74.
В электроцехе все вопросы решал Ефим Маркович. Начальника цеха Лёня за полтора месяца практики видел три раза. Первый раз, когда цех навестил главный инженер завода, а два других случая были в день выдачи зарплаты. Было странно, что начальника цеха никогда нет в кабинете. Зато Ефим Маркович безотлучно находился в цехе. По любому вопросу обращались к нему. Обычно обращались, когда нужна неотложная помощь. А такая помощь нужна была всё время. Завод работал на трофейном изношенном оборудовании, и это оборудование то и дело выходило из строя. Часто ремонт представлял собой абсолютно невыполнимую задачу. Трофейные детали ломались, а соответствующей замены им не было. Например, такие простые детали как предохранители. Замена предохранителя в нормальном случае требует несколько секунд, просто берут другой предохранитель и ставят на место сгоревшего. Но другого предохранителя нет, и цех наладил ремонт сгоревших предохранителей. При этом замена не гарантировала качество защиты. Но кому до этого было дело? Главное чтобы оборудование снова работало. В результате неправильного действия предохранителей при следующей аварии выгорали провода. Тогда ремонт уже требовал и время и затраты.
Беды наваливались как снежный ком. Ефим Маркович мужественно с ними боролся. Боролся без помощи начальника цеха. Звонили только ему, требовали только с него. Лёня однажды в разговоре с Ефимом Марковичем задал вопрос о роли начальника цеха.
- Что поделаешь, такова жизнь, - ответил Ефим Маркович. Он оглядел кабинет и, убедившись, что кроме Лёни никого нет, добавил:
– Ткаченко член партии, он прошёл всю войну на фронте. Он в парткоме числится передовым, образованным инженером. Для них он важный национальный кадр. Ты же знаешь, что надо выдвигать национальные кадры, а я, старый еврей, забитая рабочая лошадь, мне положено крутить жернова.
- Я понимал, что призыв выдвигать национальные кадры - ответил Лёня - относится только к тем национальным республикам, где большинство коренных жителей неграмотно. Там нужно растить национальные кадры, чтобы поднять уровень образования и культуры народа до общесоюзного уровня.
- Лёничка, ты прошёл всю войну, а остался ребёнком. Весь шум о национальных кадрах возник не для того, чтобы поднять уровень отсталых наций, а для того, чтобы ограничить рост и процветание одной нации, за которой даже право нации не признаётся. Как учит нас великий вождь народов, это не нация, а национальность. Вот мне и надлежит работать как лошадь, и молчать в тряпочку. Я тебе и так наговорил много. Учти, то, что я тебе сказал, лучше не обсуждать ни с кем. Обсуждение может плохо закончиться.
Лёня был озадачен мнением Ефима Марковича. Ему казалось, что антисемитизм выражают только отсталые люди, вроде Оксаниного брата Васи, а правительство с этим борется пропагандой равенства всех наций. Лёня хотел отвергнуть мнение старого инженера, но подумал, что доля истины в его рассуждении есть. Ведь за последние годы резко уменьшилось количество евреев в партийных органах, милиции, прокуратуре и в органах внутренних дел. Это сокращение и даже вытеснение евреев с таких работ началось после подписания акта дружбы с Гитлером в 1939 году. Казалось бы, что после начала войны с Гитлером, всё должно было бы вернуться на свои места. Но однажды начатый процесс продолжился и после нападения Германии. Лёне было о чем подумать.
Вечером он поделился своими впечатлениями с Оксаной. Он не ожидал болезненной реакции со стороны своей подруги, ведь как бы они не любили друг друга, Оксана в душе всегда знала, что она украинка. Лёня был поражён, как близко к сердцу приняла Лёнин рассказ Оксана. Для неё любое проявление антисемитизма было направлено против Ролана. Через Ролана она чувствовала себя еврейкой, матерью еврея. Самыми дорогими людьми в её жизни были Лёня и Ролан, Мария Ароновна и Рива. А что стоила преданность Сони Бронеславовны, заменившей ей мать в самоё тяжёлое время? Оксана обросла узами с миром евреев, и эти узы были сильнее генетических уз рождения. Любовь к евреям, окружавшим её, не исключала любви к родителям и братьям. Ни один человек вокруг не требовал от неё отказа от любви к родителям. Они разделяли с нею если не любовь, то уважение к её семье.
