В соавторстве с Лютым Зверем.
Идея -моя, воплощение- Лютого.
http://1079.diary.ru/p174256807.htm
-страница соавтора.
Я тебе не верю.
Ты – солнце утонувшее
в воде холодной.
Я тебе не верю,
ты сон вчерашний, что пророчит мне...
тебе не верю.
Глава первая. Сон
Давид Коперник снял белый халат и покинул лабораторию. Не то чтобы парень видел себя великим учёным, но с такими именем и фамилией идти можно только в науку или шоу-бизнес. Шоу-бизнес он возненавидел в возрасте шести лет от роду, когда мама привела единственного сына в балетный класс. Через год военных действий маленький Давид одержал полную и безоговорочную победу и покинул ненавистный зал с зеленым полом. Впрочем, мать не оставляла попыток затащить отпрыска на сцену, и в 7 классе Коперник вновь любовался на масленые стены проклятого зала, будучи членом театрального кружка. Впрочем, это была небольшая плата за то веселье, которое устраивали «актёры» после репетиций. Давид улыбнулся. Не так уж много у него приятных школьных воспоминаний. Одноклассники не любили «слишком умного» мальчишку, другое дело институт. Зато теперь он на своём месте. Парень спустился по лестнице, на ходу застегивая плащ.
На выходе из института молодой человек вежливо попрощался со старенькой вахтёршей бабой Дашей и, запахнув яркий шарф, ступил на темнеющую улицу. Этот красно-синий шарф на улицах Перми иногда вызывал нездоровую реакцию у местной гопоты. Вот и сейчас Давида окружили три малоприятные личности, с которыми молодой учёный знаком не был и не собирался. Однако этот факт не особо смутил троицу.
- Слышь, ты чего так вырядился? – сипло спросил один из бритоголовых, однако дернуть яркую тряпку не решился. – Педик шо ли?
- Да, а шо? – в тон ответил Давид и радостно-дебильно улыбнулся местному блюстителю нравственности. Только что слюну не пустил.
Не ожидавший такой реакции парень моргнул и уставился на Давида. Темные глаза выражали готовность к драке и намекали на некоторую невменяемость «педика». Очень ясно так намекали, можно сказать, кричали о том, что принадлежат явному психу с садистическими наклонностями. Вот только сейчас этот псих не проявлял агрессии и придурковато лыбился, не собираясь ни оправдываться, ни лезть в драку. Ну и что с ним делать?
В этот раз всё обошлось. А когда-то Давида изводила дворовая кодла, да и одноклассники не отставали. Дети нутром чувствовали, что Давид отличается от них, и находили новые способы достать «чудика». Давид прогибаться не желал, за что и расплачивался каждый раз, когда попадался на глаза своре соседских мальчишек. Даже тот факт, что «чудик» мог навешать кренделей и в неравной схватке, их не останавливал. Дети с неиссякаемой фантазией придумывали все новые и новые способы достать его. И часто получалось. Всё изменилось, когда Давид поступил в институт. Студенты принимали личность каждого, как данность. Тогда в жизни Коперника появились первые друзья, и парень перестал чувствовать себя противопоставленным всему миру. Мир тоже смирился с существованием Давида и чаще шел навстречу. Например, сегодня.
Автобусная остановка в вечернем полумраке казалась авангардной каракатицей с зажатым в щупальце глазом-фонарём. Парень зябко пожал плечами и нахохлился. Холодно. Скоро подойдет Марк. Его Марк, рыжее, веснушчатое солнышко, с лучистыми зелеными глазами и нежной кожей. Даже сейчас Давид кончиками пальцев ощущал гладкость конопатых щек любимого. Марк… робкий и пылкий, дерзкий и нежный, яркий и удивительно стыдливый. Давид до сих пор не знал, чем привлек рыжего мальчишку, но тот почти год ходил следом и смотрел зелеными глазищами так, что под ложечкой стягивало. Марк отчаянно скрывал свою ориентацию, норовил короче обрезать рыжую гриву и напялить на себя что-то до ужаса скучное и серое, но, не смотря на это, с удивительной настойчивостью добивался взаимности. Первая любовь, которая, как надеялся Коперник, станет для него единственной. Он приглашал Марка переехать, но пока безуспешно. Пермь не особо жаловала геев.
