Мандариновый путь 5
© Антон Санченко
© перевод Виктора Лукинова
Фелюги
- Слева по курсу фелюги! – докладывает второй помощник Арташезовичу, только что поднявшемуся на мостик.
- Может, рыбки купим у них? - беспокоится о меню Сашка.
И в результате мы сбавляем ход, поравнявшись с большими черными лодками, на которых рыбаки даже зимой выходят в лиман, ставят сети в известных только им рыбных местах, и ночуют под открытым небом в своих оранжевых клеёнчатых шторм-робах, согреваясь горячим чифиром, заваренным тут же в лодке, и кое чем ещё более крепким. Фелюги эти остались в лимане, будто специально для того, чтобы напоминать современным рыбакам, каким тяжким был хлеб их пращуров, в частности запорожских казаков. Пункт о беспрепятственной ловле рыбы в лимане они включали в тексты всех своих договоров с турками и татарами. Лодки эти не претерпели никаких изменений с тех давних времён, двигаются под парусом или под вёслами, разве что подвесные моторы на них появились. Но двигателем нельзя пользоваться, когда выбираешь или вымётываешь сети, приходится грести скрюченными от холода руками, перебирать мокрую мережу на морозе, выпутывать рыбу и бросать её на дно лодки.
- Хлопцы, рыба есть? – спрашивает в мегафон Арташезович.
Гребцы словно и не слышат, и продолжают грести. Этот вопрос не к ним. Есть рыба или нет, решает только один. Краснолицый бригадир, задумывается на минуту, и одобрительно кивает головой. Для «Вадички» рыба есть.
- Судак, - кричит он, взяв рыбу за жабры и подняв над головой.
- Берём? – спрашивает у Арташезовича второй помощник. И «Вадичка» стопорит машину, а фелюга подгребает к борту.
- Поторгуйся там, - наказывает Арташезович Сашке, отпуская его из рубки на палубу.
- Нет, только не судак!- вырывается у меня, а Арташезович смеётся.
- Почему это? – спрашивает штангист Андрюша.
И мне приходится ему объяснять, что как-то на Азове вот также договорились за рыбу с одним сейнером. Мы могли расплатиться двумя тоннами сэкономленного топлива, а рыбаки пообещали отдать нам всё, что принесёт только что поставленный трал. И тот проклятый трал принёс четыре тонны судака. Мы всей командой целые сутки шкерили того судака, отделяя головы, мы забили им все морозильные камеры, которых на сухогрузе не так уж и много, и в результате все следующие месяцы ели только судака, так как мясо просто некуда было брать. Вот вы, компанией в двенадцать человек, за сколько времени съели бы четыре тонны рыбы?
- Не переживай, мы килограмм 50 всего возьмём. Андрюшке на один зуб. Чем-то до Грузии его надо же кормить, - подначивает Арташезович.
Опять за рыбу гроши
Фелюга уже подошла под борт. Второй помощник Сашка азартно торгуется с бригадиром рыбаков. Его хлебом не корми, дай поторговаться. Он прошел школу восточных галдящих базаров с их «дрючба-дрючба два динара». Однако и бригадир знает своё дело, всю жизнь сбывавший рыбу налево в Станиславе или Кизомысе, куда посвященные в рыбачий бизнес херсонцы наезжают на своих авто, прикупить свежей рыбки, только что из лимана. Наконец общий язык найден, главную роль в этом сыграла жидкая валюта из представительских запасов капитана. Ведь что такое деньги в лимане? Бумажки. Они не стоят и пары сухих шерстяных носков. А вот водка, после которой уже не важно, сухие у тебя носки или нет – совсем другое дело.
