Первый день Саши Шелеховой в концлагере ушёл на формирование новых отрядов из прибывших узников. Трудоспособным на левый рукав пришили белые ленты с чёрными номерами. Пожилой латыш с горечью сказал:
- С этого дня мы навсегда потеряли свои имена и фамилии.
- Нас будут называть только по номерам... - поняла она.
Лагерные номера также писались химическим карандашом на груди. В середине латиницей - первая буква национальности. Например: Р - поляк. Шелеховой выдали чёрный треугольник - саботажники.
- Хорошо, что не фиолетовый, - пошутил повар Лёня, когда увидел Сашу. - Так помечены гомосексуалисты и извращенцы.
- Фу! - мило скривилась девушка.
- Ты знаешь кухонное производство? - спросил он.
- Работала в столовой предыдущего лагеря…
- Тогда приходи утром! - сказал Лёня и улыбнулся.
На ночь всех загнали в пустой жилой барак. Бараки длинные помещения, разделённые на четыре части. Спальные места в три этажа. Между бараками сетка, а ворота все выходят на площадь. Вместо кроватей имелись нары, бумажный матрац и подушка, набитые древесной тырсой и стружкой, и два ветхих одеяла.
- Нужно поменяться вещами и бельём, - шушукались узники.
- Плакал мой пиджак…
Утомившись за двое суток, кто-то уснул, кто-то рассуждал, как пережить ночь, долго ли будут держать в этом бараке, возвратят ли остальную одежду. Все жались друг к другу, чтобы согреться и почувствовать себя в относительной безопасности. В течение всего дня Саша ничего не ела, и её мучил привычный голод.
- Завтра пойду к Лёне чистить котлы… - решила она вечером.
Перед отбоем всех построили у бараков для первой переклички. Вперёд выступил один из наиболее доверенных лиц коменданта лагеря гауптштурмбанфюрера Краузе и выкрикнул:
- Тихо!
Староста лагеря македонец Альберт Видуж ухмыльнулся:
- Вы уже поняли, где находитесь. Будете делать то, что мы скажем. С этого дня вы заключённые. Любой, даже малейший проступок, карается. Пытаться убежать бесполезно. Каждый будет пойман и безжалостно расстрелян. Весь хлебный паек нельзя съедать утром, иначе вечером придётся ложиться спать на голодный желудок. Тому, кто будет хорошо себя вести и старательно работать, бояться нечего. Запомните это!
После вечерней переклички узники вернулись в бараки. Наконец-то наступила довольно прохладная ночь. В гулком бараке установилась долгожданная тишина, только в нескольких местах прерывисто храпели мужчины… Вдруг послышались пронзительные крики:
- Пожар!
- Все быстро выходите на улицу!.. Огонь охватил барак! Хотите сгореть? - закричал вошедший блокфюрер и нетерпеливо постучал плетью по стене.
Сонные, испуганные люди вскакивали, хватали детей и будили не проснувшихся. Ничего не соображая, женщины падали с верхних нар на головы другим. Раздавались отчаянные вопли:
- Мы умрём!
- Уже чувствуется запах гари…
Люди побежали к дверям, застревая в проёме. Те, кто сзади, нажимали на передних. Плач, стоны и ругань. Отчаяние и смертельный страх.
- Неужели я так глупо умру? - мучительно подумала Саша.
Вырвавшись, наконец, на улицу, она увидела, что барак окружён вооружёнными охранниками. Рядом стоял комендант лагеря Краузе со своей собакой-овчаркой и размалёванной дамой в большой шляпе.
- Они такие смешные! - засмеялась довольная немка.
- Это их единственное достоинство… - важно сказал комендант.
Краузе иронично наблюдал за всем происходящим, что-то говорил любовнице, они вместе смеялись.
- Никакого пожара нет? - сонно озираясь по сторонам, спросила красивая женщина.
- Сама не видишь? - огрызнулся сосед. - Нас тренируют, как собак.
На улице оказалась необыкновенно светлая лунная ночь. Полуголые люди дрожали от страха, прижимаясь, друг к другу. Староста Видуж заорал, как сумасшедший:
- Становитесь в строй!
Все, как могли, построились. В течение получаса он зачитывал инструкцию, как следует себя вести по сигналу тревоги.
