ЮРКИН УЛОВ
РАССКАЗ
Юрка потряс консервную банку с высокими ржавыми боками, чтобы навозная земля сбилась в сторону и обнажила ему сплетенных в клубок временных обитателей жестянки. Ковырнул указательным пальцем с чернотой под ногтем конвульсирующее семейство, выбрал трех самых толстых и длинных килаков. Черви извивались и норовили ускользнуть с ладони. Юрка «глушанул» их - сковырнул в середину горсти и прихлопнул другой ладонью - бах! И еще раз - бах! «Контуженных» легче на крючок насаживать.
Покончив с наживкой, вставил кусок макухи в широкую резинку от велосипедной камеры, что была привязана возле свинцового грузила, наступил на деревянный остов закидной удочки и стал раскручивать пропеллером веревочный конец с грузом. «Вз ... вз ... вз ...», - резало воздух. Потом Юрка разжал пальцы - грузило пулей свистануло к стремнине реки, унося за собой леску с крючками и доброй закуской для чебаков и сазанов. Подождал, пока груз опустится на дно и натянет леску. Воткнул деревяшку в песок, завел леску на ивовую рогатину и навесил сторожок - перевернутую рогатку с одним концом подлиннее, на котором был налеплен комок белой глины.
«Порядок, - отметил про себя. - Метров на шестьдесят улетела. Там мелюзга тревожить не будет. А вот что-нибудь серьезное может клюнуть».
Отмерял пять шагов в сторону от первой удочки и стал налаживать вторую. Закинул ее примерно на такое же расстояние. Потом - еще одну. Он всегда рыбачил тремя закидушками, хотя имел четвертую запасную и прихватывал еще поплавочную - на живца и так, для кошачьей радости, если большая рыба не идет.
Юрка стряхнул с ног блеклые, давно потерявшие первородный глянец калоши, стащил помокревшие от долгой ходьбы носки, подвернув штанины, зашел по щиколотки в реку. Ополоснул руки. Вытер их о тряпицу, свисавшую из кармана ветровки. Вода тихо ластилась у ног, смывая неприятную опрелость. И хотя берег был песчаный, от реки пахло илом, водорослями и, как казалось Юрке, кисловодским нарзаном - сероводородом, образующимся в результате гниения в донных отложениях и вырывающимся на поверхность в виде пузырьков воздуха.
Время было не раннее. На утреннюю зорьку Юрка не спешил, это больше поплавочникам нужно. А донная рыба и днем, и ночью берет. Солнце уже просвечивало сквозь дубы и карагачи противоположного берега и, подобно большому воздушному шару, медленно поднималось из-за пойменного леса, теряя свой морковный цвет и четкую форму, бледнея, расплываясь, распаляясь июньским жаром. К полудню оно разойдется немилосердно, повесит над землей душное марево, загонит в тень всю живность. Тогда Юрка смотает свои удочки и пойдет домой, чтобы «сварганить» ушицу к обеду. А пока рыбу еще поймать нужно.
-Ну, где же ты, родная? Иди, иди на запах макухи и навозных червей. Мы с тобой старые знакомые, не первый раз встречаемся. Пора завтракать, моя хорошая, и нас накормить потом, - Юрка всегда разговаривает с рыбой, с рекой, с лесом, как с людьми. По примеру батьки. Тот срезает молоденькое деревце на удилище, просит прощения за причиненную боль, хозяйственную надобность объясняет. Грибы собирает, тоже приговаривает. А уж с рыбой у него целые монологи выходят. Вот и Юрка заблажил, сам не заметил с какого времени. Просто почувствовал необходимость общения с природой, как с живым существом, которое все видит, слышит, понимает, только отвечает на своем языке, так что не всякому понятно. Одно непреложно - на добро отвечает добром, на зло - наказанием. Может быть, это вовсе и не так на самом деле, только Юрка нутром своим, кожей чувствует обратную связь и с землей, и с рекой, и с деревьями, со всем окружающим его миром, будто не один он на речном берегу в это летнее утро, а в окружении многочисленных молчаливых обитателей общего дома…
-Хорошее утро, тихое, теплое, должна рыбка ловиться. Ловись, большая и маленькая! Лучше - большая, ну и маленькая не помешает, лишь бы клевала, душу радовала.
Юрка неспешно вышел на берег и присел на облюбованный округлый камень, достал из накладного кармана брезентовой защитного цвета ветровки небольшой целлофановый пакет со скромным завтраком. Поглядывая на сторожки закидушек, на ощупь вынул ноздреватый кусочек пшеничного хлеба, кружок чайной колбасы и пупыристый молодой огурчик. Смачно хрупнул, заедая хлебом с колбасой. К положительным эмоциям от внешней благодати добавились внутренние приятные ощущения.