Помню один оригинальный психологический тест, в котором предлагалось разместить в порядке важности различные вещи на спасательном плоту. Там были такие странные на морской взгляд штукенции, как баллон с керосином, носок и стодолларовая купюра. Я уверенно расположил деньги на последнем месте, ведь море быстро приучает к настоящим ценностям, и на плоту банка консервированной воды в сто раз важнее, даже если купюра будет в тысячу долларов. Однако коварные психологи имели в виду то, что от купюры следует поджечь керосин в баллоне, заткнув его носком, когда над местом катастрофы будет пролетать спасательный самолёт. Они не знали, что для этого на каждом спасательном плоту есть сигнальные ракеты, радиолокационный отражатель, гелиограф и маячки, питающиеся от сухих батарей, которые нужно только опустить в солёную воду, чтобы они десять часов давали ток. Ну, да Бог им судья, тем психологам. Тот тест я провалил, словно зря всю жизнь сдавал правила пользования спасательными плотами каждые полгода.
Но у лиманских рыбаков была общая с нами система ценностей, ведь ни сберкасс, ни вино-водочных магазинов посреди Лукоморья нет. Пока мы проводили эту бартерную операцию, «Викинг» прилично от нас оторвался, и дальше мы пошли снова в одиночном плавании, и рулевому стало не до разговоров.
« И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных…»
Хорошо, что вы напомнили о них. Сейчас сменюсь с вахты, передам Бурячку штурвал и курс, и таки расскажу. Видите вон тот островок? До революции он назывался островом Морской Батареи, и на нём произошло, по крайней мере, два события попавших в учебники истории.
Остров этот запирает вход в Днепро-Бугский лиман, как раз напротив Очакова, и в Крымскую войну тут произошла первая артиллерийская дуэль между нашей крепостью и английской броненосной плавбатареей, возвестившая о конце эпохи парусных флотов и деревянных кораблей.
Во-вторых, именно в его казематах сидел в 1905 году в ожидании приговора лейтенант Шмидт. Судили его почему-то в городе Очакове, имя которого носил его мятежный крейсер, а казнили на соседнем острове Березань.
Сейчас остров Морской Батареи называют Первомайским, батареи там уже нет, но именно здесь и выращивают тех самых витязей. На нём находится прославленная, не смотря на секретность, школа боевых пловцов.
Известность секретных объектов всегда была для меня загадкой. В соседнем Очакове, при упоминании о современных человек-амфибиях, крестятся и плюют через левое плечо. Дело в том, что диверсантам требуется на ком-то отрабатывать свои диверсии, и во время учений они то захватывают в плен весь райотдел милиции, то похищают какие-то транспортные средства из государственных гаражей под охраною, и никакие берданки и соль в патронах их не останавливают. «Вадичка» один раз тоже попал им под руку. Боцман Антонович любит об этом рассказывать, как непосредственный участник событий.
Без паники
«Вадичка» как раз стоял на якоре у Кинбурнской косы, с морской, а не с лиманской её стороны. Был летний вечер, погода так и шептала, команда, поужинав, вышла на палубу с кружками горячего чая, выставив их в ряд на планшире, чтоб охлаждались, а боцман пристроился с кем-то на крышке люка поиграть в нарды. Нарды или шеш-беш – самая популярная игра на флоте. Потому как зависит не только от мастерства игрока, как шахматы или шашки, но и от везения. А везение на флоте ценят, иногда оно морякам крайне необходимо.
Однако, стоило только боцману бросить кости, как кружки с чаем дребезжа покатились по палубе, а из-за борта выскочило какое-то чудовище. Выпученные, как у головастика, глаза, блестящая эластичная кожа, вывернутые наизнанку жабры, неуклюжие хвостовые плавники, баллоны и автомат Калашникова на спине. Чудовище выплюнуло загубник и произнесло человеческим голосом:
- Без паники. Судно заминировано.
Более удачной фразы для создания паники невозможно было и придумать. Все кто был на палубе, в тот же миг рванули с криками «полундра», однако на судне сильно не разбежишься, и паникёры, оббежав его по правому борту, возвратились, теперь уже по левому, снова к минёру-чудовищу. На этот шум выскочил из рубки капитан.