- Ни один из вас не соблюдает правил. Если бы сгорели, виноваты были бы сами! - издевался хромой македонец. - Однако на сей раз господин комендант великодушно прощает вас… Теперь всем раздеться догола, бросить бельё в кучу и голыми бежать в барак, где оставлены ваши вещи.
Заключённые наперегонки побежали назад. Вещи в ходе проверки охранники разбросали по нарам.
- Господин Краузе, его собака и любовница здорово позабавились... - переговаривались они.
- Видно, что им недостаёт развлечений!
Из чемоданов всю одежду повытряхивали. Всё лучшее забрали солдаты, ненужное выбросили. Люди спешно одевались в чужое, потом несколько дней менялись вещами. Всё помещение освещала одна тусклая электрическая лампочка.
- Ничего себе ночка! - сказал кто-то.
- Радует, что скоро утро…
На завтрак узники получили чёрный кофе, по вкусу и по виду напоминавший коричневую болотную ржавчину. Кормили в лагере плохо, на сутки взрослому человеку давали двести граммов хлеба с примесью опилок. Тем, кто работал, добавляли «бротцайт» - тоненький ломтик хлеба и пятьдесят граммов маргарина или ливерной колбасы, через день.
- Летом всё заменяет трава, которую повара косят за огорожей, - предостерегли новичков старожилы.
- А какая норма?
- По понедельникам, средам, пятницам - килограмм хлеба на пять человек и по пол-литра баланды. Вторник, четверг, воскресенье - килограмм хлеба на четырёх.
- Хватает? - с надеждой спросила Александра.
- С кухни выдают ровно по количеству людей, - поделился наблюдениями Лёня, - но капо самому надо больше съесть, выменять на хлеб, маргарин, подкормить своих любимчиков, которые за ним ухаживают, и поэтому он наливает неполные черпаки.
Шелехова после подъёма прибежала в столовую, и Лёня за полбуханки хлеба приписал её в свои помощники. Она привычно драила закопчённые котлы и радовалась, что так удачно устроилась. Обедала Саша в общем зале.
- С такой едой мы долго не протянем… - сказал севший с ней рядом седой латыш.
- Немцы нас сюда привезли не для того, чтобы мы поправились! - заметил кто-то сзади.
- Слаженно работают фашисты, - заметил практичный латыш, - прямо как звери.
- Те так не могут! - возразила ему Шелехова.
- Не скажи… - не согласился старик. - У нас в Риге я прошлой зимой наблюдал следующую картину. Обледенение, ветер, метель, вообще погода неприятная. Я иду мимо трёхэтажного дома. На многих окнах снаружи висят сетки-авоськи с продуктами. Соседнее дерево заняла стая ворон. Шум, гам, суета… Присматриваюсь: на последнем этаже, на окне, конечно же, висит сетка. По-видимому, с замёрзшим мясом. Две вороны, сидя на ней, изо всех сил щиплют и рвут - нет, не само мясо, а верёвочные стенки сетки. Через некоторое время их сменяет другая пара ворон. Остальные на дереве ждут своей очереди. Поражала дисциплина: ни одна ворона не пыталась долбать само мясо, все выполняли «задание». Через некоторое время сетка не выдерживает и рвётся. Замерзшее мясо шлепается на обледеневшую землю и раскалывается на сотни кусочков. Стая ворон с победным воплем, чуть ли не «ура-а-а-а!» - набрасывается на добычу.
- Лихо! - засмеялась Саша.
Латыш вяло помешивал поданную на обед баланду из рыбных голов от остатков консервной промышленности.
- Нам бы сейчас того мяса, - с горечью сказал он.
- У нашей баланды отвратительно дурной запах и вкус… - даже голодные лагерники морщились от такой еды.
- Вот она - новая Европа! - пошутил сосед Шелеховой.
- То ли ещё будет…
***
14 октября в шесть часов утра по берлинскому времени 6-я армия Вермахта начала третье наступление в Сталинграде, используя всю авиацию 4-го воздушного флота генерала фон Рихтгофена. Пасмурное небо заполнили самолёты, артиллерия стреляла безостановочно, и дико ревели сирены.
