Хрустальное сердце поэта

Сергей Убрынский
               
                1
                В  небесной  мастерской,  пользующейся   высокой    репутацией,  не  только  оттого,  что   находилась  высоко  над   землёй,  но  и  по  качеству  выпускаемой     продукции,  изготавливались      хрустальные   сердца   тончайшей    работы.    После  того  как  они  начинали   стучать,    Мастер,    божественным    дыханием      обволакивал    трепещущиеся  в  груди  хрустальные  комочки    облаком  нежной   души  и,  благословляя   человека,   направлял    на  жизненный   путь.
        Так   всё   возможно   и   продолжалось  бы     до    бесконечности,   пока   на  земле,    не  открыл   свою   мастерскую   один   из  предприимчивых   подмастерьев,   который   в  прошлом   работал  в    небесной  мастерской,  но    был    изгнан  оттуда    Мастером.   Повод    для  этого    у   Мастера    был    давно,  его    ученик,    постоянно    вступал  с   ним    в    спор  по   любому   вопросу.   Мастер    терпеливо    выслушивал,    пытаясь,     каждый    раз     открыть     ученику    Истину   такой,   какой   видел  её    он,   Мастер.   Но    ученик    не  мог  смириться    с   этим,   у  него    был   свой   взгляд    на  природу   вещей,   на   предназначенье    человека  и,  в   конечном   итоге,     на    весь   мир   в   целом.       
Терпение    не  бывает   безграничным,    даже    если  им  обладает    Мастер.    И    пришёл    день,   когда     он,   прервав    спор,    просто   указал    своенравному     ученику    на    дверь    небесной     мастерской.
А  дальше   произошло    то,  о  чём    не  мог    догадаться   даже    всёзнающий     Мастер.       Этот,   не   доучившийся   предприниматель,  будем   называть  его    впредь  -  Ремесленник,    оказавшись    на    земле    и   затаив    обиду    на      Мастера,    стал    изготавливать     каменные    сердца  для    людей.
         По  форме   они    мало    отличались   от  тех,  что   изготавливались   в  небесной    мастерской,   разве   что,  были   несколько   тяжелее.   Если   Мастер   для   своих   сердец    собирал   лёгкие   пылинки    в   рассветном  луче,    придавая   им   чёткие    очертания,   то   Ремесленник,   просто  брал    камень    и  высекал  из  него,  на  первый  взгляд,  нечто  подобное.   Но  это,  действительно,  только  на  первый   взгляд.   Бесчувственные    подделки   Ремесленника      равнодушно    воспринимали    мир,  их   ничто    не  волновало,  они  не   восторгались    прекрасным  и  не  знали  чувства      печали.  Они   ровно  стучали   как   однажды    заведённые    часы,     не     откликаясь,   ни   на    чью - то    радость   или    чью – то    боль,    сохраняя     хладнокровное    спокойствие   в    любой    ситуации. 
     -  Это,   чтобы   сердце   не  изнашивалось  попусту,  -  в  качестве   инструкции   по  эксплуатации   каменных    сердец     говорил   Ремесленник.
Штамповать    подобные    сувениры   было     намного    проще,  чем     создавать    живые,   и     скоро   перед   людьми    встал  выбор  -   с каким  сердцем    дальше    жить?    С   тем,   что  получили    они    в  небесной   мастерской,   с  живым   трепетным   комочком    в    груди,   или,  что    предлагал     взамен   Ремесленник,   с    прочным    каменным   сердцем.   
Разложив   на  земле   свой   товар,   внушает   Ремесленник,    что    каменным   сердцам   не   страшны   никакие  невзгоды,  все  боли  и  страдания   минуют  их  стороной,  их  ничто  не  сможет   сломать,   они  выдержат  все  испытания   и   будут  непоколебимы   как    гранитные   скалы,   из   обломков    которых     они    сделаны. 
     -  Будущее  за  людьми   с  каменными   сердцами,  -  при   этих   словах   Ремесленник    бил    себя   в  грудь,   исторгая   из  неё   гулкое   эхо.    
     Нахмурив   брови,   смотрит     Мастер,   с  какой  лёгкостью    меняют    люди    свои    сердца     на     те,   что  предлагает   им    Ремесленник.    Он  тяжело  вздыхает,  но  помешать   этому   не  может.   С  самого   рождения,   вместе  со  своим  сердцем,   обретают   люди    право    распоряжаться  им.   Они   имеют   право   выбора,   и  это,   главное,  что    отличает    их   от    всех  остальных    на  земле.
А   Ремесленник    всё   также    продолжает   работать  над    своими    изделиями,    подбирая  по   желанию   людей    понравившиеся    им    камни     и    вытачивая    по  нужному  размеру   крепкие  сердца.    И  всё    для   того,  чтобы    обрести    беспредельную    власть,  сначала   над  людьми,  затем  над   всей    Землёй,  а   там  -  кто  знает?    Вслух   об  этом    пока   не  говорит,  но  всё   чаще    смотрит   на  небо,   по  которому  медленно   плывут   к  горизонту    облака.  Всё   вокруг   сейчас    кажется  Ремесленнику   похожим    по  форме    на   сердце   человека,   и  эти  расплывчатые   облака   и   дым    костра   который,   то  стелется  по  траве,  то  неожиданно   взмывает  вверх.   И    особенно,   жёлтые     листья,    которые   всё   падают  и  падают   на   землю,   укрывая   её    золотым    осенним   ковром.