Налётчик уже успел снять ласты и маску, и, с чувством выполненного долга, уселся возле брошенного игроками шеш-беша.
- Да не волнуйтесь. Это учебное минирование, - объяснил он капитану.
-Экзамены у нас. Дайте, пожалуйста, две зелёные ракеты. Я вас сам и разминирую после подтверждения.
- А что как не подтвердят? – подумал Арташезович, но две зелёные ракеты в небо таки пустил.
И через четверть часа к борту подошел адмиралтейский катер с экзаменационной комиссией. Комиссия убедилась, что «Вадичка» заминирован, по всем правилам подрывной науки, спросила, нет ли рыбки, приняв «Вадичку» за рыбака, разрешила разминировать судно, забрала курсанта-отличника на борт и отправилась уже другому судну на рейде, которое минировал двоечник, потому как двух зелёных ракет с судна не выстрелили. Если б это были не ученья, а настоящее минирование – судовладельцы всего мира в тот день недосчитались бы целого флота, как англичане в Александрии в 1941 году, когда итальянские коллеги наших пловцов провели свою самую успешную за всю войну операцию.
Князь Боргезе
На самом деле операция 1941года была уже третьей попыткой итальянцев, но английские миноносцы дважды топили подводные лодки, доставлявшие людей-лягушек, ещё на подступах к Александрии. А вот в декабре 1941года подлодке «Шире» удалось подойти незамеченной, и вблизи порта спустить управляемые торпеды и диверсантов на воду. Три торпеды, с двумя ихтиандрами на каждой, должны были, по плану, ночью атаковать два линкора и авианосец англичан на рейде Александрии. В случае успеха, лодка ждала бы пловцов в условленном месте в дельте Нила у Розетты, через 48 часов после атаки.
Торпеды и пловцы, под командой графа де ла Пенне, двигаясь в полупогруженном состоянии, под покровом ночи успешно подошли к волнолому. На счастье итальянцев заградительные сети англичане как раз открыли, чтобы пропустить в гавань сторожевой корабль. Управляемые торпеды вошли в акваторию порта следом за сторожевиком.
Однако, линкор «Вэлиент» в ту ночь выставил ещё и собственные противолодочные сети заграждения вдоль бортов. Экипажу де ла Пенне пришлось вынырнуть из воды и преодолевать заграждения по поверхности. И тут торпеда намотала на винт трос. Механик начал устранять повреждение, но был смыт волной и пропал в темноте. А де ла Пенне ничего не оставалось делать, как отсоединить боеголовку от торпеды и вручную отбуксировать её под корабль. Итальянец толкал заряд от заграждения до борта линкора 40 минут. Боеголовка весила 300 килограмм, и когда была установлена под корпусом, у пловца осталось сил лишь на то, что бы вынырнуть прямо под бортом и сорвать кислородную маску с лица. Тут его и заметил часовой с линкора. Заметили англичане и механика, который держался за буй, потеряв сознание. Оба итальянца попали в плен. Но пусковой механизм на мине уже был запущен и выставлен на шесть часов утра.
На допросе итальянцы молчали. Командир английского линкора приказал запереть пленников в трюме, задраить все водонепроницаемые переборки, а всей команде собраться на палубе.
Два других итальянских экипажа атаковали линкор «Куин Элизабет» и танкер, так как авианосца не нашли среди стоявших на рейде судов. Они тоже попали в плен, но уже после взрывов. Шесть человек вывели из строя до конца войны два линейных корабля. Чтобы сделать это в морском бою, потребовалась бы целая эскадра, какой, кстати, у итальянцев не было. Их линкоры: «Кейвор», «Литторио» и «Дуилио» стояли в базе Таранто, уже год как выведенные из строя самолётами с того самого авианосца «Илластриес», которому боевые пловцы под командой де ла Пенне так и не смогли отомстить. Оставшийся в строю линкор «Джулио Чезаре», построенный ещё в 1913году, вряд ли выдержал бы бой с более новыми английскими линкорами.