Лёня рассказал о еврее-пленном. Оксана поразилась странной ситуации. Фашистская Румыния призывала в армию своих граждан евреев и заставляла их воевать на стороне немцев, одной из задач которых было уничтожение евреев. Рассказ поразил Оксану своей нелепостью. Лёня верил рассказу пленного о том, что он при первой же возможности сдался в плен. Особо нелепо было то, что насильно вовлечённый в войну, в которой его симпатии были на стороне Советского Союза, этот несчастный пленный до сих пор, через пять лет после окончания войны, остаётся в плену. Оксана невольно провела аналогию с Васей. Зная Васину ненависть к Советской власти, она подумала, что Вася мог сдаться в плен немцам и вот так же застрять где-то в плену. Лёня, с которым Оксана поделилась своей мыслью, решительно отклонил аналогию. Румыния проиграла войну и её солдаты, попавшие в плен, остались на милость победителей. Германия проиграла войну. Она не может удерживать пленных. Он считал, что все советские солдаты, попавшие в плен к немцам, вернулись. Если Вася пропал без вести, как утверждает ответ от министерства обороны, то он или погиб на ничейной полосе, либо убит немцами уже в плену. Оксана вынуждена была согласиться с логикой Лёни. Ой, как ей хотелось, чтобы Лёня был неправ, и Вася был живой!
75.
Окончилась практика. Вернулись ребята, проводившие производственную практику в Запорожье. Гриша Рашевский пришёл навестить Лёню и рассказать о практике в Запорожье. Запорожье произвело на Гришу гнетущее впечатление задымлённостью атмосферы. Жили они в общежитии рядом с заводом. Центра города они практически так и не увидели. Их ставили дежурить на телефоне в электроремонтном цеху. Каждый раз звонили о выходе из строя того или иного оборудования, но на ремонтные работы их не брали. К ним относились также как к Лёне на заводе Сельскохозяйственных машин: не мешайте работать. Прокатный стан они видели несколько раз. Руководитель повёл их в прокатный цех показать работу стана. Это действительно было впечатляющее зрелище – полотно раскалённого металла с большой скоростью перемещалось по валикам стана. Провели они практику скучно, без всякого интереса. Лёня спросил, удалось ли Грише собрать материалы для дипломного проекта. Оказалось, что кроме нескольких цифр Гриша ничего не привёз. Никто и понятия не имел о выборе двигателя для стана, и спросить об этом было некого. Мастер сказал, что все расчёты делали в научно-исследовательском институте, и у них ничего нет. Придётся сочинять расчёт самому.
Оксана тоже практиковалась. Она и Галя специализировались в гинекологии и много времени проводили в больнице, осваивая нелёгкую профессию. Ролан ходил в детский сад. В их детском саду проводили занятия по музыке. Оказалось, что у Ролана хороший музыкальный слух. Оксана хотела купить пианино и учить Ролана музыке. Проблема была в том, что в квартире не было места для инструмента. Пришлось ограничиться теми уроками, которые давали в детском саду. Узнав о проблеме, Рива предложила использовать пианино, стоявшее без дела в их доме. Андрей наотрез отказался от уроков музыки, и теперь к инструменту месяцами никто не подходил. Ролан был слишком мал, чтобы водить его по вечерам к Ступиным на музыкальную практику. От этой идеи тоже пришлось отказаться.
Дипломный проект Лёня выполнял в срок. Он раз в неделю ездил на завод на встречу со своим руководителем Аркадием Львовичем Нимченко. Раз в две недели нужно было являться в институт и показывать успехи в выполнении проекта. Основой проекта был расчёт динамики разгона двигателя. Старший преподаватель Л. А. Николаев изредка консультировал по расчёту динамики. Проект шёл гладко, проблем не было. Самой большой работой было оформление проекта. Весь текст надо было переписать начисто на бумаге большого формата, приложить иллюстративный материал и переплести. Кроме этого надлежало вычертить не менее шести чертежей.
