Женщины Часть вторая

Людмила Жоголева
ТАМАРА НИКОЛАЕВНА
    На следующий день Валя впервые переступила порог помещения камеральной группы, куда ее определили. Не успев представиться, услышала:
      – Валя, здравствуй!
    К ней приближалась, улыбаясь, Тамара Николаевна. Да-да, та самая Тамара Николаевна, которая работала на московском предприятии бригадиром. Как же Валя обрадовалась! В эту минуту бывшая начальница показалась ей роднее родных. Захотелось обнять ее.
      – Осторожно, – остановила Тамара Николаевна, мягко отстраняя девушку от своего кругленького животика.
      – Мир и вправду тесен. Вы здесь тоже работаете бригадиром?
      – Верно. Надеюсь, не забыла мои московские наставления? Мне не придется тебе все объяснять заново?
    После работы, дома у Тамары Николаевны, они вспоминали общих знакомых, с которыми довелось работать в Москве. Вале очень хотелось узнать, как живется здесь ее знакомой.
***
    Женщина решила рассказать о своей жизни без утайки, поскольку Валя знала все о ее московских мучениях.
      – Приехав сюда, получила должность бригадира. Мы с сынишкой быстро привыкли к морозному, заснеженному краю. Постепенно обзавелась подругами. Настоящими подругами, такими, которые не осуждают, а помогают жить.
    Ты хотела бы знать, встретила ли я здесь хорошего, заботливого мужчину? Да. Познакомились мы с ним случайно. Произошло это зимой. Набрав в магазине продуктов, мы с сынишкой возвращались домой. Славик поскользнулся. Я не успела его подхватить. Ему помог встать мужчина, проходивший мимо. Поблагодарив его, мы собрались продолжить путь. В этот момент он неуклюже забрал у меня сумки и пробурчал: «Помогу».
    Это был шофер вездехода Петр: скромный, молчаливый, застенчивый. Вскоре я почувствовала, что я ему небезразлична. Каждый раз, когда он видел меня, непременно сворачивал в другую сторону. Однажды, переборов стеснительность, пригласил все же в кафе, после чего наши встречи стали регулярными. Славик первое время Петра никак не называл, хотя всюду бегал за ним. Вот только близко подходить опасался, словно присматривался.
    Однажды, увидев, как Петр моет вездеход, Славка, немного заикаясь от волнения, спросил: «Можно мне тоже?» Он разрешил. Закончив работу, потрепал его по волосам и поблагодарил за помощь. Заметив, как сын вздохнул, потом подошел и обнял его, я заплакала. Сейчас мы живем вместе. Обязательно вас познакомлю. Любовь? Мне трудно ответить на этот вопрос однозначно. Хотя знаю точно: мне рядом с Петром спокойно за себя и за сына.
    Валя смотрела на землячку, не узнавая ее. От прежней Тамары Николаевны ничего не осталось. Куда-то делась напряженность в теле, постоянная озабоченность на не знающем улыбки лице. Перед ней сидела симпатичная, довольная жизнью, со смешинками в глазах женщина, которая нашла в себе силы расстаться с невыносимым прошлым и построить свою жизнь так, чтобы сынишка с удовольствием бежал домой.   
    Первый рабочий день Вали сложился весьма удачно. С хорошим настроением она вошла в комнату общежития, которая встретила ее тишиной. Клавы не было, а ей  очень хотелось поделиться впечатлениями об удивительной встрече с частичкой московской жизни. Рассказать о том, как доброжелательно отнеслись к ней работники отдела, как они с интересом расспрашивали о Москве.
    Валя не знала, чем заняться. Стало тоскливо, почувствовала, как соскучилась по родителям, подруге, двоюродной сестре и ее детям.
***
    Сколько себя помнила, Валя всегда ощущала заботу родителей и ныне покойной бабушки. Ей повезло. Отец и мать были одной из немногих семейных пар, которым удалось сохранить любовь до зрелого возраста. В их жизни это чувство то достигало неимоверных высот, то постепенно угасало до будничных отношений. Затем вновь поднималось, казалось, из-за мелочи: мимолетного взгляда отца на мать, наполненного нежностью, фразы, которую она говорила ему  трепетным голосом. Бабушка частенько повторяла, глядя на них: «Ей-богу, не от мира сего».
    Только сейчас Валя начала понимать: такие отношения между супругами, как у ее родителей, были редкостью. Она считала: иначе быть не может, и не представляла жизнь людей, состоящих в браке, по-другому. Развод, измена – эти слова как-то пролетали мимо ее ушей. А одиночество представлялось уделом тех, у кого жена или муж умерли.