Он   складывает    собранные    хрустальные   сердца   в   большой   сундук,  и  радостно  потирает   руки.     Он   знает,  когда   сундук    наполнится  до   самого  края,    каждое    сердце  сделанное    Мастером,  превратится   в    золотой   луч    и    тогда,    свет    во    всей    Вселенной    будет   исходить    не  от  Солнца,  а   от  этого      сундука,    владеть  которым  будет  только   он  -  Ремесленник,    не  признанный   Мастером.   
      -  Вот  тогда   мы   и   посмотрим,   кто  из  нас  на  кого  будет  смотреть   сверху   вниз,  -  ехидно   улыбаясь,   шепчет    он,   уже    не  опасаясь,  что   Мастер   может   его   услышать.    -   А  что   он   может   сделать,  этот,    выживший   из   ума  седой   старик?    Возомнил,  что  вместе  с  сердцем     даёт   людям   надежду,  веру    и   любовь.   Как  же,   жди,  нужна   им  твоя   надежда,  вера  и  любовь?  -   усмехается   Ремесленник,  и  с   нескрываемым   злорадством,    кричит,   запрокинув   голову:  -   Я  тебе  и  раньше  говорил,    что  ты   слишком  оторвался   от    людей   и  совсем   их  не  знаешь.  Им   ничего  этого   не  нужно.   Зачем   им  твоя   надежда,  если  я   даю  им  гораздо  больше -   Деньги!    Много   денег!   Они  смогут  купить  себе  всё,  что  пожелают.   На  деньги   можно   купить   всё,   в  том  числе    славу,   почёт,  уважение   к  себе    и  даже   бессмертие   ещё   при   жизни.   Вот  о  чём  мечтают  люди.   И  это  всё   дам  им  я!   Слышишь,  старик?   Я,   дам   людям   всё,    о  чём   они   мечтают,  к  чему   стремятся.     Я,   а  не  ты,   кого     называют   Мастером,   и    кто    на   самом    деле     не  знает,  что      действительно   нужно   людям. 
           Он    стоит   на  земле ,  широко   расставив   ноги   как    исполин    которому  не  страшен    гнев    небес.    Он    давно    уже   не  тот     подмастерье,   которому    приходилось    порой    скрывать      свои     истинные    чувства.     Он     ощущает    в  себе   силу,  которая    придаёт     ему    уверенность.   Уверенность,      что    в     сватке    с   Мастером     он      одержит     над     ним  победу.   Эта   уверенность     звучит    в    его    голосе,     который    устремлён    в    заоблачную    даль.     Его    не  смущает,   что  Мастер    не  отвечает     на    его   слова.    Ему   достаточно    знать,   что    он    слышит    его.   А,   что    не  отвечает,     так,    оттого,   что    и   сказать    то     ему    нечего.     Истина    только     одна,   она     в   словах    Ремесленника.   
      -  Ты     любишь    говорить     о  Вере,    как    о    чём - то    цельном   и   необходимом,    и   опять   же   ты      не   прав, -  продолжает   доказывать      Ремесленник,    устремляя      взгляд    к    небесам.
      -   Верить    можно    лишь    в  то,  во  что    выгодно   верить.     А    во  что  выгодно  верить  человеку?   Только   в  силу   денег.  Другой    веры   нет.
 Обретая   с  каждым   днём   всё    большую  власть  над   людьми,  Ремесленник   преобразился   и  внешне.  Он   стал   выше   ростом  и  более  могущественным,   чем  прежде.  Чёрные   густые   кудри    обрамляют   бледное    лицо.   Пронзительный    властный    взгляд,    не  зная    сомнений,    подобен    стрелам,   летящим   в   цель.  Он   утверждает   на  Земле   свой    Закон,   свой    порядок,  где  нет   места    жалости   и  состраданию,   где     светлое    чувство    любви,    заменено     чувственной    подделкой     с  таким    же    названием.   
         -  И  как    же   ты   смешён,   старик,  -   вновь    обращается   к  небу   Ремесленник,  -   когда    обычное      влечение    мужчины  к  женщине   называешь    высоким   чувством.    Посмотри  на  это  высокое  снизу,   посмотри   внимательно,    может   быть   тебе  это  понравится.  Посмотри,   как   и  с  кем    живут    люди,   внимательно   посмотри   старик.   О  какой   любви  ты  говоришь?   Есть   только  одна   настоящая   любовь,  та,  за  которую   ты    в    состоянии    заплатить.   Вот   и   выходит,  что  вместо  давно   устаревших    и    ничего    теперь   не  стоящих    слов,  таких   как  -   Вера,  Надежда   и   Любовь,    достаточно   употребить   лишь   одно     слово,   в   котором    заключена   вся   правда   жизни,  и  слово   это  -   Деньги! 
