Фельетон для детей
«Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь», — прочёл Граблев в книжке.
И действительно, вылетали у него всякие слова. Одни сразу исчезали, другие кого-то задевали, царапали, даже ласкали, но ни одного вылетевшего слова он так и не поймал.
Но вот появились у Граблева другие слова — тяжёлые, летают плохо, под ноги валятся. Услышит, к примеру, прохожий на улице такое слово, удивится, споткнётся. Одна старушка даже шлёпнулась от изумления.
А если в разговоре Граблев тяжёлое слово мимоходом бросит, так сразу отшатнётся собеседник, как будто ему в лоб мячиком увесистым с опилками заехали. Одну девочку худенькую граблевским словом даже с парты как ветром сдуло.
Первое время с трудом Граблев эти слова произносил. И сухо у него во рту с непривычки делалось. Но Граблев плевать себя приучил: плюнет и скажет, или наоборот — скажет и плюнет.
Зато со временем эти слова сами у него стали выскакивать. Девочки за километр начали Граблева обходить. И мальчики некоторые сторониться стали — кому же приятно тяжёлым словом ни с того, ни с сего в лоб получить?
И внешность у Граблева постепенно стала меняться, на питекантропа он стал смахивать: губа нижняя отвисла и челюсть вперёд выпятилась — слова-то тяжёлые, как булыжники. И плеваться он стал неистово — ни дать ни взять смесь верблюда с обезьяной.
Но даже не это было самое страшное — говорить Граблеву в общественных местах трудно стало. А уж уроки отвечать и вообще невозможно. Хочет, к примеру, Граблев что-то про Африку объяснить, и только «бе-е» и «ме-е» у него выходит. Потому что зубы Граблев сжимает, чтобы слова тяжелые в учителя случайно не вырвались. Да и нет таких названий в географии — из тяжёлых слов. И в алгебре таких понятий тоже нет. И даже в анатомии.
Направили учителя Граблева к логопеду.
— Какие буквы не выговариваешь? — логопед спрашивает.
— Ме-е, бе-е, — мычит Граблев и блеет.
Очень врач удивился.
— Первый раз, — говорит, — пациента вижу, который «эм» и «бэ» не выговаривает.
Тут Граблев ему и объяснил, что он за пациент. Всеми тяжёлыми словами, которые знал. Но врача не испугал. Тот, наверное, ещё и не таких Граблевых принимал. Прописал ему врач букварь.
— Учи, — говорит, — по два нормальных слова в день. А не то я тебе по два укола в день пропишу. Успокаивающих.
Сидит теперь Граблев, учит: «Маша ела кашу». Кое-что у него уже получается. Слово «дай», например. И даже предложение: «Не хочу учиться».
И если вы встретите мальчика — нижняя губа отвисшая, челюсть вперёд выпячена, плюётся, как верблюд и слова тяжёлые из него сами выскакивают, знайте — это Граблев. Ещё долечивается.