Эпиграф:
Ах, Арбат, мой Арбат, ты мое призвание,
Ты и радость моя и моя беда.
Раздвинув толпу зевак, постоянно гуляющих на старом Арбате, незнакомец подошел с серьезным лицом к забору, сбросил с плеча висящий на ремне огромный чемодан и достал из него приличный кусок холста. Растянув его на земле, он стал вытаскивать тюбики с краской и хаотично выдавливать их содержимое щедрыми порциями прямо на ткань. Зеваки тут же полукругом окружили нестандартного художника. Потом, включив музыку в переносном двухкассетнике – мечте советского человека 80-х, незнакомец стал, сначала медленно, а потом все убыстряясь выплясывать на холсте нечто подобное африканским ритуальным танцам. Его костлявая фигура корчилась в каком-то остервенении над создаваемым произведением живописи, а ноги, в огромных черных ботинках, в такт несущегося из динамиков ритма, впечатывали краску в структуру ткани. Со стороны можно было подумать, что это городской сумасшедший, но он явно позиционировал себя новатором-абстракционистом. Через несколько минут художник, несколькими притопами, завершил свой труд и, раздвинув руки, пошел вдоль толпы, как бы предлагая всем полюбоваться созданным шедевром. Народ, в основном приезжие, попавшие на Арбате в самый центр демократических перемен, перешептывался и не знал, что и сказать, и только я посмел неосторожно спросить:
- А может быть Вы объясните конкретнее суть Вашей картины?
На что незамедлительно последовала взрывная реакция:
- Если Вы нихрена не смыслите в живописи, то нечего и спрашивать!
И поплелся я расстроенный по Арбату дальше, чувствуя себя провинциальным дилетантом, далеким от великого искусства современности.
К счастью, вскоре я наткнулся на другую группу художников, рисующих портреты и смешные шаржи в самых разных техниках – уголь, карандаш, пастель, которые были мне ближе и понятней. После встречи с ними дух мой воспрял - оказывается я еще не совсем потерянный для общества человек.
1987г.