Пятый рассказ цикла "Город, которого нет"
Он ненавидел город. Безумно, сильно, без остатка, всей душой. Он был бы счастлив, если б город исчез.
Ему ни раз, конечно, довелось видеть, как живут люди в других округах города, не здесь, не в Квартале. Жизнь - везде разная. Кому-то плохо, кому-то хорошо, кому-то бедно, кому-то богато. Но люди работают, смеются, ссорятся, мирятся... запросто. Всё - запросто. Им дан с рождения шанс на отдых, развлечения, улыбки, на обычную, лёгкую жизнь. Им не нужно бороться. Драться, рваться, с кровью выдирая каждый день, минуту, секунду жизни.
Он ненавидел их. Всех, всех людей до единого, и дома, где они живут, и улицы, по которым ходят, и весь чёртов, треклятый город вместе с ними. Он нёс ненависть с собой. Только ненависть держала его.
- И кто здесь у нас?
Бес замер, чутко прислушавшись.
Голос был сиплым, низким, незнакомым и с ноткой угрозы. Даже не так - угрозы-насмешки. Говорящий, кажется, вовсе не ждал от Беса сопротивления. Или ждал, но хранил твёрдую уверенность, что сам он - сильнее, ловчее, выносливей.
Только мальчишки могли вести так себя в Квартале. Ни опыта, ни серьёзных стычек - город ещё давал им шанс подумать, что жизнь повернётся удачной стороной.
А Бес то знал - ни черта подобного.
День занимался над улицами Квартала. Тусклый, бледный, вязкий - тень дня. Клочья облаков, серо-бурых, давили сверху на землю, редкий луч света гулял по стёклам домов, если стёкла были, низкие пятиэтажки смыкали кольцом переулок, ветер крепчал. Где-то вдали, протяжно воя, дрались собаки. А люди, крича, ругались и рвали глотку друг другу в паре-тройке улиц по правую сторону.
День - он и есть день, светло. Но незнакомца было не увидеть, о прятался - за гаражами, в мутной тени. И, судя по тонкому звону ножей, с ним - двое-трое телохранителей.
- Ба, неужто Бес? Не забыл ли ты, чью территорию топчешь?
Голос - незнакомый. Но, раз зовёт Беса по имени - по тени имени, если угодно, - значит, знает. И недоволен, что Бес ступил на землю, которую мальчик считает своей.
Территория. Слово-ключ. И, вероятно, главное, за что цепляются в Квартале. Ещё деньги. Ещё еда. Ещё крыша над головой. Но мальчишки, зелёные, неумелые - ничего, кроме места, нет ценней для них.
Наконец, шагнув из тени, незнакомец ступил на свет. Мальчишка, как Бес и думал - пожалуй, лет восемнадцати, если не младше. Одет потрёпано, в старую кожанку, волосы взъерошены и торчат в разные стороны, будто солома. Мальчик улыбался. Кривил губы в усмешке и играл светом на острой стали ножа в руке.
Те двое, что вышли с ним, - тоже мальчишки. Один перебрасывал узкий клинок из ладони в ладонь, другой - держал руку на рукоятке пистолета за поясом.
Дети.
- Это место Волков, Бес. Ты зря не выбрал другую дорогу.
Волки. Так, значит, они зовут себя.
Бес склонил голову к плечу, изучая лица мальчишек. И быстро, спокойно прикидывал свои шансы на успех. Спокойно. Да, ненависть вспыхнула - на мгновение, но Бесу легко удалось пришпорить её. Опыт. Тренировка. Научился.
Бес шёл в кафе этим утром, добыть пищи на день и вечер. Он не хотел драться, он знать не знал, конечно, о том, что территория кем-то помечена. Волки, Медведи, Тигры - сколько их, разве упомнишь? Каждый день - новые, неопытные, зелёные, каждый день нужно рвать, отнимать право перейти через двор или сделать шаг по улице.
Бес не хотел драться. Но драка, как водится, сама нашла его. Ранним утром. Почти у дома.