В один из дней, когда Лёня заканчивал очередной чертёж, пришёл Гриша. Он сказал, что в институте вывесили объявление о графике работы распределительной комиссии. Лёне и Грише надлежало явиться в комиссию через три дня. Лёня знал, что комиссия даёт назначения на работу. По Советскому законодательству каждый выпускник высшего учебного заведения был обязан отработать не менее трех лет на том предприятии, куда его направляла распределительная комиссия. Уклонение от работы по направлению считалось уголовным преступлением. У Лёни не было возможности соглашаться на иногороднее назначение. Оксане предстояло ещё почти год учиться в институте, и без Лёниной помощи она с учёбой, практикой в больнице и ребёнком справиться не могла. Лёня знал, что для инвалидов войны должны быть какие-то послабления. В Одессе развивались предприятия и там тоже требовались специалисты. Должны же были быть направления на Одесские предприятия!
Гриша не имел никаких оснований претендовать на назначение в Одессе. Он тоже не хотел покидать Одессу, где продолжала ещё учиться его девушка Галя Розенцвейг. Гриша узнал, что если он поступит в аспирантуру, то его оставят в Одессе. Фактически для Гриши это был единственный шанс. На потоке было только три человека, которые по своим академическим успехам могли претендовать на поступление в аспирантуру: Гриша. Лёня и Костя Полынин. Лёня не мог себе этого позволить по материальным соображениям. Он с семьёю и так столько лет живет фактически на мамином иждивении. Лёня просто обязан был начать работу и начать зарабатывать деньги. Прошло пять лет после войны, а он и Оксана зимуют в шинели - на пальто денег нет. Совсем другое дело Гриша. Он не обременён семьёй. Гришин отец погиб на фронте. Он живет с мамой, бабушкой и дедушкой. Хотя Гришиному дедушке семьдесят восемь лет, он ещё работает. Работает на дому мужским портным. К нему ходят шить самые лучшие костюмы. Дедушка кроит, а бабушка шьёт на машинке. Они зарабатывают неплохо, вполне могут содержать внука, пока он учится.
Гриша подал на кафедру заявление о зачислении в аспирантуру. Его заявление рассматривалось всего два дня. Гришу отказались зачислить в аспирантуру, сославшись, что кафедра имеет только одно место в аспирантуру и оно уже занято. Гриша опоздал со своим заявлением.
Лёня явился на заседание комиссии точно в назначенный срок. У дверей кабинета собралась вся группа. Все были взволнованы событием, которое могло определить их жизнь на долгие годы. Ответственность выбора усугублялась тем, что по существующим законам даже по окончании трехлетнего срока назначения, администрация предприятия имела право не отпустить с работы. Порядок увольнения рабочих и служащих определялся не желанием работника, а волей администрации. Поэтому все очень волновались. Никто не знал, какие есть назначения. Были слухи, что пять человек из восемнадцати выпускников, должны поехать в Запорожье, три в Кемерово, ещё четыре в Харьков, остальные по одному в разные города. В Одессу было несколько назначений, но их могут и не заполнить.
Первым вызвали Гришу. Лёня тоже сильно волновался. Он твёрдо решил, что на выезд из Одессы он ни в коем случае не согласится. Гриша вышел бледный с посиневшими от волнения губами. Лёня хотел броситься к нему, но секретарша вызвала Лёню в комиссию.
Лёня открыл дверь и вошёл в комнату. Вдоль стены за длинным столом сидели какие-то люди. В центре сидел доцент Иваненко, который был председателем комиссии. Иваненко не читал ничего Лёниной группе, и Лёня практически не знал его. Среди членов комиссии Лёня увидел только одного знакомого преподавателя. Лёня подошёл к столу и начал искать глазами стул. Стул для выпускника не предусматривался.
- Фамилия? – не поднимая глаз от бумаг, спросил доцент Иваненко.
- Шпильман, - спокойно ответил Лёня.
- Так вот Шпильман, тебе предоставляется честь работать на знаменитом Новокраматорском заводе. Подойди к секретарю и подпиши назначение.
- Я не подпишу. Я по семейным обстоятельствам должен остаться работать в Одессе. Прошу дать мне назначение на один из одесских заводов.
