Кузьма ехал домой на телеге. Лошадь неторопливо переставляла ноги, давно почувствовав, что хозяин не обращает на неё никакого внимания. Кузьма ездил с утра смотреть покос, кое-что почистил, распилил и убрал с поляны упавшую зимой сушину. До косьбы ещё целый месяц с лишним, можно и расслабиться. Он смотрел на молодые берёзки вдоль дороги с хорошо уже распустившимися листьями и лениво думал: «Вот заготовлю веники для бани, а там и косить время подойдёт».
Лошадь, фыркнув, остановилась, метрах в двадцати дорогу перебегала лосиха. За ней вплотную неслись две собаки. «Тимохины», - сразу отметил Кузьма. Матуха вскидывала задние ноги, пытаясь ударить наседавших собак. Между ног болталось что-то, а потом упало на землю. Она исчезла в березняке, и с ней – лающие собаки. «Ну, летом вам её не остановить», - подумал Кузьма и пошёл посмотреть, что там валялось. Это был послед, или «место», так называют родовой пузырь в наших местах. «Вот дела-то! Значит, она телилась, когда её вспугнули собаки, и она повела их за собой, спасая родившегося телёнка», - размышлял он, идя по следу лосихи. Совсем недалеко от дороги он увидел лежавшего на траве лосёнка, ещё мокрого, с беловатыми копытцами и большими тёмными глазами, смотревшими прямо на него. Что-то дрогнуло в душе Кузьмы от этого взгляда. За свою жизнь ему приходилось часто убивать сохатых, и он не однажды стрелял и матух, хотя это считалось зазорным среди охотников. Никогда в его огрубевшем, от пролитой крови животных, сердце не возникало жалости к ним. Добыть зверя на мясо – обычное дело в тайге, как в городе сходить за мясом на рынок.
Кузьма стоял над лосёнком и думал: «Оставить его здесь – вернутся собаки и разорвут, везти с собой в деревню – мороки не оберёшься». Потом всё же решился, снял с себя брезентовый плащ и завернул в него мокрого и такого тёплого, беззащитного телёнка, понёс его к телеге. Он вспомнил, как вот так же ему дали на руки мокрую, завёрнутую в пелёнку, только что родившуюся дочь. Та орала и сучила розовыми ножками и ручками с зажатыми кулачками, а он неумело старался завернуть её в пелёнку. «Ну, Кузьма, песельника у тебя дочь будет, ишь какой голосок звонкий», - говорили ему бабки, что принимали роды.
Так и поселился у Кузьмы новый жилец – лосёнок. Кормили его коровьим молоком из большой бутыли с соской, а уже к покосу он перешёл на грубый корм. Очень любил хлеб с солью. Жил он в загоне с лошадью, которая не сразу привыкла к лосёнку, но тот своей ласковой игрой приучил её к себе. Было интересно смотреть, как лосёнок прижимался к лошади, положив свою голову ей на шею. Кличку ему Кузьма запретил давать: «Лосёнок и лосёнок, ему в тайге жить, а не с нашей Зорькой в стаде ходить». Он думал, что рано или поздно лосёнок убежит в тайгу, и потому смело брал его с собой на покос. Он ехал на телеге, а подросший лосёнок на длинных ногах бежал рядом с лошадью, в деревне поначалу на него кидались собаки, но Кузьма очень ловко останавливал их бичом, он управлялся им не хуже цыгана. Лосёнок уходить не собирался, иногда он бегал по лесу, но всегда на ночь возвращался домой. Он играл с бычком, который был постарше его и покрупнее. Они толкались лбами, и перевес был на стороне бычка, тогда лосёнок вставал на задние ноги и передними начинал бить противника. «Словно боксёр какой», - думал Кузьма, боясь , что тот поранит бычка своим копытом, острым как копьё.
Подошла осень, выпал первый снег. Охотники в деревне уходили на промысел, выехал на избушку и Кузьма. Целую неделю его не было – ставил капканы на зверьков. Вернувшись домой на два дня, Кузьма выслушал кучу жалоб на лосёнка. Жена причитала, что тот проломил голову копытом бычку, которого пришлось прирезать. Сосед матерился из-за собаки – её стоптал лосёнок, который уже изрядно подрос, и у него даже появились рога. Кто-то жаловался, что он сломал корове два ребра. «Прирежь его на мясо», - говорила жена. Обозлившись на всех и на себя, Кузьма ушёл в предбанник, где он жил, когда был в ругани с женой, выпил стакан водки, зарядил двустволку картечью, взял кусок хлеба с солью и подозвал лосёнка. Тот принял с рук хлеб своими большими мягкими губами и стал жевать. Не глядя ему в глаза, Кузьма приставил ствол ружья ко лбу лосёнка, нажал на спуск. Потом машинально зашёл со спины и быстрым точным движением перерезал ему горло до самого позвоночника. Посмотрел на окровавленные руки, зашёл в баню и начал их мыть в тазу (вода стала сразу розовой), Кузьма вытащил их из воды и понюхал. Ему показалось, что они пахнут кровью, и он стал яростно тереть их рогожей с мылом. Потом снова налил стакан водки и выпил её в три глотка, как воду. Мысли и чувства притупились, и снова Кузьма бездумно вернулся к трупу лосёнка, ободрал его, разрубил мясо на куски и стаскал в ледник, взял лопату и сгрёб весь покрасневший кровяной снег.
Когда он взял шкуру лосёнка, чтобы повесить её на изгородь загона, лошадь шарахнулась от него и заржала. Она, привычная к крови и запаху сохатых, тут словно взбесилась. «Что? Честная? Все вокруг честные и жалостливые, один я убийца и живодёр. Тогда и тебя следом отправлю…» - орал Кузьма, хватая ружьё. «Опомнись, Кузьма, что ты взбесился-то!» - выскочила жена и повисла на руках у него. «Тебе мясо нужно было, так иди и жри его, пока оно тёплое, и соседям раздай – пусть успокоятся», - Кузьма бросил ружьё и пошёл в предбанник. Жена быстро спрятала ружьё и топор, которым он рубил мясо.
А Кузьма вытащил из-под лавки валенок, в котором прятал на всякий пожарный случай бутылку водки, и налил ещё полстакана.
Осенняя ночь тёмная и таинственная. В небе ярко сверкают звёзды. В их свете серебрится холодной изморозью снег. В деревне тихо, только иногда скрипит снег под шагами случайного прохожего. В предбаннике тоскует Кузьма, заливая тяжесть в груди водкой. Он уже несколько раз поёт одну и ту же песню:
Как умру я, умру,
Похоронят меня,
И родные не узнают,
Где могилка моя-я-яяяяяяяя…
Последнее слово Кузьма выводит на самой высокой ноте. И оно похоже на тоскливый вой волка. Во дворе завыла собака, чуя настроение хозяина. С ней перекликнулись собаки по всей округе. И где-то в тайге отозвался волк.
Неделю пил Кузьма, он пропил ружьё, все свои капканы, а потом резко бросил пить и снова занялся хозяйством. Только вот охоту он забросил навсегда и ещё стал вегетарианцем. Поначалу вид мяса у него вызывал какую-то сыпь на руках, вроде крапивницы. После уколов всё прошло, но мяса Кузьма больше не ест.
(январь 2014)
Публикации: Наша Канада № 10 2015г