Я всегда с опасением выхожу на улицу в это время года. Больше всего боюсь пострадать от набега облезлых зайчиков. Это неизбежное сезонное явление - особенность континентального климата. Они бесцельно скачут как выжившие из ума ублюдки, бросаются на прохожих с навязчивыми любовными объятиями. Пляски, танцы, хороводы - веселые отморозки на взводе и опять готовы кусать асфальт. Все началось с того, что мой калорифер перестал работать. Надежды на благополучный исход не было. Оставалось только переехать в церковь. Поначалу меня страшно раздражали унылые богослужения и необходимость долго стоять. Я ненавижу стоять и тем более падать на колени. Однажды, спасаясь от смертельной скуки, мне довелось броситься на пол в воображаемом эпилептическом припадке. Брызги вязкой жидкости летели вокруг, словно мертвые птицы, пораженные кислотной бомбой.
- Слишком много прилагательных, - говорил посол доброй воли в странах третьего мира, контроллер троллейбуса, пытаясь выбить у меня штраф за безбилетный проезд, - слишком много ебучих эпитетов, тошнит уже от этого.
Мы торчали на остановке, возле шоколадной фабрики, где обычно рубят пальцы жлобам. Ничто не предвещало конца света.
- На самом деле в салатах моей жены дохуя майонеза, с каждым годом все больше… Думаешь, я должен ей об этом сказать?
– Нет, конечно, не должен, – отвечала я. - Это же разобьет сердце бедной женщине, жене такого мудака как ты.
- Давай плати тридцать гривен и вали на ***! - Контроллер корчился как целлофановый пакет. Слишком дерганый, как и все фанатики. Обвинял никого и каждого в лицемерии. - Искренность никогда не длится более пяти секунд.
- Давай, трави и дальше пространство своими претензиями! Говорить не думая – моя фишка. И она никогда не приносила мне ничего, кроме геморроя.
Весна отвратительна, а весеннее утро отвратительно вдвойне. Больная глотка тащит меня в поликлинику. У кабинета ухогорлоноса обычная давка.
- Видите ли, у человека тут, между прочим, драма, он так расстроен… Сегодня медсестра Вера целый день принимает активное участие в горе какого-то свежеиспеченного бомжа. Можно подумать мне тут очень весело! Линии на ладонях просто так и ходят ходуном и окажутся за пределами биополя, если кто-нибудь не смажет мне горло раствором серебра. Надо было поступить в медучилище и тоже стать медсестрой. Чтобы иметь постоянный доступ к гребанным эликсирам, шприцам, капельницам… Никогда не ждать своей очереди. Чтобы приходили толпы отморозков и пихали дерьмовые шоколадки. А я бы не брала их, конечно же. Просила бы просто сфотографироваться для каталога больных и мертвых. Вот в церкви мне поручили неплохую работу – искать вменяемых даунов. Кому это надо, удивлялась я, развязывая слюнявчик. Со временем стало понятно, что остальные просто не представляют собой никакого интереса для Бога - того, что висит на стенах. Его сложновато удивить или хотя бы развлечь.
- Ты нарываешься, – кричал контроллер, пиная ботинком случайных прохожих. - Вот что я скажу тебе, голодные голуби в мусорке забывают разницу между живым и мертвым мясом.
Кассирша макдональдса, большая тетка нагло пялится на меня. ****ь, как будто перед ней олень собирается заказать гамбургер, или сиамские близнецы синхронно ковыряются в носу картошкой фри. Я многозначительно дергаю бровями. Не знаю зачем. Мне бы хотелось, чтобы эта женщина застеснялась и не смела больше поднять глаз. К полудню выпиваю третью чашку кофе и выкуриваю десятую сигарету. Конечно же, я не умру от старости. И не увижу своих внуков. При этой мысли, становится немного веселей и спокойней. Все в порядке.
- Возможно вся проблема в том, что в троллейбусе люди не читают. Вот в метро - все иначе, – пыталась я оправдать человечество и себя в частности в мутных глазах контроллера.
- Что может быть иначе? Какого *** ты мне зубы заговариваешь?!! Давай деньги и вали дальше кататься в метро!!!
- Ну вот, к примеру, захожу вчера вечером в вагон, мне дерьмово и тошно. Замечаю краем полуприкрытого глаза чью-то потрепанную книжку и сую в нее морду на автомате. Достаточно минуты и все становится ясно - обычная третьесортная эротика. Поворачиваю голову, вижу интеллигентную женщину лет шестидесяти,школьную учительницу. И вот, эта Марья Ивановна с умным видом таращится в такое дерьмище, понимаешь?!