              Ни  разу  не  прервал   Мастер    Ремесленника,  пока   тот   говорил.  Ни  единым  словом  не  ответил   ему,   только,    хмурил  брови   и  тяжело   вздыхая,  молчал.    Он    смотрел,    как   постепенно   заполняется    сундук,   откуда   доносился   хрустальный   перезвон,  словно   кто  -  то     бил  молоточком  по  разбитому   стеклу.   Мастер   смотрел   на  Землю   и  думал  о  людях    живущих   теперь   без   Веры,  без   Любви  и  без   Надежды.  Всё  это  он  соединял   воедино   в   их    сердцах,  оттого   и   были   они    тонкими   как   хрустальные   лепестки  и  светлыми   как   рассветные   лучи.     Знал   Мастер,   что    не   должно   быть   сердце   человека   тяжёлым   как   камень,    не  должно  быть  мрачным   как   ночь,   но  разве  Ремесленнику   это  понять.  Не  о  людях   он   думает,   а  лишь   о  том,  как   власть      над  ними  иметь.    Оттого   и   идёт      к    своей   цели,    сводя    предназначение    человека     к  обычному   земному   существованию   с  вполне    привычными    земными   инстинктами.    И   ему   вполне   это   удавалось,     подкупая    и  прельщая,    размывая   горизонты  и  заглушая   голос   тишины    звоном    золотых  монет   пересыпаемых  с  ладони  на  ладонь.   
 С  чувством   сожаления    вынужден   признать   Мастер,   что  всё,  что    предлагает     людям    Ремесленник    их        устраивает     гораздо    больше ,   чем   то,     что  он,    Мастер,     преподносил       как    откровение     небес. 
 То,   что   предлагает   Ремесленник,  вот   оно,  только   руку  протяни, -  любовь   без   признания    в   любви,  богатство,   без   кропотливого    труда,   достижение   вершины    без   восхождения.

                2.
             Вскоре   на   земле,  почти  не  осталось   людей   с  хрустальными   сердцами.  Они,   конечно,   ещё     были,  но  их   было   очень  мало.    По  крайней  мере,   вслух  об  этом   никто    не  решался   говорить.   Иметь   хрустальное  сердце    считалось     не  современным   в  мире    каменных   сердец.   На  земле    теперь   имело    цену   только  всё  основательное,  крепкое   и  тяжёлое.   Тяжёлый   взгляд    и    тяжёлые,    как   булыжники    слова,   крепкие   прочные   связи   и  основательное   положение  в   обществе.  Всё   возвышенное,  чистое,  светлое  -  вызывало     усмешку.   Нежную   мелодию    хрустальных  сердец   уже  не   было  слышно,  её    заглушал   рокот  тяжёлой   музыки   похожей   на   шум  камнепада. 
 Тем,    кто   ещё    не    решался   поменять    своё    сердце   на  каменные   осколки,   неуютно    жилось     в    мире,   где   правил    Ремесленник.   В  мире,   где   царило   равнодушие     к  чужой   боли,   к  чужим  страданиям,   где    каждый    думал  только  о  своём  благополучии.  В  мире,   где    всё    покупалось   и  продавалось,  где  взгляд    определял   цену,   и   чем  выше    она     была,    тем  значительнее      обретённая   тобой    вещь,   где  люди,  не  замечая   того,  постепенно   сами    становились   наподобие    такой  же  вещи.   Земля   всё    больше    стала    походить      на  большой   шумный    рынок,  где    за   прилавками   заставленными   товарами    уже     не    было   видно   и  самой   земли.
        Если    среди    шумной   толчеи,    кто  -  нибудь    вдруг     наклонялся    над     поникшим    стебельком    или   восторгался    полосой   рассвета,    это    тут   же     вызывало    недоумение,   люди    начинали  предполагать,   что,    за    этой  сентиментальностью     скрывается,  не  что  иное,  как    наличие   в  груди    хрупкого   хрустального    сердца. 
         -  Это  так  несовременно.   Это  отголосок    прошлого.  Это  просто  не  допустимо.  Это   делает    нас    слабыми   и  смешными.     Перебивая,    и    дополняя   друг   друга,    возмущались   они.
В  этой   обстановке,    люди,   в   груди    которых      продолжало   биться    хрустальное   сердце,   старались   это    скрыть.   Эти,    нерешительные   и   слабые   характером   люди,   представляли  довольно  жалкое  зрелище.     Сердца   их    ещё   не   затвердели,  но  они  уже  били  себя   в   грудь,     демонстрируя,   что    там   стучит  самое   настоящее    каменное  сердце.    Оставаясь  наедине  с  собой,  они  испытывали   стыд   за  свои   слова   и  поступки,  но   ничего    не  могли    изменить.       Всей    их  решительности  только  и  хватало,   чтобы  скрыть  её    отсутствие.
              Изо  дня  в  день   на  страницах   газет  и  журналов,  на  светящихся    телевизионных   экранах,  на  больших   рекламных  щитах  и  даже  на  этикетках   товаров,   можно   было   прочесть    три    слова,   которые   стали   девизом   в  мире  каменных   сердец,  -  Жить   ради    удовольствий.