Ну, и когда, в самом деле, город слушал желания мелких людей?
А дети, между тем, шагнули ближе. Убеждённые, что их больше, и, значит, победа легка. Они окружили Беса, толкая к кирпичной стене, скаля улыбки, играя оружием. Мальчики не боялись. И коротко, сквозь зубы, смеялись над Бесом.
Зря.
- Я не знаю, кто вы, Волки. Советую дать мне пройти.
Опыт - не пустое словечко. Года в Квартале дали Бесу, в числе прочего, способность к скорой атаке - чуть-чуть быстрее, чуть-чуть ловчее противника. Мальчишка-Волк едва успел махнуть рукой своим телехранителям, а кулак Беса опрокинул его на землю, лицом вниз. Так же быстро, ловко выхватив нож из ладони.
Телохранители мальчика опешили, - но, впрочем, ненадолго. Рыкнув - хрипло, низко, по-звериному, - они как звери припали к земле и кинулись на Беса. Оба. Разом. Думая, что численный перевес - важная деталь в драке.
Бес позволил им столкнуться лбами там, где мгновенье назад была его голова.
Пока мальчишки пытались понять, в чём дело, он дёрнул заточку из рук одного и пистолет - из рук другого. Два удара для верности дела - и оба мальчика лежали на земле, катаясь и постанывая от боли. Он хотел уйти - благо, туман, как бывает, наполз на утренние улочки Квартала, стелил клочья по земле, надёжно укрывал. Бес и выпрямился было, пряча добычу в карман, - но чья-то рука цепко дёрнула его за запястье.
Лидер шайки Волков смотрел на Беса с земли. Струйка крови тянулась от нижней губы к подбородку, под глазом быстро и явно выступил синяк, веко заплыло. Но мальчик крепко, жадно держал Беса, впиваясь ногтями под ткань пальто, под рубашку, под кожу. Он больше не усмехался.
- Т-тварь, - процедил сквозь зубы. - М-мразь. Ненавижу тебя. Убью. Ненавижу. Убью.
Пожалуй, сейчас в самом деле мальчишка был похож на волчонка. Припал к земле. Спина - тонкая напряжённая леска. Лицо -странно застывшая, мёртвая маска отчаяния и решимости. Тихий, гортанный рык рвётся наружу. А губа, приподнявшись, обнажает клыки, и мальчик скалился, готовый вцепиться в глотку Бесу. Вцепиться и убить.
- Ненавижу. Убью. Ненавижу, т-тварь пог-ганая.
Остро, ярко горела ненависть, когда, собрав последние силы, волчонок вскочил с земли и бросился Бесу на шею.
- Взаимно, мальчик, - сказал Бес, впечатав кулак с размаху в живот мальчишки. И исчез в дымке вязкого, привычного тумана, не обернувшись, чтобы посмотреть, что с детьми.
... Еду он обычно брал - без спросу и оплаты - в мелком кафе на крайней улице Квартала. Хотя кафе - громкое слово для низкого, грязного здания, с выбитым окном и дверью на одной петле. Да и тут, конечно, не угадаешь, когда повезёт, в каком месте лучше... Неудачный день сегодня, судя по всему. Только утро - а уже, против желания, нарвался на драку.
Пробраться внутрь, пока хозяин занят ссорой за первым столиком, схватить пару, тройку буханок хлеба с кухни, головку сыра, бутыль с горячим, если повезёт - не трудно. Бес научился таким трюкам сразу, едва понял, что так просто его никто не покормит. Он сделал всё в миг - и тут же, на ломаной, прогнившей скамье за углом, расправился с частью добычи.
Но, впрочем, расправился не сразу. Он позволил себе думать, прогоняя встречу с мальчишкой-волчонком в голове и сетуя, что утром - уже драка, хотя ничто не предвещало и драться не хотелось. Зря позволил. Зря ослабил напряжение. В Квартале чуть зазеваешься - и...