- Что это такое? Тебе предоставляется такая честь, а ты отказываешься! Тебя страна учила, а ты не хочешь работать там, куда тебя посылает народ. Ты позоришь комсомол! Немедленно подпиши назначение.
- Я вижу, разговор будет долгим, - хотя в душе у него кипел огонь, зажжённый напором и грубостью Иваненко, Лёнин голос был спокойный и тихий. – Где стул для меня? Я не могу долго стоять, если вы сидите.
Иваненко опешил от такого требования. Вся психологическая обстановка работы комиссии была рассчитана на унизительное положение выпускника стоящего перед сидящими членами комиссии. Требование предоставить стул казалось председателю чудовищно дерзким.
- Ты что это себе позволяешь Шпильман.
- Я к вам обращаюсь на вы, и требую к себе такого же обращения. Так, где же стул?
Секретарша нагнулась к председателю и что-то шепнула ему на ухо. Иваненко поморщился и сказал:
- Идите Шпильман. Мы тут без вас разберёмся.
- Я могу подождать за дверью, - спокойно сказал Лёня и вышел из комнаты.
Ребята бросились к Лёне узнать результат. Лёня им объяснил, что его хотят послать в Краматорск, но он не дал согласия. Они там что-то хотят обсудить без него. Секретарша долго не выходила. Лёня оглядел коридор в поисках Гриши. Гриши нигде не было. Лёня спросил, куда послали Гришу. Ребята сказали, что Гришу послали в Харьков. Дверь открыла секретарша, для того чтобы вызвать следующего. Лёня спросил её о себе. Она сказала, что его вопрос ещё не решён, но он может идти домой. Сегодня его назначение рассматриваться не будет. Секретарь сказала, что его вызовут, когда он понадобится.
Лёня повернулся и пошёл домой заканчивать проект. В коридоре он столкнулся с Костей Полынином. Костя медленно шёл навстречу Лёне и улыбался. Лёня спросил, в чем причина такой радости.
- Меня приняли в аспирантуру. Мне только что сказал об этом декан.
- Поздравляю.
- Я так рад.
- Я рад за тебя, - сказал Лёня и поспешил домой.
На душе у Лёни было муторно. Он понимал, что предстоит борьба. Но у него не было выхода. Это был тот случай, когда нужно было постоять за себя. В конце концов, где бы он ни работал, работа будет на пользу государству. Все предприятия государственные. А уехать от семьи в такой важный момент он не мог. Лёню раздражал тон и форма проведения комиссии по распределению. С выпускниками разговаривали как в прокуратуре, как будто они совершили какое-то преступление. Чего стоило только обращение на ты?
Прошло пару дней. Лёня отправился в институт на встречу с Николаевым. Поднимаясь по лестнице, Лёня столкнулся лицом к лицу с доцентом Иваненко. Увидев Лёню, доцент расплылся в доброй улыбке.
- Дорогой Шпильман! Я рад, что вас встретил,- голос доцента был мягким. – Я рад поставить вас в известность, что ваша просьба удовлетворена. Вы остаётесь в Одессе. Правда, мы не можем предоставить вам работу. Вам придётся искать работу самому. Зайдите в деканат, там вам дадут справку, что вам предоставлено свободное распределение в соответствии с «Положением об инвалидах Отечественной войны». Очень рад, что ваш вопрос удалось решить положительно.
Лёня опешил. После жёсткого отношения в комиссии, откуда у Иваненко такое уважительное и доброе отношение взялось сейчас?
- Спасибо, - сухо сказал Лёня, а про себя подумал: «Ну и артист! Просто пигмалион».
В деканате он встретил секретаря комиссии по распределению. Она была рада его видеть. Справка о свободном распределении была уже готова, подписана ректором и закреплена гербовой печатью. Лёня расписался в книге регистрации справок.
- Лёничка, - сказала секретарша, - я была в восторге как, вы осадили этого нахала Иваненко. Вы знаете, после вас он всем выпускникам говорил «вы». Даже ко мне стал обращаться на «вы».
- Я не заслужил грубого отношения, и не мог допустить, чтобы ко мне так относились.
Секретарь дружелюбно пожала Лёне руку на прощанье.