Кое-что о битниках от Пола Гудмана. (ага, из «Growing Up Absurd»)
Часть вторая. Первая часть здесь http://www.proza.ru/2012/11/12/2027
Beat-поколение смущает умы. Пусть битники имеют ложное представление, будто творчество, принятое у них, есть настоящее искусство, они видят обоснование своей жизни в творческом призвании. Но это не искусство, а нечто иное, битники не подражают художникам и поэтам. Опять же, отсутствие денег не кажется сложной философской проблемой (это тоже неправда). В добровольной нищете битничества можно всегда найти деньги на еду (деньги у них называются «хлеб»). Но как?
В книге «Святые Варвары» Лоуренс Липтон дает значительный список работ, на которые устраиваются beatstake, пусть и временно. Философский принцип битников - делать немного и не встраиваться в систему. Человек будет работать в системе, например, подавать блюда в закусочной, но он не станет участвовать в крысиных бегах, он лишь заработает свой «хлеб» и уйдет в отставку. Естественно, фирма, нанявшая такого работника, не подозревает об истинных мотивах битника, поэтому не менеджеры используют работника, а рабочий эксплуатирует нанимателя (с точки зрения битника).
Безусловно, моральная позиция шаткая, ибо «святой варвар» в своем роде
эксплуататор рабочей силы, но только чуть-чуть. Допустимо провести аналогию с известной моральной проблемой пацифистов во время военных действий: когда пацифист отказывается воевать, но соглашается работать на ферме или в больнице (как на альтернативной службе), и таким образом также вносит свой вклад в общее дело войны. Своим поведением пацифист освобождает фермера или санитара от гражданской работы, позволяет властям призвать последних на фронт.
Так мыслили многие пацифисты в военные годы, поэтому они желали не
только сохранить себя от службы, но и отказывались от любой работы, предпочитая тюрьму. Однако же работы, выбираемые битниками, не совсем бесполезны: это скромные места грузчиков, посудомоек, курьеров. Они предпочтительны для битников.
На таких работах не задают вопросы, здесь можно не брить бороды и не стричь волосы. Также личная свобода сочетается с бесспорной «моральной» полезностью.
Битник отличается от хипстера. Хипстер выбирает роль игрока, человека, способного без каких-либо реальных достоинств или подготовки сделать нечто. Хипстер не имеет цели. Поэтому у битника есть определенные преимущества перед хипстером. Он может получить свое и ощущать что-то вроде презрения к другим людям («потому что они глупцы, участвуют в крысиных бегах»). И он может чувствовать себя уверенно в бессмысленной жизни, успокаивать себя, преодолевать чувство разочарования и ощущение ничтожества. Наконец, битники защищены психологически, ибо руководствуются доктриной «я смог бы достичь многого, но я ничего не желаю, никогда не буду испытывать свои возможности».
Норман Мейлер замечает в «Caroline Bird»: «Битник имеет магическое всемогущество, которое нельзя опровергнуть, потому что никто никогда не согласится проверить действенность этого волшебства в жизни». Это шизофреническое состояния ума, поэтому битнику необходим «флип». Посредством «флипов» битник наносит отчаянные удары по реальному опыту, битник не может позволить опыту возобладать над верой. Битник в этом смысле отличается от трудолюбивого рабочего, лишь получающего свою плату за потерянное время и силы.
Города-гиганты стремительно разрушают «личное пространство», мы также все более подвержены фетишизму товаров. Поколение отказа иногда доходит до презрения реальных товаров. Хипстер признает только те вещи, которые должны быть отвергнуты: это обратная практика от практики фетишизма товаров.
И здесь видно очередное отличие психологии битников от психологии фабричных рабочих, ценящим свои рабочие места, но не знающими, что они производят: причинности встроены в машину производства.
Уличные и обездоленные юноши имеют естественные преимущества над
парнями из колледжей - они хорошо организованны, а в некоторых отношениях и более находчивы. Я думаю, такие свойства не позволяют им участвовать в крысиных гонках, но вопрос в ином: почему они, уличные парни, не начинают жить более плодотворно.
Юноши из колледжа обитают в оранжерейных условиях, они, по-видимому, загипнотизированы социальными символами и правилами крысиных гонок.