Чья-то рука, метнувшись, сгребла в охапку хлеб со скамейки рядом с Бесом. Он не сразу заметил её. Только позже, секундой позже, когда вор улепётывал, прижимая добычу к груди.
С тенью удивления Бес отметил, что это ребёнок. Не почти-взрослый, как шайка Волков, а мальчик, мальчик, едва старше шести-семи лет. Он, с трудом обнимая две толстых буханки, бежал по тропе в сторону, за кафе, за гаражи, в убежище. Поймать его было просто.
Одна затрещина - и хлеб, с ребёнком вместе, упал на землю. Бес нагнулся, прижав куртку воришки ботинком к земле.
- Глупый. Не умеешь - не берись.
Мальчик смолчал. Да и что, в самом деле, он мог бы сказать? Только вертелся. Пинал Беса, вертелся волчком и смотрел, сверкая глазёнками, снизу.
- Пусти!
Ещё попытка вырваться.
- Пусти!
Ребёнок, снова с тенью удивления отметил Бес про себя. Нет, казалось бы, чему удивляться, сам был таким, голодным и отчаянным, но...
Он отпустил мальчика. Тот вскочил, отпрыгнув шага на три в сторону, и сжал кулачки, оглядываясь, мечась, и замер, как тетива лука, как настороженный, испуганный зверёк в кольце свирепых охотников. Губы - плотно сжаты. Глаза - блестят. Личико - перекошено, и страхом, и отчаянием, и больной, обречённой решимостью.
Зверёк. Детёныш. Ещё не зверь. Он не хочет, как мальчишка-Волк, смерти Бесу, не цедит сквозь зубы "т-тварь п-поганая", не бросается, обезумев, чтобы вцепиться в глотку... Зверёк. Маленький. Чистый. Ему незнакома, пока, отрава дикой, горчащей злобы. Он, пока, не умеет толком ненавидеть.
Но научится. Кому, как не Бесу, об этом знать.
- Иди, - сказал он мальчику. И зверёныш, метнувшись быстро, исчез среди кустов и гаражей.
... Бес гулял по лабиринтам улочек Квартала до позднего вечера. От кафе на краю вниз, под гору, мимо мёртвых центральных проспектов, магазинов и служебных зданий к реке, оттуда - полем, и опять обратно по гулкой, побитой набережной. Он часто ходил так - каждый день, если быть точным. Редко через день. Шёл, чтобы идти, шёл туда, обратно и снова туда, кругами по лабиринту. И сидел на ступеньках лестницы, глядя на воду, до самой темноты.
Любопытно, - думал Бес, болтая в речной мути ногами, - любопытно. Может, есть шанс выйти из лабиринта, если ходишь по нему каждый день? Может, если свернуть не вправо, а влево, может, если выбрать другой коридор, другую ветку, то...
Наверху за перилами ограждения, когда Бес собрался уходить, стояла женщина. В платке, в потрёпанном, старом пальтишке. Он чуть задел её плечом, глядя под ноги, и буркнул:
- Простите.
Женщина резко дёрнулась от него. Так, что сам Бес едва не рухнул в реку по бетонным ступенькам. И прижала руки к груди, словно защищаясь. И блеснуло в глазах что-то, похожее на слёзы. И уголок её верхней губы поднялся, готовый выпустить рык.
"Ненавижу" - говорили глаза женщины. Она жгла, давила Беса ненавистью внутри своих глаз. Бросилась бы. Ей богу, бросилась бы. Или, может, сам Бес - он ощутил внезапно, как волна яркого, горького поднимается в нём. Злоба. Ярость на эту женщину, на тех мальчишек, на маленького зверёныша, на хозяина кафе, на...
Опасно.
Бес поспешил ретироваться. И быстро, не видя дороги, зашагал по улицам Квартала к своему дому. К подвалу, что звался домом.
