КУБУЛМА КИШИ (Отрывки)
Джумагул из урочища Тегерек был молод. Но в свои тридцать пять лет даже среди бывалых охотников-волчатников снискал непререкаемый авторитет. Седовласые аксакалы, истребившие за свою жизнь не одну сотню серых хищников, с уважением пожимали его могучие руки, если он имел честь посетить их дом.
Два глубоких шрама, оставленные волчьими клыками на лице Джумагула, придавали ему вид мужественный. А присвоенную людьми кличку ; Джарадар, что означало ; "Раненый" ; он носил достойно и гордо. По-другому его никто не называл. Его чуть сутуловатая, мощная фигура, с покатыми плечами борца-тяжеловеса прятала в нём недюженую силу. Крючковатые, мосластые ладони, в которых утопала рука среднего мужчины, постоянно были в движении, будто искали шею волка.
Джарадар был "охотник от бога". Но тот метод, каким он охотился на волков, многие называли сумасбродным и рискованным, но, тем не менее, не переставали уважать его за силу и смелость. Главным оружием охотника были длиннопалые, могучие руки ; Джарадар волков... душил.
Сын волчатника, должен был стать волчатником. Отец Джумагула с малых лет брал его на охоту. Первого волка Джарадар убил в десять лет из малокалиберной винтовки, сидя рядом с отцом в засаде на приваду. С пятнадцати, начал выслеживать и скрадывать хищников в одиночку. К двадцати годам уже набрался опыта и знал не хуже других охотников, повадки «серых злодеев» ; истребителей отар.
Если где либо, заводилась стая, или начинал разбойничать волк-одиночка, чабаны присылали гонца к Джанадару с просьбой избавить от напасти. Несмотря на молодость охотника, к нему обращались часто. Джарадар брал карабин, протирал его от смазки и ехал убивать. И убивал.
Но случай, однажды повернул всю охотничью страсть волчатника, в другую сторону. Другие охотники с годами стараются выбирать ситуации, чтобы уменьшить степень риска при встрече с волком, но Джарадар всё сделал наоборот. Он забросил оружие и выбрал свой, доселе никем не используемый, метод охоты.
А случилось это десять лет назад. Охотнику было двадцать пять лет. Джумагул сидел около юрты и прошивал сыромятными нитями, сделанными из лошадиной кожи, седло. Он старался строчки делать ровными и одинаковыми, чтобы никто не смог раскритиковать его за небрежность к одной из главных вещей в его жизни. Сколько помнил себя охотник – всегда с ним рядом было седло, нож, камча и ружьё. Без этих вещей он не был бы горцем – сыном охотника, превзошедшим своего отца в мастерстве. Дом Джумагула был от поставленной им юрты не очень далеко – полдня езды конём неспешным шагом. Своих баранов он отдал в общую отару знакомым чабанам, жену с детьми отправил к отцу с матерью, а сам целые дни проводил на охоте или занимался домашними делами, как сегодня. Рядом с юртой протекал ручей. Его исток был недалеко, и вода прозрачной струёй булькала чисто и звонко. Солнце поднялось высоко над хребтом, давая знать, что наступило время обеда. Охотник закончил шить, полюбовался красивой строчкой шва и пошёл за чайником. Вдалеке скакал всадник. Джумагул остановился, чтобы встретить гостя. На лошади без седла сидел испуганный мальчишка из соседнего стойбища. Он, захлёбываясь в волнении и страхе, прокричал:
; Джумагул-байке ! Там волк убил собаку! Убил лошадь! Убил баранов! Одного украл… Я видел… Большой волк… Как ишак… Страшный!
Охотник сразу поверил, что волк «как ишак», так как детей чабанов мало чем испугаешь, а здесь страх был виден в глазах мальчишки, а рука с плёткой, указывающей направление, немного дрожала.
Джумагул быстро оседлал коня, взял оружие, и поехал за мальчиком. То, что он увидел, шокировало даже его. До такой наглости мог дойти только больной зверь или очень смелый, чтобы днём, на просматриваемом пространстве, устроить такую бойню: по залитой кровью поляне валялись мёртвые овцы. Лошадь со вспоротым брюхом лежала невдалеке. Предсмертные конвульсии подёргивали её задние ноги мелкой дрожью. У недалёких кустов, распластавшись, будто упав с самолёта, в луже крови, лежала собака. Несколько покусанных, испачканных в крови овец, жались нервной кучкой у юрты. В этих краях уже несколько лет было спокойно – волки не шалили – и отец, уехав на несколько часов в соседнее стойбище, спокойно доверил охрану отары десятилетнему наследнику – пусть привыкает. Джумагул соскочил с коня, отдал повод мальчику, вытащил нож и подошёл к лошади. Свистящий хрип, вместе со сгустками крови, выпадал из перекушенного горла. Охотник наклонился и быстрым движением ножа полоснул по подскульной части головы, перерезав сонную артерию. Животное дернулось, потянуло задней ногой и затихло.
Мальчик рассказывал. Губы его дрожали, но голос не казался испуганным. Было видно, что сын чабана держится достойно.
