Ветер - 3
В прихожке глухо стукнула дверь. Послышались тяжелые и мягкие одновременно шаги человека, обутого в унты. Дверь открылась и в кухню вошел высокий мужчина, облепленный с ног до головы снегом. Он медленно откинул капюшон, потряс плечами.
- Саша ? - тихо и как-то испуганно спросила его жена, - небольшого роста, стройная, со светлыми волосами женщина.
- Саша ,- подтвердил человек и улыбнулся.
Женщина шагнула к нему , снизу вверх посмотрела в его глаза. Потом опустила вниз замок - молнию его куртки, обняла и прижалась щекой к синей ткани нагрудника лётных ползунов.
- Что-то случилось? Я испугалась…
- Обьявлено штормовое предупреждение. Ветер три. Приказано сидеть по домам и носа не высовывать. Через пару часов здесь будут кирпичи летать... Что у нас с продуктами ?
- Продукты есть... Курица, кусок колбасы...Ну там еще масло, яйца...
- Добро. Я схожу в магазин. Лётная столовая на время штормового предупреждения работать не будет, так что питаться буду дома...
Он взял большую парашютную сумку, до самого подбородка застегнул молнию на черной меховой куртке, надел шапку и накинул на голову капюшон.
- Жди. На улицу не выходи , - сказал мужчина, открыл дверь и пропал в снежной мгле заполярной непогоды.
Еще через час они разобрали продукты и заложили их в холодильник, а большой брикет мороженной рыбы, взятой на складе в счет ежемесячного пайка – втиснули в специальную нишу под окном.
Она мелко нарезала колбасу на сковороду, слегка обжарила ее в масле и сверху залила яйцами – получилась яичница, большая и вкусно пахнущая. Потом приготовила салат из огурцов и помидоров со сметаной. Муж принес из прихожки бутылку пива и кусок соленой семги. Они сели за стол и начали есть.
- Метель будет долго продолжаться? – спросила она.
Он глотнул из стакана пиво, подумал, ответил медленно:
- Кто его знает… Командир говорил о трех днях. Метеосводки – малоутешительны. Но посмотрим. Температура поднимается, а давление – падает. Значит, ветер будет все сильней и сильней…
- Почему ты так думаешь? – с тревогой спросила женщина.
- Природа не терпит пустоты и старается все сбалансировать, уравнять, что ли… И если здесь давление падает, значит сюда и будет дуть ветер из тех районов, где давление выше, чем у нас. Всё очень просто. Поняла ?
- Да. Тебе пива еще налить ?
- Спасибо. Не хочу. Не умеем мы с тобой пиво пить. Едим сёмгу и запиваем её пивом… Пиво, вообще-то, пьют не так.
- Да? А как ?
Он поднялся, подошел к печке, открыл дверцу и присев на маленький стульчик, закурил.
- Лучше всего пиво пить в пивбаре… Там какая-то располагающая к этому атмосфера. Пахнет пивом, вяленой рыбой… Накурено и шумно. А на полу – мелкие опилки вперемешку с рыбьей чешуёй… И на двоих – одна воблочка… Размером с ладонь…Её сначала надо размять, побить о край стола, потом аккуратно оторвать голову, очистить от внутренностей и почистить. А вот воздушный пузырь у воблы надо хорошенько обжечь спичкой, он сворачивается, становится коричневым и пахучим и с ним выпить первый бокал … И вот с этой воблочкой, да с сигаретой, да с неторопливой беседой легко и незаметно можно выпить бокалов по десять пива…
- Любишь ты, Саша, прихвастнуть… Мы вдвоем бутылку пива выпить не можем, а ты говоришь о десяти бокалах… А почему ты у сёмги никогда воздушный пузырь не ешь?
- У северных рыб пузыря нет.
Он докурил, бросил окурок в печку, закрыл дверцу. Потом встал и потянулся.
- Пойду полежу… Любимое дело не надоедает.
