Понятия ментальность и менталитет в философской, этнографической, психологической и другой литературе используются в различных сочетаниях и смыслах. Но если этнографа может удовлетворить существование эмпирических фактов, стереотипов мировосприятия конкретных этносов, а психолога - различного уровня установки, то для философского исследования необходимо рассмотреть природу, генезис этого феномена отраженного в движении понятий и категорий. Прав в своих сомнениях казахстанский философ Канагат Жукешев, который не соглашается с утверждениями, что культура или образование должны адаптироваться к национальной ментальности и традициям, а содержание духовного развития должно соответствовать менталитету нации, более того менталитету, который «сформировался как результат вековых традиций кочевого образа жизни»[1].
Не могу согласиться с названным автором лишь в том, что о проблеме менталитета начали писать только после провозглашения независимости республики Казахстан. Безусловно, термин ментальность в современных трактовках появился позднее, но исследователи обнаружили, что корень «mens» в различных вариант присутствует уже в санскрите и встречается в Упанишадах в значении «связанный с сознанием», «мыслительный», «духовный». В связи с этим, следует отметить, например, в новой науке соционике в исследованиях, основанных на древнеиндийской философской традиции, используется слово «ментальный» для обозначения «одной из оболочек личности». Согласно их концепции «ментальное тело» существует наряду с физическим, астральным и другими телами человека. Этимология обнаруживает связь латинского слова «mentis» (сознание, мышление, ум, рассудок) с европейскими языками. В немецком ему близкое по смыслу слово «die Mentalitat» (образ мысли, склад ума), английское «mentality» (умственное развитие, склад ума), французское «mentalite» (направление мыслей, умонастроение, направленность ума, склад ума).
В русском языке вместо слов «ментальность» и «менталитет» использовались, как мы теперь понимаем, различные синонимы и словосочетания, такие как «национальный характер», «дух народа», «этническая психика» или «национальное воззрение». Например, Н.А.Бердяев в работах «Русская идея» и «Самопознание» называет такие понятия: со словом «склад» - «склад русского мышления», «склад русского характера», «склад души народа», «русский духовный склад»; со словом «тип» - «духовный тип человека», «тип русского человека»; со словом «образ» - «умопостигаемый образ народа», «образ мыслей людей»; со словом «слой» - «очень глубокий слой русской души», «более глубокий слой, не нашедший себе выражения в сознании». Встречаются у Бердяева и другие словосочетания, близкие по смыслу современным толкованиям, как «сфера подсознательного», «глубины подсознательного», «душевная структура народа»[2]. В русскоязычную литературу понятия менталитет и ментальность ввели комментаторы французской исторической школы «Анналы» историки Ю.Н.Афанасьев и А.Я.Гуревич, Среди философов одним из первых в 1993 г. опубликовал монографию «Разум и сердце: История и теория менталитета» профессор Санкт-Петербургского университета Б.В.Марков, а в Казахстане монографию «Казахский менталитет: вчера, сегодня, завтра» (на каз. Яз.) в 1999 г. опубликовал академик НАН РК Д. Кшибеков. Защищены кандидатские и докторские диссертации, проводятся конференции, в Штутгарте в 1993 г. под редакцией профессора П.Динцельбахера опубликован фундаментальный труд «Европейская история менталитета», в котором более тридцати немецких, австрийских и французских исследователей осуществили всесторонний обзор проблем, входящих, по их мнению, в содержание «европейского» менталитета.
Исследователи выделили более двадцати позиций: соотношение между душой и телом; превалирующая роль юности или старости; отношение к сексу и любви как к супружеству или романтическая любовь как смысл бытия; страх или надежда в потустороннем мире; представление о радости и страдании, счастье и несчастье; оценка болезни и ее преодоление (болезнь как божье наказание или болезнь как дефект биологического организма); представление о смерти (смерть переход внутри жизни или как выход за пределы земной жизни); отношения между индивидом, семьей и обществом (в группе взаимосвязанных личностей или культ индивидуального гения); социальные критерии ценностей (честь и стыд или консерватизм и прогрессивность); значение труда и отдыха (праздник, религиозное отправление или «работа делает свободным»); отношение к власти: (почитание власти или анархизм); отношение к миру и войне (справедливые и священные войны или принципиальное отрицание войны как насилия); формы этики и права (этика как божественное предопределение; или сословное понимание права); эстетические представления (прекрасное и безобразное как природное или искусство ради искусства); религиозность (страх перед богом или любовь к богу); оценка природы и окружающего мира (человек – часть природы или ее защитник); космология (мир есть единый организм или мир есть машина); восприятие пространства; образцы мышления (ассоциативное мышление или дискуссии и споры); регуляции поведения (соблюдение правил или жеманство и чопорность); формы коммуникации: письменная и устная речь или язык жестов).