От реки путь был недолгим - прямо по паре улиц, обсаженных фонарями, будто деревьями, через дворы, буйно заросшие травой по пояс, вдоль блочных многоэтажек туда, где дома победней и пониже. Впрочем, в Квартале бедность - понятие растяжимое. Высотки тоже едва ли могли нести знамя "богатый" с полным достоинством.
Лето. Ночь. Мрак, густой как чернила, бился вокруг Беса, подменяя утренний туман, полз за шиворот, в уши, глаза, рукава пальто... Мутный свет от фонарей едва разбавлял ночную темень. А эхо, играя, уносило гул шагов идущего на многие, многие мили вперёд.
Бес никогда не мог предсказать приход этого чувства. Но оно пришло. Как день назад, как, если быть честным, едва не каждый вечер с детских лет. Паника. Липкая, душная паника, ком поперёк горла, кусок льда в животе, тотальная потеря ориентации в пространстве.
Бес замер. Сглотнул. Глянул назад, вправо, влево, метнулся, сам не заметив, в одну и в другую сторону, пытаясь понять - где он, кто он, что за место, как найти свой дом...
И тут же дал себе приказ успокоиться. Встать прямо, ровно, вдохнуть воздух поглубже и успокоиться. Ты двадцать пять лет живёшь на этих улицах, Бес. А тем, кто с детства обитает в лабиринте, пора перестать бояться его. Ну же. Соберись, Бес, возьми волю в кулак.
Не дай себе заблудиться.
Едва подумаешь, оптимистично, что бедам конец, - они тут как тут. Из тьмы переулка, по правую руку, вдруг кто-то выскочил. Бес поймал движение, звук, конечно, - но не успел ничего сделать вовремя. Тёмная тень человека рыкнула, схватив Беса за шиворот куртки, и потащила в грязный, вонючий двор за низкой оградой.
Кто-то - мужчина, судя по всему, и сильный, - громко пыхтел в шею Беса. Его руки уже шарили по карманам одежды, а затем, ничего не найдя, принялись резко и грубо сдирать куртку с тела.
Маньяк и вор в одном флаконе. Повезло.
Конечно, о слове "драться" пришлось позабыть. Как и о том, чтобы достать из кармана пистолет, отнятый у мальчика-Волка. Очень красноречиво в бок Бесу тыкался нож, и настал черёд ещё одной способности, полученной опытом. Бежать. Резко нагнуться, нырнуть под руку маньяку-вору, впечатать кулак между глаз и бежать. Быстро. Куда угодно.
Благо, мужчина был явно пьян и упал, споткнувшись, шага через три. И, благо, пакет с остатком продуктов остался в руках у Беса.
Земля под ногами была мокрой, рыхлой и гадко сырой от утреннего тумана. Слепо таращились окна домов, выходящие во двор. Стены подступали, сжимая узким квадратом. Небо свинцом давило высоко - а кажется, низко, - над головой.
Бес бежал так быстро, как только умел. Оступился разок. Едва не упал, растянувшись на мокром асфальте. И бросил взгляд через плечо, чтобы проверить, не нагоняют ли его.
Мужчина, в рваном мятом пальто и с ножом, сидел на земле. Лицо - в пятнах грязи, пальцы - мелко дрожат, волосы - всклокочены и свалялись. Он явно оставил попытки достать себе жертву. Только сидел, молча, и смотрел в спину уходящего Беса из темноты. Тянул руку в странном, отчаянном жесте, как путник в пустыне за водой, и смотрел.
Его глаза горели. Очень, очень знакомым огнём. Рот дёргался, ладонь второй руки крепко сжимала рукоять ножа, ворочая им в лунке в земле, туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда. А губы странно, ритмично шевелились - человек говорил "ненавижу", быстро и без звука, говорил и говорил, говорил и говорил.
Впрочем, конечно, Бесу могло почудиться в темноте.
Лишь поздно, поздно ночью, с ломотой в мышцах и царапиной от ножа, Бес рухнул на пол в своём подвале.