На первой, левой, закидушке качнулся сторожок. Сначала лениво, как бы случайно кто-то задел леску. Потом резче, раз, другой ...
Юрка бросил на песок пакет с провиантом и, зажав в зубах недоеденный бутерброд, метнулся к удочке, резко дернул леску на себя, подсекая первого, пожаловавшего на завтрак гостя. Леска упруго натянулась и Юрка, загораясь рыбацкой страстью, быстро стал выбирать снасть, выстилая ее кругами и отходя чуть в сторону, чтобы не запутать. Пальцы чувствовали добычу. По поведению рыбы он пытался угадать, кто на крючке. Если чебак*, его надо выложить на бок возле берега, чтобы глотнул воздуха и сильно не трепыхался. Сазана или сома - поводить, пока не обессилит. Только с сулой** и чекамасом*** не нужно особо церемониться - заглатывают наживку с жадностью, глубоко. По вихлянию лески из стороны в сторону предположил, что «душман» - гибрид сазана с карасем. Развелось в последние годы немало невидали. Стерляди, сазана, рыбца, синьги все меньше становится. А, завезенных с севера толстолобиков да этих вот озерно-речных мутантов - все больше. Да хоть бы эти не перевелись ...
_______________
*лещ (дон. нареч.)
**судак
***окунь
Юрка держал конец лески в левой, немного приподнятой, руке, давая рыбе возможность самой выписать окружность по воде к берегу на натянутом радиусе закидушки. Правой рукой допихивал в рот остатки бутерброда. На мелководье он выложил килограммового «душмана» на бок и подхватил его под жабры у самого берега.
-Привет, слюнявый. Добро пожаловать в садок. Ну, какие мы нежные, чуть губу не оторвали. Не трепыхайся зря. Поживешь до жарехи, вы - живучий народ, - приговаривал Юрка, опуская рыбу в сетчатый садок и нанизывая его горловину на сучковатый кол, воткнутый у воды.
Он опять взял в руки и потряс жестяную банку, выискивая среди ее красно-коричневых обитателей особей побольше, с желтыми брюшинами и темными охвостьями. Глушанул. Насадил на крючок, так чтобы за стальным острием еще оставался извивающийся кончик червя. Крутанул грузило и швырнул его в то же место на бурлящую от водоворотов стремнину реки. Вернулся к своему камню. Снял ветровку, небрежно свернул и положил сверху валуна. Сел, расстегнул ворот защитной офицерской рубахи с дядькиных плеч. Зыркнул на сторожки:
- Ну, давайте, милые, давайте ... Пора завтракать. Закусочка отборная, со скотного двора.
Комаров уже не было у воды. Свежий ветерок отнес их подальше в краснотал и ивняк, в сырость и прохладу пойменного леса. Еще не палящее солнце ласково обтекало тело своими теплыми струящимися лучами. В груди улеглось волнительное томление азарта, разлилось сладкое ощущение победы. Начало положено. Еще бы пяток таких, можно побольше, и домой не стыдно будет возвращаться. Уха и жареха гостям обеспечены. Дядька обрадуется. А то и загорится желанием на завтра вместе порыбачить.
Юрка улыбнулся, представив дядькино удивленное лицо, широко раскрытые горящие глаза и излюбленную фразу: «Елки зеленые, японский городовой!».
А, может быть, дядька скажет, как вчера, по приезду: «Добрый казак! Пора в армию».
Конечно, в армию еще не пора, Юрке только пятнадцать исполнилось, но ростом отца и дядьку догоняет, да и обгонит, наверное.
Левая, опять левая закидушка резко дернулась, так что отпал комок глины, и натянулась, как струна. Юрка прыжком подскочил к ней. Сердце учащенно забухало в захолонувшей груди: «Может сом?». Выбирал с трудом. Чувствовал, что зацепил что-то серьезное. Но лихорадки не допускал. Помнил батькины уроки: «Не сепетись на рыбалке, не тяни дуриком, чувствуй рыбу».
На первом, ближнем к берегу, поводке увидел подсулка и понял, что обманулся в надеждах. Подсулки хватают сходу, резко. Если несколько сразу, то ощущение, что большая рыбина попалась. Так и есть - два бледно-малахитовых зубача в мелкой наждачной чешуе, грамм по четыреста- пятьсот. Для навара в ухе сгодятся.
