I
Пасмурным холодным днем в середине октября призывная медицинская комиссия военного комиссариата города Н, С-кой области, направила призывника Матвеева Валерия Анатольевича - восемнадцати полных лет от роду - на обследование в стационар.
Прибыв в двенадцатом часу в приемное отделение хирургического корпуса городской больницы, предъявив дежурной сестре направление на обследование, полис и паспорт, Валерий Матвеев был препровожден в гардероб, где ему под расписку было велено сдать куртку и кроссовки. Ввиду отсутствия у пациента сменной обуви, ему настоятельно предложили надеть поверх его белых носков голубые бахилы. Затем отвели на четвертый этаж в палату № 411.
Из личных вещей, кроме трусов, черных спортивных штанов, желтой футболки и упомянутых уже носков на худощавом, чуть выше среднего роста, подростковом теле, у Валеры в руках был только сотовый телефон.
В душной палате - шириной три с половиной метра и длиной метров пять - стояли вдоль стен две кровати - так, что проход по центру оставался свободен. За дальними спинками кроватей, перед просторным окном, располагалось по тумбочке, а у передних спинок – по стулу, с дерматиновыми сидениями. В левом углу от входной двери – умывальная раковина на ножке.
На правой койке в черном трико и черной футболке с короткими рукавами возлежал мужчина лет пятидесяти пяти. В локтевом сгибе правой руки у него был вставлен катетер, от которого шла трубочка к прозрачному пластиковому мешочку с прозрачной жидкостью, на высокой стойке. У мужчины на щеках и двойном подбородке была разбросана трехдневная черно-седая щетина, а вокруг большой лысины на затылке торчали во все стороны подкрашенные хной длинные волосики. Пустые глаза его выразили любопытство. С полминуты он рассматривал Валерины бахилы, потом негромко произнес:
- Константин.
- Валера, - сказал Матвеев, подняв в приветствии правую руку с телефоном.
- О, - удивился Константин. – У тебя сотик, как у меня. Ты его за сколько купил?
- Почти за пять тысяч, - ответил Матвеев.
- А я в кредит брал, так он мне обошелся в семь…. Ты с чем сюда попал?
- Я на обследование – от военкомата – по поводу смещения почки, - Валера присел на край свободной кровати. – А вы с чем?
- Мне проводят химиотерапию, - Константин глубоко вздохнул. Последовала недолгая пауза, и он продолжил:
- Слышал что-нибудь об этом?
Валера утвердительно кивнул, поднялся и вышел из палаты. Из приоткрытой двери послышался его приглушенный голос:
- Я в палате 411…. Да, конечно, чего время терять, сразу и пошел…. Сказали, что только в пятницу отпустят…. Пап, привези мне, пожалуйста, зарядник и гарнитуру к телефону. Да, и обязательно тапки, а то я как клоун - в бахилах...
- Валера, - крикнул Константин. – Позови сестру, капельница заканчивается.
Матвеев сходил на пост, позвал в палату медсестру и, вернувшись, прилег на свою кровать. Вскоре пришла дежурная медсестра, посмотрела на капельницу, повернулась к Валере, поставила на его тумбочку пузырек:
- Это слабительное. Выпей сейчас все. А вечером поставим клизму. Ничего не есть. Нужно освободить кишечник. Утром без десяти восемь – пойдешь на седьмой этаж, на рентген. Потом в девять – УЗИ. Перед ним выпьешь воды - кружки три, чем больше – тем лучше. Все понятно?
Медсестра направилась к выходу.
- А как же со мной? - встрепенулся Константин.
- Вы, Шмырин, лежите спокойно. У вас ещё полкапельницы осталось.
Валера выпил все содержимое пузырька, прилег и закрыл глаза. Минут через двадцать его разбудил звонок телефона. Он вышел и через некоторое время вернулся с двумя пластиковыми сумками. В одной сумке были коричневые вельветовые тапки, две книжки с тонкими обложками и общая тетрадь с шариковой ручкой, полотенце, туалетные принадлежности и ещё много всяких других вещей, завернутых в отдельные пакетики. В другой сумке были бутерброды с копченой колбасой в пергаментной бумаге, две большие бутылки минеральной воды и крупные зеленые груши в полиэтиленовом пакете.
