В пятом часу субботнего утра, мы, я и моя бабушка стояли на шоссе. Солнышко еще только вставало, была приятная прохлада. Ехали мы навестить дедушку. Тюрьма, в которой он сидел, была в восьмидесяти километрах от нашей станицы, под Краснодаром.
В те годы общественный транспорт заменяли попутки – грузовики. Будь моя воля, я бы установила памятник шоферам тех лет. Это потом появилось словечко водитель, как бы определяя своим названием функции человека за рулем - водить машину.
Кстати, задумайтесь над словами учитель и преподаватель, учитель учит, а преподаватель преподает, не неся ответственности научить. Так вот, были в те далекие времена шофера и шоферской закон – никого в беде на дороге не оставлять. Позором считалось в шоферской среде, брать деньги за подвоз или помощь. Поэтому все спокойно вверяли себя им, главное было добраться до проезжей дороги, а там уж обязательно подберет шофер. Так и мы вскоре оказались в кузове полуторки, которая довезла нас до поворота дороги к тюрьме.
Дальше пару километров надо было пройти пешком. Чемоданов, дорожных сумок у бедноты не было – были торбы, мешки, кошелки. Кошелки – сплетенные прямоугольной формы корзины из камыша. Благодатный материал камыш, очень он выручал после войны. Им топили, добавляя его в коровий навоз, его использовали как добавку при изготовлении кирпичей. Брались камыш, глина – месили все это ногами молодки и все соседские девчонки, получая потом в награду атласную ленточку для косы, и затем, заполнив этим месивом прямоугольные формы, оставляли сохнуть на солнце. Дома из этих кирпичей зимой были теплые, а летом в них было прохладно, до сих пор их можно встретить в селах. Крыши домов тоже покрывали вязанками камыша. Да много еще чего по мелочи делали из него.
Выгрузились мы из полуторки с оклунками. А набралось их не мало, везли теплые вещи и гостинцы дедушке, себе пропитание на два дня. Выручила кормилица – корова Зойка. Весь месяц перед поездкой из молока бабушка на маслобойне сбивала сметану и маслице, делала творожок. Семья питалась вместо молока сывороткой, не такой вкусной как молоко, но очень полезной. Торбы с одеждой бабушка связала косынкой, перекинула через плечо, в руки взяла кошелки и пошла по дороге. Так нагрузившись, она уходила на видимое расстояние вперед, а я оставалась у остальных узлов. Потом она возвращалась уже без вещей, брала остальные оклунки. Таким челночным методом, передвигая узлы, мы добрались до ворот тюрьмы. Для свидания нас завели в комнату со стоящими вдоль стены лавками.
Особенно запомнились два момента. Бабушка угощала дедушку. А он, усадив меня на колени, самые вкусные кусочки пирогов отдавал мне. Потом дедушка достал мне подарок- шкатулку. Маленькая, лаковая с открывающейся вверх крышечкой, она вся была украшена цветным геометрическим узором, выполненным из тонких, узко нарезанных полосок соломки. Только большой умелиц, с хорошим вкусом мог выполнить такую вещь.
В тюрьме сидели разные люди, недаром в народе закрепилось « от тюрьмы не зарекайся».Мой дед осужден был в 1948г., не будучи ни вором, ни бандитом, на семь лет по знаменитой статье « от седьмого ноль восьмого ». Нужно было прокормить всю свою семью, да еще нас ,оставшихся после войны без крова, трех детей дочери. Работа была только в колхозе за трудодни, названные в народе «палочки», по которым раз в год, выдавал колхоз овощи, зерно, семечку. Зерно возили молоть на мельницу, получали муку и из нее, стараясь растянуть как можно на большее время, пекли хлеб; из семечки на маслобойнях получали растительное масло и жмых-«шоколадное» лакомство ребятни. Но мало того, что этих продуктов не хватало, нужны были хоть какие – то деньги, починить крышу, купить гвоздей, иногда совсем уж износившаяся одежонка, обувка требовали замены.
