Институт, где я учился, был знаменит, но не в широкой среде, а скорее в верхнем эшелоне власти. У нас в коридоре можно было запросто встретить Косыгина или Хонекера. Каждому студенту выдавались специальные пропуска, на которых стояли определенные знаки, указывающие вахтерам где можно проходить, а где нельзя, поэтому надо было строго соблюдать порядок секретности. Лично мне это было понятно, т. к. я уже год поработал и имел, хоть небольшой, но свой жизненный опыт. Однокурсники, в большинстве своем были бывшие школьники и не совсем понимали, что такое 1й отдел. Храмов в нашем секретном городке не было – он был только недавно построен, однако студенты, приехавшие из разных городов Советского Союза видимо знали когда в очередной раз будет праздник Пасхи и решили по своему его отметить.
Одного нарядили попом, сколотили крест и устроили крестный ход под окнами общежития. Но дело в том, что рядом с нашим общежитием было здание администрации города – новое здание ещё строилось – поэтому вся администрация помещалась в обычной пятиэтажке, которую впоследствии передали под общежитие для студентов. Так вот этот крестный ход заметили, и не только в администрации. В тот же день вечером по радио «Голос Америки» сообщили: «В Зеленограде студенты устроили крестный ход.» На следующий день всю нашу группу собрали для разбора «полетов». К нам пришли: секретарь комсомола, парторг, куратор группы и человек из 1го отдела. Нам грамотно объяснили, что мы сделали большую ошибку, когда устроили этот крестный ход. На что студенты возразили, что мол они хотели пошутить. Как всегда в таких случаях стали искать зачинщиков, но группа упорно стояла на своем, мол пошутили и все тут. Я, естественно, не принимал участия в крестном ходе, но если бы знал о подготовке, то постарался бы помешать. Я пытался убедить своих однокурсников, что они неправы, что надо признать ошибку, покаяться и их простят, но они возражали, говоря, что если все дружно будут за шутку, то им ничего не будет. В конце концов зачинщиков вычислили и партия поставила вопрос ребром – исключить! Тут я предложил взять их на поруки, а чтобы все было по серьёзному – предложил каждому члену группы встать и поручиться за своего товарища. Моё предложение приняли и когда главный зачинщик – Евгений, отслуживший уже в армии, выслушал из уст своих товарищей все слова – он не мог сдержать слез и это имело главную воспитательную силу для всей группы. Как я узнал потом, после окончания института, меня считали агентом КГБ в группе, хотя я даже не был членом КПСС. Конечно зачинщики получили по выговору – их наказали, но не исключили, хотя произошедшее послужило им хорошим уроком в дальнейшей жизни.
Такой же хороший урок я получил сам через некоторое время. Как то весной небольшой группой мы отправились в поход по лесам Подмосковья. Не знаю каким ветром, но нас занесло в Сергиев Посад и мы, выйдя из леса, грязные, чумазые попали на Пасху в Троице-Сергиеву Лавру. Моя бабушка молилась всю свою жизнь и вырастила пятерых детей, о чем я конечно помнил, и хотел поставить свечку за здравие своей матери и бабушки. Мы подошли к храму, в котором шла служба. Рядом был источник со святой водой. Я набрал кружку, чтобы попить, но вода оказалась очень холодной – зубы ломило и я отпив немного уже хотел вылить остаток, как меня остановила какая-то старушка: «Нельзя выливать святую воду – пей!» «У меня горло заболит,» - пытался возразить я, но меня снова заставили: «Пей! Ничего не будет.» Попив водички мы направились к храму, правда вид у меня был довольно странный: ярко жёлтый в полосочку свитер, всклокоченные волосы и трехдневная небритость. Однако, несмотря ни на что я твердо решил: поставлю свечку за здоровье родных. Купив свечку я потихоньку протиснулся к месту, где устанавливали и зажигали свечи. Сделав свое дело я попытался вернуться к выходу, но женщины, окружавшие меня зашумели: «Куда, а мощи поцеловать!» - и начали подталкивать меня к небольшому возвышению, где видимо и находились мощи преподобного Сергия. Сначала я пытался возражать, но потом махнул рукой и стал смотреть как люди проходят перед мощами и что они там делают, потому что попал в первый раз в такое место.
