Венера за чаем

Наташа Уварова
Из цикла «Сторожевые ежи»

Венера за чаем.

- Вот твой чай, как ты любишь, крепкий, без сахара, – и слегка пододвинул стакан к ней. И не было бы в этом жесте ничего особенного, если бы… Если бы не расстались они три дня назад на неопределенный срок.
Я должен побыть один. Не обижайся.
Одиночество – священно.
А тут – ворвалась ни свет ни заря в ледяных бусинах октябрьской мороси. На попытку обнять – отстранилась. Долго стояла в коридоре, не решалась войти.
Все-таки можно? Можно?!
И вот, согревает бледные ладони о горячий стеклянный цилиндр. Щурится близоруко, видимо, опять с линзами не справилась. А очки – категорически нет. Только для работы.
- Я операцию попросила перенести. Месяц остался. Точнее 27 дней, - шмыгнула она носом. - Думала, раз ты… Мы.. В общем, самое время избавиться от этой мерзости, что меня грызет.
- Замечательно…
- Наверное, - и опять шмыгнула, то ли от слишком горячего чая, то ли… Грипп ведь гуляет. Она добавила решительно. - Хватит тянуть. Как представлю, что она внутри и жрет меня, жрет…
 - Не думай об этом. Думай о том, как будет хорошо, когда ты от нее избавишься.
- Я только боюсь не проснуться после наркоза. Ты только послушай, как звучит – интубационный наркоз. Как представлю, что мне в горло, в самые легкие трубку засунут – это ж умереть можно!
- Не умрешь… Не думай и не бойся…
- Легко сказать, не бойся. Да и не того я боюсь. Ну, вдруг мне понравится там, ну ты понимаешь… Здесь же меня никто не ждет, а там – мама. Она мне недавно снилась. Такая молодая, красивая, черные кудри по плечам… Она ж у меня жгучая брюнетка была, это я – моль бледная…
Скажет тоже, моль… В свои «чуть за тридцать» она выглядела на десяток лет моложе. Какие там ботоксы-шмотоксы?! В вашем возрасте, леди, приличнее носить морщины, а не прыщи! А уж тело, нет, худой она не была, скорее - округлой. Но округлость эта была подростковой, щенячьей, словно застыла она в том прекрасном моменте, на границе юности и взрослости, когда существо женского пола, строптивое, недоверчивое, как бы и не женщина еще. Женщина – это что-то степенное, основательное, монументальное. Крепко на земле стоящее, и к земле стремящееся. Отсюда и зад тяжел, и живот мягок, и груди уже не задорными тугими яблоками, а сочными мягкими грушами.
Говорит она торопливо, перескакивая с темы на тему.
- А ты знаешь, что у кустодиевских Венер, купчих и красавиц при общей пышности, я бы даже сказала обильности тела, невероятной округлости плеч, плоский живот и тонкие запястья с лодыжками. И воздушность, понимаешь? Да, ясно, что это условность, некое представление художника о женщине.
- После того как ты выйдешь из больницы, обязательно пойдем смотреть на Венеру.
- Пойдем. Если проснусь. Мама снилась, я же говорю. А на коленях у нее необычайной красоты белый зверь, похожий на хорька. Вдруг мне там понравится…
- Нет, вернешься… Я буду тебя ждать.