А. К. Коэн, автор книги «Delinquent Boys», указал, что субкультура правонарушителей оказывает классическое противодействие культуре среднего класса.
Но обе группы конформны. Легко показать, как мода цинично настроенной группы молодых людей (куртки, брюки, прически) выгодна для швейной промышленности и продавцов лекарств, хотя и была изобретением гомосексуальных дизайнеров Черри-Гров или хулиганами Гарлема - стиль просачивается вниз через мелких галантерейщиков в популярные дешевые магазины, а в целом стремится к рекламе гламура. Волей неволей, но путь правонарушителей - это короткая дорога к «шикарной» жизни. (Бедные люди часто ищут быстрых путей к эйфории, которая преподносится нам как цель бытия: отсюда же тяга к наркотикам.)
Битники выпали из крысиных гонок. Они ведут тихое существование небольшого братства. Они попрошайничают на улицах и голодают лишь в меру. У них нет радикальной критики общества, мы наблюдаем иррациональное проявление бессильной обиды, но каждый понимает: эти люди живут в закрытом мире.
Однако же у битников есть какие-то перспективы, им доступны культурные ценности. Битники не просто собираются в тусовки, они также ощущают себя «вне общества», и принципиально не используют в своих целях многие возможности стандартной академической культуры, которая доступна для них. Поэтому собственные битнические произведения обречены на детскость и провинциализм. Но и битники предают себя, стремясь к известности и демонстрируя циничное отношение к работе. Политически их нападение на общество похоже на бурчание в животе голодного солдата.
Скажем, сюжеты битнических произведений основаны на событиях и эффектах: парень пытается помочиться с борта грузовика, увлажняет штаны. Сюжеты не захватывают, скорее рассказчик пытается нас убедить в каком-то иррациональном опыте. Мы наблюдаем заполнение пустоты и одиночества событиями и расплывчатое недовольство. Слова «интересной», «сумасшедший», «величайший» сопровождают любой объект или чувство, эпитетами битники пытаются убедить друг друга, дескать, «мы понимаем нечто за рамками смысла». Подобные приемы производят на читателя эффект тревоги. Прошлым летом я слышал Гинзберга, друга мальчика Керуака. Я говорю «мальчик», но Керуаку уже 35 лет. Гинзберг читал «Вой», сначала пианиссимо, затем закончил громовым фортиссимо. Все были «величайшим образом» возбуждены .
Я не уверен, будто читать следовало именно так, тем не менее несколько минут чтения зрители разделяли простодушное волнение автора. Это не поэтический опыт, может быть, что-то лучшее. Но они подростки, потому что они ничего не знают, но говорят так много и так громко; и пытаются оскорбить «взрослых», знающих чуть-чуть больше.
Т. Парсонс уверен - эти мальчики являются представителями среднего класса, семей, где доминировало материнское начало, со слабой идентификацией с отцом. (Так называемый «средний класс преступности», эти люди редко попадают в суды или социальные учреждения, и поэтому не учитываются в статистике.)
Они больше напоминают прежних представителей радикальной молодежи,
которые не были очарованы крысиными бегами, имели ясные общественные идеалы.
Заметим, английские «angry» («сердитые», субкультура) не выпали из общества, они лишь разочаровались. Они жалуются, что начальники и руководители не смогли обеспечить им хорошее руководство. Они возмущенны, так как Англия превратилась в фальшивое государство, не могущее создать всеобщее благосостояние и переставшее предоставлять патриотический идеал. Колин Макиннес (Colin Maclnnes) пишет: «В данный момент я перестал любить Англию. Я даже не очарован Лондоном, как прежде».
У молодых американцев жизнь слишком сложна, чтобы они могли разочароваться в своих отцах или стране. Но англичане, конечно, имеют перед американцами преимущества. Их империя многое потеряла, они лучше образованы, чем наши молодые люди, следовательно, не готовы уйти в отставку, отказаться от истории и культуры. С другой стороны, французская молодежь, увлеченная экзистенциализмом, унаследовала традиции общественного предательства. Дух сопротивления уже не столь очевиден, циничные мотивы кажутся естественными в рамках театра Ануй.
