Вольно! Кор-рр-мильцы!

Игорь Наровлянский
               


   
Ночами у них гон в гнусной аранжировке желаний.

Рычат же наши коты лишь в светлое время. Тоже под окнами. 
И тут их не трудно понять. 
Они пожирают добычу!
Их добыча – текущие подачки приматов и одичавшие голуби, тучей планирующие к доброхоту-подъезду  поклевать на халяву.

Львиную долю халявы пернатым организует Василий.
Пенсионер Вася, - тощий, наивный, беспамятный,  обитает в запущенной двушке  одиноко и потому, заверяет всех, счастливо.
      
Народ в подъезде  досыпает ещё, а Вася, в лёгком похмелье, но при фетровой шляпе и галстуке уже разрывает пакет и щедро посыпает пшеном.
Голуби шумно слетаются, топчутся и ворчат.
      
-  Не толкайте же вы  хилых, козлы, – хохочет сонный Василий, – и горобчики  нехай поклюють .               

Голубей, словно с дюжины былых голубятен!
Они не прихотливы, но без намёка на мысль.
Что согревает надеждой одичавшие  души,  шастающих по соседству, злодеев.
         
               
 Этих уже опекает Людмила.
Она тоже на пенсии.
Помнится, и при некогда полной семье, с кошачьими ей уживалось попроще.

Погрузневшая Люда дважды до сумерек спускается с высокого своего этажа.
Коты, едва учуяв  аромат тех подвижек, встречным галопом  демонстрируют ей  свой безусловный рефлекс.
 
Она раскладывает приготовленный корм по многочисленным плошкам, всяко ублажает питомцев и трепетно бдит, чтобы не обожрали их пришлые беспардонные псы.
 
А чуток погодя,  размахивая опустевшею тарой, она уже  ступает к высоким ступеням подъезда.
Сытые дармоеды, преследуя её в надежде на личное  предпочтение, ластятся и урчат.
       
- Не могу я, – виновато вздыхает Людмила, – в доме невестка – стерва…
Эта нехитрая данность не долго печалит животных, но  возбуждает дикие  рефлексы вандалов. 

Звери организуют охоту. 
Таятся в автомобильной тени, залегают в гуще некошеной, прикидываются вениками на голом асфальте.
Подползают  бесшумно и атакуют синхронно.

Пух потом ещё долго кружится и оседает узором.

От того, знать, шерсть у придворных воителей отливает гламуром, а зрачки - лихостью картёжных катал.
      
Вася наблюдает за подтаиванием доверенной ему эскадрильи с унылым спокойствием.
Людмила – со срамным сочувствием.               

– Могли бы там и пенсию чуток нарастить, вон  у меня сколько их всеми забытых, – взывает она ко всему безразличным соседям и, как их там, - ценителям публичных желаний.               
У неё благие разливы утопий – безумно плодящихся кошек хотелось бы разумно пристроить.
         
Между тем – пташек в остатке всё меньше и Васе перед ними неловко.
Он даже стыдится к ним выходить.

Чаще теперь выглядит  трезвым, ходит без шляпы и галстука, и без устали тащит то в дом, то оттуда железную рухлядь в ассортименте – неподъёмные двигатели, газовые печки, толстостенные, былого советского качества, стиральные агрегаты.
 
- Поехал  мужик, – незлобно подозревают соседки.
Сочувствуют!               
 – Дачку  приметил на объездной, – гогочут остряки из подьезда.
Прикольно же мужикам, веселятся!
       
Однако наш Вася вскоре по новой шокирует.
И вновь он при галстуке, шляпе "с заломом"  и  в стильных ботинках "на манке", которые смолоду не носил.
И, серьёзно уже,  «подшофе».

На кожаном поводке рядом с ним семенит странная, престранная  тварь.

- Дывысь – крокодила! – восторженно орёт Дина, прожившая долгую-предолгую жизнь с конченым алкашом.               

Крокодила обернулся варанчиком. 
Декоративным мультяшным уродцем - так, на первый взгляд, показалось!

Дебютный же его выход на публику, публичнум же завершился и триллером. 

Семеня кривыми короткими сучьями, дракоша шустро метнулся и поволок Васеньку в сторону   оторопелого люда.

Притормозил не дойдя, повертел вяловато башкой и,  отгородившись от бестолковых зевак дряблыми шторами век, улёгся на раскалённый асфальт. 

Но от чего-то повёл вдруг ноздрёй, резво взметнул на мягком своём поводке и ...цепко вонзился в бедро разомлевшего от знойного июля котяры.

Вася  натянул поводок.
Шипящая жертва, нечаянную обретая надежду, взвилась на соседнюю липу.
   
Людмила оцепенела, но не проронила ни слова.

Зеваки взвизгнули хором,  отпрянули разом и замерли, столь же странно  позабыв про слова.

Дракоша сплюнул клок шерсти и, выгибаясь ужом, придвинулся к ботинку из кожи  зверюшки, которую ещё не доводилось испробовать.

Вася улыбнулся беззубо и покосился чуток.

Птахи всех видов суетливо толкались на неухоженном пятачке, довольствуясь жалкими крохами...