Звонок мобильника Давид не расслышал, а вот вибрация заставила вздрогнуть. Пытаясь достать жужжащего террориста из кармана джинс, парень некоторое время корячился и копался под плащом.
- Да?
- Давид, я не смогу сегодня, прости.
Хотелось отключить телефон и раздолбать его об асфальт. Марк редко срывал встречи, только если действительно не мог, и Давид уже давно не спрашивал почему. Какая разница? Если у рыжего есть возможность прорваться к любимому, то можно не сомневаться – прорвется. А если нет, то какая разница, почему сегодня Давид будет ночевать один? Коперник распрощался с Марком, пнул какой-то камешек и пошёл домой. Настроение упало и волочилось следом грязной тряпкой.
Дома Давид повесил плащ, уронил шарф, потом поднял, обрычал вешалку, с третьей попытки закинул шляпу по решётчатую полку и не ужиная отправился в спальню. Достойный конец достойного вечера. В сон Давид проваливался, как в нефтяное пятно.
***
Зеленый пол театральной студии напрочь убивал настроение. Вот кому нужен этот недоконцерт ко Дню Победы, если зал снова будет на две трети пустым? Давид угрюмо оглянулся, пожал плечами и вскинул руку. Погибать, так с музыкой! Вспомнив своё театральное прошлое, Давид вдохновлено читал рэп про Первый отряд. Настроение резко поднялось. Закончив с Лигаласом, Давид вышел на улицу. Почему-то на улице была зима, а снег лежал пластиковым крошевом. Потоптавшись перед домом, Давид вспомнил, что Лина открыла на него внеплановый сезон охоты. В очередной раз разгребать кучу проблем, которые на него нещадно сваливала эта настырная девица, желания не было абсолютно, и Давид, нервно оглядываясь, рванул к дверям.
Лучше бы он смотрел вперед, тогда бы не ошибся подъездом. Из подвала доносились голоса местной кодлы. В желудке поселилось отвратительное чувство страха, за которое было невыносимо стыдно. Стыдно до омерзения к самому себе. Давид схватил свою почту и стал подниматься по лестнице. То, что подъезд чужой, еще не значит, что домой он не попадет. Перебирая синие конверты, парень выкидывал рекламу и прочий спам под ноги. Одна из листовок соскользнула со ступеней и отправилась вниз глянцевей бабочкой. Давид замер, желудок скрутило от мерзкого страха, что листок попадётся на глаза кому-то из гопоты. Злость на собственный страх заставляла чесаться кулаки. Парень упрямо шёл дальше.
А вот это сюрприз! Похоже, кто-то решил обустроить лестничную площадку, видимо, квартирка показалась недостаточной, и этот кто-то выволок всевозможную мебель, обживая пролет. Давид заглянул в одно из узких, как бойница окошек, неведомо откуда взявшихся на лестничной клетке, но ничего не увидел. Зато хорошо разглядел старинную мебель, кованые сундуки, узорные ковры и полки с книгами в роскошных переплетах. Одна из книг, потрёпанная, но еще крепкая, лежала на мусорном ящике. Давид поднял томик, разглядывая обложку. На ней красовались два «крутых орешка», у одного из которых разбита щека. То ли боксеры, то ли братки.
- Выбрось это, - раздался глубокий голос.
Давид нашел взглядом говорившего. Высокий, крепкий мужчина переставлял книги на полке. Короткий рукав рубашки не скрывал рельефного бицепса, вызывая у парня приступ тихой зависти. Мужчина на лестничной площадке был красив какой-то затасканной, картинной красотой. Эдакий образец мужественного самца, тайной мечты домохозяек.
Давид поднимается по ступенькам, оглядывая ряд корешков, которые перебирает мужчина.
- Почему? По мне так она отлично впишется в «литературу» на этой полке.
- Там про гомосеков. Мне не нравится эта тема.
Давид кивает про себя и натягивает на лицо улыбку. Поддерживать бессмысленные философские беседы парень умел в совершенстве, а с этим типом хотелось поговорить.
- Но во что превратится наше общество, если про них вообще не писать? Сделать вид, что гомосексуализма как явления не существует, а гомосеки – не люди? – парень поставил потрепанную книжку на полку.
