. Вот тогда-то я понял, что сливочное оказывается вкусное.
Много разных продуктов и блюд полюбил я в армии, которых не воспринимал до армии. Так, до армии, я не любил борщ. У отца это было любимое блюдо, он его сам варил, но когда я начинал вылавливать в борще капусту, это всегда вызывало неудовольствие отца. В армии съедалось все, иначе можно было остаться голодным.
Такое случалось в начале службы, но причина была другая. Кушать в столовую нас водил строем заместитель командира, взвода он же уводил из столовой. Порядок приема пищи был следующий. Раздали пищу, начали кушать.
Первое время молодой солдат кушает медленно, как на гражданке, а сержант за три года службы, научился кушать.
Пока солдат ест первое, сержант скушал все, встал и подал команду: «Встать, выходить строиться!». Солдат встает и полуголодный марширует в казарму. Вот так нас приучали кушать в армии
Где-то на третий день отпуска, я поехал в деревню навестить овдовевшую бабушку Олю. Дело в том, что когда я уходил отдавать долг Родине, дед Алексей сильно болел.
Осенью 1962 года наша батарея была на уборке картошки. Однажды мне приснился дед живой и здоровый. Мы с ним переговорили, он сообщил мне, что он больше не болеет, что у него все хорошо. Прошло несколько дней я получу от мамы письмо, в котором она сообщала, что дед умер в ту ночь, которую он мне приснился. Тогда я дал себе слово, что когда я женюсь, первым у меня будет сын и назову его Алексеем. Что я и сделал. Моего сына, подполковника милиции, зовут Алексеем.
Когда я вернулся от бабушки домой, дома у нас сидела Людмила Адаменко. Она распивала с мамой чай. Мы посидели, попили чаю, поговорили, о разном и я пошел ее провожать. Вышли на улицу, погода была просто великолепной, и мы решили прогуляться пешком. Естественно зашел разговор о наших с ней отношениях Я упрекнул ее в том. что она не пришла провожать меня в армию.
Мы поговорили о разном, и совершенно неожиданно для меня, она предложила мне расписаться с ней в ЗАГСе. Я не ожидал такого предложения и дал согласие с одним условием. Мы расписываемся, никому об этом не говорим, я уезжаю служить оставшиеся два года. По приходу из армии улаживаем все дела.
Работала Людмила в то время на заводе «Р.Т И.»
После работы мы с ней встретились и поехали в ЗАГС Чкаловского района, но нам отказали взять у нас заявление на регистрацию брака, так как я не был прописан в Чкаловском районе в связи со службой в армии.
Заявление у нас приняли в ЗАГСе Верх-Исетского района, где была прописана Людмила. Через три дня нас должны были расписать, оставалось только ждать.
Я думаю, что предложение расписаться было неожиданным не только для меня, во и для самой Людмилы, поэтому она решила сорвать регистрацию брака. Самым простым способом было рассказать о регистрации. Что она и сделала. На второй день ожидания. мама сообщила мне, что она знает о поданном заявлении. Они с отцом не против регистрации, но нужно сделать все по человечески, а именно, хоть как-то, но немного отметить это событие.
Мы решили съездить к матери Людмилы и согласовать все вопросы по регистрации. Мать Людмилы была не против нашего брака, она по приходу меня из армии, хотела выделит нам комнату. После этого мы поехали к тетке Людмилы. Вот тут то все и рухнуло, Валентину перед этим бросил муж, оставил ей ребенка и был таков. С таким настроением, Валентина, воспротивилась нашей затее. Главным аргументом у нее было, то, что мне оставалось служить еще два года. Мама сразу ухватилась за это и все решили, что регистрации не будет. Прошло 10 суток отпуска, я убыл к месту службы.
Расставание было тяжелым. К этому надо добавить, что маме сделали операцию, а отец мне ничего не сообщал о ее результатах. В общем, я запсиховал. Все это естественно отразилось на службе. Замкомвзвода у нас был на вид худой, а по характеру нудный, ну и мы конфликтовали.
Кончилось дело тем, что 28 декабря 1963 года меня перевели служить в технический дивизион, куда я ездил в командировку для производства мелкого ремонта ракет. Операция у мамы прошла хорошо.
