Я смотрел на себя, я таращил глаза вовнутрь, в мир уставив тоскливые бельма. Знал: немного ещё – и меня уже не вернут, но тем яростней рыл подземелье. Я хотел знать себя – о, для этого надо знать больше целого Господа Бога! И пытался собрать себя так, чтобы не соврать, только лишних деталей всегда оставалось так много…
Столько лишних деталей, куда-то их было девать? Распинал по углам, стену – в поводыри, и поплёлся наощупь. И набрёл на тебя, и казалось, нельзя отступать. А ты зеркало мне: посмотри, как красиво, как мощно!
Это чё? Это я? Да ты гонишь, родная моя. Впрочем, ладно, спасибо, приятно, и прочие "сэнкью". А ты зеркалом этим всё дальше манила меня, и я сам не заметил, как вдруг оторвался от стенки.
Только зеркало это твоё – как в тумане скала, и бежать на него мне не стоило. Хоть я и помнил, как все женщины любят – любят и бьют зеркала, но забылся опять… и потрусил по кругу, как пони.
Непонятно, зачем я старался весь мир превозмочь, когда гвоздиком вдруг принималась стекло ты корябать… Впрочем, тпру! И из гривы все ленточки прочь. Дальше я непричёсан, но сам. И желательно прямо.
Да, я знаю – идти налегке нелегко. Но и по битым стёклам ходить не обучен нисколько. А поэтому буду наверно уже далеко, пока ты тут так истово топчешь осколки –
- в них меня давно нет.