Юрка деловито вытаскивал крючок из горла хищника, надавливая на голову с боков, чтобы рот был шире открыт. «Заглотил, пакостник, по самое, самое ...»
- Ап ... а, ап ... а, - услышал он какие-то непонятные звуки с реки. - Пом ... е, ап.
Оглянулся - никого. Потом метрах в семидесяти от берега, напротив его второй закидушки, показалась из воды голова, судорожно хватающая воздух. Беспомощный всплеск руки. Сдавленный, захлебывающийся полукрик:
- Пом...ап!
Вода попадает в рот, голова скрывается.
Юрка отбросил так и не снятых с крючков подсулков за камень, ближе к красноталу. Рывком стянул рубаху. Снимая штаны, лихорадочно смотрел по сторонам – может, есть кто-нибудь? Никого поблизости не было. Он специально ушел подальше от станицы к своему любимому месту возле косы. Здесь редко кто из местных бывает. Разве что горожане приезжают отдохнуть на выходные и в отпуск. Отбежал метров пятьдесят вниз по течению, чтобы плыть наперерез утопающему. С разбегу, большими прыжками залетел в реку и поплыл «слепым» кролем, почти не поднимая головы из воды, дыша под руку, к тому месту, где наметил точку встречи с несчастным. Машинально отметил про себя: «Несет с косы не к середине реки, а к берегу».
- Ап ...а! - В нескольких метрах показалась из воды копна спутанных, как водоросли, волос; искаженные ужасом, невидящие глаза; открытый рот, хватающий воздух и воду одновременно; в ушах золотые серьги - женщина.
Не дожидаясь, пока она снова исчезнет, Юрка набрал побольше воздуха и нырнул под нее, стараясь перехватить в момент погружения и вытолкнуть наверх. Его никто не учил этому. Просто взрослые рассказывали, что утопающие цепляются мертвой хваткой за шею и тогда - конец обоим ... Инстинктивно сообразил, что нужно подныривать и толкать.
Первый раз толкнул под коленки. Неудачно. Женщина не смогла достаточно набрать воздуха и продвинуться вперед. Он едва успел схватить ее за волосы и удержать на поверхности. Хотел перевернуть на спину и, плывя на спине, буксировать к берегу. Но женщина стала цепляться за его волосы. Он резко отбил ее руку и нырнул под живот, головой и руками поднимая вверх и толкая, как бревно.
Вдох ... Нырок ... Вдох ... Нырок ... Голова упирается то в ее плавки, то в холодный живот, руки скользят по телу. Ногами она почти не двигает. То ли судорогой свело, то ли сил нет. Руками пытается нашаривать спасителя, вместо того, чтобы хоть как-то самой плыть. Наверное, в шоке, ничего не соображает.
Вдох ... Нырок ... Вдох ... После серии нырков не хватает воздуха легким. Руки и ноги налились непривычной тяжестью. Так никогда не было ни на школьных соревнованиях, ни когда переплывали Дон с ребятами. В голове пульсирует только одна досадная мысль: «Тетка, плыви хоть чуть-чуть. Ведь потонем вместе».
Нырок ... Толчок ... Нырок ... Толчок ... «Ух и тяжелая! Уже силы на исходе. И она не хрипит. Может, захлебнулась? Может бросить? Иначе не доплыву. Точно так же было, когда лет десять назад Мишка Архан сбросил с лодки, а я-то и плавать толком не научился. Неужто, потону? Когда же дно?»
Юрка, толкнув женщину, опустился ко дну. Он действовал машинально, заторможенно, уже почти без воли к борьбе за чужую и свою жизнь ... Вдруг ноги коснулись дна. Остатками сознания Юрка понял, что близко берег. Оттолкнулся от песка в скользких водорослях, вынырнул. Тело женщины погружалось в воду в двух метрах от него. Непонятно - откуда взялись силы проплыть эти два метра и поймать женщину за руку. Еще через метр он встал на грунт. «Все - спасены!»
Пока он тянул ее под руки в воде, не чувствовал полного упадка сил. Только руки и ноги дрожали от переутомления и грудь разрывалась от удушья, а у берега, когда его ноша стала обретать свой реальный вес, совсем сдал - упал наполовину в воде, наполовину на суше. Хрипло и судорожно хватал воздух широко открытым ртом, как недавно пойманный им «душман».
И все же заметил, что женщина жива, в «отключке», но жива. Ее горло издавало какие-то свистяще-булькающие звуки. Лицо и тело имели бледно зеленый оттенок и покрылись мелкими пупырышками «гусиной кожи».