Мощи находились на небольшом возвышении в глубине храма – люди поднимались по трем ступенькам на возвышение, крестились на три стороны, затем прикладывались к мощам, потом снова крестились и уже после этого спускались с другой стороны возвышения. Кроме мощей – там был ещё алмазный крест, который тоже все целовали, и глядя на который у меня возникла грешная мысль откусить пару алмазов. Ну вот захожу я на возвышение, крещусь на три стороны, целую мощи, и когда я собрался снова креститься на три стороны, то заметил человека с камерой, который собирался меня сфотографировать. Тут я буквально нырнул в толпу молящихся бабушек, которые сразу расступились и выпустили меня. Я представил свою фотографию в каком-нибудь американском журнале и прощальные слова декана нашего факультета. Но кажется пронесло – мы благополучно вышли за ворота лавры.
Однако время шло и меня избрали в комсомольское бюро факультета – заместителем секретаря по идейно-воспитательной работе. В то время мы с женой уже снимали комнату в 3х комнатной квартире, хозяева которой уехали в Монголию, оставив только старшую дочь, которая уже сама работала воспитателем в детском садике. Тут к нам в гости приезжает теща с Украины, привозит всяких продуктов, ну и наливочки, а к нашей хозяйке приходит друг и тоже с портвейном. Мы, конечно, посидели за столом, но друг хозяйки всё норовил напоить меня – сначала портвейн, потом Рубин, а потом я убежал от него и уже плохо помню, что было. Очнулся я в камере – на окнах решетки, все болит. Постучал в дверь.
Открыл сержант: «Ну что очнулся?» Я ответил: «Да.»
Он: «Помнишь что было?» Я: «Нет.»
Он: «Уазик милицейский зачем переворачивал?»
Я с удивлением: «Я?!» Он: «Ну не я же.» Я: «Не помню!»
Он: «Дворники на уазике зачем отломил?» Я: «Не знаю.»
Он: «Тут за тобой приходили.» Я: «Кто?»
Он: «Тёща, жена и соседка.» Я: «Ну и что?»
Он: «Ты был нетранспортабелен.» Я: «Как это?»
Он: «У них не было тележки.» Я: «Понимаете – это несчастный случай, я вообще то не пью, а тут тёща приехала, да ещё этот друг соседки со своим Рубином – вот у меня крыша и поехала. Вы уж меня простите.»
Он: «Ладно, тут за тебя все эти женщины так просили …»
Он отдал мне все мои документы и отпустил. На улице было раннее утро, меня немного трясло, но пробежав несколько километров до дома я пришел в себя. Дома мне рассказали, что приходили за мной, но когда меня отделяли от стены, где я стоял прислоненный, то я складывался в кучку и всё. А когда меня опять прислоняли к стене, то я тихо стоял. Поэтому они и не могли меня забрать.
Утром надо было в институт, поэтому я стал приводить себя в порядок. В институте меня срочно вызвали на заседание бюро. В повестке дня стоял один вопрос: «Поступило письмо из милиции на одного студента, который в пьяном виде что-то натворил.» Мы вызвали этого студента на бюро и нам надо было что-то с ним решать. Все долго говорили о том, что он позорит звание студента, что таким не место в нашем институте и прочее и прочее, а в конце секретарь бюро спросил меня: «А ты что молчишь?» Я ответил: «Ребята! С кем не бывает? Он что, каждый день пьёт и попадает в милицию? Надо разобраться.» Короче этому парню объявили выговор с занесением и всё. Так что пока не испытаешь на своей шкуре – другого не поймешь.