1.
Первый раз я влюбился в Юрмале.
Вся тургруппа ходила трогать пальцем Домский собор изнутри и навещать грот любви в Сигулде, а я ходил есть.
Моя любовь работала официанткой в столовой в самом центре Майори. У любви были очень большие глаза, а все остальное маленькое и изящное.
Я заметил ее в первый юрмальский день и сразу сказал матери, притащившей меня в Латвию, познавать культуру западного соседа, что дальше она ходит с гидом сама, а я голоден и вряд ли когда-нибудь наемся.
Умная мама хмыкнула и уехала на красивом Икарусе нюхать сероводородные источники, а я остался за столом, пытаясь изображать американского писателя Хэмингуэя на склоне лет.
Мне казалось, что нобелевский лауреат сидит вечерами в кафе на берегу, смотрит на волны обильно смачивает бороду гаванаклубом, глаза его грустны а в тарелке стынет макрель - старик и море. А может не макрель, а тунец или золотая рыбка.
Вместо кубинского рома передо мной стоял молочный коктейль. Бороды не было, я обозначал ее, выпячивая до боли в челюстях подбородок и пощипывая двумя пальцами несуществующие волоски. Сидел. Тосковал, глядя в стакан, иногда поднимая тоскующий мудрый взор на свою любовь.
Утром я приходил в столовую из кемпинга в соседнем Вайвари, вечером с закрытием уходил. В обед меня навещала мама - приносила свое сострадание, немного денег и почитать. Остальное время я вздыхал.
На четвертый день к вечеру девушка с большими глазами и фигуркой фарфоровой балерины подошла и застенчиво шепнула
- Подожди меня на улице. Я заканчиваю через час.
А? Что?! Мне поплохело. Я уже знал как смотреть на женщин, но совершенно не умел с ними разговаривать. Выйдя на улицу, я решил сломать ногу. Или руку. Другого способа исчезнуть с достоинством не придумывалось. Пока я выбирал между конечностями, пролетели выделенные на принятие решения шестьдесят минут и передо мной появилась она в легком летнем платье.
- Меня зовут Таня, я из Могилева у нас тут практика после второго курса. Пищевой институт. И мне девянадцать лет.
- А мне... семнадцать – на самом деле я только что закончил восьмой класс с тремя четверками, но поведать о таком позоре этому глазастому чуду никак не мог.
- Ой тогда наверное я тебе не подойду. Я старая уже.
Скажи она что я слишком молод, я б обиделся и сбежал к морю биться головой о дно – ну топиться там никак. Но она оклеветала себя, а этого не пережил бы ни один рыцарь.
- Нет что ты! Ты выглядишь как девятиклассница. И давай-ка я тебя провожу до дома. А то тут вдруг кто.
- А я далеко живу. Нам с девчонками дали комнату в Слоке.
И правда не ближний свет, но это ж и хорошо. Там часа два примерно
- Вот и пошли по дюнам.
Наша с мамой турпоездка кончалась через два дня, но родительница моя, подумав, обменяла билеты и сняла комнатку у молодой одинокой латышки. Все-таки первая любовь у сына, надо дать ей недельку, чтоб прошла сама. Через пять дней приехал папа. Сказал что тоже хочет глотнуть прибалтийского воздуха.
Теперь каждый вечер я встречал Таню после работы и провожал по мокрому песку облизываемому ленивой балтийской волной. На нас никто не нападал. Бешеная килька не выпрыгивала из моря клацая зубами, дикие белки смеялись в соснах, но шишками не бросались. Латыши – те вообще встречались редко и очень вежливо лабвакарли из полумрака. Я хотел спасти Таню от опасности. Не обязательно реальной, достаточным был бы сильный испуг, чтоб она бросилась мне на грудь, а я б ее обнял руками так чтоб трогать спину и плечи. И может прижаться щекой к волосам. Но увы - пока что мне была доступна только сухая прохладная кожа ее правой руки ниже локтя.
И все
И так прошло десять дней.
А потом папа сказал, что отпуск кончился и мне пора в пионерлагерь, а им с мамой на работу. Я согласился, опять решив сломать себе руку или ногу, лучше второе, потому что ногами я тогда еще не умел обниматься. Стану лежать в Юрмальской больнице, а Таня будет ко мне приходить.
В последний вечер я рассказал Тане о своем плане. Она отговаривала. Ее практика тоже завершалась. Мы лучше будем писать друг другу а потом поженимся, - сказала Таня. И еще добавила что надо бы поцеловаться. Я попробовал. Она очень долго смеялась, а потом научила меня как это правильно делать.
На следующий день я лежал на третьей полке плацкартного вагона, молча плакал и мечтал о паспорте, периодически решая спрыгнуть с поезда.
А через неделю поехал в пионер лагерь в самый старший отряд, для верзил комсомольского возраста. Там меня ждали Аня и Сашенька, знакомые еще с прошлой смены и куча друзей-пацанов .
За год все сильно повзрослели и от этой третьей смены, последней перед совсем взрослой жизнью ждали очень многого.
А я уже не ждал. Я и так был взрослым. Я умел целоваться и был умудрен первой любовью и первой потерей.
Целых два дня я загадочно молчал, вечерами уходил гулять к трем соснам, ночью специально просыпался и ворочался стараясь разбудить приятелей.
На третий день на утренней линейке я выбрал объект для новой любви.
У него было две стройные ноги, прикрытые сверху джинсовой юбкой, в которую заправлялась футболка, на пару размеров меньшая чем надо. Она здорово обтягивала и выделяла все что хотела обтянуть и выделить ее хозяйка. Поверху объект был украшен хорошенькой головкой с каштановыми кудряшками и сероватыми очень холодными глазами. Объект назывался Ирой и был самым недоступным в лагере, если не считать старую высоченную с совершенно гладким стволом сосну возле изолятора. Ира руководила отрядом малышей.
Как завоевать любую девушку я теперь знал точно. Что с ней делать поначалу тоже, что потом - надеялся выяснить с Ирой.
2.
Только Ира оказалась неправильной.
Она несколько раз ловила мои взгляды, но явно не знала что мужчины вот так прямо глазами и любят.
Что-то в алгоритме не срабатывало.
Может быть не хватало Юрмалы?...
...