Вольно! Кор-рр-мильцы!
Ночами у них гон в гнусной аранжировке желаний.
Рычат же наши коты лишь в светлое время. Тоже под окнами.
И тут их не трудно понять.
Они пожирают добычу!
Их добыча – текущие подачки приматов и одичавшие голуби, тучей планирующие к доброхоту-подъезду поклевать на халяву.
Львиную долю халявы пернатым организует Василий.
Пенсионер Вася, - тощий, наивный, беспамятный, обитает в запущенной двушке одиноко и потому, заверяет всех, счастливо.
Народ в подъезде досыпает ещё, а Вася, в лёгком похмелье, но при фетровой шляпе и галстуке уже разрывает пакет и щедро посыпает пшеном.
Голуби шумно слетаются, топчутся и ворчат.
- Не толкайте же вы хилых, козлы, – хохочет сонный Василий, – и горобчики нехай поклюють .
Голубей, словно с дюжины былых голубятен!
Они не прихотливы, но без намёка на мысль.
Что согревает надеждой одичавшие души, шастающих по соседству, злодеев.
Этих уже опекает Людмила.
Она тоже на пенсии.
Помнится, и при некогда полной семье, с кошачьими ей уживалось попроще.
Погрузневшая Люда дважды до сумерек спускается с высокого своего этажа.
Коты, едва учуяв аромат тех подвижек, встречным галопом демонстрируют ей свой безусловный рефлекс.
Она раскладывает приготовленный корм по многочисленным плошкам, всяко ублажает питомцев и трепетно бдит, чтобы не обожрали их пришлые беспардонные псы.
А чуток погодя, размахивая опустевшею тарой, она уже ступает к высоким ступеням подъезда.
Сытые дармоеды, преследуя её в надежде на личное предпочтение, ластятся и урчат.
- Не могу я, – виновато вздыхает Людмила, – в доме невестка – стерва…
Эта нехитрая данность не долго печалит животных, но возбуждает дикие рефлексы вандалов.
Звери организуют охоту.
Таятся в автомобильной тени, залегают в гуще некошеной, прикидываются вениками на голом асфальте.
Подползают бесшумно и атакуют синхронно.
Пух потом ещё долго кружится и оседает узором.
От того, знать, шерсть у придворных воителей отливает гламуром, а зрачки - лихостью картёжных катал.
Вася наблюдает за подтаиванием доверенной ему эскадрильи с унылым спокойствием.
Людмила – со срамным сочувствием.
– Могли бы там и пенсию чуток нарастить, вон у меня сколько их всеми забытых, – взывает она ко всему безразличным соседям и, как их там, - ценителям публичных желаний.
У неё благие разливы утопий – безумно плодящихся кошек хотелось бы разумно пристроить.
Между тем – пташек в остатке всё меньше и Васе перед ними неловко.
Он даже стыдится к ним выходить.
Чаще теперь выглядит трезвым, ходит без шляпы и галстука, и без устали тащит то в дом, то оттуда железную рухлядь в ассортименте – неподъёмные двигатели, газовые печки, толстостенные, былого советского качества, стиральные агрегаты.
- Поехал мужик, – незлобно подозревают соседки.
Сочувствуют!
– Дачку приметил на объездной, – гогочут остряки из подьезда.
Прикольно же мужикам, веселятся!
Однако наш Вася вскоре по новой шокирует.
И вновь он при галстуке, шляпе "с заломом" и в стильных ботинках "на манке", которые смолоду не носил.
И, серьёзно уже, «подшофе».
На кожаном поводке рядом с ним семенит странная, престранная тварь.
- Дывысь – крокодила! – восторженно орёт Дина, прожившая долгую-предолгую жизнь с конченым алкашом.
Крокодила обернулся варанчиком.
Декоративным мультяшным уродцем - так, на первый взгляд, показалось!
Дебютный же его выход на публику, публичнум же завершился и триллером.
Семеня кривыми короткими сучьями, дракоша шустро метнулся и поволок Васеньку в сторону оторопелого люда.
Притормозил не дойдя, повертел вяловато башкой и, отгородившись от бестолковых зевак дряблыми шторами век, улёгся на раскалённый асфальт.
Но от чего-то повёл вдруг ноздрёй, резво взметнул на мягком своём поводке и ...цепко вонзился в бедро разомлевшего от знойного июля котяры.
Вася натянул поводок.
Шипящая жертва, нечаянную обретая надежду, взвилась на соседнюю липу.
Людмила оцепенела, но не проронила ни слова.
Зеваки взвизгнули хором, отпрянули разом и замерли, столь же странно позабыв про слова.
Дракоша сплюнул клок шерсти и, выгибаясь ужом, придвинулся к ботинку из кожи зверюшки, которую ещё не доводилось испробовать.
Вася улыбнулся беззубо и покосился чуток.
Птахи всех видов суетливо толкались на неухоженном пятачке, довольствуясь жалкими крохами...