    Всё,  казалось,    правильно.   Люди   понимают,   что    иначе   и  нельзя.   Ведь,  не  скажешь,  что    жить   надо   ради  страданий.   Надо  получать  от  жизни  как  можно  больше  удовольствий,    для   того   и   дано  человеку   тело,   убеждают      они   себя.
        Когда  всё   направленно  на  то,  чтобы  доставить   удовольствие   телу,  кто  будет   помнить  о  душе?   О   ней   никто   не  вспоминает,    словно    само   это   слово,    теперь,    находилось   под    запретом.
       -  Душа?  Может   переспросить  человек,   напомни     ему   о  ней.  И  прежде  чем  ответить,  долго  будет   смотреть   по  сторонам,    пытаясь   заметить  хоть  что  нибудь    на  неё   похожее.   Но  со  всех  сторон  и  даже   с  зеркальных    витрин,   отражается    только  отполированное   до  каменного   блеска   тело,  давно   утратившее   душу.

                3.
      Смотрит    Мастер,    как   всё   полнее   становится   сундук,    в  который   складывает   Ремесленник    собранные  им   хрустальные   сердца,   смотрит ,   не  скрывая      разочарования.   Всё   чаще   он    задумывается,    не    закрыть    ли  ему  навсегда  свою  мастерскую,   если  люди  оказались  такими  неблагодарными    к      небесному  дару. 
          И   тогда   появился  на   земле   человек,  не    скрывавший,   что   в   груди    его    бьётся    хрустальное   сердце.     Это   был    Поэт,   влюблённый   в   женщину,   сердце   которой    Ремесленник  сделал    из  самой   крепкой,   особой    породы  камня.   Она   жила   по  законам    толпы   и    смеялась   над  влюблённым    Поэтом.    Она  не   признавала    сентиментальных   его   строк,   о   каких - то    звёздах,   которые  отражаются   в   море,  о  далёкой    цепочке  огней   похожей   на  многоточие.   Всё   это   ей   казалось  надуманным,  лишним  и  ненужным,  в   том   правильном   мире,    в  котором  она  жила.     И   сам    Поэт,   казался    ей,      несовременным,  смешным   и  жалким   по  сравнению   с    Ремесленником    который,   в   её    глазах  олицетворял    главное   достоинство    мужчины . 
       Поэт?  -  Вопрошал  её   взгляд    и,    не  удостоив    его    ответа,     устремлялся     в    другую    даль.
       Поэт?  -  Вторили    вслед   за  ней     люди    с  каменными   сердцами     и  также,  как  эта   женщина   отворачивались   от    человека,    в  груди    которого   билось    хрустальное    сердце.
       Поэт?   -  С  интересом   смотрел   за   происходящим   Ремесленник,   думая   о  чём - то    своём    и,  до   поры,   до  времени,    предпочитая   хранить  молчание.
       Поэт!    -   Восклицал   устало   с   небес   Мастер,    теряя     веру    в    людей     и    теперь,   сохраняя     лишь     робкую    надежду,    что,      возможно,     не   всё     ещё    потеряно.      
       Поэт. ..-  Шептали    тихо   травы,   пытаясь  распрямить       тонкие    свои  стебельки.   Перекликаясь    с  ними,    как  по  клавишам   рояля   прошлись    дождинки    по  лепесткам    цветка.    Поэт, -  выдохнул   ветер    и,    трудно   было   понять,   чего  больше   в   этом     дыхании,   надежды   или    разочарования?
Поэт?  -   словно   пытаясь,   что - то   вспомнить,    снова   произнесла    женщина,   которая,    не   читая     посвящённые    ей    стихи,   бросила   их   в    пламя   костра.

                4.
              Почему   Поэт   выделил   её   из   всех   окружающих,  почему   именно  её  назвал  своей  единственной?   Она   не  задумывалась  над  этим,   она  знала   другое    значение   этого     слова.    Единственное,   что    в  жизни  нужно,   это    идти  вперёд,  не  оглядываясь  на  прошлое.  Идти,  не   отвлекаясь   от   главного.   А    главное,   в   этом     мире,  основано   не  на    каких  - то   чувствах,  а  на    достижении  того,  что  есть   у  других,  говоря   проще,   говоря,    одним   словом, -  единственно  главное   в  этом    мире   -    Деньги!    И  это  было   также   верно,  как  и  девиз    толпы,  что  жить  надо   ради  удовольствий.    Так  говорило      каменное  сердце     равнодушной   к  Поэту   женщины,  сердце,  которое   билось   ровно,  не  испытывая     высоких    чувств,   в  каменной  её  груди.
             И   всё   же,  почему   именно   она?     На  простой,  казалось  бы,  вопрос,     нет   у  человека    ответа.   Потому  что,  любовь,  это  ещё   один  дар   небес,   который   даётся    с  обретением     возвышенной   души.    Возможно   Мастер,  вдохнувший   в  сердце  Поэта   своё   дыхание,  мог  бы,   сказать   больше.  Но    он    и  так   сделал   очень  многое,  дав    человеку   жизнь    и   предоставив   ему    право    самому    распоряжаться   этой   жизнью.  А  какой   выбор   сделает  человек   на    жизненном   пути,  как  он  его   пройдёт,  где  остановится,  от  чего  откажется,    и  что  будет  считать  своим   приобретением.   Увы,   это,    даже  Мастеру   не   всегда   понятно.  Человек   и  для  него   остаётся   самой    большой    загадкой  на  земле.