В комнате он лег на диван и тут же уснул. Она вымыла посуду, положила рядом еще одну подушку и легла рядом, прислонив голову к его груди. Под равномерный стук его сердца она тоже уснула – глубоко и спокойно…
1.
В Заполярье все двери, выходящие из помещения на улицу, открываются вовнутрь. Это сделано специально, что бы в случае сильного снегопада и метели вы могли без труда открыть дверь и, вооружившись лопатой, проделать выход из снежного плена на свободу. Иногда такие туннели достигают длины сотен метров. Через каждые 40 - 50 метров туннеля делаются ступеньки с выходом наверх - для доступа свежего воздуха.
Если по этим ступенькам выйти на поверхность, - увидишь трубы печек, дымящиеся и теплые. Самих одноэтажек не видно. А вот высокие дома опустились в снег по второй этаж. Наличие аэродрома можно определить по высоко торчащим килям бомбардировщиков, уютно спящих на расчищенных от снега площадках. Арктический студеный ветер на снегу образует прочную корку, способную удержать и машину, и гусеничный тягач.
В снежную зиму дома до весны будут стоять под снегом, - в относительном тепле и безопасности. По весне первыми пропадут подснежные туннели, потом постепенно из под снега вылезут финские домики. Вокруг домов зазеленеет травка, начнут летать птицы, будут бегать маленькие, полосатые лемминги. Станет тепло и наступит короткое полярное лето. Солнце будет двигаться вдоль горизонта, а ночи совсем не будет. Люди снимут меховые одежды и наденут лёгкие пальто и куртки. По асфальту волшебно застучат женские каблучки… Как поется в песне – и сердце радостно забьется.
Но это будет потом. А сейчас – штормовое предупреждение. Ветер - 3.
Он проснулся от холода. Быстро взглянул на свои большие, светящиеся в темноте “Штурманские”, – 18 часов. Он сразу почувствовал - ветер стал сильней. Стены их финского дома дрожали мелкой, порывистой дрожью. Он поднялся, пуховым одеялом накрыл спящую жену и тихонько прошел в кухню. Уголь в печке перегорел, стало холодно и неуютно. В прихожке он набрал ведро угля, в печь положил несколько смятых газет и поджёг их. На уголь сверху брызнул водой, потом совком аккуратно насыпал угля на горящие газеты. Присел около печки и стал ждать.
Сквозь узкую щель он видел, как угольная “семечка” начала разгораться. Печь запела ровным, горяче - розовым гулом. Он закрыл поддувало печи и, сдвинув в сторону чугунные кольца, всыпал во внутрь ведро крупного антрацита – блестящего и влажного. Печь зашипела . Он присел рядом, открыл поддувало печи и закурил. Сигаретный дым мгновенно втягивался мощной тягой. Через пять минут печь загудела, от нее пошло тепло: нежное, обволакивающее и доброе. Квартира стала впитывать тепло, становилось всё теплей и уютней.
Зазвонил телефон. Звонил дежурный по части.
- Привет, Санек. Командир полка приказал обзвонить всех, кто проживает в финских домах. Как вы там , держитесь ?
- Да ничего. Держимся. Уголь , вода и продукты есть.
- Тут говорят, что сегодня после двадцати свет отключат… Вроде бы на все время чрезвычайного положения.
- Это плохо. Но, спасибо что предупредил. Буду свечи искать, где-то должны быть - жена покупала.
Добро, Санёк. Пока. Если что – звони…
Он всегда поражался способности жены спать тихо, просыпаться неслышно и вставать бесшумно. Вот и сейчас он не увидел, а понял, что она стоит в проёме двери, - чуть сонная, чуть озябшая и чувствующая себя чуть виноватой за свой длительный сон. Она прошла на кухню.
- Чтой-то я всё на свете проспала… Замерзла.
Он расстелил против печки постовой тулуп – огромный, с длинным, белым мехом. Из комнаты принес две подушки.
- Садись, грейся…
Она села на тулуп, руки протянула к открытой дверце печи, зябко повела плечами.