С трудом, но жить здесь было можно - само собой, Бес видал места и похуже, и поменьше, и погрязней. Одна лампочка качалась под потолком, то потухая, то зажигаясь. Блик света плясал по мокрым стенам. Тонкий писк и цокот лап в дальних коридорах - крысы. Матрас, старый, грязный и изъеденный кем-то, на полу.
Нет сил. Руки, ноги, каждая клеточка тела - подчистую, выбита, выжата, не шевельнуться, не приподняться. Стареешь, Бес, - одна драка, одна пробежка, а ты устал...
Нет сил. Только лежать, раскинув руки, закрыв глаза, лежать и ни о чём не думать. Обычный день - и конец дня - в Квартале для Беса. Для любого, кто живёт здесь.
Он ненавидел город. Безумно, сильно, без остатка, всей душой. Кажется, ненависть жила в нём - с первого дня, с первой секунды жизни в Квартале.
"Проклятого" места. Округа нищих. Свалки, куда власть города, подумав, решила спустить все отбросы высокого общества. Воры, убийцы, насильники, другие... Так проще. Быстро, логично и проще, чем что-нибудь ещё.
Но помойный контейнер полон. И, пожалуй, мусор теперь льётся через край.
Он родился в Квартале. И не мог был сказать с точностью, кем были его мать с отцом, куда исчезли, почему оставили его. Впрочем, едва ли кто из жителей Квартала знал это - что о Бесе, что о самом себе.
Нет родителей - нет и того, кто дал бы имя с фамилией. Никто и кличку - Бес - не стал бы, конечно, использовать, если б он сам, когда подрос, не пустил бы её по слухам. А люди, у которых он жил, не звали его никак. Не видели. Едва ли часто вспоминали, что где-то рядом есть он. Мальчик без имени.
Он родился в Квартале. А значит, вся его жизнь была замкнута там и только там. На пыльных улицах. В душных подвалах. В тени бесконечных низких гаражей. В чернильном, вязком сумраке ночью и мокром тумане днём.
Чужому, нездешнему человеку могло бы показаться - ерунда. Только и нужно, что пройти чуть вперёд по широкому главному проспекту, за ряды домов, ночных кафе, грязных лавочек, магазинов; и вот они - округ среднего класса, округ богачей, весь город, как на ладони.
Но Бес знал, как, впрочем, знает любой другой житель Квартала - без толку. Иди, не иди, смотри, не смотри - без толку. Им нет пути отсюда. Прочие округи, город - закрыты для них. Они заперты. И стена до тяжести неба - не ощутимая, не настоящая, нет - отсекает Квартал от внешнего мира. Деля территорию, как полагается, на жилища приличных людей и контейнеры для отбросов.
Границу не пересечь. И не имеет значения, что никто не возводил кирпичных преград, не рисовал линий, не ставил заборов... Из Квартала не уйти.
Он родился в Квартале. И дикая помесь - мест, людей, звуков, запахов - окружала Беса с самого детства. Он кочевал, как горстка мусора, со свалки на свалку, от одних людей к другим, из одного места в другое. Куда-то Бес шёл наниматься работать. Куда-то - на одну, две ночи провести. Мальчишку без имени гнали, били, ругали, мешали с грязью, он много раз был проклят и осыпан масштабной бранью.
Но Бес не уходил. И слова не говорил, и хоть жеста не делал, чтобы дать сдачи обидчикам. У Беса была цель - дождаться. Вырасти и дождаться, наконец, того времени, когда он сам сможет обеспечить себя.
Обеспечить в Квартале - значит, выучиться трём, равно важным и нужным, наукам. Красть. Бить. Бежать. Если хочешь, конечно, чтоб у тебя была крыша над головой, корка хлеба на ужин и жизнь.
Опыт - не пустое словечко. Скоро Бес многое мог, был на многое способен и обратился Бесом из мальчишки без имени. С детских лет он жил сам, только сам, своими силами. С детских лет он крепко усвоил, что, если не выдрать с кровью дни, минуты, секунды жизни из пасти голодного города - он проглотит тебя.