Представляет интерес попытка авторов вербализовать все, что может быть вербализовано в палитре ментальностей. В основном, они акцентируют на сознательном проявлении ментальностей. Вместе с тем, авторы не исключают того, что ментальность в значительной мере формируется за счет присвоения неотрефлексированных представлений людей [3]. Процесс интериоризации – переход извне внутрь французский социолог Э.Дюркгейм связывал с понятием социализации. В соответствии с культурно-исторической теорией российского психолога Л.С.Выготского всякая подлинно человеческая форма психики складывается как внешняя, социальная форма общения между людьми и только затем, в результате интериоризации становится психическим процессом отдельного индивида. И это происходит со всеми народами, с каждым человеком.
Выдающийся историк В.О.Ключевский в первой лекции «Курса русской истории», имеющей методологическое значение, прямо пишет, что «тайна исторического процесса, собственно не в странах и народах, по крайней мере, не исключительно в них самих, в их внутренних, постоянных, данных раз навсегда особенностях, а в тех многообразных и изменчивых счастливых или неудачных сочетаниях внешних и внутренних условий развития, какие складываются в известных странах для того или другого народа на более или менее продолжительное время». Ключевский выделяет «две основные первичные силы, создающие и движущие совместную жизнь людей: это - человеческий дух и внешняя, так называемая физическая природа»[4]. Но история, считает ученый, не наблюдает деятельности истории человеческого духа - это область метафизики, т.е. философии. В.О. Ключевский считает, что личности существуют не сами по себе, но в обществе, которое развивается в конкретных исторических условиях, в рамках которых формируются основные свойства и потребности: физиологические (пол, возраст, кровное родство); экономические (труд, капитал, кредит); юридические и политические (власть, закон, право, обязанности); духовные (религия, наука, искусство, нравственное чувство). Кроме того, Ключевский выделяет в качестве третьей силы – природу страны, многообразные географические изменения которой влияют на бытовые условия и духовные особенности – «то, что мы называем народным менталитетом» и духовным складом людей [5].
Таким образом, историк В.О. Ключевский поставил вопрос о влиянии на повседневный быт, психологию, сознание и подсознание народа природно-географической среды, которую евразийцы, спустя четверть века обозначили очень удачно подобранным словом – «месторазвитие». О влиянии природно-географических факторов на общественное и культурное развитие особенно разрабатывали евразийцы П.Н.Савицкий и Г.В.Вернадский. П.Н.Савицкий писал, что «над Евразией веет дух своеобразного «братства народов», имеющих свои корни в вековых соприкосновениях и культурных слияниях народов различнейших рас…Только преодоление нарочитого «западничества» открывает путь к настоящему братству евразийских народов: славянских, финских, турецких, монгольских и прочих… Евразийское «месторазвитие», по основным свойствам своим, приучает к общему делу. Назначение евразийских народов – своим примером увлечь на эти пути также и другие народы мира»[6]. Один из существенных недостатков классического евразийства, с точки зрения исследователя проблемы ментальности, заключался в том, что они связывали природно-климатические с политикой (отсюда их выход к геополитике) и культурой. Поведенческая сфера, столь важная для понимания специфики и генезиса менталитета, как правило, выпадала, из их поля зрения. Следует отметить, что еще в советский период развернулась дискуссия между Л.Н.Гумилевым и его московскими оппонентами во главе с академиком Ю.В.Бромлеем, которые утверждали, что этнос – явление социальное. Назвавший себя «последним евразийцем», Л.Н.Гумилев в теории этногенеза осуществил «выход в географию» для обоснования целого ряда исторических процессов, в том числе жизненного цикла любого этноса.
При рассмотрении событий в свете этногенеза опорными становятся такие понятия как этнос, этническая система, поля этнической системы, вспышки или толчки пассионарности, а так же последовательно сменяющие друг друга фазы этногенеза. Подтверждая неоспоримость цикличности природных явлений, Гумилев подчеркивает важность пульсации, колебаний климата, обусловленные, в частности, солнечной активностью, что определяет пути атлантических циклонов, «от которых прямо и непосредственно зависит история Великой степи». Гумилев утверждает, что Homo sapiens как вид потому и выжил, что обладает исключительной пластичностью, способностью адаптироваться в разных ландшафтах и климатических условиях. «Но эта пластичность и приспособляемость, - пишет ученый, - повлияли на возникновение разнообразных людей, всегда живших коллективами, непохожими друг на друга. Эти коллективы называются «этносами», и каждый из них имеет оригинальную внутреннюю структуру и собственный стереотип поведения». Причем каждый этнос, в свою очередь, включает в себя субэтносы – мелкие группы, отличающиеся друг от друга иногда языком, иногда религией, иногда родом занятий, но всегда стереотипом поведения. Гумилев прямо указывает, что «этносы - члены одного суперэтноса не всегда похожи один на другой, но всегда ближе друг к другу, чем к этносам других суперэтносов, как по ментальности, так и по поведению»[7]. Гумилев считает, что суперэтнос не есть общность духовная или политическая, это есть явление географическое. Суперэтносы живут долго, но не вечно. А границы их подвижны как в пространстве, что связано вековыми климатическими вариациями, так и во времени. Большое значение во взаимодействии между суперэтносами имеет комплиментарность, которая «есть неосознанная и неопределенная какими-либо видимыми причинами взаимная симпатия различных суперэтносов и даже отдельных персон».