- Я на секундочку… Согреюсь и буду ужин готовить.
Он снял с вешалки свою меховую куртку, накинул ей на плечи. Одну подушку прислонил к стене.
- Сиди. Ужин я сейчас сам сварганю.
- А ты умеешь ? – она удивлённо посмотрела на него.
- А то … Я не думаю, что это трудней, чем по утрам бриться.
Он достал из холодильника полуметровую палку вареной колбасы, нарезал штук десять кругляков. Потом помыл помидоры и огурцы. Отрезал хлеб и всё это уложил на большую тарелку. Из пузатой , оплетенной тонкой верёвкой литровой бутылки. налил в два высоких стакана понемногу вина “Гымза” – cухого и красного, как кровь. Все это положил перед женой.
- Нанизывай по одному на шампур и жарь в печке. Я свечи поищу. Звонил дежурный по части, говорит, после двадцати свет отключат. Будет совсем весело и уютно. И заодно надо угля еще набрать ведро, что бы потом не суетиться.
Через десять минут они сидели прижавшись друг к другу, ели горячую, обжаренную в огне колбасу, хрумтели огурцами и запивали это прохладным сухим красным вином. Они говорили красивые тосты.
- Я люблю тебя, Саша…
- И я… Давай за нас с тобой. Что бы все было хорошо.
.
Он привлек жену к себе и поцеловал её влажные от вина губы. Была она теплой, пахнущей домашним уютом, близкой, любимой и желанной. Подчиняясь чуть заметному движению его рук, чувствуя его желание, исходившее от теплоты ладоней, она медленно положила голову на пушистый мех тулупа…
А ветер усиливался. Из бескрайних заснеженных далей тундры, мимо кочевьев оленеводов, вдоль небольших северных речушек, разгоняясь по отполированной морозом корке снега, прочной как сталь – ветер всё дул и дул. Снега было не много. Но ветер гнул к земле карликовые березки, переметал снегом дороги, срывал со стояночных якорей тяжелые корабли в море. От непогоды люди прятались в дома, сворачивались в комок и зарывались в снег ездовые собаки, небольшие группы оленей, отбившись от стада, тревожно фыркали обветренными ноздрями, стоя в распадках и прячась от штормового ветра.
Каюры в ярангах сидели молча, безразлично вдыхая запах готовящейся в котле оленины, узкими глазами смотрели на огонь и привычно курили свои маленькие, черные трубки. Их жены, маленькие и рано состарившиеся, со сморщенными лицами, невыразительными черными глазами и редкими зубами, сидели в углу, тихо разговаривали и тревожно прислушивались к воющему ветру.
А на море Баренца, берега которого еще в Х веке обжили граждане новгородские, в это время был отлив. Море ушло далеко на норд , в ту сторону, где давным – давно русские бояре, владевшие Лофотенами, имели “летние квартиры” на Груманте. Берег был покрыт тонким слоем голубого льда, укрывая под прозрачным капюшоном огромные камни, облепленные водорослями. Длинные, широкие бурого цвета полосы ламинарий стелились по крупному песку между подводными камнями. Тёплое Нордкапское течение, которое является остатками великого Гольфстрима, не даёт здесь морю замерзать. На побережье было студёно, пусто и одиноко.
Мрачно гудел не находящий преград для разгона ветер.
А потом они долго сидели на полу перед печкой, доедали ужин, тихо пели песни под гитару и чуть слышно разговаривали. На кухонном столе стоял подсвечник , горела свеча, из печки лилось тепло и вино было прохладным и терпким.
2.
- Я люблю смотреть на огонь. Когда-то я долго смотрела на огонь и мечтала. Мои мечты сбылись.
- О чем ты мечтала? – он накинул на её голые плечи свою куртку.