    Девушка была уверена: виной ее одиночеству – сумбурная московская жизнь, которая не дает времени парням присмотреться к таким, как она. Они тянутся к ярким представительницам женского пола, стремясь заключить с ними брак. И только потом начинают понимать, насколько не подходят друг другу, спрашивая себя: «Любовь ли это была?»
    Лишь недавно, вступив во взрослую жизнь, Валя увидела, как она разнообразна, а любовь многолика: порой прекрасна, иногда мучительна и непонятна. Так что Москва, как оказалось, тут вовсе не при чем.
    От таких раздумий у нее слезы запросились наружу, защемило в груди. Вспомнилась недавно умершая бабушка, которая собирала вокруг себя всю родню по праздникам и умело гасила ссоры своих детей и внучек, показывая своим примером, как необходимо помогать друг другу в трудную минуту, а главное, уметь сопереживать.
    Бабушку Валя очень любила и всегда с огромным удовольствием навещала не только в праздничные дни. Там встречалась с двоюродной сестрой Мариной, которая жила с родителями на другом конце Москвы. Марина была старше ее на пять лет и уже тогда выглядела как актриса из зарубежного фильма: у нее была тонкая талия, миловидное личико, обрамленное белокурыми вьющимися волосами, и огромные голубые глаза. Валя при встрече всегда забрасывала ее вопросами об ухажерах, особенно тогда, когда сама стала интересоваться мальчиками.
      – Ты, когда окончишь школу, сразу выйдешь замуж за Колю? – допытывалась она, смотря сестре прямо в глаза.
      – Вот еще. Он только носит за мной портфель, – гордо отвечала та.
      – За Федю?
      – Фу. Его лицо все в прыщах. Поступлю в институт, выберу себе в мужья самого симпатичного парня.
    В институт Марина не поступила, однако ухажеров у нее прибавилось. Валя вспомнила, как втайне от всех мечтала иметь их столько же, конечно, когда станет постарше и такой же красивой. Частенько в те годы, всматриваясь в свое отражение в зеркале, искала в нем хоть какое-то сходство с Мариной. «Сестры, а я совсем другая. Может, когда подрасту, стану чуточку симпатичней?» – надеялась она в детстве. Но, немного повзрослев, сидя в очередной раз перед зеркалом, пришла к выводу: «Красавицей мне не быть. Ну и что. Мама обыкновенная, а папа вон как ее любит! Обязательно найду себе парня такого же, как он».
***
   Скрипнула дверь,  прервав воспоминания Вали, в комнату вошла Клава. Увидев расстроенную девушку, спросила:
      – Не понравилась Тамара Николаевна? Или коллеги сторонятся?
      – Нет-нет. Все прошло удачно. Подумала о родителях, вот и взгрустнулось.
      – Понятно. Поужинаем, пойдем к морю слушать, как волны шлифуют камни.
***
    Постепенно Валя начала привыкать к городу и новому образу жизни. Ее соседка по комнате, не имея своих детей, ненавязчиво опекала ее, Тамара Николаевна помогала обрабатывать материалы с учетом особенности данной местности. Оплата была сдельной. Не выполняя пока месячную норму, она отдавала часть своих планшетов тем, кто справлялся со своим заданием дня за два-три до окончания месяца. Чаще всего они доставались Ольге Сергеевне, женщине пенсионного возраста. Рядом с ней работал ее муж, Николай Васильевич. Ему, по мнению Вали, было немного больше пятидесяти, в то время как супруге – гораздо больше. Семейную пару, где муж был младше жены, она видела впервые.
    Они считались опытными работниками. Держались особняком. Он был худощав, с сединой в густой черной шевелюре. Всегда в дорогой рубашке и великолепном костюме. Она одевалась безупречно. Тем не менее, полнота все ее усилия выглядеть привлекательней сводила на нет. В бригаде работали женщины гораздо моложе. Ольга Сергеевна ревновала мужа буквально ко всем.
    Валя не могла понять, почему Николай Васильевич живет с женщиной намного старше себя. Тем более общих детей у них нет. Коллеги быстро разъяснили ей, в чем тут дело, указав на его леность и желание получать все, не утруждая себя. Тогда-то ей стало понятно, почему он так легко ушел из семьи, оставив сына. Ольга Сергеевна была лишена счастья материнства и всей своей нерастраченной любовью к не родившимся детям окружила дорогого сердцу супруга. Он для нее был и мужем, и сыном.