Но мотивом протеста не является требование «социальной справедливости», как среди молодежи в Англии, во французском негодовании заметны презрение и ненависть к себе. Они стоят в стороне в закрытом помещении и лишь комментируют. «Выхода нет», - заявляет их культовый писатель. И не надо учить изобретателей современной революции, как быть революционерами.
Жан Жене – вот их «философ преступности», вероятно, лучший писатель в Европе.
Важность beats для всего общества двояка: во-первых, они действуют вне
критики организованной системы. Во-вторых, что более важно в долгосрочной перспективе, они проводят своего рода крупное исследование по заполнению досуга в экономике изобилия. Они не обездоленные в прямом смысле слова, не дисквалифицированы системой до уровня нищих, они не только люди, страдающие эмоциональными расстройствами или преступники.
Некоторые представители этого поколения, конечно, уйдут в преступность или впадут в безумие, но сама субкультура имеет смысл и доказала свою привлекательность для многих. Во многих отношениях культура beat не просто реакция на становление идеологии среднего класса или новой организованной системы. Сливаясь с беднейшими слоями населения, битники не становятся обездоленными - их дома часто более пригодные для жизни, чем коттеджи семей среднего класса, они часто едят лучше, у них более высокие социальные показатели и т.д. Некоторые привычки битников, вроде отсутствия заботы о репутации и необычные сексуальные практики, мотивированны позитивно; в битниках в целом нет цинизма и обиды на общество. Вероятно, они идут самым естественным путем, той дорогой, какую выбрали бы многие, если захотели изменить свою жизнь.
Отказ битников от массовой культуры, от посещения театра на Бродвее, неприятие статусных товаров говорит об уникальном и разумном менталитете поколения.
Beat-культура имеет специфические черты «внешнего» класса, эту культуру они сами создают. Некоторые битники, может быть, даже случайно, принадлежат к меньшинствам (вроде современных пуристов во Франции, людей из Северной Африки). Другие находятся вне общества, это изгои, традиционные «ущербные» - вопреки конвенции, а не просто игнорируя ее.
Beat-культура сильно проникнута хипстерством. Это проявляется в экономике поколения, отказе от академической культуры, в цинизме и игнорировании этических и политических целей. Отрекаясь от «нормального» патриотизма и религиозной традиции, beats ищут заменители у красных индейцев Лоуренса или поклоняясь средневековым святым дзен-буддизма (Однако Аллен Гинзберг рассказывает нам о посещении Большого Каньона и хвастается домашней коллекцией книг Уолта Уитмена.)
В качестве типичного генезиса beat-поколения можно выявить (1) привязанность к дому среднего класса, но (2) выходя за традиционные обычаи, (3) без предложения новых смыслов. Они разговаривают со своими родителями, но выражают несогласие с их путями. Они посещают университеты, видя в них часть бесполезной организованной системы, не преклоняясь перед наукой со ссылкой на величие Ньютона и Вергилия.
Мы знаем, beats ощущают себя в метафизическом кризисе: они должны выбирать между системой и вечной жизнью. Поэтому их философские высказывания религиозны и усыпаны ссылками на конец света и жития святых. В целом у битников сильные позиции: они ушли в отставку, но еще привязаны к миру и, следовательно, прибегают к апокалипсическим средствам самовыражения.
Отношение к творчеству у битников вызывает много недопонимания, хотя в некоторых случаях мы должны отказаться от критики.
В beat-группе считается дурным тоном утверждать или отрицать предложения как истинные или ложные, вероятные или невероятные, изучать значение. Цель разговора лишь в том, чтобы иметь возможность общаться. Так, среди образованных молодых людей принято обсуждать фильмы или жизнь кинозвезд, давая возможность собеседнику показать полет своей фантазии вне рамок критики. Замечу, у многих американских юношей наблюдаются вербальные затруднения, невозможность что-то сказать.
Битники представляют свою модель выхода из затруднительного положения: допустимо лишь говорить «клево», «кул», не вдаваться в дискуссии.