В следующий миг мир перевернулся. Давид разглядывал потолок, лёжа на одном из узорных ковров, которыми выслана лестничная площадка. Мужчина лежал рядом. Близко. Слишком близко. Крепкие и сильные руки, теплое и тяжелое тело. Эти ощущения были слишком реальными для сна. Давид мог видеть только мускулистое плечо обнимающего его мужчины. Когда он успел сменить рубашку на темно-синюю футболку? Мужчина нашептывал сказки. И голос его журчал как изменчивая весенняя река, порой тихо и глубоко, порой поднимаясь почти до женского. Давид вполуха слушал сказку:
- А ты знаешь, откуда берётся одежда у призраков? Развивающаяся, похожая на лунный свет? Её шьют из ткани, которую ткёт призрачный ткач.
Меньше всего парня занимало легкое, как лунный свет, одеяние неупокоенных душ. Теплое тело отвлекало от сказки, заставляя думать о том, что Давид до сих пор не обнимал так крепко никого, кроме Марка. Как это с другим? Ведь не хочется всю жизнь только с одним единственным, пусть и любимым. Не то, чтобы совсем не хочется, но стереотипы об «успешном мужчине» не миновали и Давида. А ещё любопытно.
- Ткач развозит свою ткань на телеге...
Давид, влекомый журчанием чужого голоса, ясно увидел призраков под луной и таинственную телегу. Понимание накрыло с головой, словно прибой. Коперник тянет рукав обычной тёмно-синей футболки.
- А эта ткань призрачная? – в голосе парня лукавое веселье.
Вместо ответа мужчина отстранился, приподнялся на локтях и качнулся вперед. Когда гибкое, стройное тело юноши качнулось назад, Давид с удивлением увидел темно-рыжие волосы Марка. Привычным ласковым движением Давид отвёл спадающие на лицо волосы, ощутив родную гладкость щек, вот только вместо лица темно-коричневая, влажно поблескивающая маска... Марк быстро прижался, шепча слова любви и пряча лицо.
Слова любви звучат, как заклинание, слова сковывают, утягивают, погребают под смыслом.
Давид шептал в ответ признания Марку. А тот прятал лицо, прижимался всем телом, такой близкий и родной. Давид закрыл глаза, теперь, когда это Марк, можно идти до конца без оглядки, теперь это ну ни в коей мере не неверность! А юноша скользил вниз, его губы и руки нежные и теплые. Давид не заметил, как его избавили от одежды. Почувствовав губы рыжего на голой коже живота, Давид поднял голову. Он не собирался пропускать это зрелище. Мало что может сравниться с лицом Марка, когда он вот так щекотно целует живот, а в зеленых глазах ожидание одобрения. Даже сейчас, когда волосы закрывают половину лица, а розовый язык щекочет кожу, Марк прекрасен, только…. Только это не Марк. И второго глаза за золотисто-рыжими прядями нет. Не Марк. Обман. Ложь. Давид не хочет, чтобы это существо смотрело на него глазами и взглядом Марка
- Уходи.
***
Давид проснулся и сел на кровати. Очень хотелось курить, а там, где язык фантома касался его кожи, отчетливо ощущался пульс.
Глава вторая. Между снами
Утренний чай в горло не лез. Сон оставил после себя странное и неприятное ощущение, напрочь отбив аппетит. Давид поёжился и отставил чашку. За стенкой завозились, просыпаясь, родители. Пора на работу.
Парень поднялся из-за стола и сунул чашку с недопитым чаем под кран. Наскоро ополоснул и вышел в коридор, на ходу завязывая длинные чёрные волосы в хвост. Кот, словно ждал в засаде, метнулся под ноги, явно намереваясь сбить хозяина на пол.
- Кандид!
Чудом успев ухватиться за косяк, Давид всё же выстоял против бесстыжей скотины и с удовольствием наподдал ногой по пушистому заду. Кот зашипел и раздраженно мяукнул, обещая свести счеты вечером. Проигнорировав угрозу, парень подошёл к вешалке. Ну, как всегда! Накидали шапок сверху, вот как теперь свою доставать? Коперник подпрыгнул, пытаясь стянуть шляпу. Как обычно, этот манёвр завершился лавиной из шапок и шарфов. Отцовская шапка метко угодила в лоб, а коварная материнская – в глаз. Зато родная шляпа осталась на месте. Тихо бубня под нос всё, что думал по поводу современной моды и тех, кто её создает, парень вылез из-под лавины, потёр зудящий глаз и подпрыгнул снова, на этот раз успешно. Нахлобучив добытую шляпу на макушку, парень закидал головные уборы родителей назад на полку. Именно этого момента ожидала шапка сестры, чтобы шлёпнуться на Давида.