    Как-то  Валя с Клавой повстречали их в продуктовом магазине. Они стояли около витрины и довольно громко разговаривали. Подойдя ближе, Клава с Валей услышали:
      – Оля, давай купим яйца здесь. На улице холодно. Не хочется тащиться на рынок.
      – Там они намного крупнее и дешевле, – ответила она.
    Ее супруг вздохнул и, уступив напору жены, покорно пошел за ней.
      – Клава, я не понимаю, почему она заставила его идти в такую даль за обыкновенными яйцами.
      – Экономия. Ты же слышала, что она сказала: «Яйца там крупнее и дешевле». Ольга Сергеевна во всем экономна.
      – Не до такой же степени!
      – Возможно. Но! Они уже в одном из южных городов благодаря ей купили квартиру. Когда Николай Васильевич уйдет на пенсию, они поедут туда жить.
      – Ты так ею восхищаешься. Она что, единственная, кто накопил столько денег?
      – Нет. Все же квартиру купила пока она одна. Денег и другие зарабатывают немало, только у одних есть дети, у других – родители, которым нужно помогать. Жизнь у всех складывается по-разному. Да и цели разнятся. Я радуюсь, что ей это удалось. Глядишь, еще кто-нибудь осилит.
    Валя задумалась, ее обожгла фраза «родители, которым  нужно помогать». «Почему я никогда не думала об этом? Не потому ли, что с рождения привыкла к их заботе и помощи? А сделать для них что-то….  Они стареют, болеют…  Вышлю с получки».
***
    Пролетел месяц пребывания Вали в Магадане.
«Все как в Москве. Дом, работа, дом. Не напрасно ли я приехала сюда?» – опять засомневалась Валя, подходя к общежитию.
    Клава видела потускневшие глаза девушки. Вспомнив, как скучала по родителям в первый год самостоятельной жизни, предложила ей в один из выходных дней пойти вместе с ее подругами за брусникой и голубикой.
      – Лес довольно далеко отсюда. Пешком, пожалуй, идти придется несколько часов, – изумилась такому предложению Валя.
      – Это по твоим московским меркам, когда за грибами и ягодами нужно ехать часа два на электричке, а то и дольше, потом тащиться пешком, – возразила ей Клава. – Здесь ягода растет вместо травы, только брусника на сопках, да и то ее столько, что мы, когда подойдем к одной из них, так сразу же начнем собирать, не карабкаясь вверх.
    Глаза Вали округлились, на лице появилась широченная улыбка. Ей очень захотелось увидеть и попробовать эти ягоды.
    Сопки почти плотным кольцом окружали город, закрыв его от сильных ветров. Только морскому ветру разрешалось посещать его, леденя души людей и проверяя их на стойкость. Не все, кто приезжал сюда за романтикой, оставались. Некоторые возвращались на материк (Магадан находится на перешейке полуострова), не выдерживая не только морозную с холодным ветром погоду, но и особые взаимоотношения здешних людей. Те, кто был с червоточинкой, чаще всего уезжали сами, не прожив и года, других, у которых помыслы были нечисты, заставляли уехать.
    Клава разбудила Валю в десять утра, дав ей после трудовой недели поспать подольше. Они вышли на улицу, где их уже поджидали две женщины с корзинками. Одеты они были в спортивную одежду, а головы повязаны пестрыми платочками. Подойдя к ним, Клава представила своих подруг Вале.
      – Это Катя, – указала она на среднего телосложения женщину лет сорока.  – Лида, наша стройняшка. Девочки, а это моя В-а-лечка, – произнесла она ласково, немного нараспев.
    Вся компания направилась к сопке, от которой их отделяли несколько одноэтажных домов и небольшой реденький лес с низкорослыми деревьями. Завернув за последний дом, Валя резко остановилась. Перед ней расстилалось поле маленьких кустиков с ягодами голубого цвета. Она от неожиданности ахнула и всплеснула руками, выронив корзинку. Подняв ее, кинулась собирать ягоды.
      – Подожди, – остановила ее Лида.– Дойдем до сопки, соберем бруснику, а на обратном пути наберем голубики.
    Подойдя к лесу, девушка снова остановилась.
      – Клава, смотри, сколько здесь грибов!
      – Подружка, уйми свой восторг. За грибами придем в следующий раз, – осадила ее Клава, хохотнув.
      – Не трогай Валю, – остановила ее Катя. – Пусть впитывает прелесть жизни на севере. Ей это в новинку. Еще успеет повзрослеть.
      – Будет тебе, Катюша, – произнесла Клава, обняв ее, видя, как у той в глазах появились слезы.