- Сначала о муже. Я долго мечтала о тебе : представляла , как мы познакомимся, как ты меня поцелуешь, представляла себе, что ты мне скажешь… Знаешь, когда мы с тобой познакомились, я даже не сильно этому удивилась. Я знала, что это так и будет. И тебя самого я раньше уже видела в своих мечтах – высокого, красивого и любимого. Мой огонь меня не обманул. Как в моем любимом волошинском стихотворении.
В тёплой темноте кухни, освещенная живым огнём, полуобнаженная, она тихо и медленно прошептала :
Весь трепет жизни, всех веков и рас,
Живет в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас…
Она повернулась к нему и они долго целовались.
- Спасибо, что ждала меня и не стала разменивать свои мечты на какую-то грязную и пошлую любовную интрижку. Ты – умничка… Есть такая наука, называется - Телегония. Ты что-то слышала о ней ?
- Нет. О чём это наука ? Расскажи…
- Это скорее не сама наука, а теория, выведенная из других наук. Смысл теории, если коротко, в том, что решающее влияние на всё потомство женщины имеет первый в её жизни мужчина. То есть в момент первого полового акта меняется хромосомный…не набор… а узор, что –ли… В результате передаются не только внешние признаки первого сексуального партнера, но и внутренние… Так что можно смело поздравлять мужчин – рогоносцев : они воспитывают чужого ребёнка. Гены будущего ребенка уже сформированы капризом сексуального нетерпения. Тем, кто был первым.
Она шевельнулась, обняла его за шею.
- У нас будет наш ребёнок. Я не такая…
- Знаю. Потому и люблю.
Он встал, подошел к окну. Зажженной спичкой подсветил шкалу термометра, прибитого с той стороны окна. Внимательно посмотрел в темноту снежной Арктики. Стекло окна, трехслойное и прочное, мелко дрожало и издавало тихий хрустальный звон. Картинка за окном была типична для штормовой непогоды: кругом снег, ветер, поваленные столбы электропередач. Чуть вдали, словно размашистый мазок широкой кисти художника, чернели воды Ледовитого океана.
- Минус тридцать четыре… - тихо сказал он.
В комнате, в вазочке он взял плитку чёрного, ежедевно – лётного пайкового шоколада, сел рядом. Протянул шоколад жене.
- Ох... Ты читаешь мои мысли. Как раз о нём думала.
Она долго шелестела в темноте обёрткой.
- А зачем лётчикам шоколад каждый день дают ?
- Что бы их жены сладкими были.
- Я уже сладкая. Будешь проверять ?
- Буду !
3.
Ближе к полуночи в стенку осторожно стукнул сосед Витя Беспалов. Не очень напрягая голос, через тонкую перегодку спросил:
- Спите, Романовы ?
- Не очень…
- Как настрой и бодрость духа ?
- Одинаково.
- Чем занимаетесь ?
- Боремся с теорией Мальтуса !
- Мы с Натахой только что отборолись… В партере. Чистая победа… Ну, давайте. Если что – кричите громче, стучите сильней, наливайте полней. Гитлер – капут !
- Капут !
В печку он высыпал еще одно ведро угля. Дом дрожал и временами скрипел, в стены бухал ледяной ветер. Буря выла и орала сумасшедшим рёвом. Иногда становилось страшно. Не верилось, что где-то на земле сейчас тепло, можно спокойно выйти на балкон и покурить перед сном, прямо на улице, остановившись и обняв любимую, поцеловать её не спеша, не напрягаясь и не боясь быть унесенным силой ветра. Где-то готовились ко сну и вовсе не заботились о тепле, вполне полагаясь на горячие батареи.
Спать пока не хотелось. Под вой метели и танцующего огня в печке им было хорошо сидеть рядом и разговаривать.
- Саша, ну вот как ты летаешь и что там в воздухе делаешь – я понимаю. Штурвал вправо, штурвал влево. Надо, - увеличиваешь скорость, надо – уменьшаешь… А вот как взлетаешь ? Что делаешь, когда по лестнице поднимаешься и садишься в кабину ?
Он улыбнулся. Штурвал – влево, штурвал – вправо, лестница…Как все просто...…
- Нет там никакой лестницы. Есть хорошая, добротная, авиационная стремянка.