 Вот    ведь      как      распорядились    люди      своим  сердцем,    что  уж   здесь    говорить     о  душе,    о  ней    и  говорить     не    приходится.
  Оттого   и   терзают     Мастера      сомнения,   стоит  ли    человек     внимания,   которое   он   ему   оказывает,    не   проще  ли   прикрыть,    пока  не  поздно,   всю    эту   лавочку,  имеется  в  виду   небесную   мастерскую?     Возможно,    так  бы  и  поступил,   не  появись   во  время    Поэт,  не  скрывающий   своей   любви. 
    Только   люди   не  знали   обо  всем   этом,  не  знали,   какую   небесную    силу   несёт   в  себе  этот,  на  их   взгляд  обычный   земной   человек.    Настолько   земной,  что  кроме  земли,  на  которой  стоит   ничего   в   своей   жизни    не  имеет.
           Разве  это  не  смешно,  видеть,   как   по  лицу    его    стекают  то  ли  слёзы,  то  ли    капли  осеннего   дождя.   И  смеялась,   чуть   не  навзрыд,     толпа   довольных    собой    правильных    людей.    Смеялась     над   Поэтом,  который   стоял   в   одиночестве   на  обочине    дороги,   по  которой    они   шли.    Никто  не  умеет  смеяться   так  жестоко,  как  люди,   наделённые   каменными  сердцами,   их   смех   подобен   пощёчинам,  на  которые    сейчас    не   скупился   ветер,    срывая     осенние    листья.   Ещё   минувшей    весной,  то  ли   шутя,  то  ли  всерьёз,    признавался    ветер    в    любви    к    листьям,   а   сейчас,   бросая   их   наземь,   кричит     возвышая   свой    голос   над   ними :    -  Мы   теперь  чужие,   чужие,  чужие… 
Толпа   смеётся,  ей    доставляет    удовольствие     втаптывать   в    грязь   жёлтые   листья,   которые   думают,  что  они   сохранили   зелёную   свежесть.   Каменные  сердца    смеялись,   видя   как   ноги    в   блестящих   лакированных   туфлях,  ломают    хрупкие   груди   опавших  листьев,  где     всё     также     бьётся    сердце,  в  котором    тлеет   последняя   искра    надежды
     Не   смешно   только     Ремесленнику,   он    отчётливо   ощущает   опасность,   которая    исходит   от  Поэта.   Он   протягивает   ему   руку,  восторженно  отзывается   о  его   стихах,  предлагает  не  обращать   внимания   на   ничего  не  понимающую   в   поэзии   толпу.
        -  Им  бы  только   смеяться   над    чем    угодно.   Вот   и  вам  досталось, - говорит   Ремесленник,   обнимая   Поэта   за  плечи.
И  тут  же  переводит  разговор  на  другую  тему,  -   У   меня   к  вам  деловое  предложение.    Переходите   ко  мне.  Бросьте   вы  этого   Мастера.   Какая    польза,   здесь,   на   земле,  от  того,   кто   находится   на  небе?     Что,   не  ожидали  такого?    Соглашайтесь.  С  вашими  способностями,  вы   так  развернётесь.  Что  же  вы   молчите?  Соглашайтесь.
        Согласись  на   это  предложение   Поэт,  возможно,   всё  бы   на  земле   изменилось.   Мир  оказался  бы   под  властью  Ремесленника,  который,  продолжая   эксперимент   по  пересадке   сердец,  изготовил  бы  на  этот  раз   золотые   и  серебряные   сердца,  кого  то  наделил    бы    алмазным,  для  кого  то  не  пожалел  самых  лучших  бриллиантов.  Появились  бы  люди  с  железными   сердцами,  затем   с  сердцами    из  более  крепких  сплавов.  И  у  каждого   было  бы  своё     место    и  свой  участок   жизни  на  этой  планете,  похожий   на   маленькую   резервацию   внутри   большой   резервации.  Но  это  только   начало,  в  дальнейшем   людям  была  бы  уготовлена   участь       роботов.   Ремесленник  уже  подсчитал,  что  гораздо  выгодней   и  проще   не  роботов  превращать  в  людей,  бессмысленно  это  делать,  а  из  людей   изготавливать  послушных  роботов.
      -  Ну,  как?   Что  же  вы  молчите?   От  таких  предложений   обычно  не  отказываются.   Все   эти  люди   будут  ещё  издали   вас  приветствовать, -  Ремесленник  указал   рукой   на  притихшую  толпу,  которая  стояла  поодаль  и  с  интересом  смотрела,  как  сам   Ремесленник,  вполне  уважительно   говорит  с  этим    ненормальным   Поэтом.    Кстати   сказать,  уже   далеко  не  молодого,  одетого     довольно  скромно  и,   совсем,  не  по   осенней   погоде.   Он   был  болезненно  худощав,  при  ходьбе  сутулился,  смотрел,   сильно  прищуривая   глаза,   и  всё   время    поправлял   спадающую  на  лоб    седую   прядь   спутанных   волос.