    Слишком тяжела для этой женщина была утрата, которую она понесла недавно. Не научилась пока прятать слезы и боль внутри себя.

КАТЕРИНА
    Ее муж был заядлым рыбаком, крупного телосложения и, под стать своему внешнему виду, физически сильным. Однако характер у него был мягкий. Помогал всем, кто просил помощи. Катя приметила Володю еще когда училась в девятом классе. Он тогда был в  десятом. Володя поглядывал на нее. Однако стыдился своего огромного роста и неуклюжести, свойственной людям с таким телосложением, поэтому не подходил к Кате и не заговаривал с ней. Она была маленького роста, хрупкой и миловидной. Чувствуя его нерешительность, сама предложила дружбу.
      – Замуж за меня пойдешь? – смущаясь и краснея, тут же спросил Володя, боясь упустить удобный момент.
      – Да хоть сейчас, – мгновенно отреагировала она.
    Окончив школу, они поженились и решили устроиться на геодезическое предприятие, чтобы заработать денег на квартиру.
      – Катя, тебе повезло! Володя заботливый, работящий, – говорили ей подруги и коллеги по работе.
      – Угу, – соглашалась она, умалчивая о своем страхе.
    Уж больно все гладко у них было. Володя не пил, не курил, безумно любил жену и сына. Катя видела, как другие семейные пары ссорятся, разводятся, калеча психику своих детей. Насмотревшись, она не верила, что их счастье вечно, боялась будущего.
    Кто мог подумать, что ее опасения окажутся ненапрасными. Не так давно, уйдя ловить крабов с двумя друзьями в ночь, Володя и его друг Миша не вернулись домой. Пришел только Ваня, который поддерживал огонь в костре на берегу моря, ожидая их возвращения с уловом. Парни перевернулись на надувной лодке, стремясь подплыть в отлив к поставленным на крабов силкам. Море мгновенно захватило их в ледяные объятья и утащило в свое безмолвие, чтобы жены не увидели мужей, обезображенных маской смерти, а может, чтобы они в их памяти остались навсегда живыми.
    Катя не захотела возвращаться к родителям. Так и живет с сыном здесь, среди друзей, которые в любой момент помогут. Это она знала наверняка.
***
    Подруги добрались до сопки. Валя не сразу увидела ягоды. Они ловко прятались под листьями. Вокруг все было покрыто зеленым покрывалом. Однако, если приподнять листики, под ними…
    Женщины быстро наполнили корзинки брусникой, помогли Вале, потом потихоньку направились обратно. Уже почти у дома стали собирать голубику.
      – Ты как ребенок, – смеясь, отметила Клава, глядя, как Валя двумя руками отправляет в рот сорванную ягоду, сидя на земле.
    С полными корзинками они вернулись домой. Клава долго еще не могла забыть измазанное голубикой лицо Вали, жалея, что не было с собой фотоаппарата. Брусничный морс получился отменным. Он был пурпурным, с восхитительным вкусом.
    Придя с работы в следующую пятницу, Валя поинтересовалась у Клавы:
      – Завтра и послезавтра выходные дни. Когда идем за грибами?
      – Ишь, как разохотилась.
      – Ты обещала!
      – В воскресенье и пойдем. Только, чур, не капризничать, когда буду  тебя рано будить.
    За грибами они отправились тем же составом. Здешний лес выглядел куце. Лиственные деревья леса в Подмосковье росли порой плотно друг к другу, достигая двенадцати метров, а то и больше. Не говоря уже о соснах, чтобы увидеть макушку которых, надо было конкретно отклонить голову назад. А трава в нем вырастала порой до колен грибников.
    В районе Магадана деревья были чуть выше человеческого роста, с тонкими стволами. Опавших листьев было немного, и они едва прикрывали землю.
    Валя, наклоняясь за маслятами, вскрикнула:
      – Здесь такие же грибы, как в наших лесах! А белые здесь тоже есть?
      – Попадаются. Правда, редко, – заверила ее Лида.
    Набрав полные корзины, женщины решили передохнуть. Расстелили на земле небольшую скатерть, достали термосы и бутерброды. Клавиной подопечной они показались очень вкусными. Хотя почти каждый день она поглощала точно такие же по утрам. Ели молча, чуть расслабившись от не по-осеннему теплых солнечных лучей. Лида неожиданно рассмеялась. Сквозь смех спросила Катю:
      – Помнишь, когда мы жили в Ларюковой, как забрел в поселок медведь и всех напугал?
      – Да. Расскажи, а то…
      – Где? – спросила Валя, перебивая Катю.