Сестра унесла стойку для капельниц. Константин потянулся и встал с кровати.
- Я вчера уже в третий раз сюда лег. Сегодня поставили вторую химию, а раньше в областной больнице сделали операцию. Вырезали все на хрен, - Константин задрал футболку и показал большой послеоперационный шов, начинающийся выше середины живота в левой части грудины и уходящий вниз в трико.
- Химиотерапевт говорила, что надо оформлять инвалидность, - продолжал Шмырин. – А я ей говорю, - мне до пенсии чуток осталось, что я буду получать-то с третьей группой? Сейчас работаю, и баба моя. При деньгах…
«И деньги жгут мне ляжку», - вспомнилась почему-то фраза из «Калины красной» - любимого фильма бабушки. Как-то не соотносилась последняя фраза соседа с его кредитом за сотовый телефон. Вслух же Матвеев спросил:
- А сколько вам лет?
Константин наморщил лицо.
- Пятьдесят два будет тридцатого октября. Еще три года до пенсии.
Он подошел к своей тумбочке, достал из глубины толстую книгу в твердом переплете, снова сел на кровать, сказал:
- Давай на «ты», а то твое «вы» мне слух режет. Давай?
- Ну, давайте… давай.
- Ты работаешь, или учишься? – спросил, зевая, Константин, раскрывая книгу на странице с загнутым внизу уголком.
- И работаю, и учусь в нашем институте на «нанотехнологии», - отвечал Валера, рассматривая узкий длинный светильник на потолке. – А вы… ты, где работаешь?
Шмырин не ответил. Матвеев посмотрел в его сторону и увидел, что Костя надел наушники и, раскачивая головой, читал книжку. При этом он водил по странице указательным пальцем правой руки, словно младшеклассник на уроке чтения.
Валера сунул ладони под голову и принялся разглядывать светильник. Вскоре его привлек непонятный шум, идущий справа. Матвеев повернул на звук голову. Костя, видимо перекрывая звук в своих наушниках, бубнил вслух текст читаемого детектива. Валера присел, нагнулся в сторону Шмырина, помахал ему рукой, стараясь привлечь внимание. Костя вынул гарнитуру из ушей:
- Люблю послушать радио «Шансон». Гы-гы-гы…
- Костя, читай, пожалуйста, про себя, - попросил Валера.
- А про меня здесь ничего нет, - ответил Константин.
Ветер рвал в клочья тяжелые черные тучи, теребил и гнул к земле голые ветки и стволы осин за окном.
Константин после ужина в благодушном настроении лежал на кровати, ковыряя спичкой в зубах.
- У меня сыну-балбесу от первого брака уже тридцать, - Костя громко икнул. - И дочка есть от второго. У бабы моей тоже дочка – Ирка. Дура-дурой. По Интернету покупает всякую хрень. То халат какой-то, то машинку швейную за четыре с половиной, игрушечную, ни фига не шьет. И деньги у матери тянет. У самой дочка маленькая…. А я себе тойтерьера взял. Бегает, мёрзнет всё, дрожит…. Знаешь?
Уже к восьми вечера Валерин сотовый ожил мелодией. Хулио Иглесиас запел:
«Nathalie
еn la distancia
to recuerdo
vive en mi
yo que fui…»
Валера вышел из палаты. Чуть позже он вернулся в сопровождении женщины в темно-синем брючном костюме, со стрижкой в стиле Жанны Эппле, только волосы черные. Лет чуть больше сорока. Приятные строгие черты лица, тонкие запястья, узкие кисти рук с длинными пальцами выдавали в ней интеллигентку, скорее всего – учительницу.
- Здравствуйте, - негромко, но четко произнесла она, лишь на мгновение посмотрев в сторону Шмырина.