            -  Вы,  думаете,   я  справлюсь?   -    спросил,     наконец,      Поэт.
            -  Знал   бы    он,   о  чём   я   сейчас   думаю,  -  усмехнулся    в  душе      Ремесленник,    продолжая      пристально   разглядывать   человека,   в  груди    которого     билось   последнее    хрустальное    сердце   сделанное   Мастером.
Выждав   немного    и   видя,  что    теперь  на  этот  раз   Ремесленник   не  спешит  с  ответом,   Поэт   сам  ответил  за  него.
            -  Впрочем,    я   думаю,   что     для   вас   важнее,    с  каким    сердцем    мне   предстоит    жить    в    мире,   который    находится   под  вашей   властью.
            -  Интересно,   -   казалось,   вот -  вот      сорвётся    сейчас  с  губ  Ремесленника.   -  А  он  далеко  не  так  безобиден,  как  может  показаться  на  первый  взгляд.   Вряд  ли   стоит  рассчитывать,  что     легко    согласится   отдать   своё   сердце.     Вряд  ли…
Последние      слова      всё   же    сорвались    с  его   губ    и   прозвучали     так     громко,   что     были     услышаны     не  только  Поэтом. 
                Сердце   Поэта.   Оно  всегда  как  последняя  надежда  и   всегда  первое   в  списке   приговорённых    к    жестокой    судьбе.      Все  остальные  проходят  по  другим   спискам.  Не   верьте,  что   Поэт   может  быть  при  жизни  удостоен   наград   и  почестей.    Человек  -  да,  Поэт  -  никогда.   Если  он  истинный   Поэт.   Впрочем,    разве    бывают   другие?    Разве  можно   к  слову   утро   добавить   -  истинное,  а  к  слову   ночь, -  настоящая.   
              Сердце   Поэта.   Вот  ещё   одна  тайна   Вселенной.   Миллиарды  звёздных   песчинок   блуждают  в  необозримом  просторе,  погружаясь   в   беспросветную  ночь  и  выплывая   к   новым  рассветным   берегам.  Кто    кроме   Поэта   может     это  увидеть    глазами   сердца.  Кто?   Молчите?   Считаете   весь   этот   разговор   несерьёзным    и  надуманным? 
Пусть    будет    так,    в    мире   правильных    людей,     где    всё   подчиненно    одному     -    жить  по  закону    толпы,  Поэт    всегда    остаётся     в    одиночестве.
             Сердце   Поэта.   Что  происходит   с  Мастером,    когда   он  чувствует,  что    изготовленное   им    сердце    не  такое   как   все  остальные.   Разве  не  задержит  он  его   дольше   обычного   в    своей   ладони,  раздумывая,  -  вдохнуть  в  него   жизнь  обрекая  на   боль  и  страдания,  или…      А  что, - или?    Разве  Мастер  может  поступить  иначе? 
             Сердце   Поэта.   Не  ищи  его  на  широких  проспектах  и  шумных  перекрёстках.  Там  где  веселье  в  полном  разгаре.  Где  маски  скрывают  лица,  а  лица  похожи  на  маски.   И    там  где    тоска  и  уныние,  не  встретишь  ты  сердце    Поэта.
     -  Где  же     его   искать?   -  спрашивает   голос 
     -  Ты  действительно  хочешь  это  знать?
     -   Конечно.  Иначе   не  спрашивал  бы.
      -  Ну,  что  ж, -  смотри…
Раздвинулся  невидимый  занавес,  на  невидимой   стене,  невидимые  тени   не  видны.   В  ярком  освещении   ночных   огней    человек,   бросая  вызов  ветру,   идёт,  слегка  ссутулившись,  минуя  шумный  перекрёсток.
       -  Но,  как,  же  так,  ты  говорил,  что  здесь  его  не  встретишь?   А  это,  что?   Смех,  лица  в  масках?
  Одна  картина  вслед  другой,  как  кадры  в  медленном  кино.  То  радость,  то  унынье.   Настенные  часы.  Бумага  на  столе.  Прорезал  тишину   дверной   звонок  и  на  пороге,   всё  тот  же  человек. 
      -  Ты  понял,  где   его  искать?  - Поэт,  повернулся       в     сторону, откуда   доносился   голос.  -   И  нужно   ли  искать  его?
      -   Признаться.  Нет.   Я  ничего   не    понял, -  ответил  голос   осенней   тишины. 
 Сердце   Поэта.    А  есть  ли  оно   в  нашем  понимании    вещей?   И  что  хотим  мы   узнать?  Почему   мы   всё   время   спрашиваем,  что – то    уточняем,  снова  задаём  вопросы  и  снова  ищем  на  них  ответ?   
               Сердце   Поэта   предпочитает   молчать.  Оно   устало  идти  по  бездорожью,  спотыкаться,   падать,  вставать  и  снова  идти. 

                5.