      – М-м-м. Ты ведь не знаешь. Раньше наше предприятие было в Ларюковой. Это в трехстах километрах севернее Магадана. Мы прыгали от счастья, когда узнали, что предприятие переводят в город. В поселке жили в бараках, удобства были на улице: туалет, мусорные баки. Вода была ржавой. Представь, надо было отстаивать ее несколько часов, чтобы выкупать новорожденного, приготовить еду или постирать. Мылись в бане. А в городе нас расселили по квартирам со всеми удобствами!  Правда, в двухкомнатных живут до сих пор по две семьи, однако все довольны! – пояснила Лида.
      – Это было зимой. Больше всего тогда перепугалась Лиза. Это наша уборщица. Подходит с дочкой к магазину, а медведь прямо у дверей, роется в мусорном баке.
      – Настоящий медведь? – удивилась Валя.
      – Настоящий. Весь поселок тогда переполошил.
      – Почему? Разве нельзя было его прогнать?
      – Валечка, это был шатун, проснувшийся среди зимы медведь. Ему в это время года сложно найти еду. Он становится агрессивным и очень опасным для людей.
    Так вот. Лиза, взяв дочку на руки, буквально влетела в магазин. Продавщица уже сообщила начальству о незваном госте и наблюдала за ним, прижав лицо к окну. Немного погодя появились мужчины с ружьями. Они приблизились к медведю, стреляя в воздух. Он испугался и бросился наутек. Вообще-то шатунов убивают. Наши ребята не смогли этого сделать. Сердобольные. Сообщили охотникам о нем. О дальнейшей его судьбе мы ничего не знаем.
      – Поверить в такое уж очень трудно, – призналась Валя.
      – Хочешь – верь, хочешь – нет, – отреагировала Лида. – Тем не менее, это было. И было продолжение. Утром следующего дня Лиза проснулась оттого, что кто-то чавкал и копошился возле окна. Она испугалась, разбудила соседей. Сергей Алексеевич осторожно прошел в ее комнату, подошел к окну, выглянул и тут же расхохотался: там паслась стреноженная лошадь. Она-то и  напугала Лизу.
    Подруги вдоволь насмеялись и стали собираться. Придя домой, сразу принялись обрабатывать грибы. Валя впервые в жизни самостоятельно мариновала их на зиму. Восторг от увиденного за последние дни долго не смывался с ее лица.
***
    В один из вечеров, когда выйти на прогулку не давал дождь, который  огромными каплями стучал по стеклу, Валя спросила Клаву:
      – Ты говорила, что Лиза одинока. Лида, рассказывая про медведя, упомянула о ее дочери. Где она теперь? Почему не заботится о матери?
      – Пожалуй, можно тебе рассказать о Лизе. Скрывать нечего, все знают непростую историю ее жизни.
ЛИЗА
      – Родилась она в поселке Таежный. Недалеко от него велась добыча золота. Естественно, там жили мужчины и молодые парни, которые трудились на прииске. Приезжали они из разных мест России. Работа была тяжелой, но хорошо оплачиваемой. Получали много денег. Вот только тратить их было не на что. В поселке ни кафе, ни ресторана не было, только продуктовый магазин, баня и столовая.
    Ища приключений, золотодобытчики повадились в выходные дни ездить в Магадан, хоть путь был неблизкий. Там развлекались, оставляя часть зарплаты. Те, кто по моложе, тратили деньги на женщин. Мужчины постарше – в ресторане на выпивку. Почему так поступали, забывая о женах и детях, знали только они.
    Лиза, окончив школу, устроилась работать в столовую. Отца не помнила. Мать рано ушла из жизни. Давать ей советы было некому. Жила, как умела. В то время она была очень привлекательной, как рассказывали местные жительницы. Рыжая копна волос ниспадала на округлые плечи, пышная грудь поднималась и опускалась при каждом ее вдохе и выдохе, а при ходьбе покачивались бедра. Завершали соблазнительный образ большие голубые глаза. Пройти мимо нее, не оглянувшись, из мужчин не мог никто. Да и некоторые женщины посматривали, правда, больше с завистью, чем с интересом.
    Многим мужчинам хотелось завести с Лизой роман. Выбор был за ней. Она ни с одним не оставалась подолгу. Ей все время хотелось новых ощущений, поэтому легко уходила от одного ухажера к другому. Денег было много (мужчины щедро одаривали ее). Лиза смело тратила их, не заботясь о будущем, будто ее молодость и красота вечны, а жизнь такая будет всегда. Обладая эффектной внешностью, она даже со стороны молоденьких девушек не боялась конкуренции.