- Ну, допустим, и что?
- Что, что... Это захватывает, возникает интерес, желание немедленно достать пилу и разрезать человеку мозг.Чтобы увидеть то, что так происходит.
- Там не может происходить ничего интересного по определению…
- Ну, это смотря, что для тебя являет интерес.
- После стольких лет миссионерства - уже ничто.
- Да ладно. Разве у тебя нет любимого романа или сказки из детства? И ты никогда не смотришь сериалов по ящику? Да хоть какая-нибудь порнуха времен твоего полового созревания с Мойдодыром?
- Ну не знаю, есть одна история, которая однажды задела меня за яйца, – отвлекся контроллер. – Это история о бесформенном куске жизни. Все очень просто: бесформенный кусок жизни тащился по дороге в железной рамке. Вокруг земляничные поля. Дорога длинная и неровная. Рамка служила этому куску семьей и домом. Однажды пошел сильный дождь и все закончилось. Ржавчина оказалась несовместимой с жизнью бесформенного куска.
- Как трогательно! Желчь сочилась у меня сквозь кожу, отравляя все вокруг специфическим смрадом.
- Какая же ты дрянь, это история о любви. Она прошибает до слез. Психопатия посла варьировалась в рамках пассивно-агрессивного цикла. И меня подпирало разрубить череп уже ему и, вероятно, увидеть там уродских полурыб, бесконечно ныряющих и выныривающих в волнах темно-зеленых соплей.
Этой отвратительной весной ко мне пришло озарение: жизнь колеблется где-то между кефиром и пивом. По крайней мере, моя жизнь. Обычная двухмерная система координат.
- Правда и ложь, любовь и ненависть, день и ночь - всего лишь симулякры, не имеющие абсолютно никакой связи с реальностью, парнокопытные прелести. А в бутылке точно есть пиво. В этом и есть вся истина.
- Ага, - быстро обломал меня контроллер, - а когда ты отворачиваешься, ты уверена, что твое пиво не превращается в куст смородины?
- ****ь, я не отворачиваюсь. – Хотя, что же, конечно, не уверена, потому и не отворачиваюсь. - Давай я завтра заплачу штраф?
Голубь подходил все ближе и намеревался клюнуть меня в ногу. Хотелось поскорей унести свою тушу. Контроллер долго чесал ухо, не подавая признаков присутствия, и внезапно вернулся в реальность уже в другой форме.
- Нет, так не пойдет. Давай, поработай сегодня за меня, как тебе идейка? Неплохо, да? Даже не думай возражать, это императив извне. Заодно подыщешь ущербные типажи для справочника.
Конечно, мне не нравилась эта идея, но иногда стоит пойти на компромисс, чтобы сохранить пальцы.
- Оставь хотя бы орудие пыток…
- Ты и есть орудие пыток, не может быть ничего больше. Придумай что-то. Раздай всем газеты, заставь читать. Пусть блюют пока не заплатят.
Заниматься тем, на что не встает - все равно что пить утреннюю мочу. Первый глоток комом, стараешься представить себя унитазом... Слив, хлорка, ершик, опять слив… Ну, а потом уже с трудом находишь отличия между собой и белым предметом в параше. Но отличия эти - не стереть не спиртом, не мылом. О тебе всегда скажут « не совсем то», при этом капризно надувая ноздри. И, изъявив желание справить нужду, любой пассажир выберет его, а не тебя. Потому что жопа обычно подчиняется законам природы,то есть законам, которые ты игнорируешь.
- Ребята, я здесь заведую детским садиком, и выношу котлеты со столовки тоже я! - невнятно бормоча, я с трудом передвигалась по троллейбусу сквозь хаотичные скопленья своих сограждан. Это был провал. Никто не собирался предъявлять билетики. Молчаливое ковыряние в носу - признак отрицания авторитета.
- Товарищи, это мой лозунг для отвода глаз. Да, да, я работаю в движении как падающая звезда. Захожу в передние двери и выхожу тоже в передние. Я здесь чтобы поймать безбилетного жлоба и отрубить ему пальцы, хахаха !
Совсем не припоминаю тот момент, когда меня выбросили вон из праздника жизни. Склероз начинается смолоду. А когда он собственно заканчивается - не совсем ясно. И склероз ли это или просто нелинейная память? Лежа в сугробе, я унюхала знакомый запах еды и мочи, приносящий с собой ощущение тепла и уюта. Все в порядке.