Костя в наушниках, прикрыв глаза, раскачивая головой в такт слышимой только ему песни, не ответил.
- Ну, видишь, у меня здесь всё нормально, - обращаясь к маме, проговорил Валера, прикоснувшись левой рукой её правого плеча, как бы приглашая к выходу.
- Наталья… ты что ль? – раздался вдруг голос Константина.
Мама с сыном обернулись. Наташа внимательно посмотрела на Шмырина, потом медленно протянула:
- А, это вы….
- А Валера – сынок твой, значит? – заерзал Костя на кровати.
Мама ничего не ответила и, повернувшись к Валерию, тихо сказала:
- Ну, я пойду. Не провожай меня, Лерочка.
II
Пациентов хирургии разбудили, в половине седьмого. Сестра принесла градусники. За окном было темно и тихо. Тусклый свет одиноких фонарей отражался от тонкого льда замерзших вчерашних лужиц.
Косте сделали укол и велели лежать. Он повернулся к стене и почти сразу захрапел. Валера встал, оделся, заправил кровать, умылся и, включив ночник на стене, открыл учебник по наноматериалам. Вскоре его больничная жизнь закрутилась с необычайной быстротой. Сначала он отправился на седьмой этаж в рентгенкабинет, затем снова в палату – пить минералку. Потом – в кабинет УЗИ, где, ожидая своей очереди, просидел до десяти часов. На завтрак Валера опоздал. Поэтому, вернувшись в отделение, он прошел на пост, где из небольшого холодильника достал свой пакет с бутербродами.
Костя в трико лежал поверх одеяла под капельницей. Торчащие из его ушей два проводочка, соединяясь в один, подключены были к сотовому телефону. Валера запивал бутерброды минеральной водой. В тишине раздался звонок.
- Привет, - Костя ответил невидимому собеседнику. – Ты с ночной? …Да ладно, не приезжай, что ты с ночи-то поедешь…. Отдыхай…. Собачку прогуляй только…. У меня-то?
Он взял телефон в другую руку:
- Плохо…. Первую капельницу только что поставили… кишечник, живот, всё болит…. На завтрак только чаю попил…. Нет... никто не приезжал…. Кому я нужен - больной?
Костя отключил телефон. В палате наступила тишина.
Вскоре к ним в палату вошла медсестра. Подошла к стойке у кровати Константина, чтобы поставить вторую капельницу.
- Мне плохо. Не надо больше ничего, - сказал Костя. – Я отказываюсь.
- А что случилось? – спросила сестра.
- Болит всё – живот, подташнивает.
- Я скажу хирургу, как только он вернется из операционной, - сестра вышла.
Снова наступила тишина. Слышно было, как щелкали этажные переключатели больничных и пассажирских лифтов.
На улице потеплело. Косой дождик стучал в окно.
- Это же отраву мне вводят, чтобы болезнь убить, - нарушил тишину Константин. Он замолчал. Потом вдруг спросил:
- Тебе сколько лет, Валера?
- Восемнадцать. Седьмого августа исполнилось, - ответил Валера.
Константин замолчал. Потом также неожиданно спросил:
- А мама твоя, где работает?
- В школе…. А вы её знаете?
Костя не ответил. Казалось, он весь был погружен в свои мысли.
- Любишь её? - снова вдруг спросил он.
Валера растерялся. Но потом лицо его стало серьезным. Он, словно отринув беспечность, свойственную молодости, ответил:
- Люблю и отца, и маму… Они – всё для меня, а я – для них…
- Это правильно, - сказал Константин.
Он больше не проронил ни слова и, даже когда Валера позвал его на обед, только отмахнулся.
Потом был тихий час.
Ближе к четырем в палату вошел хирург с медсестрой.
- Что у нас тут случилось? - спросил хирург.
Константин только повернулся в их сторону. Глаза его смотрели с тоской.
Валера проснулся и наблюдал за происходящим.
Дождь за окном перестал.