    И была права. Мало кто из женщин выглядел так броско, напоминая пышнотелых красавиц, изображенных на картинах Кустодиева и Рембрандта.
    Поговаривали, что еще в школе она почувствовала свою власть над мужчинами. Мать, когда была жива, часто говорила ей: «Красота не всегда приводит к счастливой жизни».
    Но кто слушает в юные годы своих мудрых родителей? Только с возрастом понимаешь слова матери или отца, когда их уже нет в живых и некому сознаться, что ты слушала, но не услышала сказанное ими.
***
    Не все знала о жизни Лизы Клава. Работая в столовой, она приметила парня, принятого к ним посудомойщиком. Когда он прибыл в поселок, в артель на прииск его не взяли, она была укомплектована. Нужно было ждать, когда кто-нибудь уволится. Матвей устроился в столовую – надо ж было на что-то жить.
    Лизу тянуло к нему. Молодой, отличного телосложения балагур заставил забыть обо всем. Она помнила всю жизнь его крепкие объятия, бурю чувств, охвативших ее тогда, заставивших учащенно биться сердце, и необыкновенную негу после страстных ночей. Ей хотелось снова и снова таких ощущений. Чем дольше длились их отношения, тем обыденней они становились. Лиза без сожаления рассталась с ним. Он пытался вернуть ее расположение. Только зря терял время.
    Вскоре в ее постели оказался мужчина, обещавший ее озолотить. С ним она быстро рассталась. В нем не было той страсти, которую она испытала в первую свою взрослую ночь с Матвеем. Потом долго искала среди поклонников парня, который заставил бы ее снова ощутить жар ночей. Дни шли за днями. Она уже отчаялась. И тут…
    Однажды открыв дверь в ресторан, Лиза почувствовала, как у всех мужчин сердца мгновенно забились от желания обладать ею. Об этом говорили их восхищенные взгляды. Она прошла в зал походкой королевы. Все ждали, к какому столику подойдет. Лиза остановилась в центре и, немного постояв, направилась к свободному, у которого было всего два места. Она знала: каждый парень готов был выполнить любой ее каприз, желая только одного: стать ее любовником. Пусть ненадолго, но… В тот вечер она веселилась, не выделяя никого, упиваясь их взглядами.
    Дмитрий прибыл в артель золотодобытчиков недавно. Сердце ее дрогнуло, как только увидела парня с фигурой атлета. Танцуя с ней в ресторане, он, с силой прижав ее к себе, впился губами на глазах у всех в ее губы. Жар поднялся у нее от пяток до макушки. «Это тот, кого я искала», – мелькнуло в ее голове.
    Пока жила с ним, глаза излучали страсть. Заражая всех веселым смехом, она светилась неподдельным счастьем.
    В поселке всех облетела весть: Лиза завела знакомство с медсестрой, которая работала в городском роддоме. Женщины насторожились. И не напрасно.
    Контракт с артелью у Дмитрия заканчивался. Он собирался лететь в свой родной город, где у него была семья. Это подстегивало обоих. Каждая ночь была как последняя. Лиза пропустила момент, когда возможен был аборт. Она ни на минуту не хотела расставаться с ним, рассчитывая решить эту проблему после его отъезда. Не успела.
    Вспомнила о медсестре, доверилась ей. Та по «секрету» оповестила всех о ее беременности. Посоветовав Лизе рожать, произнесла: «Первую беременность прерывать опасно. Можешь оказаться потом бесплодной». Лиза согласилась с этим доводом, тем более в этот момент она не могла представить рядом с собой другого мужчину вместо Дмитрия. Спокойно перенеся беременность, родила девочку.
    Два года была хорошей матерью: покупала игрушки, кормила, укладывала спать, сидела ночами у кроватки, пока девочка болела. Женщины в поселке говорили друг другу: «Наконец-то остепенилась!» Они ошибались.
    Сообразив, что дочку можно оставлять дома под присмотром старенькой соседки, Лиза отправилась наверстывать упущенное время веселья, танцев и любви. 
    Говорили: у Виктора, нового ее сожителя, горели глаза огнем, хотя он с виду был неказист. Зарабатывал мало, много меньше, чем его коллеги по артели. Все же Лиза выбрала именно его. Как уж она умудрилась, трудно предположить, но она опять пропустила момент, когда можно было прервать беременность. По поселку снова поползли слухи. Жителям стало интересно, что она предпримет. Все-таки уже двое детей. Медсестра зачастила к ней в гости. Через некоторое время они уехали в город. Вернулась Лиза похудевшая, помолодевшая, но без ребенка. В поселке возобновились сплетни. Одни говорили: «Она оставила его в роддоме». Другие предполагали, что дитя погибло во время родов. Никто не знал достоверно, что произошло с ним. Только Клаве, много лет спустя, Лиза рассказала правду.