; Я стоял у юрты и смотрел на баранов. Из кустов выскочил большой волк. Собака кинулась на него, но зверь был в два раза больше пса и разорвал его сразу. Потом бросился на стреноженную лошадь. Кусал ей задние ноги. Она брыкалась, но копыта до волка не достали – он напал сзади. Когда конь упал, зверь ему рвал брюхо и горло. Даже не ел. Я спрятался в юрту, смотрел, как он гонялся за овцами и кусал их. Я закричал. Конь, который был привязан у юрты, ржал и топал ногами. Я застучал кочергой по тазику. Волк, схватил одного барана и убежал.
; Куда убежал? – спросил охотник, всё ещё рассматривая залитую кровью поляну.
; В тот распадок, ; мальчик указал в сторону небольшой щели с сухим ручьём.
; Сиди в юрте, никуда не ходи. Привяжи моего коня, ; приказал Джумагул и направился по волчьему следу.
Капли бараньей крови шли отметинами через равные расстояния.
; Выследил же, когда хозяин будет в отлучке, ; думал Джумагул, ; хорошо, малец сообразительный ; в таз забил. Испугал. А то всю отару бы перерезал. Если волк несёт добычу самке с волчатами, значит идёт в логово. Если это волк-одиночка, он заляжет где ни будь в укромном месте, и будет насыщаться. В этом году здесь не видели волков – значит, семьи не может быть. Это залётный зверь.
Пологий распадок спускался в небольшую предречную долину, где стояла чабанская юрта. Редкие кусты арчёвого стланика, выползали из чёрных щелей межкаменных дыр. Хаос скального нагромождения уходил к перевальной части и терялся на островерхой вершине, немного закругляясь, будто желая отдохнуть перед тем, как перевалить на другую сторону хребта. Охотник прошёл несколько сот метров по распадку, всматриваясь в пятна крови ...
След тянулся прямолинейной строчкой к останцу и пропадал в тёмном провале скалы. Мергенчи знал этот район и ещё он знал, что сквозного прохода у этой щели нет! Если волк еще не вышел из проёма – значит он там.
Охотник взял, на-изготовку, карабин и медленно начал подходить к месту, где должен был находиться волк.
Вокруг стояла обычная безгласная горная тишина. Невдалеке, на голых ветках сухого арчёвника, нервно суетились несколько чёрных птиц. Студенистый ветер стекал с гор и не мог преждевременно потревожить зверя. Мергенчи не боялся быть обнаруженным раньше, чем они встретятся – волк и человек. Глаза охотника не видели ничего, кроме округлых вмятин следов в снегу. Казалось, что они ещё хранят тепло, оставивших их, лап. Левее волчьих отпечатков, близко к скалам, в противоположном направлении выходил след человека. Но, Мергенчи, увлечённый охотой, не обратил на них внимание.
В клиновидной теснине стояла тень. Волчий след внезапно обрывался, а дальше, в метре от последней лапы зверя снег был взрыхлён и виднелись два четких отпечатка … человеческих рук.
Мергенчи застыл с поднятым к плечу карабином. Волосы под шапкой начали шевелиться. Он осмотрелся и увидел следы человека, выходящие из щели. Только человечьи. Других не было.
; Кубулма Киши … Кубулма Киши, ; дрожащим шёпотом зашевелились губы, ; Человек-волк… Оборотень… Кубулма Киши. Волк с умом человека… Человек с жестокостью волка. Что, может быть страшнее… Кубулма Киши?..
Не снимая приклада карабина с плеча, Мергенчи прижался, похолодевшей от страха, спиной к скале, и ещё раз внимательно осмотрел место перевоплощения волка в человека: « Вот здесь он встал на задние лапы, передние в это время удлинились и начали опухать, из когтей вылезли пальцы и он встал по привычке на четыре конечности, оставив следы рук. В это время выпрямилась спина, укоротились зубы, и пасть утонула в удлинённой голове. Шерсть превращалась в одежду, вытягивались и толстели ноги, расширились плечи и встал Кубулма Киши на две ноги, чуть отступив от следов бывших лап. Язык укоротился. Гортанный рык перешёл в бормотанье. Оборотень, наверное, улыбнулся и пошёл убивать всех, кто встретиться на его пути…»
Охотник почувствовал, как отвратительный мистический страх заполз через ноги, царапнул позвоночник, остро кольнул в затылок и вернулся в руки, которые предательски начали дрожать. Прижимаясь к скалам, Мергенчи боком вышел на дневной свет, подошёл к человеческим следам и внимательно их рассмотрел: отпечаток был от сапога – чёткий, рельефный, не стоптанный. Посредине протектора ясно читалась фигура в виде утолщённой буквы «М».
Ноги будто обмякли, и предательская дрожь в коленях мешала идти быстро.
- Идет как волк! Прямо! Ведь волк, останется волком, в какую шкуру его не наряди, - думал охотник, всматриваясь в прямолинейные и чёткие следы сапог, которые шли по направлению к стойбищу, - нужно спешить, пока не случилось беды.
Вскоре показалась кошара и небольшой чабанский домик, в котором обычно собирались мужчины посёлка, чтобы попить чай и поговорить. Вот и сейчас, Мергенчи увидел четырёх коней привязанных к коновязи. На одном из них, на морде, висела торба и он увлечённо жевал овёс. Другие же, косили завистливые глаза в сторону счастливчика.
Направление следа вело к кошаре, но самих отпечатков Мергенчи уже не видел. Двор был истоптан людьми и конями. Мешанина из грязи и снега спрятало тайну Кубулма Киши…