- Сейчас мы поднимемся из окопов и примем участие в этом чудовищном представлении, - думали солдаты немецкой 389-й пехотной дивизии в ожидании приказа атаковать, - но останусь ли я в живых…
Их артиллерия громила развалины, превращённые в огневые точки, блиндажи и бункеры русских. Снаряды, начинённые фосфором, сжигали всё вокруг.
- Те, кто видел в эти дни чёрное небо над Сталинградом, никогда не забудут его - грозное, грохочущее, озарённое багровыми вспышками! - писали домой солдаты противоборствующих армий.
Сражение началось с удара немцев по тракторному заводу. В полдень части 14-й танковой дивизии атаковали малочисленные советские части с севера. Чуйков не растерялся. Он направил все имеющиеся у него бронесилы против наступающих дивизий противника.
- Если немцы прорвутся, - сказал он начальнику штаба Крылову, - они нам всё равно больше не понадобятся…
- Правильно! - поддержал командарма Николай Иванович.
Русская артиллерия наносила наступающим большой урон. Взрывы снарядов вызывали каменный дождь, по свирепости похожий на шрапнель. Стойкость русских солдат превосходила человеческие возможности, но они не смогли сдержать наступления немцев. Утром вражеские танки прорвали их оборону и отсекли 37-ю гвардейскую дивизию Желудева и 112-ю стрелковую дивизию от основных сил. Генерал Желудев взрывом был погребён в блиндаже. Солдаты откопали его и доставили в штаб армии.
- Это был жутко изматывающий бой, - докладывал офицер немецкой 14-й танковой дивизии. - Танки со скрежетом заползали на груды щебня, пробивались через разрушенные цеха, в упор расстреливали дворы и узкие улочки. Множество танков было подбито, ещё больше подорвалось на минах противника. Снаряды, ударяясь о металлические конструкции, высекали снопы искр, которые в копоти и дыму разлетались в разные стороны.
Советские бойцы подбирали оружие убитых товарищей и продолжали сражаться. Покрытые грязью немецкие танки, словно доисторические чудовища, проламывали стены цехов тракторного завода, поливая всё вокруг пулемётным огнем.
- Да сколько же их? - недоумевали очумевшие красноармейцы.
Бой продолжался, и невозможно было понять, где проходит линия фронта. Казалось, гвардейцев Желудева атакуют со всех сторон. Потери с обеих стороны были колоссальными. Давно прошли те дни, когда в бою десять русских приходилось на одного немца, теперь их было меньше.
- Нам больше не противостоят безусые юнцы, - делились немецкие гренадёры, - а первоклассно обученные войска с отличным вооружением.
- Неужели русские научились воевать?
Гитлеровцам удалось занять большую часть города, но все усилия соединиться с германскими силами, наступавшими с Кавказа, или установить контакт с армией к северу оставались тщетными.
- Пока мы не сбросим русских в Волгу, окончательной победы не будет! - агитировало солдат ведомство Геббельса.
Наконец, подвижный фронт стабилизировался. Бесчисленные атаки гитлеровцев не приносили ощутимых результатов, и неизменные контратаки всегда отбрасывали их к исходному пункту.
- Сложилась патовая ситуация… - докладывали командарму 6-й Армии.
- Проще говоря, - устало сказал Паулюс, - русским удалось остановить наше наступление.
Постепенно с обеих сторон активность боевых действий угасла, на смену ей пришло возраставшее с каждым днём напряжение и опасение, что всё кончится настолько ужасно, что даже невозможно предугадать.
- Вперёд! - в предрассветной темноте раздалась команда к атаке.
… Григорий Шелехов почти шагом, короткими бросками, укрываясь за давно знакомыми спасительными развалинами, одолел сотню метров за атаковавшей ротой ночного пополнения и предусмотрительно сел на землю.
- Назад вернутся единицы! - на душе у него было муторно и тоскливо.
Попеременно подымались в атаку то русские, то немецкие роты, но никому не удавалось продвинуться хотя бы на полусотню метров. Плотная, невидимая глазу стена огня сперва останавливала, затем принуждала падать на землю что-то вначале кричавших и вдруг умолкавших людей.
- Когда-нибудь энто кончится? - устало подумал он.