***
      – Так куда делся ребенок? – допытывалась Валя, увлеченная рассказом.
      – Лизе посоветовала медсестра продать малыша, как только он родится. Она отказалась, считая это зазорным, а вот отдать людям, у которых нет детей…
      – Отдала?
      – Да. Не хотела молодые годы тратить на воспитание. Собиралась опять блистать. 
      – Не жалела об этом?
      – Раскаяние пришло, но слишком поздно.
    Вернувшись из города в поселок, Лиза узнала об отъезде Виктора. Ее красота по-прежнему пленяла мужчин, и она продолжила высматривать среди них того, кто был бы в любовных играх похож на Дмитрия или Виктора. Находила, бросала, снова искала.
    Незаметно подошло время, когда ее фигура стала меняться. Появилась полнота, исчезла четко выраженная прежде талия, подчеркивающая ее бедра, потеряла форму грудь. Возраст начал вмешиваться в ее жизнь.
    Подросшая дочка, перешагнув детсадовские года, уже сама варила себе макароны и изредка ходила в школу. Педагоги устали вызывать для собеседования непутевую мамашу, тем более толку от этого не было. Девочка с годами становилась привлекательней. Лиза – старела.
    Ее знакомая медсестра рассказывала, как она жаловалась на появившиеся морщины, изменившееся в худшую сторону тело. К тому времени Лизу окружали мужчины, предпочитавшие напиться и выяснять между собой отношения. Молодых, крепких телом парней среди них не наблюдалось. Как рассказывала все та же медсестра, они увивались около подросших девушек, успешно опустошавших их карманы, как когда-то делала Лиза. Для тех мужчин, которые приезжали на заработки, она была теперь всего лишь старой алкоголичкой. Некоторые из жалости подзывали ее и угощали водкой.
    Дочь к этому времени уже с успехом заменяла ее в ресторане, унаследовав материнскую смешливость и фигуру. Теперь ее мужчины одаривали подарками, исполняя желания.
    Лиза не находила общего языка с ней. Любая попытка поговорить заканчивалась руганью. Девушка обвиняла мать в пьянстве, в том, что она никогда не заботилась о ней. Говорила, что не может забыть голодные зимние дни, когда Лиза уезжала с любовником надолго в город, оставляя ее дома одну. С ней делилась едой старенькая бабка Настя, пока не умерла. Как-то дочь заявила: «Бабку буду помнить всю жизнь, тебя – нет!». Узнав, какими деньгами мать сорила, когда она, ее родная дочь, в одиночестве рыдала от холода и голода, возненавидела ее.
    В поселке знали, как Лиза мучилась, видя дочь среди мужчин, готовых кинуть к ее ногам пачки денег. Тяжело было осознавать, что к ней пришла старость, заменившая блистательную жизнь на мучительное существование. Лиза до щемящей боли в сердце завидовала молодой, красивой, как когда-то была она, дочери. Вот и пила, глядя на ее праздник.
    Каждый день Лиза напивалась, поэтому не заметила беременности дочери. Как рассказывала в суде, в то злополучное утро услышала стон. Дочь, бледная, лежала на кровати в луже крови.
      – Что случилось? – спросила Лиза.
      – Помоги. Я только что родила, – прошептала та.
    Лиза накинула на плечи платок, собираясь бежать в соседний дом, где был телефон, вызвать скорую. Увидев это, собравшись с силами, дочь зло прокричала:
       – Не смей!
    От окрика Лиза вздрогнула. И тут сообразила, что ребенка нигде нет.
      – Где он? – чувствуя беду, она дрожащим голосом спросила дочь.
      – Не ищи. Его здесь нет. Не хочу, чтобы страдал, как я в детстве.
    Это произошло зимой. Замерзшее тельце малютки нашли уже весной, когда растаял снег. Определили, кто его мать. Дочь Лизы осудили и отправили в тюрьму. Там она через полгода умерла. 
    Шли годы. Лизу давно никто никуда не звал. Сидя дома перед бутылкой  с водкой, она все чаще и чаще думала о сыне. Заглушить воспоминания выпивкой не удавалось. Измучившись, поехала в Магадан, к той медсестре, которая когда-то посоветовала ей отдать ребенка. Надеялась узнать о судьбе мальчика. После долгих уговоров и подарков получила адрес приемных родителей, пообещав, что и близко не подойдет к сыну, только посмотрит на него издалека.