                Так  же   неожиданно,  как   появился,    исчез   Ремесленник.   Может,   затерялся   в   толпе,   что  сейчас  окружила   Поэта.   Вокруг  только  лица,   надменные,  злые,  суровые,  с  правильными  чертами,  с  выражением  остановившегося   взгляда.  Иногда,    кажется,  что   Ремесленник   действительно  среди  них.  Вот  оно,   продолговатое    его   лицо,   упирается     подбородком     в   поднятый  воротник ,  тонкие  плотно  сжатые  губы.   Начинаешь  смотреть  пристальней  и  видишь,   ничего   похожего,  это  совсем  другой  человек.   Через  мгновенье,  тот   же  взгляд,  те   же   губы,  то  же  лицо   смотрит    с  другой   стороны.  Хочешь   подойти  ближе,   и      видишь, -   что   это  даже    и    не  мужчина,    а    какая - то   женщина  смотрит    на    тебя    в  упор,   качает  укоризненно  головой   и,   не  отводя   глаз,   что - то  говорит   стоящим  рядом.
         Из   разноголосого    шума  толпы    прорываются    отдельные  слова,  коснувшись   слуха,   возвращаются    в   толпу.
         Поэт     видит,   как   уродливо    выглядят   сейчас     красивые    эти    лица  с   окаменевшими     улыбками.    Они    снова    смеялись  над  Поэтом,  а  он    снова    испытывал     жалость,  к  каждому  из  них. 
             Все  эти  лица   вдруг   начинают  сливаться   в  одно  лицо,  словно   карты   сложенные    в  колоду,   затем  опять,  как  те  же  карты,   рассыпанные    всюду,    куда  не  бросишь  взгляд.   И  вдруг,   над  всем   этим,  над   беснующейся    толпой,  над  каждым   лицом    её   в  отдельности,  над   деревьями  с  опавшей  листвой,  над  тонкой    полоской  заката,  над  всем  и  всеми,  появилось   лицо   женщины.   Словно   неведомый    художник,   единым   взмахом  кисти,  загрунтовав   полотно  старой  картины,  вывел  на  нём     лёгкими   штрихами,    брови   дугой,   задумчивый   взгляд,  тонкий  изгиб  губ.   Обрамляя  лицо   облаком     волос,    мягким  движением   обозначил    плечи. 
         И  снова   прозвучал    над   Поэтом  голос,   долетевший  то  ли   с  небес,  то  ли,   ещё,    откуда - то    свыше:  - Почему   именно   она?   Почему   именно   её      выделяешь   ты    среди  всех?     Что  в  ней   такого   необычного?   Вглядись,   ведь    это    просто  женщина,  не  лучше  не  хуже    других.     Она   даже       не   смотрит     на   тебя,  она    просто   уходит,   и   с  каждым   мгновением   всё   дальше   и  дальше.   Уходит,      как   обычно     всегда   уходит     женщина     к    другому  мужчине.      Посмотри,   -    она     самая    обычная,  земная   женщина.
       -  Почему     именно    её    ты    называешь     единственной? -  прошелестели   упавшие    на   землю   листья,   сохранившие    в  памяти   как   равнодушно    шла   эта   женщина   по  земле,   ступая    по    опавшим    листьям   и  не  испытывая   к   ним    жалости.
       -  Почему    она?   -   спрашивает,   скатившись   по  щеке,   первая   капелька   дождя.  -  Почему,  почему,  почему?   -   спрашивает    дождь,   разбиваясь    на  сотни    маленьких   капель,  прежде   чем  они   спрячутся  в  густой    траве.
       -  Почему?   Почему   именно   она?  -    терзает    голос,   вырываясь    из     сердца   Поэта,  требуя    у   него    же   -   ответ.
       -   Что   в  ней   такого,  что  именно   к  ней   воспылал   ты  любовью?   Почему   именно    она?
         Поэт   смотрит,   как  всё   дальше   и  дальше   уходит     эта   женщина.  И  в  тот   миг,  когда    вечерние   сумерки     готовы      набросить    на   плечи   её    тёмную   шаль,  он    понял,     если    ты   любишь,  то,  не  за  какие  -  то    качества   души,  не  за  красоту  лица,  не  за   чистоту   помыслов,  не   за   то,  какое   у  неё   сердце.     Любят,  по  - настоящему   любят,     за   то,    что     она     есть.
Женщина,   которую  ты   любишь,  всегда    остаётся  для  тебя   единственной,    другой   такой,  никогда   не  было   и   не  будет,  даже   если  она  сама   в  это    не  верит.   Она  -  есть   и  это,  главное. 
              Поэт    сделал    ещё  один   шаг   к   любимой,   что  бы    остановить   мгновение,  за  чертой   которого,   она  могла  скрыться,   и   увидел   перед  собой   пропасть.   Он   протянул   руки  к  ней,  но  стоящее  рядом  дерево,  холодными    ветвями,  оттолкнуло  их.   Он   пытался  крикнуть,  чтобы  она  остановилась,   но     налетевший   ветер    разметал    во  все    стороны   его   слова.   