Многим вещам обучил город мальчика Беса с тех пор. Воровать. Драться. Убивать. Прятаться. Убегать. И ещё одному, главному, - ненавидеть.
Он ненавидел всех. И людей, живущих с ним в одном Квартале. И людей, что счастливы за "стеной". И людей, что, наверное, обитают в других местах, в других странах, на других континентах. Всех. Одинаково прочно, сильно, безумно, без остатка.
Но, впрочем, то были обломки, осколки одного, большого, общего чувства. Ненависти. Единой. Обращённой к тому, кто заслужил её сильней всех прочих - к городу.
Бес ненавидел город. Каждую улицу, каждый камень, каждый дом и цветок на газоне, кафе, скамьи в парке, перила на лестнице у набережной реки. Город сломал ему жизнь. Город изматывал его, терзал, выжимал до капли, тянулся к нему лапами улиц, проводов, веток деревьев...
Он был всегда. Он был везде. Ни на миг, ни на долю секунды от него не найти спасенья. Город справа, город слева, город со всех сторон, и он душит, он затягивает тебя - глубже; всё сильней, глубже и глубже, как паутина дикого паука... Да, паутина. Тупой, бесконечный лабиринт, откуда выхода нет.
Что толку идти по узким, извилистым без конца коридорам с кем-то. И Бес, конечно, с полным правом мог бы назвать себя одиночкой. Он жил один. Он ходил по улицам один, один дрался, крал, убивал, спасался бегством... Одиночка. Но нет смысла в этом слове, если каждый в Квартале - в городе, в мире - одиночка. Если все варятся, как мясо, в одном общем котле, и всем плевать, что будет с соседом по вареву.
Ночь давила с чёрных небес, затемняя улицы Квартала. Ни луны, как часто бывает. Ни россыпи звёзд. Только мрак, густой и тягучий, будто чернила. Пожалуй, самое лучшее, что можно сделать в такой поздний час - не совать нос из дома, спать и видеть сны.
Бес сидел, спустив ноги, на краю крыши дома в пять этажей. Какого-то. Случайного. Сидел, чувствуя, как ночной ветер хватает за кожу, и смотрел за движением фигурок внизу. За варкой месива - густого, вязкого, бестолкового, куда, не глядя, бросили по куску одного, и другого, и третьего...
А люди бегают. Зная, что вариться им и вариться до конца своих дней. Однако - не делают попытки вырваться. Почему?
Бес сел, потянулся, лёг, скрестив руки, пристроил голову между ладоней и стал смотреть. Снова. Которую ночь подряд его тянет сюда, на крышу, и мешает, и не даёт успокоиться, трещит беспокойно в голове...
"Почему?" - вопрос из категории "очевидно". Бес с детства знал ответ на него. А сейчас, с крыши наблюдая за движением варева, лишний раз убедился.
Люди, может быть, когда-то, где-то делали попытку сбежать из котла. Но не здесь. Не в Квартале. Один раз подумав, что ничего не выйдет, ощутив, что всё кончено, они легко оставили борьбу и замкнулись, дружно, внутри себя на все замки.
Разочарование. Недовольство. Обида. Усталость. Злость. Люди нашли в своей душе столько разных, грязных, застаревших чувств, что принялись, как безумные, пестовать их. И обижаться. И проявлять недовольство. И разочаровываться. И злиться. Котёл ощущений в груди у каждого кипел - но, в итоге, принимал форму, единую форму, прочно обосновавшись.
Ненависть. Люди Квартала ненавидели друг друга. И здесь не имело значения, хочешь ли ты лично убить-ограбить этого человека, лично он обижает тебя, или ты, к примеру, в первый раз в жизни видишь его. Ненависть. Люди Квартала желают смерти каждому, до единого, человеку, кроме себя самих. И злятся. И пестуют злобу внутри, спуская наружу, и делают гадости, и кричат, и махают ножами, убивают, грабят... Им кажется - так лучше. Ударишь, подставишь, скажешь едкое слово - и лучше, и котёл внутри затихает, не булькает, не плюёт вокруг себя горячие искры. А жизнь светлей. А в жизни - смысл.