В каждом дворе росли и неплохо плодоносили фруктовые деревья: сливы, яблоки, груши, урожай некуда было девать. Фруктами скармливали скот, выбрасывали ведрами сгнивший. В то же время в городах ни чего этого не было. И казалось вот он выход. Так и решили дедушка с двумя соседями, объединили урожай и повезли на городской рынок. Там их и арестовали. С приговором «спекулянт», а фактически за продажу выращенного своим трудом, мой дед и попал в тюрьму.
Какую пользу имело государство, осудив шестидесятилетнего старика?
Или работоспособного тридцати двухлетнего соседа, осужденного все по той же статье, за то, что он шкуру забитой осенью домашней коровы, обработал квасцами, весь, провоняв, сшил на швейной машинке «Зингер» чувяки, понес их продавать на рынок.
Чувяки – это тапочки, делали их из кожи коров, продавали из-под полы. Делали их в домашних условиях, дубили кожу в бочках, сушили, затем мяли руками и шили обувь. Как сейчас, благодаря китайскому ширпотребу, одевается, обувается вся малообеспеченная часть населения, так тогда эти умельцы, которых государство назвало «спекулянтами», спасали поднимающуюся после войны колхозную бедноту. Благодаря им, люди могли иметь пусть некрасивую, грубую, но обувку, а не онучи из тряпок.
Осуждена была и дальняя родственница – вдова расстрелянного немцами героя, за то, что насобирала с уже убранного поля торбу свеклы. Её малолетней дочери пришлось жить по людям, пасти гусей.
Хочу понять смысл уничтожения своего народа и не могу, так как ключевые слова всех решений правительства были всегда о любви к своему народу.
Из лучших побуждений и любви работала людская мясорубка.
Громкие стуки в ставни и крики нашей соседки тети Сони Столпер разбудили ранним утром улицу.
«Амнистия! Амнистия! Скоро встретите своих из тюрем».
Радость, слезы, объятия были вперемешку.
Так по Указу Президиума Верховного Совета СССР об амнистии от 27.03.1953г. дедушка был освобожден.
История государства отражается в истории каждой семьи. Период правления того или иного руководителя, начинается преобразованиями под лозунгом «чтобы народ жил лучше». И это «лучше» как день и ночь. Светлое хочется помнить и помниться оно ярко, празднично, с благодарностью. Темное страшно вспоминать, но только от боли, обиды за миллионы исковерканных судеб, оно не забывается.
Как не забывается у россиянина тяга к своему хозяйству.
Ранний период шестидесятых называют «оттепелью» не только из- за наступившей некоторой открытости нашего общества, но и снятия с селянина бремени налогов на личное имущество, разрешение на значительное увеличение приусадебных участков.
На селе появились представители городских рынков. Они имели в своем распоряжении транспорт, нанимали местных женщин и подростков, ездили по самым отдаленным хуторам, скупали скот, фрукты, овощи и везли все это на городские рынки. Сельчанин получал деньги за свой труд , горожанин свежие продукты.
В кузове грузовика устанавливали от борта до борта доски, на них усаживались работники и несмотря на пыль проселочных дорог столбом, весь путь туда и обратно пелись песни. Пели их не по принуждению, а от души. Ах, какие это были голосистые кубанки. Слушаю поп звезд, микрофон чуть не в рот засунула, вся натужилась, скукожилась расставив ноги – ни силы, ни красоты голоса. А там на всю степь такое сопрано лилось, будто небо поет. С тех пор и осталась любовь к песне не скомарошной стилизованной, а той душевной, вольной, за душу берущей.
Вообще, кажется, что без песни не жили. И на крестинах, и на похоронах, и на свадьбе и на любой работе – пели, хотя и жили холодно и голодно. С песней видно легче было, в словах песни радости, горести, надежды.