Творчество битников во многом только самовыражение. Поэзия, игра на барабанах, живопись битников - все это способ дать человеку раскрыться и познакомиться с себе подобными, а не академическое искусство. Битники принимают эту любительскую самодеятельность, бурно восклицая «великая вещь!» или «как круто!» Такое творчество обостряет восприятие, утончает чувства, и является мощной связью между представителями сообщества. Битническая любительщина не имеет никакого отношения к производству художественных произведений. Это личное совершенствование. Все люди творческие, но не все художники.
Правда, среди битников вы встретите много настоящих художников, так как
художники исторически тяготеют к богеме. Эти люди живут среди битников, творят среди них, рассказывают нам о битниках, но они не битники, они не выпали из общества, имеют призвание.
Битники обеспечивают художников аудиторией, помогают смягчить страдания от одиночества искусства. Хотя это несколько тошнотворная аудитории, потому что у битников не всегда присутствует необходимый культурный уровень, они в общем потоке древних и международных традиций.
Возгласы битников «это великая штука!» или «иди, парень, иди!» не могут считаться реальной оценкой таланта. Здесь уместно рассказать случай с одним писателем, которого битники пригласили к себе для того, чтобы он указал им на самого перспективного среди них. Писателю назвали двадцать известных имен, но он сходу указал лишь на двух, действительно хорошо пишущих. Поэт-битник, который считал свое творчество «великим», ибо битники всегда приходили на чтение его стихов и бурно аплодировали, но был отвергнут писателем, тут же залился слезами (он много пил). При этом молодая женщина, часто сопровождающая его, подошла ко мне и схватила меня за руку, умоляя помочь.
Битники отказываются от мира, но еще стремятся к признанию среди творческих людей. Поэт-битник автоматически получает известность (как представитель beat), но не может избавиться от ощущения, что он лишь пешка организованной системы.
Это простая иллюстрация отношений между битниками и художниками. Слабый поэт-битник часто посещает писательские вечеринки или ходит в театр на чтения. Такой битник иногда пытается остановить чтения поэтических произведений, если они не доступны ему или противоречат его эстетической системе. Битник кричит: «Не слушайте дерьмо! Долой!»
По сути, это маневр, так как подразумевается, что если битник признан битниками, то по определению он художник. Этот битник, вероятно, слишком незрелый, чтобы понять многообразие культуры. Битнические встречи имеют ярко выраженный терапевтический эффект. Они способствуют переносу, бессознательной привязанности. Можно привести в пример молодую женщину, посещающую курсы современных танцев, где ее учат напрягать мышцы и ощущать тело. Такая женщина иногда превращается в почти религиозную фанатичку, начинает поклоняться учителям. То же самое происходит среди молодых битников. Кроме того, поскольку нет «лидера», возникающая групповая любовь добавляет общине или ее членам нарциссизм.
Мощное тепло жизни греет битников, дает молодым людям ежедневную дозу межличностных волнений, более удовлетворительных, нежели возникающие от принадлежности к светской организации, чем одиночество искусства. Но эти же ощущения не позволяют битникам развиваться и творить. Мы сталкиваемся с ключевой проблемой битников: зачем предпринимать какие-то шаги, когда мир социального недоступен?
Ответ простой - лишь для приобретения опыта, чтобы выйти за грани себя.
Создание уникального нового опыта - общий принцип битничества,
хипстерства и преступников. Конечно, заметны различия. У хипстеров, как
отмечает Мейлер, в жажде нового много темных тонов, они хотят насилия и смерти, страх хипстеры интерпретируют как слабость, самокастрацию и смерть. Среди юных правонарушителей мы видим фатализм, желание подняться, быть возвращенными в общество. А для битников это религиозная надежда, ожидание возрождения.
Битники не преступники, преступность вызывает у них нормальные человеческие опасения.
Они также выражают недоумение перед проявлениями бесчеловечности и жестокости некоторых людей, с которыми они вместе тусуются. Принимая препараты для нового опыта, битники в значительной степени стремятся избежать наркомании. Но если цель - выйти из мира, вряд ли можно «безопасно играть». Отнюдь не удивительно, когда они впадают в психозы, вызванные стимуляторами, бессонницей, ритмическими и галлюцинаторными упражнениями.
Психиатрические больницы для битников - естественное продолжение жизни.