- …!
Парень поборол желание пнуть несносный комок пряжи. Второй заход оказался удачным, и шапка сестры нагло развалилась на отцовской. Показав поверженным головным уборам международный жест, Давид застегнул плащ и вышел на лестничную клетку. Спускаясь пешком по лестнице, молодой человек мельком порадовался, что все пролёты вполне себе нормальные – без ковров, книг и неизвестных гомофобов, любящих прикинуться чужими любовниками. А кстати! Давид достал мобильник и вошёл в аську.
Работа в лаборатории странным образом уживалась с увлечением мистицизмом, поэтому среди сообществ Давида было и такое, которое специализировалось по осознанным снам. В сети был только Дарк. Остальные, видимо, досматривали свои, осознанные и не очень. В автобусе Коперник успел пересказать свой сон Дарку. Тот, задав пару вопросов, свернул разговор к уличной магии. Увлекательная переписка по аське длилась до самой проходной.
В лаборатории сегодня было скучно, даже уныло. Давид разгребал колбы и риторы, что-то бурча о том, что лаборант и уборщик ещё не совсем одно и то же. Бубнёж молодого сотрудника остался без внимания - колбам было откровенно всё равно, а другие сотрудники сегодня напоминали осенних мух, причем слепоглухонемых. Впрочем, большинство из коллег частенько пребывали в таком состоянии до обеда. Зато потом, подкрепившись, они словно просыпались и начинали жужжать.
Обед сегодня Коперник решил проигнорировать. И так живот растет, словно он какой-нибудь любитель пива! Можно было, конечно, покачать пресс, но эти простые упражнения чаще всего приводили к головной боли, поэтому Давид был вынужден периодически устраивать себе разгрузочные дни. Именно «разгрузочные дни», он же не девчонка, чтобы на диете сидеть. Как следствие, вторая половина рабочего дня прошла мимо молодого учёного.
С Марком связаться не удалось, а Давид уже начал скучать. Их непростые отношения уже не раз подвергались испытанию на прочность, однажды они даже едва не разбежались. Давид мрачно буравил телефон взглядом, дожидаясь автобуса. Марк, Марк, солнце веснушчатое, ну что ты опять творишь? Парень раздражённо сунул мобильник в карман. Сегодня Давиду предстоял очень скучный вечер.
Видимо, с выводами Коперник сильно поторопился. Наглый кот Кандид коварно дожидался ужина, чтобы рассчитаться за утренний пинок. Парень на всякий случай сделал устное внушение шерстяному негодяю, нагло посматривающему на хозяина со шкафа.
- Давид, поможешь? – сестра Ганна сунула брату в руку масштабную линейку. – У нас лабораторная. Надо замерить полоски у рыбок.
- А сама никак?
- Да ладно тебе, это же несложно, просто мокрыми руками записывать неудобно.
Что-то ворча под нос, скорее для профилактики, чем действительно сопротивляясь, Давид позволил увлечь себя к аквариуму. Полосатые данио стоически переносили издевательства молодых хозяев, изредка вяло трепыхаясь. Парень некоторое время пытался точно определить шину полосок крошечной рыбёшки.
- Ну хватит! – Коперник отложил линейку и понес чешуйчатого страдальца к аквариуму. – Пиши, что полоски расположены хаотично, и не парься.
- Ты просто боишься, что он уснет у тебя в руках, - Ганна, посмеиваясь, посмотрела на напряженные плечи брата.
В этой жизни мало что могло напугать Давида, но дохлая рыба вводила парня в состояние панического ужаса. Пробурчав что-то, мало общего имеющего с теплыми родственными чувствами, Коперник ретировался в свою комнату. Наглая кошачья морда только и дожидался этого момента. Атака коварного животного была стремительной и результативной: на руке жертвы отчетливо виднелись три глубокие царапины. Давид взвыл больше от неожиданности, чем от боли, и вцепился в загривок Кандида второй рукой. Через несколько минут боевых действий человек победил животное и с оригинальным звуковым сопровождением в два голоса отправил проигравшего в переноску. Хотя было желание спустить гада в мусоропровод. Поборов мстительное намерение хорошенько пнуть пленника вместе с темницей, раненый герой отправился на поиски аптечки. Урон, нанесённый котом, оказался довольно значителен: обе руки располосованы до локтя, а на правой еще и три укуса.