Но, разумеется, эффект средства недолгий и ненадёжный. Котёл вернётся. Пустота снова будет варить, жечь тебя изнутри, тошнотой вставая поперёк горла, холодя всё от кончиков пальцев до позвоночника, будет давить, тянуть, душить, сминать... Этому нет конца. От этого не избавиться. И не поможет ненависть выбраться из стен тупого, бесконечного лабиринта, из липких сетей огромной паутины. Город поймал их. Город не отпустит их.
Но лучше ненависть. Лучше ненависть, чем вовсе ничего. Она держит Беса на плаву в вязком вареве жизни - и тех мальчишек, ту женщину, того ребёнка, маньяка, всех людей. Лучше так, псевдовыход, если выхода нет. Лучше так, псевдовыход, чтобы выпустить тьму из себя наружу и сказать - да, мне стало лучше, да, я стал счастливей и понимаю, зачем живу.
Любая опора лучше пустоты под ногами.
Бес сплюнул вниз, на тёмный в сумерках тротуар, ругнулся и, как мог быстро, ушёл с крыши. Он ощутил ненависть. Жадную, горькую, на части рвущую ненависть внутри. К городу. К людям. К проклятому, мерзкому лабиринту.
Бес всем людям внизу, мысленно, сказал, что ненавидит их. И ушёл, пока едкое чувство не сорвалось с тонкой цепочки контроля, как день назад на женщину у реки. Ему знакомо это состояние, очень знакомо... Оно опасно. Поддаваться нельзя.
Бес не успел. Он понял, что не успел, когда ему навстречу попался человек, выходящий из ночного кафе, когда его губа приподнялась, пуская на волю рык, спина выгнулась, а нож хрипло, резко вошёл к бок. В бок человека.
Бес не сразу смог понять, объяснить себе, что случилось. Его глаза, наученные опытом, видели муть вокруг, черноту неба над головой, и фокусировать взгляд не хотели. Но он заставил. И выхватил из вязкой черноты улиц нож, окровавленный, в своей руке; человека, в луже крови, на асфальте у себя под ногами.
Бес не сразу смог понять, что бежит. Бежит быстро, куда глаза глядят, со всех ног, и сердце бешено бьётся о рёбра... Паника. Паника, страх, ужас, отвращение, стыд, - всё смешалось, запуталось внутри Беса, подменяя то, из-за чего секунды назад он пырнул ножом человека.
Ненависть. Бес не донёс ей, не сдержал, не смог... Он шёл домой по тёмной улице лабиринта. А человек, выходящий из ночного кафе, на миг попался ему на глаза. Он даже не смотрел на Беса. Даже не знал, что Бес где-то есть за его спиной. Но по причине... неясной причине... стена в груди Беса рухнула, как не было её. Разум умер, как не было его. А котёл внутри плюнул, обжёг ярким огнём, вспенил кровь, сдавил горло, сжал нож в руке и всадил острое лезвие в бок человека, незнакомого человека. Чтобы дать чувству ненависти выход.
Псевдовыход.
Бес бежал, пока ноги не отказались нести его. Он споткнулся, упал, пройдясь носом по земле, едва сумел встать, добрался до ближайшей скамейке и рухнул. Ни чувства. Ни мысли. Только странная, бурная мешанина эмоций внутри, и понимание, что он, Бес, только что убил... или, может, почти убил... человека. Незнакомого человека.
Конечно, Бес убивал ни раз. И намного чаще видел, как убивают другие. В самом деле, какое значение может иметь жизнь соседа по вареву, но сейчас... Когда он набросился с ножом на незнакомого, ни в чём не повинного человека....
А что, если он умер? А что, если этот незнакомец, не угрожавший Бесу, не владевший едой-оружием-крышей над головой, хоть чем-нибудь, что можно было бы отнять, то есть оправдать свой поступок, - умер? Вот так, от вспышки, бесцельной, тупой вспышки гадкого чувства?
