Эрудит

Наташа Лазарева
          Демонстрация двигалась к Дворцовой. Василий и Чарли помогали ветеранам нести транспаранты.
          Лица друзей торжественно светились. День для них был особым. Во-первых, они выросли на рассказах отцов-фронтовиков. Во-вторых, сегодня они будут сыты и пьяны. В обед — полевые кухни, попозже - ужины и водка в обязательных застольях от муниципалов.
          Спёртая когда-то на Ленфильме военная форма времён Великой Отечественной не один год позволяла без вопросов вливаться в тематические мероприятия. Плюс лет сорок назад друзья пели в детском хоре и знали песни, вышибающие слезу у стариков и дёргающие за совесть чиновников и прочих граждан, украсивших себя георгиевскими ленточками. Сухого пайка и беленькой, в идеале, должно хватить на неделю.
          Плохо было то, что третьего товарища — гармониста Виссариона, тёща накануне сдала в дурку. Недоглядели, что делать. Виссарион, уйдя во внеплановый запой, решил, что он — отец Сталина и пытался сделать жене аборт. Подобные откровения посещали его периодически, все привыкли. Гармониста жалели, но надо было жить дальше.

          От Эрмитажа принятых в свои ряды запевал пенсионеры повели к Музею блокады. Перед Летним садом сидел артист - солдат из 40-х, с забинтованным горлом, и длинными пальцами обнимал гитару. Когда группа, спешащая к накрытым столам, поравнялась с раненым, он задушевно стал подыгрывать «Землянке». Чарли, чуть отклонившись, дёрнул гитариста за ворот и вписал в тусовку.

          Заполночь троица продолжила знакомство в колодце в двух шагах от Невского. Василий составил пентаграмму из порционной сорокаградусной, в центр высыпал сигареты и папиросы, вокруг разложил закуску.
          Хрипящий гитарист, откинувшись на скамейку, рыгнул и поклонился: «Спасибо. Как говорится, «подобрали, обогрели». Дай вам Бог здоровья!» - «И ты не хворай» - «Разрешите представиться...» - «Вань, ваньку не валяй, с утра корешуем!» - засмеялся Василий. Гитарист настаивал: «Разрешите представиться — Янос Портосович Фундосов, член Международного клуба эрудитов!»
          Чарли приподнял фуражку: «Чарльз Захарович Чаплин. Артист по необходимости». Василий хохотнул, поперхнулся, но поддержал светский тон: «Василий  Юрьевич Халтурин. Свободный певец. А что, Ваня, есть такой клуб?» Гитарист закивал: «Да! Да, в него принимаются люди, имеющие IQ выше 145» - «Гении?» Чарли усмехнулся: «Гении часто не то что IQ, словарным запасом похвастаться не могут. Эрудиты имеют супер-память, которая помогает им решать кроссворды».
          «Зачем Вы так, Чарли? - оскорбился Фундосов, - Эрудиты оперируют логикой. Например, учитывая Ваше имя и примерный возраст,  могу предположить, что Вас назвали в честь одного из основателей «United Artists». Однако, Ваша фамилия не имеет ничего общего с английским рыцарем. Русская фамилия происходит от клички Чапля — Цапля. Так звали людей за важную походку и задирающих нос».
          «Чарли, можно?» - спросил Василий. «Нужно». Василий, не вставая, очертил кулаком дугу и вломил Яносу Портосовичу от всего сердца. Тот рухнул на песок. Василий поднёс к его глазам гордый средний палец. Фундосов помолчал секунду и, приподнявшись, уверенно сообщил: «Сей, как вы считаете, оскорбительный жест, на самом деле означает нечто иное. Его использовали средневековые лучники, когда...» Чарли посоветовал: «Умри сам, не заставляй брать грех на душу!» - «Грех — понятие абстрактное. Однако, в зависимости от воспитания и  социального уровня индивидуума нарушение нравственных законов существования и развития личности имеет для неё онтологические последствия, что напрямую ведёт к деградации и не подлежит реабилитации ни на каких уровнях ...»  Василий пнул международного члена в грудь, заставив лежать и рявкнул: «На-кося, выкуси!», рубанув ребром ладони по сгибу локтя.
          Эрудит отвёл длань свободного певца в сторону: «Среди старинных мер длины был так называемый «локоть». Торговцы специально нанимали продавцами мужчин с короткими предплечьями, чтобы сбывать ткани с выгодой для себя. Таким образом, Василий, Ваш жест означал бы, что Вы поимели лоха-покупателя, но в данном случае он неуместен. Хотя, откуда Вам знать... Ваши предки, судя по фамилии, жили тем, что занимались халтурой, то есть подкармливались на чужих похоронах. Чем, впрочем, и Вы занимаетесь до сих пор».
          «А так хорошо всё начиналось...» - Чарли вырубил говоруна, смотал с шеи бинты, связал его, рот заткнул пилоткой.