- Сначала прививка от бешенства, а потом полная и бесповоротная кастрация, - поведал Давид притихшему коту его ближайшее будущее. – И не рассчитывай на мужскую солидарность.
Следующий день прошел без происшествий, а потому Давид решил разнообразить вечер. Парень отправился к соседке, организатору рок-концертов Надежде Григорьевне. В её доме Коперник давно был своим, а потому не озаботился предварительным звонком. Возможно, что зря.
Дверь открыла дочь Надежды Григорьевны - неугомонная, но, увы, безответственная Лина.
- Давид! Привет! Прикинь, у меня завёлся личный суккуб! – заорала девушка с порога.
Парень уставился на подругу квадратными глазами, а брови подтянул к самой линии роста волос. И эта туда же! Лина хихикнула, втащила приятеля в свою комнату, по пути объяснив, что матери дома нет.
- Вот послушай, - Лина шлепнулась в кресло, предоставив гостю кровать. – Сплю я, значит, и во сне иду домой. А по лестнице ко мне навстречу дракончик идет! Миленький такой и чёрный-чёрный! Улыбается мне, значит, а я чую, что не то что-то. Оборачиваюсь, а за спиной парень стоит! Высокий, несуразный какой-то, с длинным носом и всклокоченными волосами. А смотрит так жалобно, грустно, ну прямо щенок потерянный! И говорит: «Я - твой суккуб». И, знаешь, так просто, обыденно даже, типа: «Я – твой подарок». Нормальный, да?! Ну, я так: «Да? ну пошли!». Повела его, значит, знакомиться с родителями, и заставила чистить и варить картошку. Ну, варит он, а мне скучно. Спрашиваю, мол, как тебя звать-то? А он такой: «Назови сама».
- Ну и? Назвала? И как?
Лина выдержала эффектную паузу.
- Тостером!!
- Э? Оригинально, конечно. И почему?
- Не знаю, - девушка пожала плечами. – Просто у него вид был, как у унылого тостера. В конце сна, значит, он признался что голодный. Попросил молока. Ну и пошли мы с ним искать скумбрию. Почему-то в другом городе. В школе. В кабинете биологии.
Давид со смехом повалился на кровать, вынуждая рассказчицу прерваться. За что и получил собственным шарфом в плечо.
- Хорош ржать, конь! Немного осталось. Сегодня утром, перед самым пробуждением снова заявился. Молча постоял у кровати, значит, и... заплакал. Ну, ты знаешь, как меня ревущие мужики выбешивают. Разозлилась так, что из сна меня выкинуло. Как думаешь, что мне с ним делать? Он вообще прикольный такой. Может, оставить, а?
- Не шути с этим, – Давид покачал головой и подтянул ноги, усаживаясь на кровати по-турецки. - Ибо нехрен. Ты и так сейчас переезжаешь, энергетических пробоев в ментальной тушке мало? Ещё нахлебника на шею вешать?!
- Да ладно, нахлебник… - Лина вяло отмахнулась и мечтательно уставилась в потолок. - Эх, жаль, их обычной едой кормить нельзя, было бы проще.
- Ну, почему нельзя? – Парень достал мобильник и нашел в аське Дарка. - Вот, на востоке своих духов умерших нормально кормят, поят, одевают. Для этого берётся бумажка, на ней рисуется предмет, а то и вовсе пишется каллиграфически его название, типа, "самокат", платится сколько-то денег жрецу, и тот эту бумажку сжигает. А духи как бы через дым получают вещь. Мудрёно, но в кино работает, я сам видел.
Рассказывая Лине про восточные традиции кормления потусторонних сущностей, Давид одновременно пытался обрисовать возникшую ситуацию Дарку, чтобы спросить совета. Получалось так себе, но всё же отправить через пень-колоду несколько внятных сообщений Копернику удалось. Парень почти не сомневался, что Тостер и мускулистый мужик из его сна одна и та же сущность. И появление по времени совпадало, и «щенячий взгляд», и даже повиновение прямым приказам.