Именно комплиментарность, по мнению Гумилева, явилась поводом для дружбы Александра Невского и сына Батыя Сартака. Именно комплиментарность, утверждает Гумилев, способствовала тому, что после штурма Казани не было геноцида, как не было его и после похода Батыя и «наоборот, степняки стали добровольно входить под власть Белого Царя – сначала калмыки и буряты, затем казахи и киргизы» [8]. В связи с этим вызывают удивление высказывания о насильственном присоединении кочевых народов Великой степи к империи. Какими силами кроме комплиментарности можно было удержать номадов, перед которыми расстилалась бескрайняя степь?
Более того, комплиментарность между народами Евразии имеет более давнюю историю, чем указывает Гумилев. В зороастрийском памятнике «Авеста», (которая возникла, видимо, в 1-й пол. 1-го тыс. до н. э., а текст кодифицирован при Сасанидах в 3-7 вв.) изложена пикантная просьба ария, который просит обожествляемую Ардвисуру Анахиту (Аму-Дарья) не только победить туранца Аджи Дахака, но и «чтобы я его жен обеих похитил, обеих – Сандхавак и Арнавак, - их материнское лоно прекрасно, их проворство в домашней работе прекрасно». И даровала ему эту удачу Ардвисура Анахита[9]. Это еще одно подтверждение многовековых комплиментарных связей между предками Российского и Степного суперэтносов. Правда, совершенно справедливо Гумилев предупреждает, что «суперэтнические системы ценностей, как правило, взаимоисключающи и, уж во всяком случае, плохо совместимы между собой. Такая несовместимость вполне оправдана и отвечает функциональной роли суперэтнических доминант. Ведь именно они служат индикаторами принадлежности отдельного человека и этноса к «своему» суперэтносу». Поэтому любые попытки искусственно создать общечеловеческую систему ценностей и культуру или навязать систему ценностей другого суперэтноса неизменно завершаются крахом. Комплиментарность, также как и менталитет формируется в процессе длительного времени совместного проживания этносов и суперэтносов. Этнос (гр. genos – род, племя), общеслав. родъ от ordti, соответствует русскому понятию родня, английскому – kin, казахскому – ру. Названный Гумилевым, стереотип поведения - это одна из составляющих характеристик этноса и суперэтноса или нации.
Термин «этнос» соответствует принятому в статистике понятию «национальность», который вполне понятен населению. Этносы самоопределяются по своей национальности, т.е. каждый относит себя к той или иной национальности как это он осознает: я - русский, казах, киргиз или узбек. В суперэтносах, ведущих длительное время оседлый образ жизни и претерпевших этническую ассимиляцию, как правило, меньше субэтнических самоназваний. Например, среди русских чаще всего, выделяют субэтносы по месту их проживания или воспроизводится исторически молодое название субэтносов как казаки, поморы, чалдоны. Этноним «чалдон» (сибиряк) заимствован в 19 в. из монгольского языка (бродяга, каторжник). Среди казахов выделяются древние родовые этнонимы: аргыны, найманы, кипчаки - эти и другие субэтносы составляют казахский этнос. Причем до сих пор почти каждый казах, пытается узнать свою родословную до седьмого колена. Поэтому казахский менталитет
Суперэтносы или нации образуются из живущих рядом этносов, чаще всего в одной стране. Это россияне, казахстанцы, американцы, киргизстанцы. Следует согласиться с директором института этнологии и антропологии РАН В.А. Тишковым о том, что необходимо вводить в научный оборот и социально-политическую практику такие понятия как российский народ или россияне. Собственно, эти понятия используются и уже давно, вспомним знаменитые ельцинские слова: «Дорогие россияне!». Но вызывает возражения предложение Тишкова об использовании понятий, состоящих из сложных слов для обозначения этнических маргиналов – потомков смешанных браков, например, русский еврей, украинец-русский, татаро-башкирин и т.д., а если у этого еврея в роду найдутся еще китаец, украинец или француз, то надо будет всех перечислять?