ДЕДОВЩИНА
С 29 на 30 декабря 1963 года я нес службу дневальным по дивизиону. Около 23 часов в комнате быта собрались старослужащие солдаты, которым предстояла демобилизация в 1964 году. Они взяли у меня «Журнал проверки личного состава» и я был свидетелем того, как они «готовились приводить к присяге» молодых солдат.
Зачитывалась фамилия, кто то из них, говорил сколько надо ударить пряжкой ремня по заднице принимающего присягу. Причем, если кто-то был недоволен поведением того, кто принимал присягу, по отношению к старослужащему, ему добавляли количество ударов пряжкой.
Дошла очередь до меня. Я навострил свои уши. В дивизионе я служил третий день, ни с кем не успел вступить в конфликт. Мне предложили приложить пряжкой два раза, кто-то сказал при этом, что я мужик не вредный. Самое главное я не услышал, так как меня отвлек дежурный по дивизиону. Что же произошло 31 декабря 1963 года? В этот день пища была праздничной. Давали котлету, стакан киселя.
Кто не служил, тот не может оценить, как это было вкусно. Вечером была елка, смотрели кино, были танцы с женами офицеров, выступала самодеятельность. В общем, было неплохо, но я болел, у меня была температура. Провели вечернюю проверку, дали личному составу отбой. Через некоторое время после отбоя, раздалась команда стариков: «Подъем салаги, рубахи в скатки, становись!»
Естественно, мы поднялись, сделали рубахи в скатки, построились. Посредине спального помещения стояла лавка. Около лавки ходил «СТАРИК» в нижнем белье с рисованными генеральскими погонами. Не успела первая жертва лечь на лавку, как в казарму влетел солдат и сообщил, в казарму идет начальник штаба майор Миронычев. Все разлетелись по койкам.
Миронычев осмотрел казарму и удалился домой. Через некоторое время «старики» нас вновь подняли, вновь появился генерал с рисованными погонами и только на лавку уложили первую жертву, как из чердачного люка в казарму влетел Миронычев. Как говорят, преступление было на лицо. 1 января 1964 года личный состав трясло от проводимого офицерами дивизиона дознания. Как говорят в милиции, всех старослужащих «раскололи с головы до задницы». В результате, несколько сержантов были разжалованы в рядовые.
И так начался новый этап в моей армейской жизни Работы по моей специальности почти не было. Меня определили номером в отделение по сборке и снаряжению ракеты. Я был первым номером, и в мою обязанность входило вставлять в первый отсек боевую часть. Тренировки в отделении проходили, чуть ли не каждый день. Отдыхали когда заступали в наряд. Я отдыхал, когда работал в своей мастерской
В дивизионе основным моим занятием было ремонт ракет, которые проходили регламентные осмотра и у них находили какие либо мелкие повреждения. Поэтому за мной была закреплена небольшая слесарная мастерская, где я был хозяином. В мастерской у меня стоял небольшой сверлильный станок, точило и небольшой набор слесарных инструментов.
Весной 1964 года новый командир дивизиона майор Величкин задумал произвести побелку всех помещений. Краскопульт решили сделать свой. Величкин вызвал меня к себе и попросил съездить в полк, посмотреть краскопульт, сделать чертеж краскопульта.
Через две недели я вручил Величкину готовый краскопульт. Потом он еще давал поручения, а я их выполнял. Все это были, как правило, слесарные работы, которые мне были под силу. Вообще я видел, что он ко мне присматривается. Ну, а в августе 1964 года в моей солдатской жизни произошли значительные перемены. Вышло все по поговорке: «Нет, «худа без добра». Ну да все по порядку.
Я СВЯЗИСТ
Моему назначению на должность командира отделения связи предшествовали довольно горькие для меня события. Служба, в общем , шла нормально. Своим чередом ходил в наряды на кухню и в караул, посещал политзанятия и все прочее. По линии ВЛКСМ мне дали поручение.
Поручили наладить работу дивизионной библиотеки. Книжек было ни так уж и много, но они пользовались у солдат спросом. Часть книг оказалось утраченной, часть требовала ремонта. Чтобы устранить эти недостатки требовалось наладить хороший контакт с полковой библиотекой, находящейся в городе Свободный. Мне поручили провести подписку на газеты и журналы на 1965 год. В общем, скучать не приходилось!