Каждый день проходил по одному расписанию. Начинали немцы. Ровно в пять часов утра появлялась «рама» и облетала позиции. Потом появлялась стая «Юнкерс-87». Бравируя, не боясь, ни советских зениток, ни самолётов, поскольку ни тех, ни других не было, они бомбили развалины домов.
- Немецкие пилоты позволяют себе гнать свои ревущие и воющие самолёты чуть ли не до самой земля... - прокомментировал солдат.
Григорий знал, пикировщики сделают над ними пять заходов, по-немецки точно рассчитав количество боеприпасов, и улетят, совершив ещё одну атаку, прозванную «психической».
- Пока не сбросят свои продырявленные железные бочки, - буркнул сидящий рядом Кошевой, - не уберутся!
- Своим воем они прямо вынимают душу... - согласился сержант.
Одновременно с привычной воздушной начиналась наземная атака, немцы пытались отбросить красноармейцев на исходный рубеж.
- Отбивать такие атаки становится труднее, - устало признался Селезнёв.
- Скоро выдохнутся…
С удалением своих бомбардировщиков, немцы прекращали атаку и отходили на свои рубежи, ставя сплошную стену огня перед начинавшими контратаку русскими ротами. Крик «Ура» тонул в грохоте разрывов, и залёгшая побитая пехота начинала отползать обратно к родным окопам. После того как атакующие и контратакующие расползались по своим норам, вступали в дело миномётчики, посылая «подарки» друг другу.
- И так продолжается каждый день! - простонал мокрый Михаил.
- Падаем в энту воронку… - Шелехов свалился в вонючую жижу.
Наступавшие отхлынули назад и заняли у посредине улицы воронки от взрывов снарядов. На центр города, гремящий молниями взрывов, опустился плотным туманом дым и толовый газ. Видимость была около десяти метров. Кошевой и Григорий засели в воронке от крупной авиабомбы. Поблизости примостились ещё четверо бойцов с верным пулемётом «Максим». Завязалась продолжительная перестрелка.
- Немцы не дают даже поднять головы…
- А зачем нам её поднимать? - спросил с закрытыми глазами Шелехов. - До темноты будем торчать здесь…
Дым постепенно рассеялся. Улица было усеяна телами убитых и стонущими ранеными. Над ними закружил зоркий немецкий разведчик. Самолёт, видимо, произвёл съёмку, ушёл, и минут через двадцать из мощного динамика внезапно раздались звуки вальса Штрауса.
- А это немцам зачем? - недоумённо спросил Кошевой.
- На психику давят! - равнодушно ответил Григорий.
Они слушали музыку в воронке от авиабомбы, наполовину заполненной подпочвенной водой, поскольку близко текла Волга.
- С музыкой помирать веселее...
- Ежели вода ишо поднимется - нам смерть! - признался Григорий.
- Не успеет… - ответил Михаил и выглянул наружу.
В полулежащем положении, в грязи с головы до ног, будто земляные черви, его бойцы рыли края соседней воронки, меся глину. За развалинами ближних зданий шёл громкий бой.
- Как наши туда прорвались? - удивился комбат.
Слышна была сильная перестрелка: автоматная немцев, винтовочная русских. Потом затихло. Под непроницаемым пологом плотного тумана успели вынести из траншей раненых. Санитар вдруг свалился в их яму.
- Матвеев сунул ствол своего «Максима» в амбразуру «фрицев» и длинными очередями уничтожил их, - рассказывал он, жадно затягиваясь последними крошками табака. - Потом взялся за другой дот и также его подавил, потом вытянул ихний пулемёт на нашу сторону.
Пока они говорили, установилась тишина. Солнце светило, но не грело. Вальс закончился и послышался голос диктора с сильным акцентом:
- Господа русские, переходите к нам. Вы обречены!.. Ваши командиры послали вас на смерть. Даём вам пьят-надцать минут… Смешаем с землёй…
Прошли эти минуты. Начался артобстрел - кругом земля встала дыбом. Так минут десять. И снова музыка… Теперь передавали народные песни Руслановой. Её голос разносился над мёртвым городом, на котором кое-где ещё прятались живые:
- Господа солдаты! Обещаем вам все блага. Бейте юдо-комиссаров, переходите к нам... Даём пьят-надцать минут!