Итак, шеф итальянских людей-лягушек – князь Боргезе, мог гордиться своими питомцами.
Совершенно секретно
Самые блестящие операции выпускников острова Первомайского пока ещё находятся под грифом «секретно», и даже западные историки лишь осторожно допускают, что проводили их именно они. Например, так до сих пор и неизвестно, кто увёл дизельную субмарину из американской военной базы Перл-Харбор во времена холодной войны.
Мы же, рыбаки, видели их работу в Анголе, где на внешнем рейде Луанды все наши суда должны были через каждые полчаса кидать за борт гранаты, чтобы отпугивать намибийских диверсантов. А наши ихтиандры, наоборот, каждый день осматривали днища пароходов, ища и обезвреживая мины.
Когда-нибудь с этого таки снимут все грифы секретности, и кто-нибудь да расскажет об этом. С самого острова Первомайского секретность уже сняли и показывают теперь по телевидению.
Море
О том, что судно уже в море, сразу узнаёт каждый член экипажа или пассажир, где бы он не был: в каюте, на камбузе, в машинном отделении или в кают-компании. Всё очень просто – судно начинает качать. В кают-компании начинают ездить по столу бачки, выплёскиваться из мисок борщ, хлопать незакрытые дверцы буфета и шипеть в динамиках телевизора радиопомехи от работы радаров и УКВ станций.
- Это шторм? – озабоченно спрашивает штангист Андрюша
- Нет, прогноз благоприятный.
Нужно лишь поднять специальные бортики у стола, опустить в борщ ложку, закрыть на ключ все дверцы и выключить телевизор. Моряки, наверное, единственные, кто умеет жить и развлекаться без этого ящика. Однако об этом в другой раз. Что же касается прочих, перемещающихся по каюте вещей, существует две школы, к которым относится каждый моряк.
Первая школа – аккуратисты во всём. Они раскрепляют все свои вещи, принайтовуют к палубе стулья, привязывают практически всё, что может покатиться или упасть, верёвочками, а потом передвигаются по собственной каюте, как игроки в тайных комнатах Форта Буаяр, лавируя между собственноручно поставленными сетями, неутомимо подтягивая узлы, которые почему-то всё время слабнут во время качки. И всё равно у них иногда выскакивают из гнёзд на переборке графины и стаканы, скачут на волю сорвавшиеся с привязи стулья, а корзины с мусором высыпаются им на голову во время сна. Потому как закрепить всё и навсегда невозможно.
Другая школа – разгильдяи или философы. Они живут под лозунгом «всякая вещь сама найдёт своё место. Нужно только не обращать внимания на временный бардак в каюте, когда все вещи с грохотом перекатываются с места на место, прежде чем намертво расклиниться в каком-нибудь углу между рундуком и стулом. И тогда уже никакая волна, любой критический крен их с того места не вытолкнет, так как вещь нашла своё место естественным путём.
Почти весь экипаж со скрытым интересом наблюдал, какое место найдёт себе штангист Андрюша. Ведь быть пассажиром – самая невыгодная позиция на грузовом судне. Здесь нет пассажирских помощников, скачущих на одной ножке, рассказывающих бородатые анекдоты, поющих фальцетом и проводящих конкурсы «Мисс круиз», как на белых пароходах. Видел когда-то документальный фильм одного штатного путешественника с канала «Дискавэри», про его переход через Тихий океан на грузовом балкере.
Путешественник на балкере
Путешественнику было тоскливо, он не знал, что снимать на свою скрытую камеру и прозевал практически всё. Моряки балкера входили в его положение и выдумывали несуществующие традиции, как например праздник Нептуна не на экваторе, а на линии перемены дат, но так и не смогли ничем помочь развеять скуку того фильма, который в этом аспекте превзошел самого Сартра.