- Лестница такая, да ?
- Ну… В принципе – да. В бомбардировщике Ту-22м3 это делается так: поднимаешься по стремянке и садишься в кресло. Рядом, справа – помощник командира корабля, он же правый летчик. Сзади за креслом, отделенные толстой перегородкой занимают свои рабочие места два штурмана – навигатор и оператор. Следом за тобой поднимается техник. Он помогает расположиться в кресле, надеть привязную систему, то есть привязаться к креслу и надеть лямки спасательного парашюта на плечи. Потом я разблокирую кресло…
- Зачем ? – спросила она с любопытством.
- Если возникнет аварийная ситуация, - надо будет покинуть самолет. – выпрыгнуть с парашютом. В кресле находятся пиропатроны, которые выстреливают кресло с летчиком высоко вверх. Самолет полетел дальше, а летчик спокойненько отделился от кресла, его парашют раскрылся и он благополучно приземляется на землю. Так вот эти пиропатроны, в то время, когда самолет на земле – блокируются. Мало ли… Зацепил случайно ручки катапультирования и кресло выстрелило… Очень опасно. Так вот. Я вынимаю две чеки – справа и слева и отдаю их технику на хранение. Кресло разблокировано и готово к катапультированию. На табло в кабине загораются две желтые лампочки – кресло разблокировано.
- Вообще-то от посадки в кабину и до взлёта летчик обязан совершить около ста пятидесяти действий. Все рассказывать ?
- Рассказывай основные. Мне же интересно.
- Далее включил обогрев ПВД. Это так называемый приемник воздушного давления. Раньше его называли трубка Пито. Такая стальная, сверхпрочная трубка. Внутри, вдоль нее есть отверстие. По силе набегающего потока определяется скорость. А по окружности трубки есть еще отверстия – для измерения давления. А по атмосферному давлению измеряется высота. Как видишь – очень важная штука.
- А дальше ?
- Дальше проверяешь управление: штурвал покрутил энергично, взял его на себя, отдал резко от себя, ногами педали подвигал туда-сюда. А техник стоит на земле и смотрит как в это время двигаются руль направления, рули высоты, стабилизаторы, закрылки, энтерцепторы и тому подобное. Ну там еще целая куча всевозможных заманух: туда посмотреть, здесь нажать, там установить, где-то заблокировать , или наборот - разблокировать и так далее.
- Потом взлетаете ?
- Еще рано. Надо доложить руководителю полетов о готовности к запуску, закрыть кабину, запустить двигатели. Потом на малом газу вырулить на предварительный старт. Он расположен перпендикулярно взлётно – посадочной полосе. Там три прапорщика в крайний раз осматривают самолет. Смотрят на закрытие лючков, отсутствие на самолете всевозможных струбцин, чехлов, проводов и т.д.
- Бывает на самолете что-то находят ?
Он усмехнулся.
- Бывает. Самолет же обслуживают люди… Всякое бывает. Потом один из проверяющих поднимает правую руку вверх. Это означает, что все проверено. Я ему даю отмашку рукой и потихоньку, на малом газу самолёт выкатывается на полосу. Останавливаемся. Это называется исполнительный старт. Руководитель полетов дает крайний инструктаж и можно взлетать…
- Вот с этого момента поподробней, - она вся напряглась.
- Добро.Слушай...Правой ладонью рычаги газа отдаю вперед. Включаю форсаж . На табло загораются две зеленые лампочки. Самолет дрожит. Чуть выждав, плавно двигаю газы еще вперед, сначала правый, потом левый. Форсаж максимальный. Двигатели ревут. Фиксирую рычаги газа в этом положении специальным запором, что бы при разбеге и увеличении перегрузки рычаги не отошли назад . Даю команду : “ Экипаж, взлетаю !”. Самолет начинает разбег. Ножными педалями выдерживаю направление движения самолета строго по осевой разметке. После скорости разбега 200 километров в час штурман начинает отсчет : 200… 220… 250… 300… При скорости 330 километров в час – штурвал на себя. Полетели. Убираешь шасси и закрылки, выключаешь фары. На высоте 500 метров газы переводишь в максимально – бесфорсажный режим. Смотришь по тахометру – 60 процентов оборотов двигателей. Дальше – летишь куда надо.