В сентябре 1964 года я находился в наряде, в карауле. Техническая площадка, которую мы охраняли, в целях безопасности находилась от казармы на расстоянии 2,5 км. В виду этого, за едой для караула и дежурного по дивизиону мы ходили в казарму по очереди. Была моя очередь идти за обедом.
Мне повезло в том, что после получения пищи я получил почту. Сам я был подписан на журнал «Юный техник». Я журнал взял с собой, так как иначе он мог потеряться. В караульном помещении, в свободное время, я посмотрел журнал и унес его в свою мастерскую, чтобы он не потерялся.
Начальником караула в этот день был сержант Пахомов. Он усиленно стал просить меня, чтобы я дал ему почитать мой журнал. Я отказал ему в этом, тем более что его со мной уже и не было. Пахомов ныл, ныл и дошел до того, что решил меня обыскать. Я не выдержал и дал ему в «морду». Не буду рассказывать мелочи, но утром я оказался в гарнизонной гауптвахте. Дали мне трое суток одиночной камеры, кроме этого мне пригрозили военным трибуналом.
Просидел я трое суток от звонка до звонка. Приехал за мной сержант Пахомов и сообщил мне, что меня хотят исключить из комсомола. Среди солдат дивизиона, за моей спиной кто-то осуждал мой поступок, а в основном говорили, что я правильно въехал ему по «морде». Короче, я решил комсомольский билет не отдавать. Нашел кусочек клеенки, завернул в нее билет и закопал сверток в лесу.
Состоялось заседание бюро комсомола дивизиона. Члены бюро поставили вопрос об исключении меня из комсомола. Секретарь комсомольской организации сержант Егоров, попросил меня сдать комсомольский билет Я ответил ему, что в комсомол меня принимали рабочие завода имени М.И.Калинина, билет я не сдам.
Егоров сказал, что он доведет дело до конца. Настроение было плохое после бюро. Поднял мне настроение замполит дивизиона капитан Ромайкин. Когда шло заседание бюро, он сидел в углy комнаты и слегка улыбался, глядя на меня. После заседания бюро, когда все вышли в коридор, он подошел ко мне, и улыбаясь сказал: «Ну, что Трофименко, готовься стать командиром отделения связи и приему тебя в кандидаты членов КПСС. Одну рекомендацию я тебе дам, вторую ищи сам».
Я был удивлен его словами. Сначала хотели отдать под трибунал, исключить из комсомола и вдруг такой поворот дела. Через три дня меня ознакомили с приказом о назначении меня командиром отделения связи, а через две недели меня принимали в кандидаты членов КПСС. Словом все складывалось великолепно
Я принял отделение связи, все хозяйство отделения и материальные ценности, которые числились на командире отделения, так как по совместительству он еще являлся комендантом штабного помещения дивизиона и командного пункта.
Хозяйство было немного запущено, но главная беда для меня заключалась не в этом. В отделении было семь человек, три человека женского пола. Беда была в том. что они дослуживали свой срок по контракту и считали себя «старухами». В связи с этим они саботировали уборки помещений, все хозяйственные работы, возложенные на отделение. Я их всячески уговаривал изменить свое отношение к службе, но все было напрасно. Тогда я применил к ним радикальные меры, а именно, выпорол каждую в отдельности на командном пункте.
В последствии я добился, что двух самых вредных от меня забрали в другой дивизион. В дивизионе постоянно объявлялись учебные тревоги. Во время учебных тренировок по всей территорий дивизиона работала громко говорящая связь. По ней командиры отделений докладывали на командный пункт о продвижении ракеты по потоку и ее снаряжении боевой частью воздухом и горючим.
Примерно через неделю, после моего вступления в должность, была объявлена учебная тревога. После включения громко говорящей связи, я обнаружил, что связи с технологическими площадками нет. Я проверил работу усилителя. Все было нормально, но связь не работала. Начальник штаба дивизиона майор Миронычев как говорится, рвал и металл и все время повторял: «У вас Трофименко связь хуже, чем под Сталинградом в 42 году».
Я стоял на командном пункте, смотрел на улицу в окно, и голове у меня была только одна мысль: «Все накомандовался!». И в этот момент взгляд мой упал на столб, стоящий против окна. По столбу мотался провод, соединяющий столб и штаб, он был оборван. Я схватил когти, инструмент и восстановил связь. Словом мне повезло, дивизион без связи был всего 5 минут.