Путешественник честно снимал всё, что видели глаза, однако всё напряжение и насыщенность судовой жизни почему-то оставались за кадром. Он так и не узнал, кто в этот раз выиграл в шеш-беш в бесконечно турнире между боцманом-филиппинцем и вторым механиком-греком, и какой общий счёт в партиях. В его фильме так ни разу и не было понятно, что же сегодня приготовлено на обед. Его не интересовало когда же боцман и матросы закончат оббивать ржавчину с надстройки, и примутся суричить и красить фальшборт. Он не зафиксировал, кто конкретно не уложился во время при учебной тревоге, и что двое штурманов из трёх не умели крутить педали аварийного передатчика, когда капитан дал вводную: «начальник радиостанции погиб». А спасательную шлюпку вообще расклинило на шлюпбалках, и её вываливали за борт недопустимо долго, три парохода утонут в реальных обстоятельствах, и кто получил за это нагоняй.
Больше того, его камера ни разу не зафиксировала полностью встреч с другими судами, от их появления на горизонте, быстрого увеличения в размерах, манёврах с расхождением левыми бортами и исчезновения на кормовых курсовых углах. Лишь облака над океаном и солнце у того путешественника вышли хорошо, но ни один знаток не подсказал ему, что их нужно снимать каждое утро или каждый вечер, и что рассматривание туч – действо исполненное внутреннего напряжения для моряка, а не просто любование дорожным пейзажем.
Солнце и приметы
Солнце в этот вечер было хорошее. Красное. Потому как сказано:
Если солнце красно к вечеру
Моряку боятся нечего.
Если красно по утру
Моряку не по нутру…
И так далее. Интересно, что все эти приметы, которые большинство моряков считают народными, были зарифмованы, для лучшего запоминания, капитаном дальнего плавания Дмитрием Лухмановым, который долгое время командовал учебным фрегатом «Великая княжна Мария Николаевна» на Чёрном море, а потом был начальником Ленинградского мореходного училища и капитаном парусного корабля «Товарищ». Того самого, который немцы потопили в войну. Историки флота называют его «Товарищ -1». (Будет ли у нас когда-нибудь «Товарищ-3»?) Так вот, его поговорки и пословицы – это уже морской фольклор, потому что знает их любой моряк, а про авторские права никто из них и не догадывается. Если бы за поговорки платили б, как за исполнение песен по радио, Лухманов, наверное, мог отлить золотые якоря для своего «Товарища».
Полезные навыки
Солнце было хорошим, на ужин на «Вадичке» был жареный судак с гречкой, но штангист Андрюша от добавки отказался. Он, собственно, и первую порцию не смог одолеть. Таки доконал его судак. Или, как говорят в восточных сказках: «Вот тут и засмеялась жареная рыба».
- Не туда, на подветренный борт, - уже в спину крикнул ему боцман, потому что всё, даже блевание за борт, требует на флоте определённых навыков.
Пробовали вы когда-нибудь зачерпнуть забортной воды ведром на ходу судна? И как, играли после этого тревогу «человек за бортом», или обошлось? Итак, объясняю для нездешних. Если уж вас море таки достало до нутра, как в поговорке, – «стругать» нужно с подветренного борта. Тогда боцману не придётся черпать ведром забортную воду, а вам – стирать свой модный прикид. Хорошо ещё, что это уже был не малиновый пиджак, а турецкий спортивный костюм.
Стирают моряки тоже довольно оригинально, пропускают верёвку через рукава и штанины, и бросают за борт на некоторое время. Потом остаётся только выполоскать в пресной воде. Тёти Аси и Доси отдыхают. Нужно лишь вовремя вытащить вещи из этой стиральной машины, так как выстирает не только от грязи, но и от расцветки.
Итак, штангист Андрюша таки нашел себе занятие на борту, на определённое время, а не залёг пластом в койке при первой же своей встрече с морем. Это был хороший признак. Наверное, наш человек.