- Ну, раз сам видел… - девушка развернулась на крутящемся кресле к столу, небрежно вырвала из блокнота листочек в клетку и передала гостю вместе с карандашом. – Твоя идея, ты и рисуй!
- В клетку?
Давид выразил своё отношение к «специальной бумаге для передачи жертвоприношения предкам» самым скептическим выражением лица, на которое был способен. Лину не проняло, она настойчиво впихнула в руки приятеля рабочий инвентарь. Тот закатил темные глаза и, вздохнув, принялся рисовать батон. Для большей надежности ещё и подписал: «Батон нарезной».
- Готово. Вот тебе спички, бери и жги, не отвлекайся, представляй его имя – чтоб другим духам не достался, и то, как он этот хлеб радостно жрякает.
В этот момент ожила аська. Дарк то ли в шутку, то ли всерьёз предложил подкормить Тостера кровью.
- Ну уж нет! – Давид вслух обратился к виртуальному собеседнику, набирая текст одним пальцем, - Кормить таких тварек кровью – себе дороже! Только «ламер-шоманчеги» могут снизойти до такой дурости, а мы ещё жить хотим.
Лина героически старалась не отвлекаться от процесса «кормёжки» на комментарии приятеля. Бумага наконец прогорела, и Давид счел своим долгом немного повоспитывать подругу.
- Лин, а можно быть поосторожней? Развела в комнате бардак и тучку тёмных тварек, а потом сама жалуешься, что тут неуютно. А я уже задолбался отбиваться от мелкой гадости, живущей у тебя под кроватью. Вот честно, если эта зверюга ещё раз покусится на мой драгоценный половой чакр, самолично сделаю у тебя уборку. Ты ж со мной потом не расплатишься.
Парень поёжился и встал.
- Я замёрз. Пошли ко мне, а то ещё немного и тебе придётся прятать мой труп.
На кухне у Коперников было светло, тепло и уютно. Наглая морда, выдающая себя за кота, притихла и терлась об ноги гостьи, выпрашивая голубец. Ганна поставила на стол чашки с чаем и продолжила рассказывать о том, как обстояли дела в школе. Сегодня у неё были благодарные слушатели. Давид и Лина вспоминали свои школьные дни, сравнивали что и как изменилось в школе. Все трое сошлись на том, что в школе учителя стараются не чтоб всё было правильно, а чтоб всё выглядело правильно. А дети чувствуют фальшь и бунтуют. Потом поругали школьные столовые.
Ближе к часу ночи разговор стал прерываться зевками и Давид скомандовал отбой. Девчата вяло разбрелись кто в спальню, а кто в соседнюю квартиру. Парень проконтролировал, чтобы девчата не перепутали места назначения, и завалился на кровать. Спина между лопаток болела так, что Коперник всерьез задумался о своей карме и о том, что делает не так. Нащупав на тумбочке блокнот и карандаш, парень стал что-то задумчиво рисовать. Глаза слипались, в животе тяжким грузом лежали голубцы, но Давид упрямо черкал карандашом, а потом понял, что боится засыпать. И это после четырёхчасового сна.
Коперник с раздражением отшвырнул блокнот на тумбочку. Вот только не хватало выглядеть трусом в собственных глазах! Давид быстро разделся и юркнул под одеяло, «забыв» выключить свет. Закрыв глаза, парень представил себе, что лежит не в кровати, а у себя на даче. Кругом лето, над головой шелестит лапами старая ель, а свет, просачивающийся сквозь веки, - солнечный. Хорошо! Перед глазами закружились спиралью темно-зеленые листья. Давид от неожиданности резко открыл глаза и тут же зажмурился. Думать о причинах странного видения было лень, да и получалось как-то вяло. Парень незаметно для себя уснул.
Глава третья. Заблудившиеся.
Давид не мог сказать, что именно они праздновали в этом светлом и просторном помещении, но атмосфера была теплой и дружеской. Среди гостей сидела светловолосая девушка в элегантном бордовом платье, и парень откровенно пялился на неё, когда подошёл Марк. Он лукаво посмотрел и, мягко улыбаясь, потащил Давида к выходу. Коперник смотрел на рыжую чёлку, занавешивающую один глаз, нутром чувствуя подвох, но всё же пошёл вслед за подделкой.