Командир дивизиона майор Величкин был доволен мною, а мне больше ничего и ненужно было. Но для себя, в конце учения, я сделал вывод о том, что необходимо проверить проводку по всей территории технической площадки.
В течение двух дней я облазил все столбы, осмотрел их состояние и пришел к печальному выводу. Провода были никуда негодными, взять их было негде. Выручила как всегда, солдатская находчивость! Проезжая иногда до соседнего села «Малая Сазанка», что расположено в 2х или Зх км. от нашей казармы, я видел старые столбы, которые стояли с изоляторами.
Взяв с собой телефониста Понамарева, когти я снял эти изоляторы. Их было 15 штук и мне их хватило с остатком. Хуже было с проводом, я не хотел оставлять старый телефонный провод, а металлического провода у меня не было. Попробовал достать через начальника связи полка, не получилось. Выход нашелся совсем неожиданно.
Между казармой и технической площадкой я совершенно неожиданно обнаружил старую свалку. Я стал смотреть, что на ней можно подобрать для подопечного мне штаба, и неожиданно для себя нашел, наверно, метров 300 стального многожильного провода.
Провод состоял из 6-7 самостоятельных проводов. Я со своими телефонистами разрезал, найденный провод на куски по длине 50 метров, после чего расплели его на каждую нитки отдельно. Остался вопрос, как эти куски соединить в один провод. Мы сначала делали пайки простым электропаяльником, но это был длительный процесс. Однажды я получал в полку метрические батареи для полевых телефонов. На складе неожиданно для заведующего складом старшины, обнаружил термические шашки для соединения и пайки стальных проводов Причем, оказалось, что они неучтены. Старшина дал мне их. не помню сколько, но мне хватило их на весь провод.
К весне 1965 года я полностью заменил телефонный кабель громко говорящей связи на металлический провод. Мне часто, когда я занимался этой работой «старики» спрашивали: «Зачем мне это нужно, ведь дембель не за горами?» А было все просто! Последние два года сильно тянуло домой. Там была больная мама. отец и сестренка, а еще Людмила, которая хоть все реже и реже, но все же писала хорошие письма. Чтобы меньше думать о них. я загружал себя работой.
Весной 1965 года дивизион подвергся тщательной проверке командованием Дальневосточного военного округа. Командир полка поставил перед командиром дивизиона подполковником Величкиным задачу: «Сделать дивизион отличным», тогда он даст добро на демобилизацию Величкина. Естественно, что он делал все, чтобы вывести дивизион в отличные. В армии он остался не по своей воле, как и мой отец, он остался в армии после войны, потому, что это потребовала от него Родина.
Помнится мне, личный состав сдавал знание ракеты. До этого, я в учебном классе сделал на стеллажах полную выкладку внутренних частей ракеты По этому макету было очень просто изучать схему и компоновку внутренностей ракеты «13Д». Когда проверка подходила к концу, выяснилось, что не хватает одного пятерочника по знанию ракеты.
Капитан Буштырков вспомнил обо мне. Я упирался и не хотел сдавать экзамен, но он настоял на своем, и мне пришлось подчиниться. Дальше был юмор. Я ответил на первые два вопроса, оставалось еще два вопроса. Все они были по ракете, и я знал ответы, но вмешался Буштырков. Он, улыбнулся и задал экзаменатору вопрос: «Ты хоть знаешь, с кем говоришь?» Мне было смешно, но я сдержался. Мой экзаменатор удивленно замотал головой. Буштырков высоко подняв голов, сказал: «Да он эти ракеты на заводе сам своими руками собирал, а ты его глупыми вопросами мучаешь. Дело было сделано!
Проверяющего, как и моего предыдущего экзаменатора в школе, в Раздольном, интересовало: «Как работают военпреды на заводе». Дело было сделано, дивизиону по результатам проверки, присвоили звание отличного. 10 сентября 1965 года приказом Министра Обороны СССР мне и еще четырем бойцам нашего дивизиона присвоили звание младший лейтенант.
Дело в том. что на базе нашего дивизиона все лето работали 3-х месячные курсы по подготовке техников ЗРВ ПВО.
Я не знаю, каким образом, но Величкин пропихнул меня в списки этих курсов и я получил младшего лейтенанта.
Шло время, шла служба, тянуло домой, но я все чаше и чаще я задавал себе вопрос: «Что делать дальше?» Остаться в армии уже не тянуло, так как больше чем два года, не видел своих, не обнимал больную мать.