А что, если другие люди, убитые Бесом, умерли так же? Ради псевдовыхода. Не потому, что отнимали что-то, хотели лишить жизни, обижали, вставали на пути - ради псевдовыхода. Чтобы Бес мог сказать себе - мне лучше. Чтобы мог решить, что в его жизни нашёлся какой-то смысл.
Что, если это - не в первый раз?
"Нельзя так дальше" - думал Бес, пока спешил домой по улицам лабиринта.
Мотоцикл в старом гараже неподалёку от подвала Бесу достался случайно. В драке. Он отключил владельца, а доброй машине, в самом деле, нельзя же пропадать. Бес не ездил на нём. Загнал в гараж и давно - ни разу - не ездил. Ну что ж - пришла, видимо, пора пустить в ход железного коня.
Нельзя так дальше - решил Бес. И решил твёрдо. И чувствовал, что это - правда. Первая правда в Квартале за столько лет.
Он нёс с собой ненависть с первой секунды жизни. Он шёл с ней, варился в ней, убеждая, что без ненависти никак, что город - мерзкий, жестокий, прогнивший насквозь, и Квартал, и люди, и небо, и мутные воды реки. Он ненавидел всё. Он толок, словно муку, в себе ненависть бесконечно и знал, что она, по крайней мере, всегда будет с ним, всегда будет держать его. Но...
Псевдовыход - не выход. И ненависть не укажет путь из лабиринта наружу.
Что ж. Нужно искать. Настоящий, истинный выход, пока не поздно, пока, в конце концов, в Бесе не станет ненависти больше, чем его самого.
Бежать. Бес не мог бы сказать, как понял это, но он знал чётко - бежать. Из Квартала, из города, из лабиринта ненависти - куда угодно, и плевать, что ждёт за городскими стенами.
В Квартале много говорили об этом. Что, мол, если выйдешь из города - гибели не избежать. Ни воды, ни еды, ни крыши над головой, ни документов - кому нужны там, в других местах, жители свалки-Квартала? Впрочем, была другая версия. Кто-то твердил, что из города и вовсе выбраться шансов нет. Мол, стоят там, на выходе, солдаты, вооружённые до зубов. И любого, кто шаг сделает к границе, расстреливают на месте.
Люди верили. Той ли версии, иной ли - но верили, и никто не делал попыток уйти из Квартала. Зачем? Ясно же, что ничего не получится.
Но если - попытаться?
Бес мчал на мотоцикле по ночным улицам Квартала. Мимо кафе, где воровал еду. Мимо подворотни, где на него напал маньяк. Мимо гаражей, где мальчишка-волчонок твердил: "Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу". Мимо набережной реки. Мимо дома, где жил когда-то в детстве и откуда сбежал. Мимо мусорных бачков, выбитых стёкол, клубков дерущихся, криков и глаз, смотрящих зверем, и ртов, что скалятся, рыча. В уши Бесу бил резкий, холодный встречный ветер, и туман стлался за ним по земле, оплетая колёса мотоцикла, оседая в волосах. Бес уходил. К настоящему, не псевдо, выходу из паутины улиц Квартала, из цепких лап города, из лабиринта ненависти.
В жизни Беса, по-прежнему, не было опоры, на которой он мог бы крепко стоять. Бес не знал, что ждёт его за стенами города - охранники, вооружённые до зубов, голод, холод, нищета или что другое. Бес ещё, как раньше, был мальчиком без имени.
Но он чувствовал, физически, кажется, как ненависть уходит из него. Как ветер, подхватив, уносит её обратно, в котёл лабиринта Квартала, к другим людям, верящим в псевдовыход. Никогда в жизни Бесу не было так хорошо, легко, свободно. Никогда он не дышал так глубоко, всей грудью, до рези в лёгких.
Бесу вовсе не хотелось ненавидеть вновь. А остальное, а неизвестность, ждущая впереди - чёрт с ним.