- Ну, это ты зря, зря. Ты же знаешь, что это трудно, но нужно, - говорил врач, приподнимая правую руку Константина и ставя ему градусник. Сестра, молча, установила на левое Костино запястье электронный тонометр.
- Давление в пределах нормы, - произнесла сестра.
- Температура - тридцать семь и два, но ничего. Мы понаблюдаем тебя дня два-три, до понедельника, а там – видно будет, - сказал хирург. - Если ничего не изменится, надо будет к химиотерапевту на прием. Менять рецептуру. Договорились?
Костя кивнул в ответ. Медработники ушли.
Валера достал учебник. Константин, надев наушники, смотрел в потолок. Так они провели время до ужина.
Вернувшись в палату, Шмырин достал книгу, Матвеев – учебник. Но, ни почитать, ни позаниматься им не пришлось.
Сначала зазвонил сотовый у Кости. Он поднес мобильник к правому уху и повернулся на левый бок, к стене.
- А, это ты... получку получила? …Долг отдала? …И за Иркину машинку? Четыре с половиной? …Может, хоть детское шить будет… для дочки. Собаку выгуливала? – голос Константина стал мягче, нежнее. – Дрожит? Гы-гы. Мерзнет? Гы-гы.
Хулио Иглесиас запел «Nathalie». Валера вышел из палаты.
В коридоре хирургического отделения мать и сын сидели на свободных стульях.
- Как ты, Лерочка?
Валера пожал плечами. Мама протянула пакет:
- Здесь виноград и твои любимые груши. Все помыто. Завтра, когда тебя отпустят, позвони папе. Он за тобой приедет. Сейчас он на работе и сегодня уже не придет…
К ним медленно шел Константин. Каждый шаг давался ему с видимым трудом. Поравнявшись, он кивнул. Мама, лишь взмахнула ресницами. Шмырин прошел мимо - к лифту. Нажал на кнопку вызова. Автоматические двери раскрылись и снова закрылись, поглотив Костю.
- У Константина онкология, - тихо произнес Валера. – Медсестра сказала мне, что он может умереть внезапно, в любую минуту.
- Я знаю. Я вчера разговаривала с дежурным врачом. Хотела перевести тебя в другую палату. Но мест нет…
Мама повернулась к сыну:
- Будем надеяться, что у тебя всё будет хорошо.
- Да всё и так хорошо. Не волнуйся. Завтра всё расскажут. А весной – в армию. Всего – один год. Папа два служил…
При этих словах на глазах у Наташи выступили слезы. Она обняла голову сына обеими руками, запустила тонкие пальцы в его волосы.
- Ладно, Лерочка, я пойду.
Уже на первом этаже, когда Наташа по узкому коридору шла к гардеробу, перед ней, как из под земли, возникла фигура в черном. Наташа вздрогнула.
- Извини, - начал Шмырин. – Я только хотел спросить тебя. Я посчитал сегодня… Наташа, Валера – мой сын? Ведь так?
Наташа молчала.
- Он и похож на меня…. И даже сотовый у него такой же, как у меня…
Наташа тихо, глядя в глаза, ответила:
- У Валеры есть мать и отец. А ты всю жизнь жил только для себя. Ты как перекати-поле. Жрал и гулял только… - Наташа вздохнула. – Нет. Ты - как блуждающая почка – вроде бы ничего страшного – безобидное название, а приносишь столько горя и страданий…
Утром, в половине девятого, в хирургии был обход.
- Все анализы у тебя в норме, - врач присел к Валере на кровать. - В общем, страшного ничего нет. Простое смещение почки. Это распространено у худых людей. У старшей медсестры забери свои документы. Вот и всё, всего доброго.
Валера собирал вещи. Константин подошел, протянул руку и хрипло произнес:
- Ну, прощай. Не поминай лихом, сынок.
Валера пожал протянутую руку, взял свои пакеты и ушел. Костя вернулся к кровати, вздохнул, надел наушники и, ни к кому не обращаясь, сказал:
- Никому я не нужен… больной…
октябрь 2012