    Как рассказывала мне Лиза, она узнала его сразу, после чего переехала жить в город, чтобы иметь возможность чаще видеть его. Он уже взрослый, работает, разъезжая по своим делам на дорогой машине.
    Девушка слушала Клаву, а в голове  крутились строки Крылова: «… лето красное пропела, оглянуться не успела, как зима… ».
***
    Валя уже привыкла к сопкам, скудной растительности, ветрам и шумным коллегам, которые постоянно что-то обсуждали, кого-то воспитывали, кому-то помогали.
    Сегодня, войдя в камералку, она увидела на столе шапку-ушанку, в которую присутствующие бросали деньги. Забегали и из других отделов парни, мужчины,  женщины, спрашивая на ходу о случившемся. Потом, порывшись в карманах, кидали деньги в шапку.
    Из отрывочных возгласов поняла, что некий охламон по имени Виталий поехал во время отпуска в Ялту, а там его в первый же день обокрали. На последние деньги, завалявшиеся в кармане брюк, он позвонил сюда, сообщил о краже и попросил помощи.
      – Что теперь? – спросила, ужаснувшись, Валя сразу у всех.
      – Срочно вышлем ему деньги на обратную дорогу, – выходя из комнаты, ответил пожилой мужчина.
      – А как же отпуск?
      – Будет здесь читать книжки и смотреть телевизор, – произнесла строгим голосом женщина из другого отдела.
      – Жить-то ему на что? – не унималась Валя.
      – Прокормим, – последовал ответ парня, который делил с ним комнату в общежитии.
      – Это уйма денег. Как будет отдавать?
      – Сможет – вернет, нет так нет. Понимаешь, с каждым из нас может это случиться, а то и что посерьезней. Никто не застрахован от всех «прелестей» северной жизни, – пояснил пробегавший мимо нее мужчина, при этом добавив: – Виталий, видать, хвастанул кому-то, что приехал издалека с деньгами. Вот и результат.
«Ну и ну, в голове не укладывается такое. В Москве, если за тебя оплатили проезд в городском транспорте в тот момент, когда у тебя не оказалось мелочи, то будь добра, потом все же вернуть все до копеечки. А тут…». Девушка порылась в кошельке и кинула в шапку небольшого достоинства купюру. Она пока мало зарабатывала.
    В камеральной группе Валя насчитала двадцать пять человек. Из них только двое мужчин. Они были в возрасте и, конечно же, женаты. Их супруги трудились здесь же.
    А вот на  полевых измерениях (работы в тайге и на сопках) были задействованы молодые парни и мужчины. Они входили в состав экспедиций, укомплектованных  вертолетами и вездеходами. На предприятии их было две. Каждая из них насчитывала пять-шесть партий из нескольких бригад. Число инженеров и техников в экспедиции доходило до двухсот и более. Многие из них не были женаты.   
    Проходя по лестнице и коридору предприятия, Валя крутила головой, пытаясь оглядеть всех работников сразу. Она ожидала увидеть могучих атлантов, однако видела вокруг себя обыкновенных парней и мужчин. «Вот это да! Как же они выживают в тайге?» – удивлялась она, глядя на неприметных с виду геодезистов.
      – Клава, я думала, на Севере работают особенные люди. А тут, как в Москве: сплошная интеллигенция. Удивительно: в основном здесь мальчишки, недавно окончившие институт. Как можно им доверять судьбы людей, направляя работать в тайгу на полгода, а то и больше, назначая при этом бригадирами? Там же волки, медведи.
      – Какая ты смешная. Так, да не так, – возразила Клава.  – Ты права, здесь действительно немало москвичей. Завершив учебу в институте, многие стараются попасть сюда, подзаработать. Север их «сортирует». Одни, еле отработав год, уезжают, другие остаются жить надолго, а то и навсегда. Подожди немного, и ты увидишь разницу между обычными москвичами и ребятами из Москвы. Видишь ли, не стоит судить по внешности. На Севере остаются только те, кто умеет жить по совести или хотя бы уважает северные законы: взаимовыручку, помощь. Тут быстро  взрослеют.
      – Ты как-то туманно говоришь.
      – Если начну объяснять, не все тебе будет понятно и не совсем, возможно, ты согласишься. Пройдет немного времени, сама во всем разберешься.
      ¬ А если нет, то что?
      – Мне будет очень жаль потерять девочку, которую я уже успела полюбить!

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