Людмила беспокоила меня своими редкими письмами Я чувствовал, с ней, что-то происходит. В сентябре месяце я получил от нее письмо. В нем она сама себе вопрос: «Что я сделала?».
Я намек понял, и отвечать на письмо не стал. С ней было все решено, и мелькнула мысль остаться в армии, но я отбросил ее, сказав самому себе: «Если надо будет в армию, уйду через военкомат». С этими мыслями и стал ждать день «дембеля».
Началась демобилизация, поехали и с нашего дивизиона бойцы, отслужившие свой срок три года, а иногда и более. Я не мог даже предположить, что солдат при расставании со своими сослуживцами, казармой, офицерами может плакать. А ведь я видел эти слезы. Слезы радости и тяжести расставания, с кем ты прожил под одной крышей три года, разделяя все тяжести воинской службы, которая сделала тебя настоящим мужчиной.
Подходило и мое время демобилизации, я уже служил сверх положенных 3-х лет, два месяца. Но моей демобилизации предшествовало маленькое неприятное событие. В конце октября месяца у нашего секретника Тройнова Володи, который числился за моим отделением, сыну исполнилось три года. Он достал бутылку питьевого спирта и уговорил меня, телефонистов Ноженко и Понамарева отметить Зх летие его сына, которого он видел только на фотографии.
Его забрали в армию, когда он еще не родился. Понятно, что мы приняли его предложение. Для четырех солдат выпить поллитра спирта, с хорошей закуской, раз плюнут. Пьяным из нас никто не был, запашок был. Старшина дивизиона Журавель «заложил» нас.
Расследование этого происшествия проводил начальник штаба дивизиона майор Миронычев, исполняющий обязанности командира дивизиона так как последний с половиной дивизиона находились на боевых пусках ракет в районе «Капустного Яра». Хороший мужик, но иногда шумел не по теме. Мы любили слушать его, когда он рассказывал, как он воевал в Великую Отечественную войну с немцами.
Ему я рассказал все откровенно, как было, попросил его не трогать моих ребят с расспросами, всю вину взял на себя. Миронычев пошел мне навстречу, но сказал, что звездочки с меня он снимет.
Я усмехнулся и ответил ему: «Погоны младшего лейтенанта с меня может снять только тот, кто мне их дал. Министр обороны СССР-это раз. второе - я офицер и почему я нахожусь в казарме с солдатами, а не в офицерском общежитии. Миронычев был шокирован моим наглым ответом, сказал, что решение по мне примет по приезду Величкина. Второй разговор на эту тему был у меня с замполитом майором Сенькиным.
Бывший кавалерист, неплохой мужик он любил солдат. Он постоянно находился в казарме или на технической площадке. Когда он находился дома было просто непонятно. Беседа с ним у меня состоялась на командном пункте, в воскресный день. Между нами состоялся следующий диалог.
-Ты, что же Трофименко допустил, что все отделение напоил?
-Ерунда, нас было четверо, а у меня отделение восемь человек, пьяных не было.
-Ты понимаешь, что это ЧП?
-Никакого ЧП не произошло, ЧП это когда замполит отправляет за водкой
в соседнее село моего телефониста Понамарева. -Откуда ты это знаешь?
-Какой же я командир, если я не знаю, чем занимается мой подчиненный в свободное
от службы время?
-Ты видно много знаешь?
-Вы забываете, что я командир отделения связи, что связь с городом идет через нас
-Мы в курсе всех ваших семейных и других дел. Я понимаю, что старшине Журавель
надо снова зарабатывать авторитет, в связи с залетом его товарища в г. Свободный.
который сбывал от него похищенное солдатское белье и тушенку, но на нас он
свой авторитет не восстановит. Пусть он лучше расскажет, как он угощал нас водкой, когда мы всем отделением копали ему картошку в его личном огороде.
А тут сразу ЧП.! Потом я задал ему вопрос: «Почему я с сентября месяца как офицер не сплю в офицерском общежитии, а сплю в казарме с солдатами'7». В общем, разговор закончился тем, что мы послали Понамарева за водкой и втроем распили ее. С замполитом последние дни мы сдружились. Когда приехал Величкин. Миронычев доложил о ЧП, последний, со слов, замполита сказал: «Ничего страшного не произошло, поедет домой последним эшелоном» Я не знаю, как это назвать, но мне повезло. Домой я уехал до нового года. Демобилизовался и прибыл домой 13 декабря 1965 года. Получается, что я прослужил 3,5 года без 12 дней.