Но большая любовь власти к народу и искреннее желание сделать этот народ счастливее, привели к решению сделать сельчан – горожанами.
Пошли сады под топоры, скот под нож.
Даешь смычку города с деревней.
Чем был занят сельский мужик? Работой – днем в колхозе, вечером дома, на своей земле, в своем хозяйстве. Не стало у него дома забот, на столе вместо своего домашнего, все больше магазинное. Быть деревенским стало не престижно, молодежь ломанулась лимитой в город, благо жернова растущих как грибы военно – промышленных комплексов требовали сотни рук.
Желая сразу стряхнуть прошлое, деревенские нравы и привычки, но, не имея знаний, а как следствие и потребности истинно культурного досуга, многие из них стали жить, как перекати поле.
Уже не деревенские, но еще не городские.
Так и начал рушиться тыл страны.
Хозяин, сельчанин стал второсортным.
На первое место выходили вопросы оборонной промышленности, космоса, а параллельно шли электрички, называемые в народе «колбасные» и внедрялась талонная система распределения товаров. Период застоя, с все теми же посулами всех благ народу в скором будущем запомнились липовыми показателями производительности труда. Только вверх, на двадцать лет вперед, требовали графики шумной компании интенсификация производства, в то время как поля зарастали бурьяном, фермы выглядели развалюхами. Даже та продукция, что была в отдельных хозяйствах, пропадала, по причине полного бездорожья.
В 1987г. случайно, по причине поломки машины, пришлось съехать с основной трассы в Брянской области. Жизнь людей там, напомнила мне послевоенные годы, в телогрейке, резиновых сапогах по непролазной грязи с мешком за плечами, жители ходили в соседнее село к автолавке за хлебом.
Но вот общество проснулось от застоя.
Всколыхнулось. Даешь перестройку.
Очередная вера в обещание власти – все реформы во благо и из любви к народу.
И оно наступило - благо в виде приватизации.
Деревня уже была убита, оставалась промышленность.
Вот тут и сделали то, что с деревней. Грабительская для большинства, но полезная для единиц приватизация нанесла самый страшный удар – сломала стержень страны - нравственность.
Теперь есть все, в любом уголке страны импорт валяется не поштучно.
Сфера услуг на любой вкус.
Класс миллиардеров и нищих.
Средний уровень прожиточного минимума это для тех кто живет в день на сотню рублей при стоимости литра молока двадцать пять рублей.
Унижения из-за деления общества на классы вылилось в озлобление одних против других.
Очередной период смены власти и опять пестрят лозунги с основным лейтмотивом: «во имя любви власти к народу необходимо согласие и примирение».
Разумом понимаю, надо примириться и согласиться.
Не забыты слова мамы «только бы не было войны».
Только душа протестует, потому что, тогда надо сказать себе : примиряюсь и соглашаюсь с произволом в отношении себя и трети населения страны.
В оставшийся срок нашей жизни мы не имеем возможности реализовать свои желания даже в таких мелочах : дальние поездки к родным, разговоров с ними по телефону не глядя на минутную стрелку. А что уж говорить про убитые духовные потребности жизни разумного человека - посещение театров, концертов. Мы донашиваем, доживаем – а не живем полноценной достойной жизнью. Ведь её - достойную жизнь, все наши потомки, погибшие в революциях, сгнившие в тюрьмах, убитые на фронтах, изможденные трудом – завещали не десяти процентам олигархов, а всему народу.
Шатания власти из крайности в крайность привели к тому, что в будущее смотрится с сомнением и опаской.
Возрождение доверия к власти через очищение нравственных устоев в верхних эшелонах власти, создание условий труда на селе в первую очередь в виде хороших дорог, развитие мер способствующих развитию малого предпринимательства - будет началом исполнения обещаний любви к своему народу на деле, а не на бумаге.
А пока пребываем в ожидании любви…
2007г.