Рыжик привел Давида в какую-то комнату с кроватью и, прижав к стене, расстегнул на безответной жертве рубашку. Тонкие пальцы скользили по груди, а парень все никак не мог заставить себя оттолкнуть Лже-Марка. Всё, что удалось Давиду – это отвернуться. К своему удивлению, он обнаружил на кровати ещё одного рыжего парня с длинными, но слегка растрёпанными, волосами. Незнакомец улыбался и приветливо что-то говорил, Коперник умудрялся отвечать, а в голове настойчиво крутилась мысль о том, что в чужом присутствии просто не сможет даже толком обнять своё веснушчатое солнце, не говоря уж о большем. А Марк, не обращая внимания на незнакомца, уже обхватил губами правый сосок Давида. От ласки по телу разливались тепло и желание, но присутствие незнакомца вызывало неловкость.
Чернота неожиданно возникла перед глазами, а кто-то невидимый настойчиво царапал её гвоздем, оставляя неровные светлые борозды.
Давид гулял возле городского рынка. Внезапно перед ним выросли бетонные дома и гаражи чужого города. Парень оглядывался, пытаясь понять, что происходит. А внутренний голос шептал, что стоит только немного пройти, и будут знакомые места. Коперник послушно пошёл вперед, серый асфальт незаметно сменился деревянным мостом, а улица - глубоким логом. Левая сторона моста, по которой шёл Давид, сияла бесчисленными прорехами, сквозь которые просвечивала текущая внизу река. Парень остановился перед большой дырой – дальше пути не было. Казалось, вот ещё чуть-чуть - и можно спрыгнуть с моста на балки, опоры и оттуда – вниз. Высота там небольшая, всего-то этажа два, не больше, но преодолеть это самое «чуть-чуть» невозможно.
Пока Коперник стоял над дырой, мимо прошла семья: пожилые мужчина с женщиной и внуки. Давид с удивлением смотрел на то, как легко они шли по мосту, в то время когда сам он стоял над пропастью дурак дураком. Дед подозвал парня, мол, раз запутал и потерялся, давай с нами, довезём до твоего города на "жигулёнке". Коперник понял, что семья попутчиков видит в нем потерявшегося ребенка.
Своё слово дед сдержал и довёз Давида до сопки у загородной речки. А там парня уже ждала компания ребят. Среди них оказался соседский дачник Женька Рыжий, который завел разговор об уличной магии. Разговор выходил каким-то несерьезным, почти детским. Одна девочка назвала себя "ведьмочкой", а другую, самую младшую, с длинными ярко-рыжими волосами – "светленькой". Давид хмыкнул, воспринимать такое всерьёз он не мог и не собирался.
- Ну, маленькие дети, мне кажется, все светленькие.
- Неее, я бы не сказал.
Ребята шли по маленькому городку. Внезапно что-то произошло, и Давид увидел себя со стороны так, как обычно видел в зеркале. Собственное лицо наплывало всё быстрее и быстрее. Давид увидел собственный глаз, а потом – зрачок.
Чёрный.
Засасывающий.
Страх удушливой волной захлёстывает с головой, хватает ледяной лапой за горло, толкает в антрацитовую пропасть собственного зрачка. От невыразимого ужаса Давид просыпается, но перед ним всё ещё плывёт образ собственного глаза. Парня колотит, по спине ледяные насекомые бегут вверх, пронзая тонкими лапками позвоночник. Страх не выпускает жертву из удушающих объятий, заставляя усомниться в собственной личности. В ушах звучит испуганно-истеричный голос Лины, жалующейся на Тостера. Давид мысленно тянется к подруге: «Я здесь, я рядом, не бойся, я с тобой, я ничем не могу помочь, но рядом...»
Стрелки часов приближались к восьми. Давид буравил ни в чём не повинный циферблат недобрым взглядом. Неприятный осадок после сна отравлял вкус чая, и парень вылил его в раковину, недопив и половины. Немного подумав, отправился будить сестру на учёбу.
Походив по квартире, Давид заглянул в комнату родителей и увидел, что отца нет, видимо, уже уехал на дачу, как и собирался. Парень неловко забрался на кровать, в процессе случайно разбудив мать. Яна Викторовна ничего не сказала сыну, просто стала собираться на работу.