***
Через пятнадцать минут педантичные немцы начали артобстрел. Остатки батальона Кошевого буквально засыпали снарядами.
- Головы не высунуть, - ругался Григорий Шелехов, - снайперы бьёт со стены и окон дома на противоположной стороне улицы.
Так продолжалось полдня. Снова и снова немцы призывали:
- Убивайт командир, юдо-комиссар, переходите к нам!
Потом музыка и ответная пальба из винтовок в сторону немецкого динамика. Никто не сдался, только кто-то впереди поднял руку, чтобы немцы прострелили её. Михаил из окопа выглядывал на секунду, чтобы уточнить:
- Кто есть из живых?
- Лучше не высовываться, - сказал Григорий, - немцы точно стреляют…
Он поднял шанцевую лопатку вверх - звяк! Лопатку выбило из руки с аккуратной дыркой от снайперской пули.
- Метко!
- Время до темноты тянется бесконечно! - зевнул дремлющий Шелехов.
Потом выше воронки затрещали пулемётные трассы и с гулом пронеслись снаряды - это «проснулись» доблестные командиры и пригнали на помощь морских пехотинцев, отборных ребят.
- Надо было пустить этот отряд, когда кругом была чернота от разрывов снарядов и клубы дыма... - заметил расстроенный Михаил.
- А почему бы им не идти в затылок нашему батальону?
Немцы легко отбили самоубийственную атаку. Наконец опустилась мглистая ночь, часто освещаемая ракетами противника.
- Можно будет вернуться в развалины! - сказал продрогший офицер.
- Скорее бы, - кивнул головой Григорий, - как бы «фрицы» не обошли нас с тыла.
Вдруг рядом объявился крикливый связист:
- Есть связь. Вас товарищ комбат вызывает первый!
- Слушаю.
- Доложите обстановку! - на проводе был комполка Ольховский.
Кошевой буркнул в ответ:
- Живыми мало кто выйдет…
- Послушай, комбат, жив, и то ладно!
- Я-то жив, а батальона нет.
- Прекратить панику! - в голосе полковника прорезались металлические нотки. - Отступать на прежний рубеж запрещаю.
- Но мы находимся на площади… Нас перестреляют снайперы.
- Из всех, кто остался, организуй круговую оборону и доложи лично!
Задача не из простых, а тут приполз особист-капитан и под руку ноет:
- В боя я потерял пистолет ТТ, за который следует отчитаться.
- Я видел, - заверил комбат, - в бою выбило пулей пистолет из рук.
Особист ловко уполз в штаб полка, ибо такому чину не положено быть в зоне боевых действий. Оставив Шелехова у пулемёта в воронке, старший лейтенант броском перебежал в другую воронку с живыми. По нему запоздало прошлась очередь из пулемёта.
- Значит, «гансы» нас и ночью караулят… - догадался он.
Высмотрев тело ближайшего убитого, Михаил сделал туда короткий бросок. Пулемёт «фрица» снова дал очередь: пули вошли в мёртвое тело. Кошевой буквально прилип к земной настовой тверди.
- Если пробьёт труп, то и в меня влетит пуля... - понял запыхавшийся капитан. - Проклятый пулемётчик охотится за мной.
Михаил прикрыл голову бесполезным локтем. Он скакал по воронкам, бросок за броском. При этом он внимательно смотрел куда наступал.
- Военная теория учит нас смотреть вперёд, а практика себе под ноги! - успел подумать на бегу.
Началось не простреливаемое пространство, и наглый пулемёт отстал. Из-за проволочного заграждения навстречу ему вышел командир пулемётной роты Александров, так свободно, будто ничего страшного не происходило.
- Я побывал в траншее противника, - похвастался он пистолетом, - успел ухлопать немецкого офицера, завладев его «парабеллумом».
- А здесь как оказался?
- Потом нас с уцелевшими солдатами выбили из траншеи.
- Ты словно заговорён свыше от пуль и осколков… - удивился он.
Вместе они прошли воронок двадцать. Из трёх батальонов полка обнаружили живыми человек восемьдесят. Из них организовали «круговую оборону» для галочки командованию, которое доложит верхам:
- «Полк продвинулся на сто метров вперёд!»