Казахстанский народ или казахстанцы имеют свой казахстанский менталитет, который можно определить как совокупность наиболее устойчивых архетипов, представлений и стереотипов, исторически сложившихся у казахстанских этносов, под влиянием социокультурных факторов и проявляющихся на осознаваемом и подсознательном уровнях в виде особого способа мироощущения и умонастроения, влияющих на их образ жизни и социально-политическое поведение. Отличительными факторами казахстанского менталитета являются как исторически присущие комплексы, так и современные черты как реакция на потрясения и катаклизмы последних десятилетий. Позитивное проявление исторических комплексов: во-первых, архетипная многовековая комплиментарность и дружба народов; во-вторых, межэтническая и межрелигиозная толерантность; в-третьих, осознание роли государства как гаранта общественной и личной безопасности. Негативные проявления исторических комплексов: во-первых, возрождение трайбализма, стимулирующего этнократический этноцентризм, подменяющий демократию и подбор кадров по деловым качествам; во-вторых, советский патернализм проявляется как рецидивы иждивенчества и отсутствие инициативы; в-третьих, с трудом происходит переоценка ценностей.
Вторую группу составляют черты казахстанского менталитета привнесенные «суверенно-демократическими» преобразованиями. Распад Советского Союза, с одной стороны, создал условия для реализации потенциальных возможностей представителям одних этносов и слоев населения, прежде всего, партийно-хозяйственной номенклатуры, сумевшей приватизировать наиболее экономически весомые фрагменты экономики. С другой стороны, для миллионов людей самоустранение государства из социальной сферы как ведущего актора привело к резкому падению уровня образования, медицины и социального обеспечения, что актуализировало такие черты менталитета как пессимизм, угодничество, взяточничество, приоритет личных интересов перед общественными.
Особенности евразийского менталитета определяются историко-географическими, социально-экономическими, религиозными и этнополитическими условиями совместного проживания народов Евразии в процессе формирования евразийской цивилизации на протяжении двух тысячелетий. Евразийская цивилизация адаптировала языческие традиции и духовность суфизма и монорелигий к многообразию национальных культур. Для евразийского менталитета характерно стремление к абсолютной свободе и абсолютной любви, к толерантности и терпимости. Евразийцу в полной мере присущи чувства дружбы, равенства и равноправия. Евразиец - скорее интернационалист, чем космополит, сторонник толерантного отношения между людьми различных наций и рас, основанного на взаимопонимании, взаимном доверии, взаимообогащении культур, ценностей, знаний и технологий. Евразиец проявляет терпимость к чужим мнениям, верованиям, поведению, обладает обостренным чувством справедливости, стремлением к образованию и развитию национальных языков, владеет русским языком как языком межнационального евразийского общения.
Проявление евразийского менталитета как интегранта национальных менталитетов народов Евразии основано на возрождении императива о необходимости интеграции народов, имеющих давние этнические, экономические, политические связи, в целях взаимообогащении национальных культур. Эта интеграция должна происходить на основе новой евразийской идеи, отличающейся как от идей основателей евразийского движения начала ХХ века, так и различных интерпретаций современных идеологов националистического или религиозного толка. Евразийская идея может быть сформулирована как синтез идентичности каждого отдельного народа Евразии с общеевразийской идентичностью в целях обеспечения благосостояния, свободы и безопасности каждого человека.
Алияров Е.К., доктор политических наук, президент Казахстанского центра гуманитарно-политической конъюнктуры считает, что в Казахстане межэтническая напряженность может возникнуть по трем причинам: во-первых, как известно, в казахстанских государственных органах доминируют представители титульного этноса; во-вторых, как показывает теория и практика этнологических исследований, этнический изоляционизм неизбежно ведет к нарастанию этнических фобий, предрассудков, столкновению этнических культурных ценностей; в-третьих, как показывают данные многочисленных социологических опросов, в Казахстане имеет значительное распространение бытовой национализм в связи с преобладанием казахов среди чиновников.
_____________
1 См.: Жукешев К. Менталитет и национальная психология // Мысль. 2006, № 6.
2. См.: Бердяев Н.А. Самопознание: сочинения. М., Харьков, 2001. С. 13, 18, 125, 245.
3. См.: история ментальностей, историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М., 1996. С.98-99
4. Ключевский В.О. Курс русской философии. Ч.1. // Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. 1. М., 1987. С.38, 39.
5. Там же. С. 41, 40.
6. Савицкий П.Н. Географические и геополитические основы евразийства // Русский мир. Сборник. М., СПб., 2003. С. 808-809.
7. Гумилев П.Н. Ритмы Евразии. СПб., М., 2003. С.34.
8. Там же. С. 178.
9. Авеста // Антология мировой философии: Древний Восток. Мн., 2000. С. 265-266.