Юрка на карачках выполз из воды. Потянул женщину за беспомощные плети рук, но сил не хватало, чтобы сдвинуть грузное тело с места. Тогда он уперся пятками в песок и, не отпуская спасенной, повалился на спину. Он сам для себя стал как бы рычагом и таким способом сдвинул женщину с места. Он повторил свой опыт еще несколько раз, пока не добрался до сухого места. По пути выползания в образовавшейся от трения борозде остались женские трикотажные плавки. Но Юрке было не до плавок. На пределе сил он перевернул женщину животом вниз на небольших валунах и, уже не в состоянии бороться со всепоглощающей усталостью, повалился на песок. Он был в сознании, но в каком-то придушенном, наркозном, когда все происходящее кажется ненастоящим.
Женщину стало рвать. С жуткими конвульсиями и стонами она освобождалась от речной воды, переполнявшей ее. Потом началась лихорадка. Бедняжку трясло и корежило одновременно, будто неведомые силы пропускали сквозь тело электрический ток и выкручивали ноги и руки. Борьба между жизнью и смертью была мучительной и тяжкой. Это напряжение невольно передалось Юрке, как бы реанимировав его сознание.
Не в силах бездеятельно переносить беспрестанное стучание зубов и дрожь переохлажденного тела, Юрка с усилием переборол отрешенную расслабленность и, медленно поднявшись, побрел к своей одежде, оставленной возле закидушек. Надел рубашку, взяв под мышку штаны и ветровку, безвольно поплелся обратно. Походка его была шаркающей и неровной, как у очень пожилых или нездоровых людей. Со стороны этот масластый, высокий, худой и оттого нескладный, не оформившийся еще в мужчину, паренек выглядел изможденным бойцом, вышедшим из многодневного вражеского окружения. Плечи его бессильно обвисли, подчеркивая и без того немного сутуловатую спину. Ноги заплетались, и Юрка несколько раз споткнулся буквально на ровном месте. Голова была опущена, а взгляд бессмысленно блуждал по земле, не замечая окружающих красот, еще недавно радовавших и согревавших душу.
Проходя мимо последней, правой закидушки, Юрка все же обратил внимание, что на ней нет сторожка, а леска напряжена. Рыбацкий инстинкт включил в нем какой-то потайной механизм. Паренек по-кошачьи спружинил и выхватил из песка деревянный остов удочки. По натяжению лески почувствовал, что она на пределе.
«Может опять подсулки озоруют? - был его первый после невольного купания осознанный вопрос. - Непохоже. Больно уж настырно тянет. Трудно устоять на месте. Кажись, большая рыба».
-Че ж ты не вовремя пожаловала? Разве ж мне до тебя сейчас? Эх ты, дура, с тобой же цацкаться надо, а у меня тетка того и гляди помрет. - Юрка осторожно разматывал запас лески, отступая к своему седалищному камню.
Он несколько минут раздумывал, что ему делать дальше - бороться с рыбой или идти к спасенной, попытаться хоть как-то облегчить ее страдания. Наконец решился. Обмотал закидушку вокруг камня, чтобы рыба не утащила ее. «Авось не оборвет, погуляет на привязи?» Поднял штаны, куртку и уже не старческой, а торопливой походкой заспешил к женщине.
«Утопленница» лежала в той же неудобной позе - животом на камнях, пупыристая и зеленоватая, как русалка. Ее больше не рвало, но все еще лихорадило. Сознание, видимо, возвращалось к ней и женщина пыталась отодвинуться от рвотных масс и поменять позу. Юрка помог ей перевернуться на спину. Впервые более-менее рассмотрел свой улов. Женщина по его меркам была еще не старая, лет за тридцать с небольшим. Немного полноватая, с большими мягкими полукружьями грудей, одна из которых выбилась из-под лифчика и, поколыхавшись, вперилась в него темным соском. Глаза женщины тоже были устремлены на Юрку. В них прочитывались страх, недоумение: «Кто ты такой, что со мной делаешь?» Она еще не осознала произошедшего, не понимала, зачем ее, голую, беспомощную, ворочает этот незнакомый парень. Ее зрачки расширились, когда Юрка наклонился над ней, поднимая за шею. Но он только подложил под голову штаны, а потом укутал курткой плечи и грудь. Ветровка была небольшая, летняя и едва прикрыла живот, не доставая до темно-русого треугольничка коротких волос на припухшем бугорке между ног. Неведомая раньше горячая волна ударила Юрке в голову и ниже живота. Он никогда в своей жизни не видел нагой женщины. Одноклассницы и просто знакомые девчонки на пляже не в счет. Там самое сокровенное всегда прикрыто и только томительно намекает о себе. Не в счет даже прижимания и ощупывания, которые были у него с соседкой Людкой на сеновале. Увиденное сегодня так близко, так доступно. Стоит протянуть руку - и пальцы коснутся заветного рубчика пониже бугорка в кудрявых завитушках.
