Общение с поэтами у меня небольшое было. Уж не помню как, но познакомился я с одним пермским поэтом. Он начал таскать меня по знакомым поэтам, художникам и фотохудожникам. Прелесть люди, кроме поэтов, потому общение с ними и оказалось непродолжительным. Потом как-то Лёшка – мой друг-поэт – пригласил меня выступить на наших пермских "Белых ночах" (ежегодно сейчас проводятся, программа обширная, в том числе и поэтическая). А после они решили вместе посидеть-пообщаться.
И вот сидим мы с Лёшкой, и он мне говорит: «Посмотри, Михалыч, ты не находишь, что поэты у нас убогие какие-то». Я посмотрел на них его глазами: маленькие, плюгавенькие, с бегающими глазками, кроме себя не желающие никого слушать (у меня аж вино в горле застряло: случай, замечу, для меня редкий). И на основе этих встреч-знакомств вот какие мысли мне в голову пришли.
Низкий ростом, он к земле ближе, ему всё дерьмо, что под ноги попадается, видно. Гы. А высокий поверх голов в небо смотрит. (Ну, завернул, да?). С другой стороны: Пушкин низкого роста. Но энергетика какова! Когда энергия прёт, её ведь не сдержать, а отсюда: надрыв, патетика, шутки-злючки-эпиграммы, матерщина (а то нет?), а после этого – сказки, а потом «История Пугачёва». Высоцкий – то же самое! – любимцы публики: свой.
Знаешь, больше двух-трёх стихотворений Николая Колычева и Николая Зиновьева я за один присест прочитать не могу (а Александра Зиновьева – могу, почитай «Зияющие высоты»). Совершенные стихотворения: учиться у них и учиться. А не хочется. Вот Зиновьев ставит диагноз: воровство нас всех соединяет (русских). Страшно то, что он всё это убедительно говорит, красиво, а потому ему начинают верить. То есть: я вор, ты вор, и вообще – все воры мошенники. Что, как утверждает уважаемый поэт, – плохо. (Умный человек не может не быть мошенником – Пушкин))) Я скорее соглашусь с Пушкиным (сколько мы – я, и уверен, что и ты – мошенничаем и врём, чтобы отбиться от всякой хрени, которую нам спускают сверху). И я не уверен, что эти господа поэты никогда в жизни не слукавили, не обманули. Если я не прав, то нужно уже молиться не Святой Троице, а Святому Квинтету. Так.
Возможны возражения: поэт – транслятор, передающее устройство Бога. Типа, Господь через него непонятливому люду своё пророчит. Человек-то он может и так себе, но – от Него всё! Угомонитесь: красивая сказка, сочинённая каким-нибудь пьяным, а может и трезвым, но приколистом-поэтом; откуда-то ведь это пошло, кому-то это нужно (да просто приятно чувствовать себя Транслятором). Угомонитесь: что есть человек, то он и пишет. (Я излагаю свою точку зрения). Я знаю одно: если я САМ себя не усажу за стол, если я САМ не возьму ручку, если я САМ не начну водить ею по бумаге, записывая то, что я САМ думаю, – ничего не получится. А вот! Так мне думается.
Понимаешь, много пишут о погибающей деревне. Вопрос: кто пишет? зачем пишет? когда он последний раз был в деревне? Вот последнее моё "Как я охотился на Вишере". Можно ведь было представить этих мужиков, как последних пропойцев, халявщиков, раскручивающих денежного горожанина. Да можно! И это зачастую наблюдается. Но, ребята, я там был – и вот что получилось, ну не вру, написал всё как было. И есть! Потому что я в медвежьих углах до сих пор бываю. Что тебя на дерьмо тянет? Подобное притягивается подобным? (Это уже эмоции, прошу учесть))) Чем дальше в лес, тем чище, я бы так сказал о нынешней ситуации, всё там есть: доброта, дружба, взаимовыручка. Есть-есть, и никуда не денется, в этом я уверен. Выживем, как государство Российское.
"Чистый поэт" (назовём З. и К. так) – Богу подобен: непогрешим. До Бога далеко – идеал. Букашка по сравнению я с ним. Но ведь хочется поближе, а кто поведёт? Эти, которые сразу определили мне место: вор, мошенник.
Я ж говорил тебе о подстройке (я такой же, как вы), а потом уже возможно ведение (за собой). Спой им песенку, им понятную; стих расскажи понятный, слово вверни в него модное у них. Опуститься до толпы? Да хоть что гундосьте, эстеты, а нам народ просвещать надо.
Я как-то в узком кругу студентов прочитал стих "Деревенька" – есть у меня такой: мат на мате. Через некоторое время студиозусы мои в лагере просят почитать им стихи. Устроили вечер. Сказал сразу: не понравится, не мурыжьте себя – уходите, я не обижусь. Два часа сидели, открыв рот, слушали, и никто не ушёл (и не уснул). И как-то ночью, скрываясь от дежурного преподавателя, приползли (чтоб не застукали) ко мне в домик: Александр Михайлович, а почитайте стихи. И тут-то с ними можно разговаривать (и влиять!) серьёзно. Хотят.