… Утро, под ногами шуршит наст ледок. Красноармейцы в ямах сидели будто мыши, выплеснутые из кадушки.
- Сухой осталась только голова под каской! - пожаловался Григорий.
- Я тоже задубел весь…
У Михаила посинели пальцы на руках, губы и нос. Ноги потеряли чувствительность. Ночью можно было попрыгать вокруг воронки, а ему пробежаться между убитых по другим воронкам.
- Сапог протёк, - сказал сержант, посмотрев на правую ногу.
- Там сквозная дырка от пули! - изумился комбат. - А нога не задета…
Кошевой, Шелехов и красноармеец Федюк сидели в знакомой воронке, голодные и злые. Связь с тылом протянули, но кашевары не дошли до них.
- Как горяченького поесть хочется! - признался голодный комбат.
- Да хучь бы просто хлеба пожрать…
Федюк неожиданно сказал:
- А ведь я до войны работал учителем истории…
- Что ты говоришь! - заинтересовался Михаил.
- Раньше люди не так воевали. В 1714 году, во время Северной войны, русская армия под командованием Голицына вышла в тыл шведскому корпусу и заняла позицию. Шведы атаковали, но были отбиты. Офицеры предложили Голицыну немедленно начинать контратаку, воспользовавшись смятением противника. Однако Голицын решил дождаться ещё хотя бы двух атак шведов. Только после третьей отражённой атаки русские перешли в наступление и без особого труда разбили неприятеля...
- Чего же ждал Голицын? - спросил Шелехов.
- Он ждал, пока шведы, бегая туда-сюда, утрамбуют снег...
- Солдатиков тогда жалели! - едко заметил Кошевой. - Зато здесь, сколько наших полегло?!
Федюк замолчал и обвёл мутным взором поле боя. Всё вокруг было усеяно трупами солдат.
- А иначе как немца остановишь? - уточнил он.
Высоко в небе пролетали немецкие снаряды, исчезая из вида на излёте у зоны обороны полка. Связист снова высунулся с трубкой полевого телефона.
- Вас первый требует!
- Почему вы не собрали с поля боя оружие? - даже на расстоянии пары метров из неё ясно слышался мат и крик. - Это пахнет трибуналом!
- Как только освободим город, если будем живы, то и соберём оружие, здесь его завались! - отпарировал злой капитан.
На этом непростой разговор окончился.
- Что сделал батальон?.. Что там сейчас? Какие потери? - пожаловался комбат Григорию. - Об этом комполка не задал ни одного вопроса.
- Пытаться убедить безумца, не делать безумных поступков, - буркнул Шелехов, - само по себе безумство.
По-прежнему свирепствовали немецкие снайперы. Где-то к обеду над головами защёлкали пули, явно снайперов, и не одного.
- По кому они пуляют? - спросил Михаил.
- Может кто-то к нам ползёт… - высказал догадку сержант.
Вдруг на краю воронки вырос в свой громадный рост мощный по-медвежьи солдат из хозвзвода Иван Шохин!
- Как ты сюда пробрался? - изумился ему комбат.
За спиной у него привязан трофейный термос с супом. В руке другой термос с кашей. Весь солдат увешан фляжками с чаем, водой и наркомовской водкой… Одна из фляжек прострелена, но Шохин этого не заметил.
- Здравия желаю, товарищ комбат! - гаркнул он.
- Прыгай скорее…
Михаил его мигом стащил в воронку за ноги. Идя к ним по открытому пространству, он не понял, что снайперы метели именно в него, а полное спокойствие русского, видимо, сбило с толку немецких стрелков.
- Он што больной? - подумал удивлённый Григорий.
Комбат списал Ивана из пулемётчиков, направив в хозвзвод. Шохин постоянно засыпал на часах в окопах, но силищу имел лошадиную.
- Что и требуется в хозвзводе... - логично решил командир.
Кошевой медленно снял с порванного кителя запылённую медаль «За боевые заслуги» и прикрепил её на могучую грудь Шохина. О себе подумал равнодушно:
- Всё равно погибну!
продолжение http://proza.ru/2012/10/05/41