Судно в море
Жизнь на борту «Вадички» вошла в привычное русло. Экипаж, поделенный на три ходовых вахты, занимался делами: кто стоял вахту, кто спал, кто развлекался нардами, а «Вадичка» бодро бежал знакомым маршрутом вдоль Тендровской косы, переваливаясь с волны на волну. Радар «Донец» крутил антенною, излучая с катодов ламп не посчитанные электроны, которые в результате всех путешествий в электросхемах рисовали на зелёном экране берега, до самого Одесского залива, и встречные суда, шедшие на Очаков из Стамбула или Варны. Арташезович проверял, нанесенную вторым помощником на карты, прокладку на Поти. Старпом Петренко-младший определялся с помощью локатора по пеленгам на маяки. Возвращение от африканских маяков к Тендре и Санжейке – это как возвращение к первой любви.
- И что характерно, на 16-м канале – тишина, – чуть не с восторгом констатировал Петренко.
- В Африке всю ночь на вызывном канале то скулят, то лают, то «филипина манкиз» всю ночь вызывают. Одним словом, сплошное «банана-радио». И не выключишь же – вызывной канал. Вдруг кто-то «мэйдэй» вопить начнёт.
«Мэйдэй» – это аварийный сигнал в радиотелефонии, такой себе SOS для неграмотных судоводителей, которых не учили морзянке.
- Переходи на карту 32102, - говорит старпому Арташезович.
Это моя любимая карта. Когда старпом перейдёт на неё, и поставит в нужном месте крестик в кружочке (переход с другой карты), напишет рядом с ним время и название судна, я проведу вас по этой карте, как провинциальный экскурсовод мимо миргородской лужи. Но это немного позже.
Морские карты
Каждое судно возит с собою в штурманском столе весь Мировой Океан. Океан старательно пронумерован, откорректирован заботливыми руками корректоров, принят по описи и сложен по номерам в четырёх просторных ящиках. Ящиков в штурманском столе именно четыре, по количеству океанов. В этом вот сложена вся Атлантика, в следующем – Индийский океан, А там – Тихий и Ледовитый. Ну, может и не весь, от района плавания зависит. На «Вадичке» были лишь Чёрное и Средиземное моря. Дальше его уже не выпускали. Старость не радость.
Что в первую очередь бросается в глаза, когда разглядываешь морские карты – они совершенно безразличны к суше. Их не интересует абсолютно ничего, кроме узкой береговой полосы. Если, например, ваша дача не далее 100 метров от пляжа, она морского картографа ещё может заинтересовать, как видимый с моря объект. Если же она будет на 101-м метре, его взгляд пройдёт мимо неё, даже если это памятник архитектуры, охраняемый государством. Его гораздо больше интересует, какой именно тот пляж (галька, песок), плоский или обрывистый у вас берег, и как далеко от береговой линии проходит десятиметровая изобата. Берег на морских картах – сплошное желтое пятно, с неведомыми формами жизни, рельефом, историей, полезными ископаемыми и государственностью. Морского картографа интересовало, интересует, и будет интересовать только само море.
Вот тут он старательно нарисует все буи, бакены и вехи, напишет рядом их цвет и характеристики световых сигналов ночью. Обозначит все места, где по дну проложены высоковольтные кабели, ещё и напряжение кабеля укажет, чтобы ни какой старпом Петренко не вздумал стать там на якорь. Отметит все ставные неводы рыбаков вдоль побережья. Все затонувшие суда с глубинами над их наивысшими точками. Закрасит голубым цветом все мелководья между берегом и десятиметровой изобатой. Укажет глубины морского дна, через каждые две мили с точностью до десятков сантиметров. А сколько ж это поколений моряков те глубины на карту наносили!?
Прилежно и методично выходили на точки и бросали лоты – тяжелые грузики на пятидесятиметровых линях с цветными флажками и прочими марками. Грузики смазывались салом, чтобы к ним приставали пробы грунта. Это также отмечено на картах: ил, песок, галька, скала. Ведь от этого зависит, как будет держать якорь. Обозначены даже районы скопления водорослей.