Кровать быстро остывала, и Давида зазнобило. Пытаясь создать хотя бы иллюзию тепла, он завернулся в два одеяла, но руки и ноги все равно оставались пугающе холодными, а по спине полз отвратительно-ледяной озноб. Тело охватывало оцепенение, из-за которого Давид почти не заметил перехода в сон. Просто обнаружил, что лежит лицом к двери, за которой слабо поблёскивало в полумраке коридора зеркало. Коперник никогда не любил его, даже стался проходить мимо как можно быстрее. Но, лежа на родительской кровати, парень внимательно смотрел, как в глубине зеркала разгорался лиловый огонёк. Сполохи росли, словно приближались и, наконец, выплеснулись прямо на Давида. Облитый лиловым сиянием, парень погрузился в сон во сне.
По-летнему глубокое лазурное небо поражало яркостью и насыщенностью света, а трава – изумрудной зеленью. Давид вышел из школы на крыльцо и увидел девочку и мужчину. Девочка повернулась, и парень узнал её: одна из тех, с кем он ходил в художественный кружок. Она выделялась из других участников только нерусскими чертами лица, выдававших кровь народов крайнего севера. Коперник перевёл взгляд на мужчину. Ба! Знакомая рожа! Давешний любитель обживать лестничные пролёты. Сейчас мускулистый красавчик щеголял белым хлопчатобумажным костюмом и улыбался школьнице.
- Наверняка у вас красивое этническое имя!
Давид скорчил брезгливую гримасу, проходя мимо: «Приличные люди не клеются к девушкам, прикидываясь итальянцами!». С крыльца парень увидел фургончик «Доставка пиццы». Вспомнился разговор о школьном питании накануне, когда дружно ругали гастрономический кошмар, предлагаемый школьной столовой. А тут – нате! еду школьникам доставляют прямиком из ресторанов!
Давид несколько мгновений таращился на фургон, но в голову лезли мысли не о пицце, а о мужчине рядом. Острое любопытство копошилось, перебирало мысли, словно колоду карт. Парень проходит за спиной «итальянца», возможно, слишком близко. Кто-то запнулся, по ступенькам разлетелись пачки сока, йогурта...
Давид поднял две пачки сока и подал мужчине.
- Откуда вы её знаете?
- Случайно "вконтакте" познакомились. В группе по ОС. Это довольно интересно, не хочешь присоединиться? Как с тобой связаться?
- «Вконтакте»? Ищи Давида Коперника, не ошибешься.
- Обязательно вас найду и добавлю в «друзья», – улыбнулся здоровяк, и тут же без перехода. – Вы знаете, что такое ОС?
- Это состояние во сне, когда ты можешь делать всё, что угодно. Можешь создавать хоть целый мир.
Давид с какой-то мальчишеской бравадой тут же принялся творить новое пространство. С запоздалым сожалением сообразил, что воссоздать предыдущее у него вряд ли выйдет. Это и помешало парню достойно воплотить прекрасный образ с арками и ажурной архитектурой.
«Ну и фигу я выёживацца полез?!!» - спросил себя Давид, оглядывая нечто невразумительное сизо-синего оттенка. Для себя парень обозначил это ёмким определением «херь с кружавчиками». Мужчина промолчал, но Давид никак не мог отделаться от впечатления, что тот смеется про себя.
В прежнее пространство вернуться получилось лишь частично. Мужчина что-то говорил об осознанных снах, но Коперник не слышал. Даже внутренние приказы «включить слух» не помогали. Вместо этого парень проснулся во сне.
- Какого хера я сказал ему своё имя?! Нельзя этого делать!!! Я лошара!
С этими словами Давид обнаружил себя в собственной кровати. Парень сел, повертел головой, пытаясь понять, как он оказался в своей постели, если засыпал на родительском диване.
- Я говорил что-нибудь? – почему-то ответ на этот вопрос казался очень важным.
- Да, бурчал что-то, - ответил отец. - Шаманите, да?
Коперник собирается с мыслями, чтобы объяснить, что такое ОС и с чем его едят. И просыпается.
На этот раз по-настоящему. На родительском диване, закутанный в три одеяла и совершенно разбитый простудой. Обдумывая, какой он на самом деле мудак, Давид обнаруживает, что только 10 часов утра.
- Понаснилось же. Никаких голубцов на ночь!!!