- А куда надо ?
- В постель надо. Поздно уже, милая моя девочка.
Через десять минут они уже спали, укрывшись пуховым одеялом и накинув сверху шерстяной плед. Она свернулась калачиком и тесно прижалась спиной к его животу. Так каюры, застигнутые в тундре метелью спасают свою жизнь теплом оленьих тел…
4.
Утром на термометре в кухне было минус три градуса. Вода в ведре покрылась тонкой плёнкой льда. Опять началась долгая, упорная борьба за тепло. Опять газеты, уголь и курение возле печки.
Прошёл час и в квартире начало теплеть.
Что-то изменилось, но он никак не мог понять – что именно. Термометр показывал минус сорок один. И тогда ему показалось – ветер стихает. Он еще дул и дул сильно и мощно, но прежней ярости уже не было. Еще валились столбы и мело снегом, еще пусты были дороги и причалы кораблей, еще било шквалами в стены их небольшого финского домика, но ветер израсходовал большую часть своей силы и страшного, смертельного натиска.
Он позвонил дежурному по полку.
- А ветер, вроде бы, успокаивается, да, Иван Маркович ?
Дежурный по полку капитан Шкробот энтузиазма не разделял.
- Это вы уже привыкать стали… Ветер чуть уменьшился, но это ни о чём не говорит. Он просто меняет направление. Что бы не было хуже… Ночью в гарнизоне ЧП произошло - двое солдат пропали. Один из батальона обеспечения, второй – строитель. Из тех, что котельную новую строят.
- Не нашли ?
- Проверили все пустующие постройки и помещения, подьезды, автопарки, подвалы. Не нашли. Значит, утащило ветром. Замёрзли пацаны… Поиски прекращены.
- Жаль, если так…
- Командир приказал – не расслабляться. Ты сейчас обстучи своих соседей, узнай, как там они ? И позвони к 12 часам по местному. Буду в корпус обстановку докладывать.
- Добро. Сделаю.
Он закурил и присел к печке. Сообщение о двух погибших солдатах сильно разволновало его. Настроение испортилось. Стало как-то тоскливо, мрачно и больно.
И когда проснулась жена и нагрев воду на печке, стала мыться, он безучастно сидел и молчал. Много курил.
Потом жена начала готовить завтрак: жарить курицу и варить картошку. Он поднялся и обстучал всех соседей домика. Все были живы. Да в помещении и в тепле – куда они денутся, - как - то мрачно подумал он. А те двое где-то лежат под снегом… Уже окоченели… А матери еще ничего и не знают. Для них еще их дети - живые.
Через пару часов он опять набрал номер дежурного по полку.
- Обстучал всех соседей… Все живы – здоровы. Как там у вас, Иван Маркович ?
- Да тут, ёшканый бабай, нашлись же те пацаны ! Добирались ночью до казармы, да ветром шарахнуло об тягач. Ну тот, что возле казармы который месяц стоит. Но, молодцы оказались… Не растерялись. Залезли в кабину и отсиделись там. Оба в тулупах и унтах и штаны ватные с тёплыми кальсонами. Знаешь, командиру докладывал, - у меня голос дрожал и у командира тоже… Обрадовался. Пацаны ж, ёшканый бабай…
Он встал и подошел к окну. Бесшумно подошла жена, прижалась спиной к его животу.
- Смотри !
На востоке тонкой ниточкой светился луч солнца.
- Вот и весна скоро…Солнце появилось. Будем жить…
Их глаза стали влажными.
Вдвоём они вступали в хрустальные воды будущей жизни.
А через девять месяцев у них родился сын.