Иногда на картах, особенно отдалённых морей, встречаются довольно интересные приписки: «По данным фрегата «Бигль», 1843 год». Или «экспедиция Дюмон-Дюрвиля, 1840 год». И судоводитель знает, кого именно вспоминать, когда судно уже третий час идёт там, где на карте обозначен желтая суша. Точность определения по звёздам в 19-м столетии не сравнить с современным определением по навигационным спутникам. И далёкие острова были нанесены на карты с погрешностями. Однако, Чёрного моря вообще, и карты 32102, в частности, это не касается.
Карта 32102
Эта карта хожена и перехожена всеми, кто направляется из Одессы в Крым, на Кавказ или в Азовское море.
Левый верхний угол карты занимает Тендровская коса, похожая на гигантского головастика, выскочившего прямо на поля карты. И чёрно-белая линейка разметки в минутах и градусах восточной широты деликатно его обходит.
На Тендре, плавно изгибающейся с Севера почти на Восток, понатыкано целых пять маяков: Тендровский Северной, Тендровский, Тендровский Южный, Белые Кучугуры, Тендровский Железный. Ночью эта низкая песчаная коса довольно опасна, о чём свидетельствуют отметки затонувших под нею судов.
Правый нижний угол карты занимает Крым с полуостровом Тарханкут и Караджинской Бухтой, с многочисленными надводными и подводными камнями под берегом. Вход в неё обозначен двумя маяками: мыс Тарханкут и мыс Прибойный.
Между Крымом и Тендрой врезается в сушу широкий Каркинитский залив с самым большим черноморским островом Джарылгач, курортом Скадовск, Железным портом и Хорлами.
Фиолетовым пунктиром отмечены на карте территориальные воды. Красными и зелёными прерывистыми линиями – рекомендованные пути пароходов. Красными квадратами – районы запретные для плавания. Синими извилистыми линиями – изобаты, или линии одинаковых глубин.
Такая вот простенькая провинциальная карта, без больших портов и известных из учебника географических названий. Действительно ну кто будет рассказывать школьникам, что где-то есть коса Свиная, Бабин остров и портовый пункт Большевик? И, тем не менее, она не может пожаловаться на невнимание деятелей литературы и кино.
В её границах происходят события, отображенные в первой части лучшего фильма всех времён и народов. Как раз под Тендрой и хотели накормить потёмкинцев червивым мясом, где броненосец «Потёмкин» был на артиллерийских ученьях.
В этом районе разворачивается действие двух рассказов Бориса Житкова («Погибель» и «Джарылгач») и повести Николая Трублаини «Шхуна «Колумб».
Упоминание об этих местах есть и в «Думі про Самійла Кішку», так как запорожцы часто именно за Тендрой притапливали свои чайки до лучших времён, и возвращались на Сечь пешком, чтоб не биться под Очковом с турецкими галерами.
Именно здесь Александр Маринеско, будучи старпомом сухогруза, неосмотрительно спас командование Черноморского флота на заглохшем торпедном катере, и его через неделю призвали на военно-морской флот. И написал об этом Александр Крон в повести «Капитан дальнего плавания», которым Маринеско так и не стал. А вот жизнь прославленному подводнику перепаскудили. Любят у нас героев…посмертно.
Но для меня эта карта дорога ещё и тем, что именно на ней есть точка с координатами 46 градусов 5 минут Северной широты и 32 градуса 32 минуты Восточной долготы, в которой я встретил тебя, бэби. И вся моя жизнь, вся жизнь пошла другим путём. Однако, об этом тоже как-нибудь в другой раз. Будь добра, в этот раз возьми билеты до Херсона заранее. Сама знаешь – праздники.
Цепочка обсервированных точек на карте тянется наискось от Тендры к Тарханкуту. Вот уже мигают оба его маяка. Скоро старпом снова поставит крестик в кружочке на карте в правом нижнем её углу, и перейдёт на другой номер.
А мы перейдём сразу к Грузии.
Продолжение следует.