Жаргон битников показателен. Здесь словечки вроде «crazy», «far out», «gone», «high», «gas», «sent». Подразумевается нерациональное, где-то не в этом мире бытие, нечто. Да и словечко «flip» содержит в себе какое-то самоуничижение. Битники пренебрегают социальными правилами и танцами, обычаи и ритуалы общества ставят их в неловкое положение, заставляют чувствовать себя слишком молодыми. Видимо, можно объяснить пренебрежение социальными танцами схожестью с «пустым» сексом, потому что продолжением общественных ритуалов остается телесный контакт, или же наблюдается «сексуальная прелюдия». Но эти мальчики стесняются эрекции, выдающей их чувства, особенно на виду общества, хотя они более чем готовы демонстрировать развращенность.
Отказ от мира сопровождается иной любопытной особенностью битнической литературы: классическая мистика утверждает, что бессмысленно пытаться описывать реальность в терминах реального мира.
Beat-писатели не говорят «мы покинули Чикаго и отправились в Нью-Йорк». Битник сочтет подобную фразу скучной, добавит очень много инцидентов и деталей, восклицаний.
Огромное число описаний битнических подвигов совсем не означает, будто битники действительно так живут. Аналогично, при встрече с другом битник начинает почти ритуально вспоминать и пересказывать некие события. Он расскажет о произошедшем, добавляя красочные детали, с целью доказать, будто что-то произошло и было пережито; битник мечтает и говорит точными и фантастическими, в деталях, событиями.
Здесь мы видим недостаточное преобразования природного и социального миров, попытку создания события и приобретения опыта через слова. Битники не накапливают знания, они выдвигают гипотезы и составляют проекты. Пусть битник сообщит замечательное видение (как результат употребления пейота), но этот опыт так же бесполезен, как обычный опыт экстрасенсорного восприятия, не имеющий отношения к жизни. В творческой деятельности молодой битник исписывает много толстых тетрадей стихами и рисунками, но его не волнуют проблемы искусства, его творчество не идет далее описания.
Интересно отношение битников к сексу. Липтон Лоуренс говорит нам, что слово «работать» означает совокупляться (A job of work is a «gig»). Я думаю, у битников действительно нет проблем с сексом, столь характерных для правонарушителей. Мы видим много симпатичных молодых битнических пар. Мне они кажутся красивыми, некоторые люди находят их отвратительными.
Гомосексуальность и бисексуальность не волнуют и не смущают битников. Но остается вопрос: чем битники привлекают женщин? В отличие от среднего американского мужчины, битники находятся в поиске, у них независимое и свободное мышление. Возможно, они более опытны в сексе, но битники не подходят на роль отцов и мужей, не хотят нести супружеской ответственности.
У меня есть несколько версий, объясняющих привлекательность битников для девушек. Во-первых, некоторым женщинам хочется проявлять материнские чувства, опекать и лелеять. Битник здесь идеальный объект. Во-вторых, битник «наполняет» жизнь женщины смыслом, она ощущает себя девушкой художника или писателя. По сути, это удовлетворение ее женского нарциссизма.
Кстати, Липтон предположил, что женщины следуют за битниками, как ранее иные барышни убегали с бродячими цыганами. Но цыганская жизнь не подразумевает отказа от мира. Цыган путешествует со своим табором, детьми, женой по городам, но он не «выпадает».
Существуют женщины-битники, недовольные обществом. Может быть, у некоторых был неудачный брак, незаконнорожденный ребенок, любовь с черным, они не нашли поддержки «в обществе».
Кто придет на смену битникам? Литературный герой Хемингуэя понимает весь ужас коррумпированного жестокого большого мира, но не будучи битником, такой персонаж способен доказать свое право на жизнь. Он имеет «ценности» и силу, витальность.
Наследником героя Хемингуэя стал антигерой Селина, хитрый человечек: он
видит, как коварный и лживый мир взрослых исказил ценности, поэтому берет на себя роль универсального нытика и крикливого ребенка. Пытаясь вызвать таким образом в обществе чувства вины и отвращения.
Следующий герой, я думаю, откажется от мира взрослых, превратится в вечного ребенка нашей экономики изобилия. «Парни на дороге», битники - это лишь промежуточная ступень.