       Он  смотрел,   как   всё   дальше    и  дальше   она   уходит,  как  тёмная  ткань  разлуки   уже   наполовину   скрыла  её.  И   тогда    Поэт   выхватил    из     груди   хрустальное     сердце    и    высоко   поднял     над    собой.   
      Казалось    всё   так  же    на  той  же    земле,   всё  так  же   неторопливо  течёт  река    у    подножия  гор,  всё  так  же  шелестит  ветер  пожухлой   травой,  перекликаются  птицы,   устремившись  к  дальним  горизонтам.   Всё   так  же  и  всё   иначе,  потому   что   в   этот   миг   к  людям   снизошла   Любовь.  Она   не   спустилась   с   высоких   гор,  не  опустилась   с  облака   на   землю,  не  вышла   на  берег   из  воды,  она  прошла  путь  от  сердца  к  сердцу.   И  люди   увидели  то,   что  нельзя   увидеть   только   глазами,  они   услышали   песню  тишины,  и  им  хотелось,  чтобы  это  продолжалось   бесконечно  долго.   Люди   смотрели   на  Поэта,  словно   видели   его    впервые.   Он     напомнил   некоторым  из  них    самого    Мастера,    вдохнувшего  жизнь  в   их    сердца.  Но   он   был,   всего  лишь   Поэтом,   в  каждой   строчке  стихов  которого,   звучало   признание    в   любви   к   единственной    для    него   женщине.    Признание   в   светлом    высоком   чувстве,    которое      он    сохранил    вопреки    всему.   Он   говорил   о   настоящей   любви,     свет   которой   не   гаснет,  даже   если   на  него  обрушится  ураганный   ветер.   Он  говорил  о  настоящей   любви,   которая  бывает  всегда  одна   на   все   поколения.  Он  говорил  о  любви,  которая  преодолевает  все  расстояния,  пробивается   сквозь   нелюбовь,  открывает  закрытые  перед  ней   двери.   Он  говорил   о   любви,   голос  которой    звучит   даже   в   те  минуты,   когда   ему    не  верят.   Он   говорил   о  чувствах,   которые    возвращают  к  жизни   окаменевшие    сердца.   Он   говорил,    и    люди   видели,   как    вспыхнуло    и   затрепетало  в  отблесках   закатных  лучей   хрустальное    его    сердце.   Люди    видели    влюблённое  сердце   Поэта,    которое   излучало    неземной    свет.    Затаив   дыхание,     слушали    они    стихи,   которые   он   посвящал      любимой    женщине.  И   безответная   любовь   вдруг   совершила   чудо
     Женщина   остановилась.   Вечерние   сумерки   сползли  с  её   плеч   на  землю,   укрыв  её   складками  тёмной   шали.  Женщина   переступила  через  неё,  подняла  голову   и   посмотрела   на   стоящего    у   края  пропасти   Поэта.   Холодное,   каменное    сердце   её    ощутило   трепетное    прикосновение.    Гранитный    сплав   в    груди     стал   обретать   хрустальное   звучание,  и     она    поняла,     какое    это      счастье,  -  быть    единственной    и   по  настоящему   любимой.   Она    поверила   в   любовь    Поэта  и   потянулась   всей    душой   к  нему.   Но   не  успели   прозвучать  слова   ответных   признаний,   как   Ремесленник,    выбежав  из  толпы,   выхватил  из  рук  Поэта   его   хрустальное     сердце  и    с  яростью   бросил   на    каменистую  землю.   Тысячи    сверкающих   осколков  упали  в   осеннюю   траву  и   там,  где    они    падали,   возвращались   к  земле   живые    краски  и  вырастали     небывалой    красоты   цветы.   И  листья   жёлтые   вновь   обретали  зелёную  свежесть,  и  ветер,  что  срывал  их   недавно  с  ветвей,  теперь    бережно    держал   их    в  своих    ладонях.
  О  чём  он  говорил  сейчас,  этот   ветер,   можно  было  только  догадываться   по   тому,   как   смущённо   трепетали    зелёные   листочки   на  вскинутых  к  небу  ветвях.
      Прикасаясь    к   лепесткам   трав,   излучающим     свет     небесной   красоты,   люди  стали   сознавать,  как   многого    они   лишались    в  той   жизни,  где   никто   из   них    не   знал  настоящей  любви.
  В  последний   раз   прокатились   над  землёй    мрачные   тяжёлые   раскаты    и   исчезли    на  дне   тёмного  ущелья.   Вернулись  на  землю   и     нежная  мелодия  рассвета,   и   расцвеченный  яркими  красками  горизонт   и   чувство  любви,    поднимая   человека  над  всем    обыденным,  вернулось   к  каждому.
       Только   Поэт   не  мог   уже    этого    видеть.  Его   голос   оборвался    на  последней   торжествующей   ноте.   Взгляд,   коснувшись    лица  любимой   женщины,   тут  же  погас,  а    разбитое    хрустальное     сердце,   прежде   чем     навсегда   стихнуть,   произнесло   три,   единственных    главных   слова,  с  которых   возникла  на  земле   жизнь:   -  Я    ЛЮБЛЮ   ТЕБЯ !