          Халтурин вздохнул: «Что обидно, формально он прав».
          Чарли прижал левую ноздрю пальцем лучников, энергично выдул воздух в подставленную правую ладонь. Рассмотрев, что ему мешало, направил было руки к полам плащ-палатки, но передумал. Вскрыв «фронтовые сто грамм», отхлебнул, сплюнул в пясточку и произвёл жест омовения: «Василий, забудь. Он — злой человек. По-своему, несчастный. Думаешь, легко жить с фамилией Фундосов?» - «А, что такое?» - «Фундоси — тряпка, которую японцы использовали вместо трусов. По сути, подгузник для взрослых. Хотя, не в фамилии дело. Живут же нормально всякие Лежнёвы да Приваловы. Бобковы, опять же. Шалгуновы там, или Куварины. А этот, эттюшник, мне сразу не понравился. Мохнарылый он». Халтурин стянул крышечку с последнего стопарика: «С чего взял?»
          Чаплин толкнул Фундосова под ребро, перекатив на спину: «Видишь бородавку у него на щеке?» - «И что?» - «А то. Моя Галина, царствие ей небесное, в женской консультации работала, вот и просветила. Почему у большинства женщин на лице есть бородавки, а у мужчин нет?» - «Почему?» - «Потому. Эта гадость — заболевание любителей орогенитальных контактов».
          Халтурин поднялся: «Я отойду, цветочки полью». За кустами нырнул в проходной двор, выскочил на проспект и влип в зеркальную витрину аптеки. Вернулся повеселевший: «Чарли, кто сказал, что твои предки не были англичанами?» - «Мне до звезды. Этот эрудит грёбаный Россию уважает меньше, чем слинявший от погромов Торнштейн. Изя взял такой псевдоним  специально. Походочка-то была его главной мулькой. Ладно, хватит болтать. Спать пора. Куда пойдём?» - «В кино. Мне Левадия Анисимовна отдала бесплатные билеты, которые выдали для стариков. Они всё равно не ходят, а нам все удобства» - «Много?» - «Полста» - «Живём!»

          Дворники Атсыз и Болтабай выметали с Невского битые бутылки, ловили совками рваные пакеты.
          Молодящаяся пенсионерка, выгуливающая разжиревшего шарпея, закатила глазки и пожаловалась хозяйничающим в пухто чайкам: «Езус Мария! Ещё немного, и в Петербурге ни одного русского лица не увидишь!» Чайки подавились криками и осыпались в Фонтанку.
          Атсыз оперся на метлу и залюбовался набирающей силу зеленью: «А в Самарканде фисташки цветут...» Болтабай укоризненно покачал головой: «Зачем рюски гаваришь? Ты мине зыдес друг, гавари па-радному!» Атсыз сказал: «Я столько видел горя от друзей, и столько бед и мук омыл слезами, что в смертный час уж лучше умереть, чем уцелеть и снова жить с друзьями!» - «Зачем так сказал? Плоха нильзя гаварить и думать!» - «Это Низамаддин Мир Алишер сказал» - «Беднай... Ну, не грусти, друг, поможим и Алишеру. Он тибе кыто? Пусть приежает, жить у нас станет, пока работу не найдёт. Места хватит!» - «Рахмат!» - «Яхши» -  «Бас?» - «Ха».

          Центр города оживал. Оживал и Фундосов. Он вытолкал кляп, ужом выполз к Невской першпективе и, невольно подслушав диалог детей солнечного Узбекистана, вместо «Помогите!» заорал вслед подметалам: «Персидские переводы Болдырева открыли для русскоязычных читателей многогранное гуманистическое наследие визиря султана Хусейна Байкары, учёного и государственного деятеля XV века...» Увидев поливалку, Фундосов ретировался шустрой гусеничкой, пока волна, уносящая грязь с мостовой, не перевела его из мира одушевлённых предметов, обладающих способностью произвольного движения, в мир предметов неодушевлённых.