Расставание с дивизионом было тяжелым. Когда мы с Солдатовым садились в машину, я прослезился, но это были слезы тяжелого расставания. Где-то 8 декабря я прибыл в штаб полка, таких как я было человек 20. Начальник штаба полка, фамилию его я не помню, построил и проверил нас. проверил обмундирование личные вещи. поблагодарил за службу Родине. Особо отметил меня и еще одного сержанта с присвоением звания младший лейтенант. В общем, все было торжественно и приятно
После этого нас отправили в город Белогорск, где формировался наш эшелон, который шел в Грузию за молодым пополнением. Утром наш эшелон пошел в Грузию, но мимо города Свердловска, поэтому дополнительно к денежному довольствию мне выдали требование на проезд поездом от города Омска до города Свердловска.
Эшелон двигался быстрее, чем тот который вез нас на службу в армию, в 1962 году. В вагоне меня как офицера и еще пятерых старшин заставили дежурить по вагону
Надо было следить за порядком в вагоне и получать питание для едуших «дембелей». Надо отметить, что в первом же крупном городе, в вагоне осталось половина бывших военнослужащих. Дело в том, что было много демобилизованных стройбатовцев, а они люди были денежные и все полетели самолетом. Мы ехали хорошо, без всяких происшествий, доехали до г.Омска. Мне надо было выходить, но я решил доехать до г. Челябинска, так сдружился с ребятами. Мы все понимали, что в солдатской среде мы находимся в последний раз. Сошел я в г.Челябинске, сел на поезд, шедший до г.Свердловска и вечером был в своем родном городе
ДОМА.
Вышел я из поезда, быстро подался на трамвайную остановку у клуба «Андреева» Как назло, трамвая нет и нет. Простоял минут 10, кажется вечность. Вдруг, напротив меня останавливается такси. Водитель спрашивает, куда надо ехать.
Отвечаю, что ехать надо на Вторчермет, а денег нет. Садись, подвезу без денег, я еду в ту сторону приказывает водитель. Уже в машине спрашиваем меня «Что дембель?» Отвечаю ему да и тут же спрашиваю его как узнал. В ответ слышу: «У тебя рот до ушей, необознаешься, да и сам я два месяца как из нее, родной армии». Высадился на стоянке такси «Сухоложская» и бегом домой. Иду, а света в окне нет, вот думаю, попал, дома никого нет. Звоню в дверь, она медленно, как мне кажется, открывается, в дверях Танюшка.
Захожу в прихожую, сажусь на ящик с обувью и непроизвольно почему-то плачу. Пытаюсь успокоить себя, но ничего не получается. Наконец успокаиваюсь и интересуюсь где мама. Мама на работе, она работает бухгалтером в домоуправлении. Решаем идти к ней на работу. В домоуправлении снова слезы, но это слезы радости, домой вернулся солдат Позвонил отцу, он приехал раньше, чем приходил обычно.
Вечером, за столом, глядя на мои погоны, удивляется: «Смотри, старший сержант». Я ему отвечаю: «Нет, батя, твой сын вернулся младшим лейтенантом, личное дело идет следом». Когда я уходил в армию, во время проводов, он сказал, что выше рядового не поднимусь Я его прогноз не оправдал.
Прослужил я 3 года, 5 месяцев, 19 дней. Сейчас так долго не служат, служат год и то со слезами.
Первые дни пребывания дома были скучными. Друзья разъехались. Пимкин после армии, уехал в г. Ленинград, поступил в институт. Образов служил в армии. Подруги все повыходили замуж, и не по одному разу.
Наступал новый 1966 год! Встречал я его дома, но было скучно, потому что был один. I января 1966 года я уже думал об устройстве на работу. Отец уговаривал поступить на подготовительные курсы для поступления учиться в УПИ. Я этот вариант не принял, объяснив отцу, что я не определился, чем я хочу заниматься. Меня тянуло к железу, но чем конкретно я бы хотел заняться, я не определился. При советской власти планировались пятилетки. Я поставил себе задачу на пять лет. Устроиться на работу.