Сегодня суббота, моё первое дежурство в роддоме.
В палатах лежат уже родившие, кроме Тани, которую привезли в пятницу.
У неё появились предвестники. Хутора разбросаны, раздобыть телегу в неурочный час не так просто, поэтому роженицы приезжали заранее.
Наша любимица Дормидонтовна – заведующая и акушерка в одном лице, сделала обход, наказала мне разлиновать листы для карт, убраться после завтрака, а сама ушла по делам в больницу, стоящую в двух кварталах от роддома.
Я спокойно занялась делами, тихо мурлыкая себе под нос песенки, подшучивая над Татьяной «ни селедки ли она объелась», так как спустя пару часов после ухода Дормидонтовны, Таня стала часто бегать на ведро. Беспокойства это у меня не вызывало: Дормидонтовна сказала, что рожать Таня будет к вечеру.
Но когда Татьяна что – то уж больно часто забегала, у меня пропала охота петь и шутить.
По женской части у меня был опыт только поцелуев.
На счастье среди рожениц была женщина, родившая уже второго ребенка.
Она, понаблюдав за Татьяной, которая уже курсировала, не заходя в палату, вдруг как громом оглушила: « Да у неё никак воды отходят!»
Что было делать?
Мне сразу представилась ужасная картина:ребенок вылетит и головой об пол!
Страх мобилизовал сознание и собрал вместе все обрывки знаний.
Откуда – то появилась мысль – надо говорить решительным тоном, как Дормидонтовна, и я приказала уже тихо подвывающей, с расширенными глазами, Татьяне, лечь на кушетку для осмотра.
Даже мне стало понятно – она рожает.
Помня из литературы, что можно занести инфекцию, я схватила бутыль со спиртом, закатила по локоть рукава, тщательно обмыла руки в спирте, накинула на руки стерильную пеленку и начала обжимать головку ребенка со словами
«тужься ,пожалуйста, тужься».
Но Таня и так старалась. Вся потная со слипшимися волосами, она схватилась руками за спинку кушетки и, закусив губы, сдерживала крик. Только глаза выдавали, как она страдает и как боится за ребенка: ведь роды принимает не акушерка, а молодая санитарка, у которой то и рабочего стажа нет.
Я боялась не меньше её, но что – то внутри не давало расслабиться, наоборот руки перестали трястись, появились уверенные движения и во время очередной моей команды «тужься!» я почувствовала движение головки вперед.
Скользнула ладонью вниз по головке вот уже шейка, ладонь поддела пуповину у шеи и тут, раздался звонкий громкий крик: «Уа – Уа!».
Татьяна лежала успокоенная: дитя кричит – значит, живое.
А для меня наступил самый опасный момент, я не знала, что делать дальше, ведь надо было отделить ребенка от пуповины.
Я знала: надо перерезать пуповину, но на каком расстоянии? И тогда я решила оставить сантиметров десять пуповины: если занесу инфекцию, Дормидонтовна ещё успеет спасти ребенка. Тщательно промыв ножницы в спирте, поднесла их к пуповине, и, зажмурившись, медленно стала резать.
Только успела перерезать, как распахнулась дверь и влетела Дормидонтовна.
-Что же Вы меня одну бросили, - вдруг сорвалась я на крик от пережитого страха, и град слез и рыданий оглушил комнатку.
Налив полстакана успокоительной настойки, Дормидонтовна заставила меня её выпить. После этого осмотрела Таню с новорожденной, обняла меня со словами: -Запомниться теперь тебе этот день! Будут помнить руки твои кожу первозданного тельца, только что появившегося из утробы матери.
Она сноровисто взяла ножницы, отрезала лишние сантиметры пуповины, приговаривая:
-Пупок у девочки должен быть красивым, - и стала приводить в порядок маму и дочку.
Спустя пару часов, когда Татьяна с новорожденной спокойно уснули, Дормидонтовна, довольная, усадила нас пить чай и начала говорить.
-Вы замечали, что все прошедшие через войну очень любят жизнь? Замечали? Это потому, что мы узнали цену жизни и смерти, - Дормидонтовна подошла к окну, помолчала.
-Расскажу одну историю.
-На фронт я ушла санитаркой, но после ранения была оставлена в госпитале. В августе 1943 года мы принимали тяжело раненных на Курской битве бойцов. Врачи без отдыха пилили кости, резали и штопали молодые тела у трех столов. Среди таких же санитарок как я была Галя, молодая девушка родом из Старого Оскола. Как и где застала ее любовь,не знаю,только она уже семь месяцев как была беременна. И вот, то ли от грохота взрывов (бои шли рядом), то ли от вида ран, у неё начались роды. Весь персонал был занят, вот и поручили мне отгородить для Гали угол и посидеть с ней.
-Предсмертные стоны умирающих бойцов стали перебиваться сначала её стонами, а потом и криком младенца.
-Родилась новая жизнь.
-Так я первый раз дотронулась до первозданного, нежного, беззащитного, крохотного существа, утверждающего криком «уа» победу жизни над смертью.
Сколько уж детей приняли мои руки, а радость прикосновения к новому божьему созданию, не проходит.Только на войне познаёшь истинную цену жизни.
Дормидонтовна была права. Она хорошо понимала людей, победивших войну.
Посмотрите на ветеранов. Как они ведут себя на торжествах: ни тебе депрессии, ни тебе пессимизма – бесконечное всепрощение власти, обижающей их.
Пожилые люди, большая часть жизни у которых позади, несмотря на болезни и материальные проблемы, готовы петь, шутить и даже плясать – пусть сидя, притопывая.
Удивительное это поколение – поколение людей, победивших войну и подаривших нам жизнь.
К их числу относилась и Дормидонтовна с такими большими,мягкими ладонями бережно выпускающими первозданные тельца младенцев в жизнь.