Юрка увидел это мельком, всего за какие-то мгновения, но горячая волна стыда и возбуждения залила его с ног до головы. Чувствуя, как предательски набухают плавки, он опустился на песок, обхватив колени и пряча недобро загоревшиеся глаза. Он больше не смотрел на подрагивающие бледные ноги и оттененную пигментацией миниатюрную мишень между ними, но они рисовались его мысленным взором, рождая непреодолимое желание овладеть женщиной, познать тайну интимной близости и ощутить утоление мучавшей его жажды. На пустынном, густо заросшем красноталом, ивами и карагачем берегу он был хозяином ситуации, как Робинзон Крузо на своем острове. Беспомощная, едва приходящая в сознание женщина, невесть откуда взявшаяся, являлась его добычей и никто другой не имел над ней власти в данный момент кроме него. Оттащить ее еще на несколько метров в густой подлесок - и ни одна живая душа не узнает про Юркин первый мужской опыт.
Картина почти реального действа заставила учащенно биться сердце, пах буквально разрывало чем-то горячим и тяжелым, как расплавленный свинец. Казалось, что он вот-вот задымится от переполнившего его жара или лопнет от избыточного давления. Юрка был близок к безумству или к обмороку. Вместе с тем, в нем по-прежнему не исчезало и чувство стыда. Родившееся вместе с похотью, оно брезжило слабым светом где-то в глубине сознания, качая еще неотстроенные нравственные весы. Юрка не придавал большого значения тому, что спас человека. Это было естественным порывом его души. Нового же своего чувства он еще не знал, так остро и неожиданно столкнулся с ним впервые. Но, несмотря на всеохватывающее и безоглядное влечение к женскому телу, он интуитивно ощущал какую-то неловкость ситуации, будто решил покуситься на что-то чужое. Ни объяснить, ни осмыслить происходящего он, конечно, не мог, однако не мог и переступить невидимую черту, отделявшую в нем человека от зверя. Вскочив на ноги, Юрка бросился в реку.
Он не плыл, а просто барахтался в воде, остужая свой пыл, смывая затмение сознания и воли. Только окончательно успокоившись, выходя на берег, обнаружил, что купался в рубашке. Отметил про себя: «Совсем офонарел, ну и нарыбачился!»
По пути поднял женские плавки и, неуклюже наклоняясь, прикрыл так разволновавшую его наготу «утопленницы». Неожиданно рука женщины легла на его мокрые, слипшиеся волосы и слегка погладила их. «Спасибо» - услышал Юрка слабый, надтреснутый голос.
Когда он медленно и неуверенно перевел взгляд на ее лицо, то ему показалось, что женщина смотрит на него с искренней нежностью и благодарностью.
-Да не за что, - буркнул, отворачиваясь. - Оклемались трошки?
-Начала в себя приходить. Вспомнила, как в водоворот попала и стала тонуть. Больше ничего не помню. Как ты меня вытащил - не представляю.
-Обыкновенно. Поплыл и вытащил. Только вы больно тяжелая. По берегу волочь пришлось, вот плавки и сползли. - Юрка по-прежнему смотрел в сторону.
-Я понимаю, - успокоила его женщина. - Ничего страшного. - Немного помолчав, спросила: - Как тебя зовут?
-Юрка.
-Я попрошу тебя, Юра, об одолжении. Сходи, пожалуйста, на косу, там за излучиной синяя палатка стоит. Муж, наверное, уже вернулся из магазина, меня разыскивает. Приведи его сюда. И пусть спортивный костюм захватит, не могу согреться никак…
-Хорошо, схожу, - кивнул Юрка. - Только рыбу с крючков сниму и еще одну закидушку проверю. Подождете?
-Подожду. Иди, рыбачок.
Еще издали Юрка увидел, что привязанная к камню закидушка пуста.
-Оборвала поводок, дуреха,- бубнил себе под нос, выбирая снасть из воды. - Наказала меня, неча ерундой на рыбалке заниматься.
Вообще-то обиды в нем не было. Наоборот, в душе завязывалась и росла неведомая отрада.